Очаровательная дикарка

Глава 10

Элеонора наморщила лоб.

— Никогда бы не подумала, что лорд Рексхэм интересуется медициной.

— Возможно, вам пока не представилось случая слышать о его последних исканиях, — ответил мистер Гиэри, — поскольку они имели место в Италии.

— Я думала, что он просто отправился попутешествовать по Европе после окончания войны.

— Нет, миледи. Увеселительная прогулка уж точно не входила в его планы.

Доктор замолчал, однако Элеоноре не терпелось узнать больше.

— Пожалуйста, продолжайте, мистер Гиэри. Скажу честно, вы меня заинтриговали.

Он внимательно посмотрел ей в глаза, как будто прикидывая, что ей стоит рассказать.

— Вы ведь слышали, что брат-близнец лорда Рексхэма умер от туберкулеза, когда был совсем молодым?

— Я знала, что его брат умер, но не догадывалась о причине его смерти.

— Да, брат Дэймона Джошуа заболел чахоткой, когда ему было всего шестнадцать лет.

— Как печально, — тихо произнесла Элеонора.

— Да уж. А что вам известно о чахотке, миледи?

— Это изнурительная болезнь легких, не так ли?

— Да, это заболевание, которое вызывает медленное отмирание тканей легких. Туберкулез — довольно распространенный недуг в Англии и чаще всего оканчивается фатально, но причина его появления неизвестна до сих пор и еще не найдено средства для его лечения… Хотя при определенных условиях, в теплом сухом климате, шансы на выздоровление увеличиваются. Вот почему Дэймон выбрал именно Средиземноморье для того, чтобы разместить там санаторий.

— Вы сказали санаторий, мистер Гиэри?

— Да, для лечения чахоточных больных. — В ответ на ее удивленно-любопытный взгляд Отто лишь слегка улыбнулся. — Думаю, мне следует объяснить, как началась моя дружба с Дэймоном. Дело в том, миледи, что своей карьерой я полностью обязан именно ему. Я вырос в Харвиче, возле фамильной усадьбы Рексхэмов, расположенной в Суффолке. Мне было всего девятнадцать, когда Джошуа заболел, но я всегда проявлял горячий интерес к медицинской профессии и стал учеником у местного доктора. И когда стало очевидно, что нет никакой надежды на выздоровление, я заботился о Джошуа до самой смерти.

— Должно быть, это было тяжелым испытанием для его семьи, да и для вас тоже, — тихо заметила Элеонора, испугавшись, что, возможно, говорит что-то не то.

В знак согласия Гиэри кивнул головой.

— Да, так и было, миледи. Видеть, как красивый, жизнерадостный юноша умирает на твоих глазах, мучаясь от невыносимой боли… А потом вслед за этой бедой пришла еще одна, не менее страшная — родители Дэймона, виконт и леди Рексхэмы, погибли спустя несколько месяцев, пересекая Ирландское море на корабле, который затонул во время шторма. Они намеревались нанести визит какому-то родственнику леди Рексхэм, однако Дэймон отказался поехать с ними. Вероятно, он остался жив только благодаря милости судьбы.

Сердце Элеоноры сжалось от сострадания.

Она могла представить, насколько мучительным было для Дэймона потерять сначала брата, а потом так трагически лишиться родителей. Каким опустошенным и одиноким он, должно быть, себя чувствовал. Он остался сиротой, и ему даже некому было пожаловаться, не с кем было поделиться своей бедой…

Вздохнув, доктор продолжал:

— Так или иначе, получив по наследству титул и состояние, Дэймон, в благодарность за то, что я заботился о его умирающем брате, выделил средства на мое обучение в университете, а также на продолжение дальнейшей учебы у лучших докторов в Англии. Если бы не Дэймон, я бы, наверное, стал простым деревенским доктором, а никак не хозяином лондонской клиники, которую он тоже, кстати, обеспечивает финансовой поддержкой.

Вспомнив, сколько всего она слышала о замечательных достижениях мистера Гиэри в области медицины, Элеонора осознала всю важность того, что сделал для него его друг — ведь если бы Дэймон не вмешался в его будущее, мир лишился бы прекрасного доктора.

— Естественно, — добавил Гиэри, — вы понимаете, почему я готов на все ради Дэймона. И когда три года назад он пришел ко мне с идеей содействия поискам лекарства от чахотки, я написал нескольким известным докторам в Европе, чтобы заручиться их поддержкой. Благодаря активной поддержке и непосредственному участию этих ученых мужей Дэймон построил заведение для чахоточных больных на южном побережье Италии. Это было смелое предприятие, задуманное с целью спасти как можно больше человеческих жизней, пока продолжаются поиски лекарства. А если бы это оказалось в ближайшее время невозможным, то хотя бы постараться облегчить страдания умирающих людей и помочь быстрому восстановлению сил выздоравливающих.

Элеонора смотрела на Гиэри почти с благоговейным удивлением.

— И вам удалось достичь поставленной цели? — спросила она.

— В общем, да. За последний год численность выздоровевших значительно возросла. Я сам отослал туда больше дюжины своих пациентов — кстати, за счет Дэймона — и девятеро из них полностью выздоровели.

Элеонора нисколько не сомневалась в щедрости Дэймона. Ее больше интересовало, почему он скрыл все это от нее. Во время их помолвки он ни слова не сказал о своем желании построить санаторий, а также о подробностях сравнительно недавней смерти своего брата.

— Что-то не сходится, — наконец сказала Элеонора. — Дэймон ведет себя как истинный филантроп и, тем не менее, охотно поддерживает репутацию отъявленного негодяя, предпочитающего вести распутный образ жизни.

Гиэри криво улыбнулся.

— Это действительно не вписывается в его образ, но уверяю вас, что каждое слово, которое я вам сказал, — чистая правда. — Он помедлил минутку. — Я знаю, что у вас общее прошлое, леди Элеонора, поэтому прекрасно понимаю, почему вы о нем невысокого мнения, однако я думаю, что у вас наверняка сложилось о Дэймоне неверное представление…

Гиэри вдруг покраснел от смущения.

— Простите меня, с моей стороны было бестактно упоминать о ваших чувствах к нему. Мне не следовало говорить такое. Правда, я не хотел вас обидеть.

— Я не обижаюсь, мистер Гиэри, — ответила Элеонора с рассеянной вежливостью, поскольку ее ум был занят глубокими размышлениями. — Полагаю, что вы, возможно, правы. Я действительно судила о виконте предвзято.

— Ну, тогда вы не возражаете, если я расскажу ему о последнем злоключении, случившемся с принцем Лаззарой?

— Конечно же, нет. Думаю, нет смысла утаивать от него этот эпизод.

— Тогда я сообщу ему об этом позже, после бала. А вот и он. Возможно, вы пожелаете сами рассказать ему об этом?

Увидев Дэймона, направляющегося к ним через переполненный зал, Элеонора была застигнута врасплох.

Подозвав лакея, чтобы тот убрал бокалы с пуншем, мистер Гиэри встал и отвесил ей поклон.

— Прошу прощения, миледи, но я должен возвратиться к пожилым леди. Я все же надеюсь привлечь их к благотворительной деятельности в моей клинике.

Рассеянно кивнув ему в ответ, Элеонора почти не заметила, как доктор ушел, поскольку все ее внимание было сконцентрировано на приближающейся фигуре Дэймона. Когда он, наконец подошел, она изумленно смотрела на него.

— Даже не пытайся сказать, сладкая, что ты поражена, — сухим тоном заметил он.

— Еще бы, — произнесла девушка. — Я-то думала, что вы уже покинули бал.

— Я не мог уйти так скоро, поскольку Гиэри приехал со мной сюда в моей карете и я должен доставить его обратно домой.

Опустив глаза, Элеонора увидела, что Дэймон обут в крепкие однотонные туфли из коричневой кожи, создающие разительный контраст с его изящным дорогим бальным нарядом.

— Я купил их у лакея леди Хевиленд, — объяснил он происхождение обновки. — Они немного жмут, но попрошайкам не приходится выбирать. — Выражение его лица было мягким и веселым, и совсем не сердитым, как она того ожидала.

— Вы разве не намерены упрекать меня за злую шутку, которую я сыграла с вами? — спросила Элеонора.

— Нет, — ответил Дэймон, присев рядом с ней на свободное место. — По правде, говоря, я решил, что твой поступок можно извинить. Мне не следовало мешать твоим попыткам, строить романтические отношения с принцем и уж тем более становиться свидетелем того, как ты его целуешь.

Слова Дэймона удивили девушку больше, чем правда о его благотворительной деятельности, и она подозрительно взглянула на него. Не в его характере было сдаваться так легко. Но, возможно, она, думая, что видит этого человека насквозь, на самом деле совсем не знала его…

— Мистер Гиэри рассказал мне, чем вы занимались в Италии на протяжении последних двух лет.

Дэймон затаил дыхание. Казалось, каждый его мускул напрягся.

— И что же он сказал?

— А то, что, став свидетелем невыносимых мук своего брата, вы всеми силами попытались облегчить страдания чахоточных больных.

В темных глазах Дэймона ничего невозможно было прочитать. Он невозмутимо смотрел в переполненный зал.

— Почему вы мне никогда об этом не говорили? — пытаясь хоть как-то к нему пробиться, спросила Элеонора.

Он пожал плечами.

— Зачем?

Она пристально смотрела на его строгий профиль.

— Я бы тогда пришла к выводу, что в действительности вы не такой уж равнодушно-беззаботный негодяй, каким хотите казаться.

Его лицо стало непроницаемым, как будто он надел маску. А когда, наконец, Дэймон заговорил, его голос зазвучал с подчеркнутой медлительностью и холодностью.

— Какое теперь значение имеет то, что ты думаешь обо мне, ведь мы больше не помолвлены. А мое повторное предложение руки и сердца ты отвергла.

— Возможно, вы правы. Однако ваша способность сострадать поражает.

Он усмехнулся.

— Моя деятельность не имеет ничего общего с состраданием. Я действовал скорее из злости.

— Почему именно злости?

— Пусть лучше так, чем сентиментально упиваться своим горем. Строительство санатория было моим своеобразным протестом и способом влиять на людские судьбы.

— Вы не смогли спасти своего брата, поэтому решили помочь другим людям. Верно?

— Да.

Элеонора замолчала, размышляя, действительно ли Дэймон смирился со своей бедой. Это вызывало большие сомнения. Она закусила нижнюю губу, представляя себе горе, которое он, должно быть, испытывал, полную опустошенность от потери сначала своего брата, а потом родителей. Он был один-одинешенек, в целом мире. У нее-то, по крайней мере, оставался брат, который ее любил, утешал, постоянное присутствие которого притупляло ощущение боли.

— Мне жаль, что я унесла ваши туфли, — мягко сказала она. — Если вы хотите получить их обратно, то знайте, что я спрятала их в музыкальной комнате за шторами первого окна.

Дэймон догадался, что побудило Элеонору вдруг извиниться перед ним.

— Я не нуждаюсь в твоей жалости, Эль.

— Это не унизительная жалость, а просто проявление элементарного человеческого сочувствия. Я могу только представить себе, что было бы со мной, случись мне потерять Маркуса.

Лицо Дэймона оставалось серьезным и бесстрастным, но за этой суровой маской явно чувствовалась скрытая боль.

— Вам тяжело без Джошуа, да?

Страдание на миг исказило его мужественные черты, но он мгновенно взял себя в руки и прищурил глаза.

— Кажется, ты совсем забыла, где мы, милая, — отрывисто напомнил он. — Несчастная судьба моего брата неподходящая тема для разговора на балу. — И тотчас резко встал. — Тебе следует потанцевать с принцем.

А потом Дэймон ушел. Элеонора провожала его печальным взглядом, испытывая желание последовать за ним и утешить. Она сожалела об этом ненужном разговоре. Разумеется, ему совершенно не хотелось говорить о своем брате, а она невольно задела старую рану, причинив ему боль.

Дэймон, покидая бал, тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Он поймал себя на мысли о том, что было бы лучше, если бы он в самом начале прервал эту болезненную тему и уклонился от настойчивых вопросов и замечаний Элеоноры. Весь оставшийся вечер он ощущал, как сжимается сердце от воспоминаний о прошлом, и в очередной раз понял, что заставило его отказаться от женитьбы на Элеоноре — она вызывала в нем слишком сильные чувства, а он больше не хотел ни к кому привязываться.

Дорога домой дала Дэймону возможность немного отвлечься — Отто рассказал ему о том, что нашел следы препарата, предназначенного для очищения желудка, в бокале с пуншем принца Лаззары. Узнав, что его собственные подозрения по поводу принца оказались небезосновательными, Дэймон расстроился еще больше.

Спать совершенно не хотелось, и вместо того чтобы отправиться в спальню, Дэймон пошел в свой кабинет, налил большой бокал бренди и, не зажигая света, устроился в огромном кресле. Быстро пьянея, он подумал, что, кажется, начинается «отпущение грехов», как он называл свой ежегодный ритуальный обряд по случаю смерти брата, который вообще-то должен был начаться на следующей неделе. Сегодня было явно еще рановато.

Вскоре Дэймон почувствовал, что его сознание затуманивается. Он растянулся на диване и закрыл глаза. Настойчивый голос, призывающий проснуться, заставил его очнуться от болезненного забытья.

Вздрогнув, Дэймон постепенно стал понимать, где находится. Нагнувшись в неярком мерцании свечи, над ним стоял слуга, осторожно тряся его за плечи, будто пытаясь отогнать сонный кошмар. Сквозь туман Дэймон ощутил, как сильно колотится его сердце и струится по спине холодный пот.

— Вы кричали, милорд, — тихо сказал Корнби. — Кажется, вам снова приснился кошмар.

Да, конечно. Это была его проблема.

Медленно приподнявшись на кровати, Дэймон небрежно провел рукой по лицу.

— Я что, разбудил весь дом?

— Нет, милорд. Я еще не ушел, поэтому поспешил прямо сюда, когда услышал ваш голос.

— Я же тебя просил не дожидаться меня, Корнби.

— Это неважно, сэр.

Дэймон был совсем не расположен, продолжать спор о гипертрофированном чувстве долга слуги и его желании защищать своего хозяина.

— Спасибо. Ты можешь идти.

Слуга замешкался, и Дэймон довольно резким тоном настойчиво произнес:

— Со мной все в порядке, правда.

На самом деле он прекрасно понимал, что с ним далеко не все в порядке, поскольку даже после ухода дворецкого он никак не мог успокоиться.

Уже достаточно долгое время ему не приходилось видеть ночных ужасов, связанных со смертью брата, хотя они терзали его душу на протяжении многих лет после случившейся трагедии.

Как наяву, он видел страшные картины: Джошуа лежит на смертном одре, мучительно борясь за каждый глоток воздуха, а рядом разбросаны окровавленные платки, создающие жуткий контраст с мертвенной, как у призрака, бледностью его кожи. А вот Джошуа жестоко кашляет и корчится в агонии, а потом, улыбаясь потрескавшимися губами, пытается хоть как-то утешить своих родственников, не оставляющих его ни на минуту в смертный час. Затем брат погружается в состояние полузабытья и уже так никогда в себя и не приходит… И когда, наконец, последний вздох покидает его уничтоженное болезнью тело, и он замирает навсегда, Дэймон и мать зарыдали.

В тот роковой день у виконта было ощущение, как будто он и сам умер, осталась лишь боль и отвратительное чувство злости на весь мир. В последующие годы он часто дразнил смерть, бунтуя против судьбы, сетуя на несправедливость жизни и чувство вины, которое не оставляло его в покое.

Почему именно он остался жить? Почему не его поразила эта страшная болезнь? Почему он унаследовал титул и состояние, хотя не считал, что достоин большего, чем его брат?

Было даже не до конца ясно, каким образом Джошуа подхватил чахотку, разве что, заразившись от барменши в местной таверне, к которой он был неравнодушен, и у которой тоже спустя какое-то время обнаружили эту смертельную болезнь. Джошуа был первенцем, появившимся на свет, на час раньше, чем он, Дэймон. А значит, именно ему следовало остаться на этой земле, чтобы жить полноценной радостной жизнью.

Дэймон так никогда и не смог найти ответов на эти неразрешимые вопросы. Лишь годы спустя он научился справляться со своими эмоциями, давая волю воспоминаниям только во сне.

Так продолжалось много лет, пока не наступил момент, когда свой гнев на судьбу он научился направлять в мирное русло, используя последние достижения науки, которые позволяли существенно изменить жизнь тех, кто болел чахоткой.

Дэймон вынужден был признать, что Элеонора права. Он не смог спасти брата, однако у него появилась надежда помочь другим. И все же даже спустя много лет это служило ему слабым утешением.

Леди Белдон была очень расстроена, узнав, что синьор Векки следом за принцем Лаззарой так рано покинул бал, даже не попрощавшись с ней. Она также не на шутку обеспокоилась из-за того, что принц заболел, поскольку болезнь могла серьезно помешать его ухаживаниям за племянницей.

— А они что-нибудь упоминали о пикнике, запланированном на завтра в королевском парке? — спросила Беатрис у Элеоноры, когда они стояли напротив особняка Хевилендов, ожидая, пока подадут карету.

— Принц, возможно, еще недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы пойти на пикник, тетушка, — ответила Элеонора, решив не вдаваться в подробности о том, чем именно было вызвано недомогание Лаззары. Мысль о том, что что-то угрожает его здоровью, а может даже жизни, только понапрасну огорчила бы тетушку.

— Какая неудача, — вздохнула пожилая дама. — Я непременно распоряжусь, чтобы слуги как следует, подготовились к завтрашнему пикнику. Нужно позаботиться, чтобы блюда способствовали появлению аппетита у принца, раз у него такой слабый желудок. Я думаю, он это обязательно оценит. Завтра же утром я в первую очередь напишу синьору Векки и спрошу, как он смотрит на изменение в планах.

— Как великодушно с вашей стороны, тетушка, — чуть слышно произнесла Элеонора, подумав, что обеспечить завтрашнее пиршество едой из их собственной кухни было и в самом деле мудрым решением. Тем более что благодаря этому еда и вино были совершенно безопасны.

Беатрис улыбнулась.

— Отнюдь не великодушие руководит моими поступками, дорогая. Я решительно настроена, пользоваться любой возможностью, чтобы поощрять его знаки внимания. Все-таки он для тебя прекрасная партия.

Элеонора воздержалась от комментариев, не будучи уверенной, в том, что она, как и прежде, согласна с мнением своей тетушки. В действительности она начинала всерьез сомневаться в том, что принц вообще станет ей хорошей парой.

Этот вопрос продолжал мучить Элеонору и после приезда домой, когда она готовилась ко сну, и позже, когда она, ворочаясь полночи с боку на бок, никак не могла заснуть.

Когда же ей, наконец, удалось задремать, во сне она снова увидела Дэймона, однако на этот раз ничего эротического не было, как не было и воспоминаний об их романе. Вместо этого она видела, что пытается добраться до него через высокую каменную стену, заросшую ежевикой. Дэймон был замурован в крепости, и Элеоноре нужно было преодолеть этот барьер, чтобы освободить его…

Тусклый свет серого утра разбудил Элеонору, но она еще долго оставалась под впечатлением от увиденного сна. Чувствуя необъяснимую печаль, она лежала в постели, размышляя над тем, что он мог означать.

Эль всегда ощущала невидимую стену, которую Дэймон возвел между ними. И сейчас она, похоже, начинала понимать причину этого. Его решительное желание соблюдать между ними определенную дистанцию, было вызвано трагической потерей родственников.

Элеонора была уверена, что в самом начале их отношений ей удалось пробиться к наиболее ранимым уголкам его души. Но после помолвки он все больше и больше стал отдаляться от нее. Элеонора готова была полностью отдать ему себя, и сердце и душу, но он намеренно как бы пятился назад, когда она пыталась стать ближе. А потом их помолвка резко оборвалась. Без сомнения, Дэймон вздохнул тогда с облегчением, ибо ничто больше не угрожало его душевному покою и одиночеству.

Печальная улыбка коснулась губ Элеоноры, когда она вспомнила его слова прошлой ночью о том, что строительство санатория было для него попыткой взять под контроль судьбу. Она преследовала похожую цель, стараясь выстроить по правилам собственную семейную жизнь. В этом отношении они напоминали друг друга. Однако между ними была существенная разница: Дэймон не хотел обрести любовь.

Больше всего Элеонору страшила пустая, одинокая жизнь без любви, поэтому она была решительно настроена, влюбиться в человека, который ответил бы ей взаимностью.

Она надеялась, что Лаззара идеально ей подойдет. И на прошлой неделе, когда бывший жених неожиданно снова ворвался в ее жизнь, девушка удвоила усилия, чтобы привлечь внимание его высочества. Однако Элеонора должна была признать, что ее возросшая активность в этом направлении была вызвана скорее уязвленным самолюбием и злостью на Дэймона. Как в той пословице, добиваясь Лаззару, она отрезала собственный нос, чтобы сделать назло лицу. А если уж быть откровенной до конца, она не могла полюбить ни принца, ни кого-либо другого, пока не поставит точку в отношениях с Дэймоном. Ей было досадно признаваться самой себе в том, что Дэймон все еще имеет над ней большую власть. Но не только это беспокоило Элеонору в настоящий момент.

Конечно, ей придется положить конец отношениям с принцем. Было бы просто нечестно продолжать их и таким образом давать ему надежду на будущее. Однако сделать это нужно очень тактично, чтобы не задеть его самолюбие.

Сбросив одеяло, Элеонора поднялась и, позвав служанку, чтобы та помогла ей умыться и одеться, начала собираться с мыслями, готовясь к предстоящей поездке в Королевские ботанические сады в Кью, если, конечно, предложение отправиться туда все еще оставалось в силе.

Вопрос, что делать дальше с Дэймоном, казалось, повис в воздухе, однако сейчас она, по крайней мере, определилась с тем, как вести себя с царственным ухажером.

К сожалению, в этот день Элеоноре не удалось побеседовать с глазу на глаз с принцем, поскольку к их маленькой компании, собравшейся за ленчем на лоне природы в окрестностях парковых угодий Кью, присоединились еще два высокопоставленных приятеля синьора Векки со своими женами.

Принц Лаззара не мог свободно передвигаться, поэтому слуги расстелили стеганые одеяла на лужайке, прямо возле Темзы, в тени огромной ивы. Пока молодые женщины охотно развлекали его высочество, синьор Векки прогуливался в сопровождении леди Белдон по ботаническим садам, наслаждаясь великолепием экзотической растительности, привезенной сюда со всего мира.

Поскольку вероятность остаться с принцем наедине была практически равна нулю, Элеонора просто не имела возможности обсудить с ним события прошлого вечера, а также поделиться своими подозрениями о причине его недомогания. Аппетит вернулся к принцу, это было видно по нескрываемому удовольствию, которое он испытывал, поедая изысканные кушанья, приготовленные поваром леди Белдон. Обычная, казалось бы, трапеза напоминала скорее пиршество, где яства подавали, как и подобает в таких случаях, на фарфоровых, хрустальных и серебряных блюдах.

Однако его высочество всем своим видом показывал, что по окончании пикника хотел бы остаться с Элеонорой наедине. Опираясь на трость, он предложил девушке взять его под руку, чтобы ей было удобнее смотреть на лебедей, плавающих по реке.

Пока они медленно прогуливались вдоль берега по дорожке, с обеих сторон которой были посажены ивы и ольхи, Элеонора еще больше утвердилась в правильности решения разорвать свои отношения с принцем. Лаззара не годился на роль мужа, который ей был нужен. Она никогда не смогла бы полюбить его, каких бы героических усилий ей это ни стоило. Ведь сердцу не прикажешь, что чувствовать и кого любить. И было бы глупо бороться с собой.

Они добрались до каменной насыпи, возвышающейся над Темзой, и Элеонора вдруг подумала, что она никогда не обрела бы счастья со слабовольным мужчиной. Конечно, Лаззару нельзя было назвать заурядным человеком, учитывая его привлекательные личные качества и те неоспоримые выгоды, которые сулило ей замужество. Однако ему так и не удалось зажечь ее, как это удавалось Дэймону.

— Вы необычайно молчаливы, донна Элеонора, — заметил принц, наблюдая за тем, как она смотрит на великолепных птиц, лениво плавающих по водной глади.

Усилием воли Элеонора отвлеклась от размышлений и чуть заметно улыбнулась ему.

— Откровенно говоря, ваше высочество, я обдумывала, как бы затронуть один важный вопрос, постаравшись при этом не слишком драматизировать ситуацию. Видите ли, меня очень беспокоит ваша безопасность.

— Неужели? — с любопытством спросил Лаззара. — С чего бы это вдруг?

— Помните, вы познакомились прошлым вечером с известным врачом, мистером Отто?

— Да. Довольно любопытная личность.

— Так вот, после того как вам стало плохо, и вы ушли с бала, он обнаружил нечто необычное на дне бокала с пуншем, который вы тогда не допили.

Однако, не успев продолжить, девушка услышала странный свистящий звук, за которым последовал приглушенный удар. Вскрикнув от боли, Лаззара поднял руку и ударил себя по шее под левым ухом.

Сначала Элеонора подумала, что его ужалила пчела, но сквозь его пальцы был виден какой-то маленький коричневый предмет, вонзившийся в кожу над высоким белым воротником рубашки.

В ту же минуту Элеонора услышала шелест листвы, донесшийся из гущи ив за их спиной, однако сейчас ее взгляд был прикован к тому, что торчало из шеи принца.

Когда он резко выдернул коричневый предмет и стал его внимательно рассматривать, Элеонора догадалась, что это было не что иное, как заостренный дротик длиной около одного дюйма, с металлическим наконечником, тонким, как иголка, и таким же острым.

— Кв диаволо! — воскликнул на выдохе принц, пребывая в состоянии полнейшего недоумения. Элеонора без труда поняла значение этой фразы: «Какого дьявола!»

Потом, к ужасу Элеоноры, веки Лаззары стали смыкаться, а колени подогнулись. Дротик выскользнул из его обмякших рук, и он, пошатываясь, медленно пошел к реке. Дойдя до глубины приблизительно в четыре фута, принц стал оседать ко дну.

Элеонора вскрикнула от страха и несколько секунд не могла пошевелиться, шокированная этой сценой. К ее неописуемому ужасу, голова Лаззары полностью погрузилась в воду.

Вынырнув снова, он пытался удержать голову над поверхностью, но это получалось у него довольно вяло. Он находился еще в сознании, однако не только опасность утонуть грозила принцу — его быстро сносило вниз по течению.

Придя немного в себя, Элеонора громко закричала, зовя на помощь слуг, а затем со всех ног бросилась с насыпи вслед за принцем. Она не ожидала, что удар от соприкосновения с водой будет настолько сильным, она даже не успела испугаться, что идет ко дну, увлекаемая пышной юбкой. Но как только Элеоноре с трудом удалось вынырнуть на поверхность, она, отчаянно работая руками, поплыла за принцем, используя течение, чтобы быстрее добраться до него.

Элеоноре показалось, что прошла целая вечность. Лаззара все еще старался держаться на поверхности, но как только Элеонора попыталась схватить его за рукав сюртука, начал, объятый паникой, настойчиво отбиваться.

— Ради Бога, ваше высочество, успокойтесь! — закричала Элеонора. — Я пытаюсь спасти вас!

К счастью для них обоих, принц, наконец, прекратил сопротивляться, совершенно выбившись из сил. Когда он окончательно сдался, Элеонора перевернула его на спину и схватила за воротник. А потом, собрав последние силы, девушка поплыла вместе с ним к каменной насыпи.

Добравшись, в конце концов, до берега, Элеонора обрадовалась, обнаружив множество искривленных корней ив, за которые они могли уцепиться и подождать, пока не подоспеет помощь. Принц неуклюже повис на них, кашляя и сплевывая речную воду, а Элеонора никак не могла отдышаться.

Они проплыли вниз по течению, очутившись на дюжину ярдов дальше от того места, где упал принц, однако благодаря ее крику о помощи все, кто был с ней на пикнике, включая слуг, услышали его и тотчас прибежали.

Правда, как оказалось, никто из присутствующих не умел плавать, поэтому прошло еще немного времени, прежде чем их вытащили с помощью вожжей. Элеонора настояла, чтобы принца достали первым, и обвязала его вожжами под мышками. Когда Лаззаре уже ничего не угрожало, она выбралась следом и увидела, что он лежит на боку, безвольно распластавшись на земле.

Элеонора опустилась возле него, в страхе задаваясь вопросом, выживет ли его высочество, если он действительно был поражен отравленным дротиком или каким-то наркотическим веществом. По крайней мере, он еще дышал. Спустя какое-то время принц встряхнул мокрой головой и непонимающе посмотрел на Элеонору, вероятно, по привычке пытаясь сохранить королевское величие.

— Что случилось? — прохрипел он.

— Вы потеряли сознание и упали в реку, ваше высочество, — ответила Элеонора.

— Я ничего не помню… Ах да… Вы вытащили меня на берег.

Приподнявшись на локте, он по-прежнему находился в оцепенении и выглядел очень слабым. Однако принц, по-видимому, постепенно начинал приходить в себя. Очевидно, падение в холодную воду способствовало прояснению его сознания.

Как раз в эту секунду Элеонора заметила, что тетушка и синьор Векки торопливо приближаются к ним.

— Боже правый, что здесь случилось? — встревожено воскликнула Беатрис, увидев промокшее насквозь платье Элеоноры и ее испачканную шляпу.

После того как девушка изложила все по порядку, синьор Векки, судя по выражению его лица, сильно разозлился, но явно не на нее.

— Мы очень признательны вам, донна Элеонора, — поклонившись, произнес дипломат. — Только благодаря вашей находчивости дон Антонио не утонул.

— Это не важно, синьор. Надеюсь, теперь-то вы мне поверите, если я скажу, что кто-то желает его высочеству зла.

Судя по прорезавшейся на лбу морщине, принц задумался.

— Что вы имеете в виду, моя синьорина?

Элеонора уже собиралась напомнить о дротике, вонзившемся ему в шею, как вмешался его пожилой родственник:

— Ваше высочество, вы пережили серьезное потрясение. И мы должны немедленно отправить вас домой.

— Но синьор Векки, — запротестовала Элеонора, — было бы неправильно перевозить принца прямо сейчас, ведь он, похоже, все еще нетвердо держится на ногах. Думаю, нам следует обратиться к мистеру Гиэри, чтобы убедиться, что здоровью его высочества ничто не угрожает…

— Учитывая то, что с ним произошло, он, по-моему, выглядит вполне сносно, — нетерпеливо заметил дипломат, — а вот если он и дальше останется сидеть здесь в промокшей одежде, то уж точно подхватит лихорадку. Прошу меня простить, леди Элеонора, но я считаю своим долгом действовать в интересах его здоровья. Пойдемте же, ваше высочество.

Очевидно, привыкнув не перечить своему кузену, принц поднялся с помощью слуги, покачиваясь и пытаясь обрести равновесие.

— Все это переходит всякие границы, — прошептал он, позволяя себя увести.

Тетушка Беатрис мыслила точно так же, как и синьор Векки.

— Элеонора, мы должны немедленно отвезти тебя домой, чтобы ты могла снять мокрую одежду. И, конечно же, тебе надо будет сразу же принять горячую ванну, чтобы хорошенько прогреться и… — Сморщив от отвращения нос, она добавила: — Поскорее избавиться от этого омерзительного речного запаха.

Элеонора вдруг поняла, что обдуваемая сентябрьским ветром, вся трясется от холода, поэтому решила воздержаться от дальнейших возражений и накинула на себя стеганое одеяло, предложенное слугой. Однако одно обстоятельство заставило ее замешкаться.

— Дайте мне минутку, тетушка. — Элеонора хотела, чтобы мистер Гиэри хотя бы взглянул на дротик, если, конечно, ей удастся его найти.

Поплотнее закутавшись в одеяло, Элеонора быстро устремилась по дорожке, ведущей к тому месту под ивами, где стоял принц в момент происшествия. После непродолжительных поисков она нашла маленький предмет, лежащий на земле и наполовину прикрытый листвой. Было нетрудно догадаться, почему она не заметила его в тот момент, когда им метнули в принца.

Возвратившись, девушка спрятала находку в сумочку, а затем позволила тетушке усадить себя в экипаж и быстро увезти домой, в то время как их слуги все еще убирали то, что осталось после пикника.

По дороге домой Элеонора напряженно думала, в каком направлении лучше двигаться, учитывая то, что произошло сегодня на пикнике.

Она не знала, где именно жил мистер Гиэри, возможно, сейчас он находился на территории своей больницы, однако она была уверена, что Дэймон может помочь ей в этом вопросе. И хотя оба, англичанин и итальянец, никогда не испытывали друг к другу особой симпатии, Элеонора верила, что, если принцу действительно грозит опасность, Дэймон поступит как человек чести.

Приехав домой, Элеонора уединилась в спальне, сбросила мокрую одежду и надела теплый бархатный халат. Ожидая, пока ванну наполнят подогретой водой, она сразу же написала Дэймону записку, попросив его как можно скорее нанести ей визит. После чего попросила дворецкого леди Белдон без промедления доставить послание адресату.

Когда медная ванна была наполнена, Элеонора вымыла волосы и смыла с себя речную грязь. Потом она отослала Дженни, свою служанку, решив в полном одиночестве понежиться в теплой воде.

Она как раз сушила волосы перед камином в своей спальне, когда вернулась Дженни, сообщив, что лорд Рексхэм ожидает в голубом зале.

Элеонора быстро переоделась в кашемировое платье. Затем, прихватив с собой дротик, спустилась по лестнице в зал. Дэймон, нахмурившись, стоял у окна. Он удивленно поднял брови, увидев, что Эль, войдя, аккуратно прикрыла за собой дверь, явно желая остаться с ним наедине.

— Мне жаль, что я заставила вас ждать, — начала, было, она, но он отмахнулся от ее извинений.

— Гиэри рассказал мне, что прошлым вечером в бокал пунша, из которого пил принц, было что-то подмешано, а теперь ты написала, что с ним приключилось очередное несчастье.

— Да, но на этот раз я уверена, что это нельзя назвать несчастным случаем.

Подойдя ближе к Дэймону, она поведала ему о поездке в сады Кью и показала дротик, подробно изложив, как он попал в принца и как из-за него тот потерял сознание, а потом упал в речку, и что, в конце концов, ей пришлось вытаскивать его из воды.

Девушку не удивило то, что от этой новости лицо Дэймона помрачнело. Однако она поразилась тому, что он даже не взглянул на дротик, который она держала на ладони.

— Что значит, — спросил он, не дав ей закончить, — ты прыгнула в Темзу? Ты хоть имеешь представление о том, какие вероломные подводные течения скрыты в этой реке?

Его слова застигли Элеонору врасплох.

— А что было делать? Ведь не могла же я позволить принцу утонуть!

— Ты сама могла погибнуть в реке!

Приготовившись защищаться, Элеонора почувствовала, как выпрямилась ее спина. Однако, не желая вступать в спор с виконтом, она сделала вдох, пытаясь успокоиться.

— Я позвала вас сюда совсем не для того, чтобы вы меня отчитывали, Дэймон. Скорее я надеялась на то, что вы поинтересуетесь точкой зрения мистера Гиэри по поводу этого предмета. — При этих словах она протянула ему дротик, чтобы он смог взглянуть на него поближе.

Гнев Дэймона, казалось, несколько поутих, когда он взял дротик и начал внимательно рассматривать.

— Очень похоже на дротик, отравленный ядом кураре… — спустя какое-то время произнес он.

— А что это такое? — поинтересовалась Элеонора.

— Короткое копье, которое используется в некоторых южноамериканских индейских племенах. Его наконечник смазывают ядом.

Глаза девушки расширились от удивления.

— Откуда, скажите на милость, вы знаете об этом? Дэймон чуть заметно улыбнулся.

— Я интересуюсь медициной. Сэр Уолтер Рэлей[3] написал о кураре в своей книге о Гвиане. А сэр Бенджамин Броуди[4] несколько лет назад провел в Англии серию опытов, пытаясь изучить его действие на животных.

— Этот яд смертельно опасен?

— Да, возможен и летальный исход. В основном кураре парализует жертву и лишает ее возможности дышать. Но сэр Бенджамин доказал, что дыхательная способность может быть восстановлена искусственным путем, а со временем происходит полное выздоровление и не наблюдается никаких побочных эффектов.

Элеонора нахмурилась, вероятно, пытаясь припомнить, как вел себя принц после того, как ему в шею вонзилась эта штуковина.

— После того как дротик попал в него, он упал в обморок, — медленно произнесла она, — но, похоже, сейчас он уже идет на поправку.

— Возможно, потому что кураре на дротике не было, а если все же и было, то доза оказалась слишком мала, чтобы вызвать летальный исход.

— Как вы думаете, смог бы мистер Гиэри определить, содержит наконечник дротика яд или нет?

— Он наверняка мог бы подвергнуть анализу отдельные химические компоненты, хотя собрать доказательства в подобной ситуации очень сложно.

— Если все же яд был использован, значит ли это, что кто-то пытается убить принца Лаззару?

Дэймон снова призадумался.

— Или же Лаззара хочет, чтобы мы так думали. До этого момента я часто задавался вопросом: а что, если Лаззара сам подстраивает эти несчастные случаи?

Элеонора удивленно посмотрела на него.

— С какой стати ему это делать?

— Чтобы вызвать твое сочувствие. Возможно, он думает, что если ты будешь постоянно жалеть его, то в твоей душе зародятся некие трепетные чувства.

Принц хочет, чтобы она считала его слабовольным человеком? Если это на самом деле так, то это абсурд, подумала Элеонора. Ведь ей нравились сильные мужчины, а не беспомощные слабаки.

— А может быть, — добавил Дэймон, — кто-то хочет, чтобы принц выглядел слабым в твоих глазах.

— Такое объяснение кажется мне более убедительным, — задумчиво произнесла Элеонора, взглянув на дротик, который он держал в руке. — Я полагаю, что в данной ситуации Лаззара невинная жертва и его обязательно следует предупредить. У меня не было времени поделиться с ним своими подозрениями ни вчера вечером, ни сегодня. А синьор Векки явно не желает ничего слышать.

Она внимательно посмотрела на виконта.

— Вы мне поможете, Дэймон? Мы должны узнать, кто за всем этим стоит. В следующий раз жизнь принца может оборваться.

— Конечно же, я помогу. Наверное, сейчас самое время нанять сыщиков с Боу-стрит, чтобы расследовать это дело, а возможно, и обеспечить принцу надежную защиту в виде личного телохранителя.

Элеонора хорошо знала, что на Боу-стрит находилось частное сыскное агентство.

— Думаю, это мудрое решение. Вы с ними свяжетесь или это сделать мне?

— Я возьму это на себя. А ты тем временем должна держаться от Лаззары как можно дальше.

Элеонора не сразу нашлась, что ответить на его приказ.

— Держаться как можно дальше?

— Да, моя сладкая. Я хочу, чтобы тебя и близко не было рядом с ним.

И когда она уже хотела возразить, Дэймон, подняв руку, произнес безапелляционным тоном:

— Даже не пытайся спорить со мной, Эль. Я не собираюсь ждать, пока ты тоже пострадаешь.

Желание Дэймона защитить ее было вполне понятным, ведь он потерял брата, причем утрата оказалась такой болезненной, однако его забота о ней скорее рассердила девушку. Даже если Дэймоном руководил благородный порыв, Элеоноре не нравилось, что он смеет указывать, что ей нужно делать.

— Я не могу ни с того ни с сего прервать с ним общение. К примеру, завтра мы вместе с принцем собирались подняться на воздушном шаре. Один из соотечественников Лаззары оказался аэронавтом. Он пообещал, что прокатит нас на воздушном шаре. Даже если не учитывать тот факт, что я с нетерпением жду этого невероятного приключения, было бы крайне неловко отказаться от такого интересного предложения в последний момент, поскольку принцу пришлось приложить немало усилий, чтобы устроить это развлечение специально для меня.

Дэймон уступил, хотя и с явной неохотой.

— Отлично, можешь идти, но учти, я обязательно буду присутствовать там, чтобы смотреть за тобой в оба.

— Вас же не приглашали, Дэймон, — недовольно заметила Элеонора.

— Это не имеет никакого значения. Без меня ты никуда не пойдешь.

Вместо ответа она лишь мило улыбнулась.

— Спасибо, что вы так быстро откликнулись на мое приглашение прийти, лорд Рексхэм. Ну а сейчас, я думаю, вам пора отправляться на Боу-стрит, не так ли? — Подойдя к двери, девушка открыла ее и встала в проеме, как бы давая понять, что разговор окончен.

Однако Дэймон, скрестив руки на груди, даже не пошевелился.

— Ну, вообще-то полет можно и отложить, — наконец произнесла Элеонора. — Ведь после того, что сегодня случилось, принц, возможно, недостаточно хорошо себя чувствует.

Дэймон стиснул зубы.

— Меня не устраивает такой ответ Эль. Я хочу, чтобы ты пообещала мне держаться от Лаззары как можно дальше, если меня нет рядом.

Элеонора упрямо молчала. Ее решение разорвать отношения с принцем было окончательным и бесповоротным. И завтрашняя экскурсия должна была стать последним приглашением с его стороны, на которое она ответила согласием. Но Дэймон вел себя как диктатор, и это не позволяло ей откровенно признаться ему в своих планах.

Однако Элеонора прекрасно понимала, что если она сейчас не уступит, то он никуда не уйдет.

— Ну, хорошо, хорошо. Обещаю.

Суровое выражение тотчас исчезло с его лица.

— И ты должна поклясться, что перестанешь, наконец, геройствовать. Продолжая встречаться с Лаззарой, ты рискуешь погибнуть.

— Но на моем месте вы поступили бы точно так же.

— Я совсем другое дело. Элеонора закатила глаза.

— Только не говорите мне, что это потому, что вы мужчина.

— Отчасти это действительно так. Физически я сильнее тебя. Разве можно было бы говорить о равенстве сил, если бы Лаззара все-таки увлек тебя за собой под воду?

Его доводы не успокоили Элеонору.

— Моя жизнь была вне опасности. Еще в детстве Маркус научил меня плавать.

Дэймон чуть заметно скривил рот.

— Я нисколько не удивлен. Ведь ты отлично держишься в седле, умеешь остроумно отвечать на любой вопрос, можешь спросить о чем угодно. А со вчерашнего вечера к списку твоих подвигов можно прибавить еще и кражу.

Элеонора не удержалась от смеха.

— Но ведь вы же согласились, что заслужили это наказание.

— Это так. — Пройдя через комнату, Дэймон остановился рядом с девушкой, глядя на нее. — Не принимай мои слова близко к сердцу, Элеонора. То, что ты сделала, вызывает восхищение. Наверное, только у одной женщины на миллион хватило бы на это духу. Ради спасения принца ты рисковала жизнью. Но я не хочу, чтобы с тобой случилась беда.

Дэймон несколько секунд пристально смотрел на Элеонору своими черными глазами, а затем легонько дотронулся пальцем до ее щеки. Это было нежное, почти робкое прикосновение, словно он хотел убедиться, что она все еще тут, рядом, целая и невредимая.

Затем его голос понизился до грубоватого, почти неслышного шепота.

— Я бы не вынес, если бы с тобой что-то случилось.

Дэймон, больше не проронив ни слова, повернулся и вышел из комнаты, не дав Элеоноре ничего сказать в ответ.

Прошло довольно много времени, прежде чем она смогла снова прийти в себя и обрести обычное самообладание.