Обречен тобой

Глава 11

Мир отходит к окну, оставляя меня томиться от неизвестности у него за спиной. Просовывает руки в карманы.

– Я могу говорить как есть, не боясь обидеть твои нежные чувства?

Его голос звучит так спокойно. Он вообще производит впечатление очень уравновешенного, степенного человека. Как будто за время, что мы не виделись, Мир победил всех своих демонов, обтесал углы, смягчил острые линии и, наконец, стал таким, каким его и задумывала природа. Стопроцентным мужчиной.

Чужим?

Наверное. Но как же нелегко, оказывается, осознать эту правду.

– Да, – откашливаюсь, – конечно.

– Я не буду врать, что в восторге от этой затеи.

– Ясно. Но тогда зачем тебе соглашаться?

– Затем, что, вполне возможно, эмбрионы окажутся нежизнеспособными, а мы никогда этого не узнаем, не попробовав. Не хочу всю жизнь потом винить себя за то, в чем моей вины не могло быть априори.

– То есть, соглашаясь, ты, тем не менее, надеешься, что ничего не получится? – хмурю брови, старательно переваривая услышанное, чтобы не подавиться им.

– Нет. Я хочу, чтобы мы точно знали, что сделали все от нас зависящее. И если ты останешься бездетной, то не потому, что мы не попытались. Так яснее?

– Хочешь облегчить себе совесть, – понимающе киваю я. – А если все же получится? Что ты планируешь делать тогда?

– Если ты о моем участии в жизни ребенка, то сейчас сложно судить об этом наверняка. Никаких родительских чувств у меня нет. Надеюсь, ты это понимаешь. А как будет, когда он появится – я понятия не имею.

– Значит, ты не исключаешь, что влюбишься в него с первого взгляда, – цепляюсь за что угодно, лишь бы оставить Таруте шанс проникнуться нашим малышом, а там – как знать?

– В этой ситуации я ничего не исключаю.

Потому как надеется, что никакой ситуации в принципе не возникнет. Пытаюсь осознать, какие чувства во мне это вызывает, но пока в них царит сумбур.

Мир поправляет манжету. Проходится крупными пальцами по сухожилиям на тыльной стороне ладони. Весь такой отстраненный. И строгий. Далекий, как никогда. Что-то екает в груди. Сжимается под грузом сомнений. Имею ли я право так нахально лезть в его жизнь, осознавая, что пытаясь поступить по отношению ко мне честно, он поступает нечестно по отношению к себе самому и своему настоящему. Что это просто жалость. Банальная жалость к несчастной девочке, которую он когда-то давно любил. А ведь я терпеть не могу, когда меня жалеют. Впрочем, ситуация такова, что мне придется сожрать это блюдо под любым соусом. И, наверное, хорошо уже то, что я прекрасно осознаю реальность.

– Тогда нам нужно будет обратиться в клинику. Ты дашь нужные разрешения, и я начну подготовку к процедуре.

Мир отрывисто кивает. Похлопывает по внутреннему карману, словно вспомнив о чем-то важном.

– Я узнавал. Это недешёвое удовольствие. Поэтому я…

– Хочешь предложить мне денег? – недоверчиво вскидываю брови.

– Ну, да. Почему нет?

Это то, что в нем не изменилось: если уж он за что-то берется, то предусматривает сразу все. Мир может сколько угодно абстрагироваться от происходящего, но это не изменит вот какого факта – я точно знаю, что не одна. Чем бы это все не закончилось. В носу щиплет от подступающих слез, горло перехватывает от эмоций. Приходится откашляться, чтобы продолжить:

– Спасибо, конечно. Но я хорошо зарабатываю. А вот если все получится, то я не стану отказываться от твоего финансового участия в жизни ребенка. Кстати, ты еще не думал, кого бы хотел больше?

– Что?

– Кого бы ты хотел? Дочь или сына?

Мир моргает, впервые за время этого разговора демонстрируя мне растерянность, свойственную в такой ситуации, наверное, каждому человеку.

– Мне без разницы. Но врач, с которым я говорил, дал понять, что лучше подсаживать сразу два эмбриона, на случай если один не приживется. Можем подсадить разнополых и предоставить выбор судьбе, – усмехается.

– Отличное предложение. Так и сделаю, – уверенно киваю, тем самым вроде как подводя черту под нашим разговором. Однако расстаться на этой высокой ноте у нас не выходит. Все портит влетевшая в кабинет Наташка.

– Вик, капец! Там маманя твоего Валерки требует встречи. Думаю, будет скандалить, что ты трахаешь ее сыночка. Ой, здрасте… – затыкается, наконец, увидев Таруту и сходу въезжая, перед кем выставила меня полной дурой. Краснеет, бледнеет, пока я всеми силами пытаюсь сохранить изрядно потекшее лицо.

– Здравствуйте, – насмешливо кивает Мир.

Твою мать. Что могло быть хуже?

– Э-э-э, здравствуйте. Я не знала, что ты занята. Прости.

– Мы уже закончили, – отмахиваюсь, мужественно встречая взгляд Таруты.

– Проводишь? – вздергивает бровь.

Вот гад. Мало ему моего унижения, что ли? Вон как веселится! К нему, небось, не прибегали ничьи родители выяснять отношения. И это какая-то вселенская несправедливость, учитывая тот факт, что я старше Валеры всего на восемь лет, а Мир старше Лены по меньшей мере лет на пятнадцать.

– Конечно, – вздергиваю подбородок. Я тоже изменилась, да. Отрастила зубы, вынужденно осмелела. Жизнь заставила. И если Мир этого еще не понял, его ждет большой сюрприз. Не знаю, приятным он для него будет или нет. Ожидаемым или неожиданным. Запнется ли он об это вообще, или не заметит даже, потому что в принципе обо мне не думает. Что скорее всего.

Наташка сбегает из кабинета первой. Следом выхожу я с Тарутой. Чуть полноватая стильно одетая женщина ожидает меня у ресепшена. Я сразу понимаю, что это она, ведь они с Валерой очень похожи.

– Ну что? Пока? Я узнаю, когда нас смогут принять, и сообщу тебе.

– Хорошо. Пока, Вик.

Мир уходит, не преминув пройтись взглядом по моей посетительнице. И хоть я благодарна ей, что она не набросилась на меня с порога с упреками, все равно не могу простить, что ее визит испортил прекрасное послевкусие от нашего разговора с Миром. Я даже не успела толком осознать, что, возможно, вот-вот стану мамой! Что он согласился. Он согласился! Аа-а-а!

– Добрый день. Я могу вам чем-то помочь?

– Добрый. Вы ведь поняли, кто я?

– Поняла.

– У меня к вам разговор. Может быть, пообедаем? Здесь неплохой итальянский ресторан.

Ну, выбирая между спокойным разговором за обедом и скандалом у меня в приемной, я, конечно, предпочту первое.

– Хорошо. Но, боюсь, у меня не слишком много времени.

– А я много и не займу.

Развожу руками и киваю на дверь, ведущую к выходу.

– Только сумочку захвачу.

До лифтов от нас надо чуть-чуть пройтись. Повисшая тишина вызывает некоторое чувство неловкости. В лифте проще – и ехать недалеко, и в кабине мы не одни.

– Нам столик на двоих в каком-нибудь местечке потише, – просит… господи, я ведь даже не знаю, как ее зовут!

– Я, кстати, Юля, – считав мое напряжение, представляется Валеркина мать. Интересно, не назвав отчества, она пытается меня к себе расположить или, напротив, нападает, подчеркивая нашу не слишком-то большую разницу в возрасте?

– Вика. Но вы уже в курсе.

– Да. Валера много о вас рассказывает. Вас, наверное, удивил мой приход?

– Ну, почему? Вы его мать. Я допускала, что когда-то это случится.

– Да. Он не ночевал дома. И не предупредил, хотя обычно всегда это делает. Вы не могли бы… Черт, это очень глупо, он все-таки мужчина, я понимаю, – смеется. – Но вы не могли бы его немного направлять в такие моменты? Валера еще слишком молод, любую заботу с моей стороны он воспринимает как вторжение в его личное пространство. А я просто волнуюсь о сыне… – тараторит Юля, комкая в руках бумажную салфетку.

– Я понимаю. Но и вы поймите, на мою заботу он реагирует точно так же, как и на вашу.

– О… Правда? Я думала, в этом вопросе у меня какие-то персональные преференции, – смеется. Да так заразительно, что я не могу не улыбнуться в ответ. Юле в принципе удалось меня удивить. Я-то уже на скандал настроилась, на то, что сейчас выслушаю кучу нелицеприятных гадостей, угроз или просьб не портить жизнь ее мальчику. А она ни слова ни полслова. Хотя я бы, наверное, отнеслась даже с пониманием, начни она меня песочить. Любой матери хочется лучшего для своего ребенка. Но редко кто понимает, что ее лучшее и его далеко не всегда совпадают. Деликатность Юли в этом смысле меня даже восхищает. Я не уверена, что на ее месте мне бы хватило мудрости повести себя так же. Ведь это сложно на самом деле – отпустить. Позволить ребенку сделать свой выбор, и уважать этот самый выбор, каким бы он ни был. Тогда как настоящая любовь в моем понимании и есть отказ от собственных амбиций.

– О, нет.

– Вы не подумайте только, я не пытаюсь держать его у своей юбки.

– Я так не думаю.

– Просто беспокоюсь, – так, мы уже пошли по второму кругу, ну ладно…

– Мне вполне понятны ваши чувства.

– Хорошо. Я не хочу, чтобы ему было больно. Вик, простите за личный вопрос, но насколько у вас все серьезно? Валерка в вашем романе увяз просто с головой!

Ох, черт. А вот это уже – тонкий лед. Тем более, учитывая мои планы относительно беременности.

Закусив щеку, опускаю взгляд в пока еще пустую тарелку.

– Не волнуйтесь, Юль, Валера в курсе моего к нему отношения.

– Несерьезного? Вы же это сейчас подразумеваете? – грустно замечает она.

– Юль, у меня очень сложная личная ситуация. Валера в курсе. Я никогда не врала и не обещала ничего сверх того, что могу ему дать.

– Да-да, конечно. Я не обвиняю вас.

– Я бы поняла, даже если бы обвиняли.

– Жизнь – сложная штука. В моем возрасте уже не делишь мир на черно-белый. Но, боюсь, Валера еще не пришел к этой мудрости.

– Я не хочу его ранить. Но сейчас та самая ситуация, когда, как я ни поступи, это наверняка случится.

– Пластырь отрывают рывком. – Юля ловит мой взгляд.

– Да, наверное, вы правы, – шепчу я, понимая, что уже все для себя решила. Так будет правильнее. И честнее по отношению к Валере. Да, без него в моей жизни станет намного меньше радости, но что делать? Он достоин гораздо большего, чем я смогу ему когда-либо дать.

– Вы только не спешите, обдумайте все как следует. Он вас действительно очень любит.

– Но мы ведь понимаем, что я не та, кто ему нужна, да?

– Это решать только Валере.

– Я не смогу ему родить детей. Ко всему прочему еще и это, – задумчиво кручу в руке бокал с водой. – Как я буду жить, зная, что отнимаю не только его молодость, но еще и шанс стать отцом?

– Ничего себе… Когда вы сказали, что у вас сложная ситуация, я подумала о чем угодно, но не об этом. Даже не знаю, что сказать, кроме того, что мне искренне жаль.

– Десять лет назад, на пороге раннего климакса, я успела заморозить эмбрионы. Сегодня донор спермы дал согласие на их использование, – делюсь я самым сокровенным. Юля так располагает к себе, что мне важно добиться от нее понимания. Не хочу, чтобы в ее сердце осталась злость или обида. Хватит уже того, что я сама себе места не нахожу. Как представлю наш разговор с Валеркой – так жить не хочется. Не бывать мне роковухой. Не мое это совсем.

– Валера знает?

– О том, что Мир согласился? Нет. Но он в курсе ситуации в целом.

– Бедный мой мальчик. Ему придется повзрослеть.

– Знаете, Юль, он и так не по возрасту цельный. Теперь я понимаю, как ему это удалось. Вы чудесная мама.

– Серьезно? Спасибо…

Сидим, а у обеих глаза на мокром месте. Вот уж и правда – неисповедимы твои пути, Господи.

– Юль, слушайте, а может, вина?

– Сейчас?

– Не подумайте, обычно я не начинаю пить с обеда, – смеюсь. – Но сегодня настроение такое…

– Да я же не осуждаю! Просто вы говорили, что спешите…

– Ну, так я тогда еще не исключала, что наш разговор закончится дракой. Кстати, пить вино и общаться на вы – зашкварно.

– Зашкварно? Разве так еще говорят? Я думала, молодежь уже придумала новое слово.

– Может, и придумала. Я за ними не успеваю, – отмахиваюсь со смехом.

– Ой, ладно. Кокетничаешь, Вик. Тебе самой-то сколько?

– Много. Тридцать. Валера не говорил?

– Нет. Заметил как-то, что ты старше, и все. Я только когда тебя увидела – выдохнула. А то думала, может… Там тетка такая, знаешь? Классическая совратительница.

– Ну не-е-ет, – тяну я в ужасе. – Если так, то я завидую твоему самообладанию.

– Да какой там! Я просто перед выходом бахнула пузырек валерьянки, – хохочет Юля. Подхватываю ее смех, пряча лицо в ладонях. Кто бы мог подумать, что этот разговор закончится так?