Что отличает девочку от женщины? Способность брать на себя ответственность за свои решения. Как бы меня ни качало, я была готова к тому, что мне придется в одиночку пройти весь этот долгий путь. И потому я не лезла к Миру, не надоедала, не изводила его своими страхами, которые порой сводили меня с ума. Просто, сцепив зубы, ждала результата. Каким бы он ни был. И даже не обижалась на то, что Мир так и не позвонил.
Уж не знаю, закатила ли ему Лена скандал по поводу купленной мне машины, но он не стал упрекать меня в том, что я рассказала ей о подарке. Да и как бы это выглядело?
Погладив оплетку руля, вдыхаю поглубже аромат тонко выделанной кожи и пахучки из лакшери сегмента. По привычке анализирую каждую реакцию своего организма на раздражитель. По идее, если я беременна, сильные запахи должны вызывать во мне отвращение. Однако, хотя мне действительно не нравится нотка ванили, присутствующая в аромате диффузора, я отдаю отчет, что это ровным счетом ничего не значит. С таким же успехом я могу себя накрутить и до рвоты. Поэтому нет никакого смысла сидеть здесь и трусить. Нужно просто узнать – да или нет. И все. Так просто.
Толкаю дверь, осторожно выбираюсь из Тундры. Теперь я все делаю осторожно. Даже хожу, плотно сжимая бедра, как будто надеюсь таким образом удержать в себе эмбрионы.
Анализ крови нужно сдавать натощак. В последний раз я ела вчера в обед. И потому у меня ужасно сосет желудок, а перед глазами мелькают мошки. На пару секунд зажмуриваюсь, чтобы их разогнать. Делаю несколько глубоких вдохов. На дворе конец осени. Деревья уже совсем голые, всю ночь лил дождь, и хоть сейчас он прекратился, клубящиеся над головой тучи прозрачно намекают на то, что это ненадолго. Не таким я представляла самый счастливый день в своей жизни.
Господи, Вик, это вообще ничего не значит!
Да-да. Наверное, зря я ищу подсказки.
Надо было просто сделать домашний тест. Но я не стала.
– Ну, ты долго еще будешь стоять? Пойдем.
Озябшей руки касаются горячие пальцы Мира. Я вздрагиваю. Сердце на огромной скорости летит вниз и, будто китайская игрушка йо-йо, стремительно возвращается обратно под заунывное карканье сидящей на голой ветке вороны. Откашливаюсь.
– Как ты здесь оказался?
– Вот так.
Мир легким надавливанием руки на поясницу заставляет меня сделать шаг вперед. В прохладном воздухе осени странные духи Таруты раскрываются совершенно особенным образом. От него веет ледяным космосом, одиночеством и решимостью.
«Вот так» – не ответ, а мне важно знать, почему он приехал. Как он в принципе узнал, в какой день и к которому времени мне назначено?
– Ты следишь за мной?
Спрашиваю ровно, не давая надежде проникнуть в голос и тем самым меня выдать. Мир игнорирует и этот вопрос. Распахивает передо мной дверь и машет рукой, дескать, после вас. Ладно. Ну не выбивать же мне из него признания?
На сдачу нужного анализа уходит неприлично мало времени. И слишком много крови. Из манипуляционного кабинета я выхожу пошатываясь. Мир вскакивает.
– Ты вся зеленая.
– Нужно поесть. Здесь, по-моему, где-то был буфет.
Больше ему ничего объяснять не приходится. Он по больничкам в свое время помотался, знает, как и что. И не задает лишних вопросов. Усаживает меня за столиком и сам делает заказ. Пока тот готовят, приносит мне стакан горячего чая и высыпает туда сразу три пакетика сахара.
– Спасибо, – благодарно шепчу я, обхватывая посудину ледяными пальцами.
Мир отрывисто кивает, уходит и возвращается с полным подносом еды. Здесь и брускета с красной рыбой, и фритата таких размеров, что я вряд ли ее осилю, даже если просижу над ней до обеда.
– Ешь. Тебе надо.
– Надеюсь.
– Надо! Каким бы ни был результат, Вик, – отрезает Мир, давяще наблюдая за тем, как я отправляю первую порцию яичницы в рот. Он из тех, кто привык делать, а не болтать. С улыбкой думаю о том, что он наверняка накормит меня насильно, если я откажусь поесть. – Ты очень худенькая.
– Возможно, ненадолго, – бормочу я, прячась за стаканом с чаем. Почему-то ужасно неловко это с ним обсуждать. Все дело в том, что он чужой, да?
– Слабо представляю тебя беременной, – хмыкает Мир, пробегаясь глазами по моей тощей фигурке. И неожиданно ловит мой взгляд. Я на сто процентов уверена, сейчас он думает о том, что мы погорячились, подсаживая два эмбриона сразу.
– Я сильнее, чем кажусь.
– Это я уже понял. Как ты себя чувствуешь? Получше?
– Да, можешь уходить, – киваю с энтузиазмом, чтобы опять же не показать, как на самом деле в нем нуждаюсь.
– Ты как будто только и ждешь, как бы поскорее от меня избавиться.
– Нет. Но я не исключаю, что этого хочешь ты. И не хочу навязываться.
– Ты изменилась, – задумчиво тянет Мир, чертя вертикальную линию от моих глаз к ключицам, виднеющимся в горловине тонкого джемпера.
– Ты тоже. Это неизбежно.
– Что показал тест? – резко меняет тему Тарута, и его взгляд меняется, становясь давящим и цепким.
– Я его не делала.
– У тебя железная воля.
Морщусь.
– Скорее, я боюсь узнать результат. А как ты? Уже скрестил пальцы? Твоя Лена при встрече сказала, что не теряет надежды, что у меня ничего не получится.
– При какой такой встрече?
– А она разве не рассказывала, что ко мне приходила?
– Нет. – Мир сощуривается. – Зачем?
– Знаешь, лучше ты у нее спроси. Вдруг я что-то не так поняла. Не хочу стать причиной раздора.
– Лет десять назад я бы тебе поверил.
– Думаешь, я стала стервой?
– А ты стала?
– Я научилась отстаивать свои интересы. Если это делает меня стервой, то да. Наверное.
Аппетит пропадает, но я старательно заталкиваю в себя еще несколько кусочков. Мне нужно хорошо питаться на случай, если я беремена – Мир прав. А если нет – тоже нужно, чтобы откуда-то взять силы пережить неудачу и настроиться на вторую попытку. Я ведь совершенно не исключаю, что она может понадобиться.
– Ладно, мне и впрямь надо ехать. – Мир бросает взгляд на часы и встает, отодвинув стул. Он не предлагает открыть конверт вместе. Он вообще ничего мне не предлагает. Ну и ладно. Я на это и не рассчитывала. Но я бы многое отдала, чтобы увидеть его глаза, когда Мир узнает результат. Они бы не смогли мне соврать.
Еду на работу. На Наташкино «как дела?» психую резким «еще не родила». Закрываюсь у себя в кабинете. Но тут же выхожу попросить у подруги прощения за резкость. Егорова не виновата в том, что у меня сдают нервы.
– Я просто волнуюсь!
– Не меньше, чем я. Поверь.
– Слушай, у тебя же сегодня не запланировано встреч?
– Нет.
– Тогда, может, ну его к черту? Сбежим. Можем себе позволить!
Обвожу растерянным взглядом стены кабинета.
– Приглашаешь меня в кафе?
– Угу. Поедим вкусно, поболтаем, развеемся.
– А что? Можно…
– Ну, тогда собирайся, а я отправлю пару платежей и к тебе присоединюсь.
На удивление мы с Наташкой и впрямь неплохо проводим время. Я даже порой выпускаю из рук телефон, но все равно вздрагиваю, когда тот пиликает.
– …и я говорю этому ослу: «Миш, а если твоя мама позвонит, когда мы будем трахаться, ты тоже все бросишь, чтобы ей ответить?» – смеется Егорова, эмоционально рассказывая о своем новом мужике. А я и половины не слышала, потому что уже битых пять минут пялюсь на пришедшие результаты анализа. – Вик, ты вообще меня слушаешь?!
– Ответ пришел, – сиплю я.
– Положительный?! – округляет глаза Наташа.
– Не знаю. Я пока не открывала письма.
– Хочешь, я открою?
– Давай, – ослабевшей рукой протягиваю Егоровой телефон, одновременно с этим без сил откидываясь в кресле. Секунды тянутся бесконечно. Одна за другой. Одна за другой. Будто издеваясь.
– Вик! Открой глаза.
– Не хочу.
– Я не пойму, тебе что, совсем не интересно?
– Интересно, – сглатываю.
– Тогда открывай глаза! Ну?!
– Просто скажи, что там.
– Там да! Однозначное да. Ты беременна…
Я медленно поднимаю ресницы и растягиваю губы в безумной улыбке. Такой же безумной, как Наташкин танец, который она отплясывает, никого не стесняясь, задрав руки над головой.
– Я стану крестной, я стану крестной. Оу е-е-е! Оу е-е-е!
– Дай сюда, – хохочу, вырывая из рук подруги айфон, пока та его не разбила. С жадностью всматриваюсь в мелкий шрифт текста. Увеличиваю, чтобы убедиться – Наташке не показалось. И растягиваю рот еще шире.
«Мамочки, боже мой. Ты сейчас там, да? То есть вы». Переживая приступ острого, запредельного счастья, распластываю руки на животе. И мне кажется, понятное дело, кажется, потому что в реальности такого не может быть, что я чувствую соединяющую нас золотистую пуповину…
Сумасшествие.
Дикий восторг. Едва выносимый.
В голове атомный взрыв. Волна эмоций сбивает с ног. Отнимает кислород. Выжигает сомнения. А он? Что чувствует он? Сожаление? Рука опять тянется к телефону. Я должна узнать. Мне это жизненно важно. Просто чертовски, блин, необходимо… А тот звонит прежде, чем я успеваю сделать хоть что-то. Не глядя на номер абонента, прикладываю смартфон к уху:
– Да!
– Виктория?
– Да… С кем я говорю?
– Завьялов Павел Алексеевич приходится вам отцом?
– Да, – настораживаюсь я. – А что случилось?
– Он в больнице. С инфарктом. Вы могли бы подъехать?
– Да, – немею я, ничего не соображая. – Конечно. Диктуйте адрес.
Поняв по моему лицу, что происходит что-то серьезное, Наташка протягивает мне косметический карандаш и салфетку, на которой я и записываю адрес госпиталя.
– Состояние у него критичное. Я бы на вашем месте поторопился.
– Конечно, я приеду, как только смогу.
Рука с телефоном плетью падает на стол. Губы дрожат и нелепо кривятся.
– Господи, да что случилось-то?! Вик!
– У папы инфаркт.
– У тебя есть папа?!
– Родители есть у всех, – шепчу я, вскакивая. На смену отупению приходит нездоровая потребность двигаться.
– Но ты никогда о нем не рассказывала!
– У нас были сложные отношения.
– Да постой же! Ты куда собралась?
– К нему. Господи, я даже не знаю, как на меня вышли. И кто звонил?
– Может, это пранк?
– Да ну, Наташ. Кому бы понадобилось меня так разыгрывать? – всхлипываю, зарываясь пальцами в волосы.
– Надо предусмотреть любые варианты. И не трясись ты так! Алло, тебе нельзя волноваться, помнишь?
Истерично всхлипнув, киваю. Отец всегда вмешивался в мою жизнь в самые неподходящие моменты. Вот и сейчас он себе не изменяет. Наташка права – надо взять себя в руки. Но как?
– Помню, да. Но я же не могу не поехать. А если он умрет?
– Мы поедем. Только за руль сяду я. Ты сейчас не в состоянии. Ладно?
– Конечно! О чем разговор. Едем, – хватаю пальто и сумочку.
– Далеко ехать-то, Вик?
Несколько раз моргаю, потому как даже не верится, что Наташка действительно ничего не знает о моем прошлом.
– Триста километров. Ничего? Я не сильно помешаю твоим планам?
Егорова закатывает глаза и уверенно кивает мне за спину, дескать, давай уж, иди, раз решила.
– Нужно что-то делать с твоей излишней деликатностью. Это совершенно ненормально – думать в такой момент о чувствах других людей.
На это я лишь киваю. Потому что думать о чужих чувствах и дальше у меня просто нет сил. Да и остаться одной сейчас было бы совсем уж невыносимо. Мысли мечутся в голове заполошными голубями. Смерть бродит где-то рядом, я чувствую ее морозное дыхание ровно так же остро, как еще совсем недавно ощущала зародившуюся во мне жизнь. Что удивительно, так это то, что в такой момент не думаешь ни о чем плохом. В голове всплывают лишь счастливые моменты из детства.
– Ты не хочешь позвонить Миру?
– Зачем? – хлопаю ресницами, выныривая из своих мыслей.
– Он отец твоего ребенка, у тебя в жизни сложный момент, – занудно перечисляет Егорова.
– Ах, это… Нет. Не хочу.
– Почему?
– Очевидно, потому что у него самого нет такой потребности.