Очаровательная дикарка

Глава 6

Сбросив одеяло, Элеонора так стремительно вскочила на ноги, что у нее закружилась голова. Причиной внезапного головокружения, вероятно, был испуг и смущение оттого, что этот высокий красавец, ее бывший жених, прокрался к ней ночью и теперь она стоит перед ним полураздетая.

— Вы что, с ума сошли? Как вы посмели забраться в мою спальню?! — вскричала она, пятясь к двери.

Насмешливая улыбка коснулась губ Дэймона.

— Что же еще мне оставалось? В театре ты ответила отказом на мою просьбу продолжить нашу беседу, где бы то ни было.

— Да, именно так! Потому Что мне не о чем с вами разговаривать!

Дэймон продолжал приближаться, и Элеонора вытянула вперед руки, как будто стараясь удержать его на расстоянии.

— Не смейте, не подходите ко мне!

К счастью, он повиновался, остановившись за несколько шагов от нее. Он был похож на гранитную глыбу, такой же невозмутимый и неподвижный, а его темные глаза, казалось, сейчас сожгут ее.

— Вы должны немедленно уйти, — настоятельным тоном приказала Элеонора.

— Но не раньше, чем мы расставим все точки над «i». Очевидно, он все еще был на нее сердит, однако похожие чувства испытывала и она.

— Я серьезно, Дэймон! Убирайтесь вон, пока я не позвала Петерса, и он не вышвырнул вас отсюда.

— Ты этого не сделаешь, поскольку не хочешь, чтобы слуги увидели меня здесь.

От досады Элеонора стиснула зубы, прекрасно понимая, что она лишь навредит себе, сделав всеобщим достоянием свое теперешнее, щекотливое положение. И даже если она позовет на помощь, дело, вероятно, кончится грандиозным скандалом. Тетушка Беатрис уж точно придет в смятение и ужас, узнав, что племянница умудрилась допустить подобную ситуацию.

Элеонора хотела послать Дэймона ко всем чертям, однако было очевидно: чтобы выяснить с ней отношения, он пойдет до конца, и правила приличия, похоже, волновали его в самую последнюю очередь.

Понимая, что ей не остается ничего другого, как выслушать своего мучителя, девушка, смирившись, фыркнула и, приняв гордую позу, скрестила руки на груди, тем самым, заставив виконта рассматривать ее с еще более пристальным вниманием.

Взгляд его темных глаз скользил по ее нежной сорочке из белого батиста, пока Элеонора, наконец, не опустила быстрым движением ладони к талии и не отступила на шаг назад.

— Ну и что вы хотите обсудить?

— То, что произошло с Лаззарой. Я хочу, чтобы ты меня выслушала, Элеонора.

— Вы не могли бы разговаривать чуть тише? Нас могут услышать. Дэймон послушался, однако его голос зазвучал довольно жестко, когда он продолжил:

— Я никак не могу понять, почему ты упрекаешь меня в том, что у меня якобы были дурные намерения относительно принца. Более того, ты не только обвиняешь меня в том, что я пытался причинить ему вред, но еще и заявляешь, что я лжец.

Элеонора надменно подняла голову.

— У меня для этого есть все основания. После того как мы обручились, вы сказали, что расстались со своей любовницей, однако на самом деле все было с точностью наоборот.

Он ответил ей грустным взглядом, медленно обходя кровать.

— На это обвинение мне, увы, нечего возразить, однако ты далека от истины, полагая, что я имею хоть малейшее отношение к тому, что произошло с Лаззарой. С таким же успехом можно сказать, что это ты инициировала все его несчастья. Элеонора смерила его удивленным взглядом.

— С какой стати мне это понадобилось бы?

— Ну, возможно, для того, чтобы различными ухищрениями поставить его в безвыходное положение… и, в конечном счете, просто вынудить его жениться на себе.

От изумления Элеонора даже раскрыла рот.

— Это обвинение просто нелепо!

— Таким же, по сути, является и твое заявление о том, что я намеренно пытался навредить Лаззаре. И уж совсем мне не нравится, когда под сомнение ставят мое честное слово.

— Ну, может, в этом и есть доля правды, — резко возразила Элеонора. — Однако вы должны признать, что ваше присутствие во время всех этих происшествий выглядит крайне подозрительным. Да и этим вечером вы шли прямо за нами.

Кольнув ее взглядом, Дэймон сделал шаг вперед.

— Ты забываешь одну важнейшую деталь, моя дорогая. Я бы никогда не решился рискнуть твоей безопасностью. А поскольку ты держала принца под руку, то могла бы и сама легко упасть и серьезно пострадать. Даже если бы я хотел столкнуть его с лестницы, я предпочел бы подождать, когда ты отпустишь его.

Элеонора вынуждена была признать, что Дэймон действительно молниеносно отреагировал на случившееся. В знак согласия девушка тихо кивнула головой.

— Я помню, как вы схватили меня за руку, чтобы не дать Лаззаре увлечь меня вниз за собой.

— Да, именно так я и сделал.

— Так вы думаете, что он просто поскользнулся?

— Возможно, но, по-моему, в последнее время его слишком часто преследуют неприятности, чтобы можно было списать это на простое совпадение. Кто-то наверняка хочет ему навредить.

— Тогда кто это?

— Не имею ни малейшего понятия, — задумавшись, произнес Дэймон. Он вплотную подошел к кровати и присел на край постели. Не успела Элеонора что-либо возразить, как Дэймон снова заговорил, размышляя вслух: — Я отчетливо заметил, что по внешнему виду вор очень напоминал земляка Лаззары. У него была такая же оливковая кожа, как у принца. Однако сегодня вечером в театре около него не было никого с таким цветом лица, кроме разве что синьора Векки.

— Но синьор Векки вряд ли стал бы толкать своего родственника с лестницы, — с угрюмым видом произнесла Элеонора, теряясь в догадках.

— Я тоже так думаю.

Девушка еще больше нахмурилась.

— Если какой-то неизвестный недруг пытается причинить принцу зло, я бы очень хотела вывести этого негодяя на чистую воду, чтобы как можно скорее прекратить эти покушения. У меня такое чувство, что жизни Лаззары угрожает серьезная опасность.

— Мне бы тоже хотелось узнать, кто это, может быть, — заявил Дэймон. — Пока принц ухаживает за тобой, ты тоже подвергаешься риску.

Глаза Элеоноры округлились.

— Так вас беспокоит моя безопасность?

— А что в этом может быть непонятного, Эль?

Его голос стал намного мягче, и Элеонора почувствовала, что отступает.

— Да, в общем-то, все понятно…

— Мне не нравится, что ты так тесно общаешься с Лаззарой, — произнес Дэймон. — Если попытки нападения будут продолжаться и дальше, ты тоже можешь пострадать. И я не намерен стоять в стороне и наблюдать, как это случится, Элеонора.

Девушка поймала его пристальный взгляд, и до нее вдруг дошло, что она стоит перед ним в одной кружевной ночной сорочке, а на кровати лежит кое-как брошенное одеяло.

— Спасибо за заботу, милорд, — поспешила сказать Элеонора, — но вы должны идти. Вам не следует здесь находиться, — повторила она.

Дэймон смотрел на нее с нежной улыбкой, похоже, даже не собираясь двигаться с места.

— Неужели я не заслуживаю похвалы за свою изобретательность? Поскольку ты отказала мне в аудиенции, я просто вынужден был пойти на крайние меры. Поверь, мне нелегко было взбираться по проклятому дубу за твоим окном.

Элеонора тихо засмеялась, сама удивляясь своей реакции. Странно, что Дэймону удалось заставить ее смеяться, в то время как она должна была бы разгневаться на него за дерзкое вторжение.

— Вот видишь, — произнес он, — как мало надо, чтобы обрадовать тебя.

Она попыталась сдержать улыбку.

— Если вы надеетесь на комплимент, то скорее ваш наряд прохудится, и сами вы поседеете, прежде чем дождетесь от меня похвалы за самоуверенность.

Отрицательно покачав головой, Дэймон все с той же очаровательной улыбкой сказал, растягивая слова:

— Ну, не-е-е-ет, мне никак нельзя сегодня возвращаться домой в прохудившемся наряде. Поверьте, мой слуга оторвет мне башку, если я испорчу свой новый сюртук. Корнби прилагает огромные усилия, надеясь сделать из меня человека, одетого по последней моде.

Элеонора отметила про себя, что выглядел он, как всегда, безукоризненно. Разве что пышные волосы были более взъерошенными, чем обычно.

— Скажи, — Дэймон сделал серьезное лицо, — ты бы очень обрадовалась моей смерти?

— Конечно же, нет. — Улыбка вдруг исчезла с лица Элеоноры. Она даже в мыслях не желала Дэймону смерти. Она лишь не хотела, чтобы он постоянно преследовал ее. Особенно его присутствие было неуместно сейчас, когда она находилась в такой совершенно нелепой ситуации.

— Дэймон, вы должны уйти: Вы же сами сказали, что не хотите, чтобы мне угрожала опасность, а ваше присутствие в моей спальне может окончиться большим скандалом.

— Согласен, может. — Однако вместо того чтобы выполнить ее просьбу, виконт лишь выпрямил спину и удобнее уселся на краю кровати, всем видом показывая, что он не собирается никуда уходить.

— Полагаю, ты должна сначала извиниться за то, что так несправедливо обвиняла меня.

— Хорошо, извините. А теперь, будьте добры, уйдите.

— Думаю, я заслуживаю чего-то большего.

— Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, что ты должна меня поцеловать.

Сердце Элеоноры на мгновение остановилось. Он требует от нее поцелуя в качестве благодарности?!

— Подойди сюда, Эль, — прошептал он, пока она, остолбенев, пыталась осознать его слова.

От звука его охрипшего голоса у нее вдруг пересохли губы. Эль инстинктивно провела по ним языком и тут же почувствовала, как жадно Дэймон смотрит на нее. Она внезапно вспомнила наставление из книги Фэнни: облизывание губ свидетельствует о том, что девушка жаждет поцелуя. Но в данный момент это получилось случайно, и она вовсе не хотела давать ему что-либо понять…

— Не собираюсь я вас целовать! — с жаром воскликнула она.

— Вот как? В таком случае я не гарантирую, что твоя репутация не пострадает. Если потребуется, я охотно просижу здесь хоть до утра. — И Дэймон насмешливо наклонил голову набок. — Боже мой, что скажет тетушка, когда обнаружит, что я провел с тобой целую ночь?

— Вы законченный мерзавец! — возмущенно произнесла Элеонора.

— Я и не отрицаю этого, — ответил Дэймон, ничуть не смущаясь.

Раздражение девушки нарастало. Ей следовало бы сразу понять, что избавиться от него будет очень непросто. Дэймон был человеком, который создавал сплошные неприятности, а еще — самым отвратительным шантажистом, живущим на земле.

— Думаю, вам удалось заставить меня передумать, — прошептала Элеонора. — Возможно, ваша смерть действительно была бы всем на руку!

— И это говорит моя Эль, та самая Эль, которую я знаю и люблю…

Нотки иронии, прозвучавшие в его голосе, заставили девушку крепко сжать кулаки.

— Вы не любите меня! И никогда не любили!

Странно, но насмешливое выражение вдруг исчезло с его лица, улыбка стала мягкой, почти грустной. Однако Дэймон настойчиво повторил:

— Поцелуй, Элеонора: вот цена моего ухода.

Все еще, внутренне сопротивляясь, она не двигалась с места.

— Неужели вы не понимаете, что это низко — настаивать на поцелуе против воли женщины!

Его лицо еще больше смягчилось.

— Ничего ужасного я не требую, это просто тактический ход. Я лишь снова хочу напомнить вам об огне, которого вам с принцем так не хватает.

«Ах, вот оно что», — подумала Элеонора, раздираемая разочарованием и чувством легкой обиды. Дэймон всего лишь хочет в очередной раз доказать, насколько слаба ее привязанность к знатному ухажеру. И снова он умудрился поставить ее в безвыходное положение! Но больше всего девушку сердило сознание того, что она, несмотря ни на что, жаждет, как и прежде, этого поцелуя. И уж совсем плохо то, что Дэймон, по всей видимости, прекрасно угадывает ее желания.

Он пристально наблюдал за ней горящими глазами, и невидимые искры страсти, казалось, летели потоком сквозь тишину спальни. Элеонора, обожженная этим любовным огнем, почувствовала, как сладкая дрожь прокатилась по спине.

— Я жду, Эль, — прошептал Дэймон.

Низкий, чувственный, бархатистый голос вдруг в один миг сломил ее сопротивление. Элеонора глубоко вздохнула и неуверенно подошла к Дэймону. Он осторожно взял ее за руку и, широко раздвинув свои колени, притянул девушку к себе. От этой головокружительной близости кровь моментально прилила к щекам Эль. Она вся затрепетала, прижавшись грудью к его сильному горячему торсу. Соски налились как две спелые горошины, стали чувствительными, прерывистое дыхание едва удавалось сдерживать, а сердце вот-вот готово было выскочить из груди.

Умелыми руками Дэймон обхватил ее груди и слегка сжал их, приблизив вплотную свое лицо так, что Элеонора почувствовала, как невидимые жаркие искры, исходящие от него, обжигают ее губы.

И вдруг все прекратилось.

— Ну? — спросил Дэймон.

— Что?

— Ты должна поцеловать меня, помнишь?

Он крепко сжал ее запястье, потянул вниз и решительно усадил к себе на колени. Понимая, что он не отступится от задуманного, пока не добьется своего, Элеонора наклонилась, на мгновение прижалась к его губам и тут же отпрянула. Это был всего лишь миг, но даже это непродолжительное прикосновение ударило ее словно молнией… Однако Дэймон, казалось, остался недоволен такой благодарностью.

— Нет, для извинения этого легкого поцелуйчика вряд ли будет достаточно. Мое уязвленное самолюбие требует более серьезного лекарства. Оно все еще причиняет мне ужасную боль.

— В таком случае вам придется научиться жить с этой болью и дальше, ибо я понятия не имею, как вылечить вашу болезненную гордыню…

Его глаза оживились.

— Я научу тебя, как это сделать.

Крепко обняв Элеонору и неотрывно глядя ей в глаза, Дэймон опрокинул девушку на спину, так что верхняя часть ее тела распласталась на кровати, а ноги остались на его бедре. Скованная гипнотической силой его взгляда, Эль не могла пошевелиться, пульс отдавался бешеными ударами в горле, и когда виконт впился в ее губы глубоким, страстным поцелуем, Элеонора перестала дышать… Его язык медленно и жадно скользил, лаская ее рот, доводя ее до полуобморочного состояния. Элеонора в изнеможении застонала.

Внезапно оторвавшись от нее, Дэймон приподнял голову так, чтобы видеть ее лицо.

— Ну что, я был прав, это настоящий костер… — прошептал он, и его голос стал еще более хриплым.

Да, конечно, это был настоящий костер… Тлеющие угольки в ее груди за минуту вспыхнули ярким пламенем.

Больше ничего, не говоря, Дэймон снова наклонился к ней, чтобы продолжить горячие ласки. Элеонора понимала, что было полным безумием отвечать ему тем же, но она совершенно потеряла голову. Как она могла сдерживать себя, когда его нежность вызывала в ней столько неудержимых эмоций?.. Как можно было бороться с ощущениями, которые доводили ее почти до потери сознания, и вызвать которые в ней мог только он, Дэймон. Он целовал ее так, что девичья стыдливость и покорность с каждой лаской теплых губ превращались в бесстыдное женское желание.

Что и говорить, утопать в безумных, опустошительных поцелуях любовника — мечта каждой женщины. Для Элеоноры это было райским наслаждением — утопать в поцелуях Дэймона. Его губы гладили, играли с ее губами, обжигали, возбуждали, заставляли забыть обо всем на свете, в то время как язык с неутомимой страстью ласкал ее рот изнутри.

Дэймон еще крепче прижал ее к себе, так, что их тела, казалось, слились воедино. Теперь она чувствовала его всего — упругие мышцы, сильные длинные ноги, горячее дыхание, вырывающееся из груди, все его напряженное мощное тело, и из последних сил пыталась сопротивляться желанию, раствориться в этом океане наслаждения от его близости. Грудь налилась от переполнявшего ее восторга и чувственного возбуждения, и совершенно незнакомая доселе сладкая боль разливалась пьянящим вином по всему ее юному существу.

Дэймон все плотнее сжимал кольцо объятий, исступленно целуя Элеонору так, как будто хотел с помощью этих поцелуев познать все тайны, которые хранила ее душа. От запаха и вкуса его губ закипала кровь, и пульс стучал сто раз в минуту. Его дерзкая рука вновь скользнула к ее груди, сжав длинными пальцами горячий холмик и вызвав новую волну упоительного наслаждения.

Последним усилием воли, тяжело вздохнув, Элеонора оторвалась от его опьяняющих поцелуев. Теплая ладонь все еще продолжала властно ласкать ее грудь, но девушка решительно схватила его за запястье, заставив остановиться.

— Дэймон, все зашло слишком далеко, — неровным голосом произнесла Элеонора.

Он слегка приподнял брови.

— Неужели? Но тебе ведь нравятся мои ласки, Эль.

— Нет, нет, нет…

— Тогда почему же твои соски так призывно проступают сквозь батистовую сорочку? Можешь, что угодно говорить, дорогая моя, но твое тело полностью выдает тебя.

Она робко опустила голову. Свеча отбрасывала тусклый свет, и Элеонора с ужасом увидела, как предательски под тонкой кружевной сорочкой проступают две прелестные маленькие упругие бусинки. Кровь моментально прилила к лицу девушки, покрыв щеки ярким стыдливым румянцем.

— Это ужасно, что ты видишь меня в этой полупрозрачной сорочке…

Он весело ухмыльнулся.

— Я бы предпочел, чтобы на тебе вообще ничего не было. Его рука решительно потянулась к маленьким пуговицам у нее на груди и расстегнула их одну за другой. Элеонору трясло от страха и неконтролируемого возбуждения, от его неотразимой настойчивости, но сил оттолкнуть этого коварного соблазнителя явно не хватало. Нахальные пальцы продолжали расстегивать сорочку, пока грудь Элеоноры полностью не обнажилась. Это уже было совершенным безумием — позволить ему раздеть ее почти до пояса… Несколько мгновений Дэймон жадно любовался белоснежными девичьими холмиками, а потом захватил пальцами две упругие вершины, дразня умелыми движениями опытного змея-искусителя нежные возбужденные бутоны. Ее веки закрылись, из груди вырвался протяжный стон. И это еще больше распалило его. Он исступленно одаривал ее бурными ласками до тех пор, пока она не стала изнемогать от страсти. Но Дэймону этого явно было мало.

— Я хочу почувствовать вкус твоего тела, — прошептал он приглушенным, хриплым голосом, касаясь губами ее шеи.

Элеонора, полуживая, как сквозь сон, силилась понять смысл того, что он ей говорит.

— Почувствовать вкус?

Его горячее дыхание продолжало обжигать ее.

— Я изголодался по тебе, Эль. Клянусь всеми святыми, нет ничего приятнее на вкус, чем твое тело.

Она, улыбаясь, уперлась ладонями в его плечи, попытавшись удержать его на расстоянии.

— Не говорите ерунды, для этого у вас есть первоклассный повар.

Дэймон на мгновение отстранился и удивленно взглянул на нее.

— Откуда ты знаешь о моем поваре?

— Слухи.

— Ты слушаешь бездельников, которые шушукаются обо мне? «Еще как слушаю…» — подумала Элеонора.

— Как я могу не слушать, если весь Лондон только и делает, что говорит о вас.

Слабая улыбка коснулась его губ.

— Ты действительно хочешь сейчас обсудить моего повара?

— Я же сказала вам, что вообще не хочу ничего с вами обсуждать.

— Хорошо, тогда просто помолчи, любимая…

Он нежно положил руки на ее обнаженные груди, оставив открытыми лишь возбужденные соски, и легко дотронулся губами до одного из них. Элеонора непроизвольно ахнула. Дэймон никогда еще не позволял себе таких вольностей. Прикосновение его нежных губ вызвало новую волну тепла по всей коже, а когда девушка впервые почувствовала ласку языка на своем набухшем соске, она чуть не задохнулась от неизведанного ощущения.

Сомкнув губы над упругим бутоном, Дэймон слегка втянул его в себя. Элеонора тут же изогнула спину в сладостной истоме, и спазм наслаждения опять прокатился по всему телу.

— Дэймон, не надо, умоляю вас, — в изнеможении произнесла Эль.

Ей казалось, что она не вынесет этой сладкой пытки. Однако он не собирался останавливаться, продолжая дразнить девичью грудь языком, чуть покусывая и нежными умелыми движениями губ ритмично вбирая в себя набухшую плоть.

Элеонора поняла, что не может и не хочет оказывать никакого сопротивления. В глубине души она чувствовала, что они зашли слишком далеко, но ей было уже все равно. Нарастающее желание все больше охватывало ее, лишало воли, и мощным горячим потоком лилось к девственной сокровищнице. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Элеонора все сильнее прижимала голову Дэймона к своей груди, будто боясь, что губы, дарящие ей наслаждение, могут оторваться от ее сосков. Безумное желание достигло кульминации, когда его колено осторожно скользнуло между ее ног и она, повинуясь страсти, стала ритмично покачиваться навстречу этому нежному нажиму.

А потом Элеонора почувствовала, что лишается последней защиты, ибо руки Дэймона пытались снять с нее ночную сорочку. Не на шутку испугавшись, девушка призвала на помощь всю свою силу воли, чтобы окончательно не наделать глупостей.

— Нет… нет, Дэймон, не надо…

Он оторвался от нее и поднял голову, глядя на нее своими пылающими страстью темными глазами.

— Неужели тебе не хочется до конца познать блаженство, которое я мог бы тебе подарить?

— Да… нет… Я не знаю…

— Успокойся. Я не намерен лишать тебя девственности, если тебя беспокоит именно это.

Она вздрогнула.

— Умоляю вас, не надо! То, что вы сейчас делаете, очень нескромно.

Ласковая улыбка, осветившая лицо Дэймона, несколько смягчила действие горящего безумной страстью взгляда.

— Как говорится, таких, как я, следует приговаривать к смертной казни через повешенье за то, что они обесчестили невинного ягненка, сделав его овцой.

— Я не знаю, насколько я невинный ягненок, но вы уж точно настоящий волк!

В ответ он лишь тихо засмеялся, и его рука осторожным, но уверенным движением скользнула вниз, пока не нашла заветного, желанного девичьего места, и замерла у ложбинки между ног.

У Элеоноры снова перехватило дыхание. Взгляд этих пылающих прекрасных темных глаз завораживал так, что она, словно под гипнозом, не могла пошевелиться. А Дэймон, будто в ожидании чего-то, смотрел на нее сверху вниз, черные локоны упали на высокий лоб, глаза, казалось, проникали в самую душу, парализуя ее волю.

— Расслабься… Ты ведь хочешь, чтобы я доставил тебе наслаждение, Эль?..

— Да… — прошептала она.

Его гибкие пальцы быстро и безошибочно нашли влажные лепестки желанного тайника и, раздвинув их, нежно прикоснулись к беспомощному возбужденному девичьему бутону. Каждый нерв тела Элеоноры в яркой вспышке натянулся до предела, а дыхание, казалось, замерло. Поцелуи Дэймона и раньше пробуждали в ней безумную страсть, но обычно его вольности ограничивались тем, что он ласкал ее грудь через одежду. Так было до сегодняшней ночи. А сейчас эта сильная рука двигалась с восхитительным бесстыдством по горячей женской расселине, возбуждая ритмичными движениями ее маленький набухший бутон и заставляя бешено колотиться сердце.

Изогнувшись, Эль закрыла глаза.

Когда нечто похожее на тихий плач вырвалось из ее горла, он прильнул к ее губам. Его рот будто вел немой диалог с ее нежными, как шелк, губами, а разгоряченный язык по-прежнему двигался в медленном чувственном ритме, раздувая в ней огонь желания, который с каждым мигом становился все сильнее.

Ее пальцы нырнули в локоны Дэймона, и она крепко вцепилась в его шелковистые волосы, страстно отвечая на поцелуи. Ощущения проносились сумасшедшим вихрем, смешиваясь с его запахом, вкусом его губ и странной сладкой болью, которую он ей причинял. Казалось, что кожи у нее нет совсем, а внутри все полыхает неистовым жаром, который распаляется с каждой секундой.

В безумном отчаянии Элеонора разжала пальцы и впилась в его плечи, прижавшись к мускулистому телу. Это заставило Дэймона усилить ласки.

Горя от возбуждения не меньше, чем она, он все настойчивее и изысканнее гладил и целовал ее, пробуждая ощущения, о существовании которых она даже не подозревала. Никогда раньше Элеонора не испытывала ничего подобного, таких глубоких ощущений и страстного неконтролируемого блаженства.

И вдруг огонь желания полыхнул наружу неистовым экстазом, вырвавшимся толчками наслаждения через каждую частичку ее тела.

Элеонора громко закричала, и Дэймон немедленно впился в ее губы, чтобы этот крик не переполошил весь дом.

Потом все стихло. Ощущение невероятного безумного блаженства постепенно стало улетучиваться. Ошеломленная, Элеонора еще долго лежала, тяжело и учащенно дыша. Наконец она открыла глаза и посмотрела на Дэймона. Он чуть заметно улыбался, внимательно наблюдая за ее неподвижным, удовлетворенным выражением лица, покрытого ярким румянцем.

Облизнув пересохшие губы, Элеонора произнесла слабым голосом:

— Так вот в чем секрет… вот как это бывает… Я никогда не думала…

— Что не думала, любимая?

— Что заниматься любовью может быть так… изумительно. Нагнувшись, он нежно поцеловал ее в лоб.

— Так и есть, это изумительно. Но поверь, есть еще много такого, чему я мог бы тебя научить.

И, как будто пытаясь продемонстрировать, что слова не должны расходиться с делом, он устроился поудобнее между ее ногами и сомкнул объятия. Они вновь сплелись воедино, и Элеонора почувствовала, какой упругой и твердой была его плоть под атласными штанами. Он обнял ее еще сильнее, заставив опять затрепетать от спазмов своего разгоряченного тела.

И вдруг резко остановился.

Было несколько неожиданно то, что Дэймон сам положил конец обольщению, вызвав в Элеоноре смешанные чувства удивления, разочарования и… облегчения.

Он зажмурился, как будто испытывая боль, и сказал хриплым голосом:

— Больше всего на свете я желаю провести ночь, страстно занимаясь с тобой любовью, Эль, но это было бы нечестно.

— Да, вы правы, — произнесла она резко. — Мы не можем заниматься любовью, Дэймон. Вы ведь знаете, я берегу себя для мужа.

Ее охватило странное ощущение, словно она испытала поражение. А Дэймон, как ни в чем не бывало, перевернулся на бок и слегка отстранился.

Облокотившись на руку, он внимательно смотрел на нее сверху вниз.

— Эту проблему можно легко решить.

— Что вы имеете в виду? — в недоумении спросила она. Выдержав довольно долгую паузу, он вдруг произнес:

— Думаю, Эль, ты должна выйти замуж за меня, а не за своего драгоценного принца.