– Вик…
– М-м-м?
– А тебе его девушку совсем не жалко?
Отрываю взгляд от экрана компьютера и несколько секунд тупо моргаю, не сумев так просто переключиться с одного на другое. Мысли целиком и полностью в проекте. Осенью у нас всегда много работы. Весной тоже. Летом чуток поменьше. Но это то самое время, когда мы наращиваем жирок, чтобы продержаться в менее сытые зимние месяцы.
Так что там про жалость?
– Чью девушку?
– Мира.
– Не знаю, Наташ. Скорее, я о ней не думаю.
Мир был прав. Со временем я неизбежно разочаровалась в людях. Той девочки, которая сопереживала всем на свете и всем хотела помочь, больше нет. Пусть я и не очерствела полностью, приоритеты все же сместились. Жалко ли мне Лену? Ну, во-первых, рано ее жалеть. Мир ничего еще не решил. А во-вторых, себя мне гораздо жальче. Лене сколько? Я не знаю… Лет двадцать пять? Она красива и здорова. Даже если наш ребенок станет камнем преткновения в их отношениях с Миром, у нее все еще будет. И мужик, и семья, и дети.
Это у меня – последний шанс. И если надо, я буду за него биться, затолкав жалость, эмпатию и сочувствие куда подальше. Простите, но даже не стыдно.
К тому же да, не стоит забывать, что Мир вполне может не согласиться, решив, что проблемы с девушкой не стоят… Не стоят… Ч-черт!
Не могу. Каждый раз стопорюсь, когда прихожу в своих мыслях к тому, что она, наверное, очень много для него значит. Это невозможно принять. Просто невозможно, и все тут. И пусть я понимаю, насколько это глупо, пусть я осознаю, что он прав – ни один мужчина на его месте не смог бы жить одним только прошлым, это понимание не спасает меня от боли.
– Не смотри так! Я же тебя не осуждаю, – бормочет Наташа, – просто подумалось вот. Она ведь ни в чем не виновата, да? И ты сама говоришь – неплохая вроде девчонка.
– Неплохая. Но тут каждый сам за себя.
– Представляешь, как сложно быть богом? Когда один об одном молится, а другой – о прямо противоположном, невозможно всех осчастливить.
– Суровая правда жизни, – пожимаю плечами.
– Ага. Селява. Кстати, Вик, чуть не забыла – мы ведь уже оплачивали эти счета, а они опять у меня в папке.
С облегчением зарываюсь в документы. Все же мне сложно даются разговоры такого толка. Может, жалость к Лене сильнее, чем я готова это признать. Но кто меня саму пожалеет?
– Это я видно по ошибке сунула. Прости.
Рву бумажки и отправляю в корзину. А когда выпрямляюсь, взгляд утыкается в мнущегося на пороге Валеру. Для человека, до утра заливающего горе, он выглядит преступно свежим.
– Привет.
– О, Валер. Привет, – улыбается моему парню Наташа. Молюсь, чтобы ей хватило ума его не прикалывать. Зачем Валере знать, что мы с утра успели перемыть ему кости? Даже если сам он полночи жаловался на меня тому же Гаму. Ну не один же он пил, да?
– Привет, Наташ, – хмурится. – Я ненадолго. Можешь нас оставить? Надо поговорить…
– Конечно, – нараспев протягивает Егорова. И подмигивает: – Хорошо выглядишь.
– Ага. Спасибо. Ты тоже.
Остаемся одни. Несмотря на то, что Валера пришел поговорить, начинать он не торопится. Повернувшись к стене, изучает украшающие ее черно-белые старинные фото садов. Английского, японского, итальянского… Как будто впервые их видит. А я его не тороплю, понимая, как нелегко Валере приходится, и всем сердцем ему сочувствуя.
– Я ни черта не помню, – наконец, выдает он. – Я тебя как-то обидел?
– Ты пытался закатить мне сцену ревности. Я на это не повелась, и тогда ты уснул.
– А ты? Ну, в смысле… Ты пошла на диван?
– Я пошла на работу, Валер.
– И, типа, у нас все нормально?
– Это ты мне скажи. У тебя же назрели ко мне претензии.
– Блядь! А что мне было думать?! Ты бросила свою тачку у ворот бывшего.
– Я понятия не имела, что это его ворота! И я не бросала ее. Она заглохла! Р-р-р, – рычу я, зарываясь пальцами в волосы.
– Супер. Но почему ты не рассказала о том, что его встретила?
– Потому что знала, как ты отреагируешь. Мне это нужно? Нет. Давай сойдемся на том, что если я найду мужика получше, сразу дам тебе знать.
– Зашибись, – фыркает Валера.
– Если ты обещаешь мне то же, я буду только за.
– Да блядь, я не собираюсь искать другую! Сколько раз мне еще это повторить?
– Так я тоже не собираюсь.
– Угу. Они сами тебя находят, – язвит.
– Даже если так! В чем здесь моя вина? Я много раз бывала у Зои Константиновны. Откуда мне было знать, кто ее сосед?! А если бы знала, почему я должна от него прятаться? Ты сейчас будешь злиться, но ведь это и впрямь какой-то, блин, детский сад. Я его десять лет не видела!
– О, ну конечно. Чуть что – сразу детский сад. Больше аргументов нет.
– Ну, так веди себя как взрослый мужик, а не как…
Договорить не успеваю, потому что Валера затыкает мне рот поцелуем. Глубоким и злым, так что кровь на губах чувствуется. Знаю, что если сейчас его оттолкну, то лишь еще больше спровоцирую. Поэтому просто расслабляюсь. И позволяю его сильным рукам мять мою задницу и выкручивать напрягшиеся соски.
– Валер…
– Заткнись, Вик, ей богу… Лучше помолчи.
Смеюсь. Обычно он со мной ведет себя гораздо более деликатно, а тут – ну просто зверь. И мне становится так неожиданно хорошо от его направленных на меня эмоций. Я впускаю их в свою скребущую пустоту, как впускают обезболивающее в вену бьющемуся в агонии пациенту хосписа.
Целую в ответ, гладя колючие щеки.
– Ну и перегарище, Валер… – фыркаю.
– Доводишь! – прикусывает мою губу.
– Ответ неверный, – бью его по шарящим по моему телу ладоням.
– Ладно, постараюсь больше не пылить, – обещает, утыкаясь прохладным с похмелья лбом в мой и проходясь рукой от затылка к шее.
– Для этого просто нет повода.
– Угу. Просто… Не знаю, Вик, я, наверное, ревную к тому, что у тебя была какая-то жизнь до меня. Ты-то у меня первая.
– Да ладно.
– Я имею в виду – в плане чувств. А ты про что подумала? – обаятельно улыбается. И я целую его прямо в эту улыбку. Сначала нежно, едва касаясь губами губ, потом с все нарастающей жаждой. Как-то очень скоро становится пофиг даже на его перегар. И как ни странно, именно это «пофиг» становится ключом к темнице, где все это время хранились воспоминания о нас с Миром. Мне было плевать, чистый он или грязный… Главное, что живой. Когда он возвращался из своих проклятых командировок, я просто не давала ему дойти до душа. Набрасывалась с порога, как будто только так, отдав ему всю себя, могла убедиться, что мне его возвращение не снится. Я как сейчас помню, как он пах. Это был аромат, настоянный на диковинной смеси адреналина, пороха, солдатских берцев и слежавшейся в рюкзаке гимнастерки.
Воспоминания о Мире подогревают кровь. Так нельзя, это неправильно. Но у меня нет сил этому противостоять.
– Надо дверь закрыть, – мелькает здравая мысль. Глаза Валеры расширяются, ему сложно поверить, что я готова дать ему в своем кабинете. Да я и сама не верю, чего уж. Валере хватает двух секунд, чтобы метнуться к двери и вернуться ко мне. Зажмуриваюсь, то ли чтоб отогнать от себя непрошенные воспоминания, то ли чтобы окончательно в них утонуть. Ощущаю на шее неровное, обжигающее дыхание вдавившегося в мое тело парня. Его немного шершавую ладонь, теперь уж без всяких церемоний и колебаний пробравшуюся мне под юбку и замершую в местечке, где трусики стыдливо скрываются в промежности. Развожу ноги, позволяя ему исследовать это место тщательнее. С каждым его движением становясь все покорнее и ненасытнее.
Сама спускаю трусы вниз по ногам. Валера помогает, стаскивая бесполезную тряпочку, зацепившуюся на каблуке. Вертит в пальцах.
– Смотри, ты сама выбросила белый флаг, – смеется, пожирая меня поплывшим невменяемым взглядом.
– Ага. Может, хватит болтать?
Подавившись смешком, Валера обхватывает мою задницу одной рукой, а другой, придерживая за лопатки, водружает на стол. Откинувшись на локти, нетерпеливо ерзаю. А парень как будто никуда не спешит – медленно-медленно наклоняется и поочередно вбирает в рот соски, срывая с моих губ тихие стоны и беспорядочные «еще», «так хорошо», «да-а-а», чтобы помучив так меня еще какое-то время, с силой вонзиться. Я кончаю в тот же момент. Все одно к одному – прошлое, настоящее… Не задумываясь о том, насколько это нечестно по отношению к Валерке, выгибаюсь всем телом на неудобной твердой крышке стола и остервенело его сжимаю. Он разряжается во мне долгими и мощными залпами. И в моменте мне до того хорошо, что этого как будто достаточно.
– А ведь правду говорят, что лучший секс – секс после ссоры, – улыбается. – Надеюсь, у тебя есть салфетки.
– В верхнем ящике. Мне тоже дай, – морщусь, потому что стоит пошевелиться – и по ногам течет. Но ни он, ни я не успеваем ничего сделать, когда в дверь стучат и тут же нажимают на ручку. Смотрю на нее, как загипнотизированная. Адреналин пульсирует в ушах, сердце оступается. И дурацкий страх, что я могла оставить дверь незапертой, разгоняет по венам ужас, замешанный на каком-то совершенно идиотском веселье.
– Кого-нибудь ждешь? – округляет глаза Валера.
– Нет. Одевайся. Ничего страшного.
Приведя себя более-менее в порядок, ставлю на проветривание окно. Уж слишком здесь пахнет сексом. И только потом открываю дверь.
– Так я могу это все расценивать, как добро на мой переезд к тебе? – уточняет Валера, игриво покусывая мое ухо. Щекотно, я смеюсь, но ровно до тех пор, пока не замечаю застывшего на пороге… Мира.
– Эм… – дергаю плечом, сбрасывая руку Валеры, – Привет.
– Добрый день. Смотрю, я не вовремя.
Кажется, я могу порезаться о бутылочное стекло его глаз. Мои щеки стремительно наливаются румянцем. Какого черта вообще?! Мажет взглядом по растерянной физиономии Валеры, развороченному столу, к окну… Задерживается на нем, дергает крыльями носа, будто принюхиваясь, и буквально меня расчленяет! Разве не он меня убеждал, что надо жить настоящим? Вот я и живу. Что теперь не так?
Хочется встряхнуть его и спросить, да. Какого черта?! И видно, не мне одной. У Валеры вон тоже едва дым их ушей не валит. Успокаивая парня, ласково сжимаю его руку. Не надо! Сам же себе не простит, если уподобится сейчас истеричке.
Будто услышав меня, Валера берет под контроль эмоции и даже первый протягивает Миру руку для пожатия.
– Добрый день. Мы уже закончили.
– Я так и понял, – с каменным лицом замечает Мир. – Смотрю, у тебя свободно со временем. Уделишь мне пару минут?
Вот как он умудряется двумя словами выбивать опору у меня из-под ног? Просто талант у человека. Стыдно ли мне? Нет. Ни капли. Просто жаль. Очень жаль девочку, которая верила, что он будет моим единственным. Следующий мужик после Мира случился у меня лишь через четыре года. Я потом сутки блевала. Не потому, что было как-то ужасно. Так я, наверное, избавлялась от рухнувших в один миг надежд.
– Валер?
– Ага. Я пойду. Не забудь, включи звук на телефоне. Я еще позвоню.
– Не забуду.
Напоследок Валера машет рукой и скрывается за дверью. Это означает, что мои доводы возымели действие, и он действительно поверил, что меня можно оставить наедине с бывшим, и мир не рухнет.
– Ты ему не ответила.
– А?
– Он спросил, может ли к тебе переехать, а ты не ответила.
– Отвечу. Мы никуда не спешим. Ты же не об этом пришел поговорить?
– Почему же?
– Очевидно, потому что тебя это не касается.
– Я бы так не сказал, Вик.
– Вот как? Это что, ревность, господин Тарута?
Господи, я что, кокетничаю?
– Это здравый смысл. Если я соглашусь на ребенка, мне надо понимать, в каких условиях он будет жить. И с кем.
Ну, конечно же. Завьялова, ты идиотка, каких свет не видел! Разве можно быть такой дурой?
– Ты хочешь обсудить это сейчас? У тебя есть какие-то условия?
– Да. У меня есть условия.
– Хорошо. Я согласна.
– На что? Я вроде их еще не озвучил.
– Но ясно дал понять, что не хочешь, чтобы я съезжалась с Валерой. Я согласна.
– Когда я такое сказал? Вик, ты опять додумываешь. Я не жду, что ты поставишь крест на своей личной жизни. Но мне важно убедиться, что рядом с тобой адекватный, психически уравновешенный человек с понятными мне ценностями.
– Постой… То есть ты все-таки согласен? – шепчу я, округлив глаза.