Одна на миллион

1

— Привет, Оливия! Как дела?

Дробный перестук тонких каблучков замер, когда Оливия резко остановилась. Теплившаяся в ее груди надежда, что в столь ранний час огромный холл будет пуст и ей удастся избежать встречи со знакомыми, испарилась. Оливия сдержала гримаску разочарования и деланно улыбнулась приближающемуся мужчине.

— Привет, Стивен, все отлично. Что-то ты рановато сегодня.

— Да и ты превратилась в раннюю пташку.

Оливии показалось, что резиновая улыбка намертво прилипла к ее губам.

— У меня очень много работы, Стивен.

— Верю, верю. Мне кажется, что ты даже слегка похудела.

— Неужели?

Оливия довольно правдоподобно играла роль, ставшую за эти ужасные дни уже привычной. Мысленно она отчаянно взмолилась, чтобы Стивен Уэйн вдруг вспомнил про собственные важные дела, приведшие его в офис в столь ранний час, или, на крайний случай, в этом пустом и огромном холле появился некто третий, кто отвлек бы внимание этого красавчика на себя. Но, как назло, Стив не желал вспоминать об интересах компании и о личных, неотложных делах, а надеяться на то, что в столь ранний час кто-то еще явится на работу, было вообще безнадежным занятием. Так что Оливия продолжала оставаться мишенью для расспросов Стивена.

— Может, ты увлекаешься всеми этими новомодными штучками вроде особых диет? — с легкой усмешкой поинтересовался Стивен и прошелся по ней взглядом сверху вниз.

Оливия из последних сил пыталась сохранить самообладание.

— Неужели мама не научила тебя, что некоторые вопросы дамам задавать неприлично?

— Ох, прости. Я всего лишь хотел сказать, что ты выглядишь просто потрясающе. — Стивен чуть наклонил голову, как бы отдавая дань неземной привлекательности Оливии, и несколько светлых прядей упали ему на глаза.

Он отбросил волосы изящным жестом, приводившим в трепет добрую половину сотрудниц компании, но на Оливию это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Мать Стивена была приятельницей матери Оливии, так что девушка давным-давно изучила все его манеры, жесты, привычки. И чем дольше они были знакомы, тем меньше симпатии вызывал у Оливии этот самовлюбленный представитель сильного пола.

— …Думаю, Мел уже кусает локти, осознавая, что он потерял. Дорогая, не стоит так переживать и сожалеть о несостоявшемся замужестве, — добавил Стивен.

Ох, не стоило ему этого говорить! Оливия не собиралась высказывать ему свое мнение об экс-женихе, а уж тем более посвящать Стивена в свои личные переживания и плакаться, сетуя на предательство Мела. Но деланно сочувственные нотки, которые Стивен умело выводил своим красивым голосом, и «все понимающий и сочувствующий» взгляд светло-карих глаз привели Оливию в состояние пробуждающегося вулкана.

— Не понимаю, о каких переживаниях ты говоришь? — мягко спросила она, но ее глаза опасно блеснули. Впрочем, Стивен это вряд ли заметил.

— Но вы же с Мелом расстались, и при весьма неприятных обстоятельствах, — самоуверенно проговорил Стивен, давая понять, что он-то как раз в курсе, какие обстоятельства заставили Оливию разорвать помолвку с Мелом Андерсеном.

При этом на его губах появилась довольно неприятная усмешка. Оливия прочитала еще одну коротенькую молитву, чтобы ее выдержки хватило, прежде чем закончится разговор. Иначе появятся еще какие-нибудь обстоятельства, из-за которых ее мать не сможет смотреть в глаза своей приятельнице.

— О, Стивен, это события давно минувших дней, и они сейчас не имеют ровным счетом никакого значения.

— Правда? Что ж, я очень рад, Ливи. И, раз ты теперь совершенно свободна, не сходить ли нам сегодня в какое-нибудь уютное местечко? Поужинаем, потанцуем и поболтаем, как в старые добрые времена.

Оливия, как ни старалась, не смогла припомнить эти «старые добрые времена». Видимо, они существовали только в воображении Стивена.

— Извини, Стив, сегодня не могу.

— Тогда выходные?

— Мой уик-энд расписан почти по минутам.

— Не может быть, чтобы ты не нашла пары часов посидеть со мной в уютном ресторанчике!

Стивен проявлял настойчивость, и Оливии стало немножко смешно. Едва он решил, что Оливия уже свободна, как тут же решил возобновить прежние поползновения. А ведь она уже раз сто — сначала намеками, а потом и открыто! — говорила ему, что не собирается с ним встречаться! Но, как видно, в лексиконе Стивена отсутствовало слово «нет», и он был твердо уверен, что нет таких крепостей, которые не сдаются. По крайней мере, для него, неотразимого Стивена Уэйна. Не штурмом, так долговременной осадой! Оливия знала совершенно точно, что его интерес подогревается исключительно ее неуступчивостью: в нем взыграл этакий инстинкт охотника-преследователя! Прежде она находила напористость Стивена довольно забавной. Но только не сегодня!

— Прости, но это действительно так. И потом ты ведь не можешь знать наверняка, я еще свободна или уже нет, — невинным тоном заявила она и с удовольствием отметила, как округлились глаза Стивена.

— Не хочешь же ты сказать, что…

Оливия чуть ли не воочию увидела, как закрутились колесики в голове Стивена, он уже всерьез прикидывал, насколько правдоподобной оказалась полученная им информация о причинах разрыва помолки. Неужели это Оливия нашла кого-то получше, а Мел Андерсен оказался третьим лишним?

— Что?

Стивен обворожительно улыбнулся, пряча растерянность.

— Я все же загляну к тебе в офис на той неделе — вдруг ты передумаешь или планы изменятся. Ты не против, Ливи?

— О, конечно нет. — Оливия едва сдержала смешок.

— Пока, Ливи, мне уже пора. Увидимся на следующей неделе. — Стивен напоследок одарил Оливию своей самой пленительной улыбкой.

Оливия проводила взглядом его подтянутую широкоплечую фигуру и невольно вздохнула. Зря она не сдержалась. Учитывая любовь Стивена к обсуждению с мамочкой всех животрепещущих вопросов, она, Оливия, может вскоре нарваться на серьезный разговор с собственной матерью, которая больше всего на свете боялась скандалов. Джил так рьяно следила за мнением общества, в котором вращалась, что даже намек на возможный скандал мог обернуться для Оливии новой головомойкой.

— Что ж, мне не привыкать быть головной болью моей мамочки и получать все причитающиеся в связи с этим шишки, — пробормотала Оливия, направляясь к лифту.

Лифт, как назло, тащился с черепашьей скоростью, и Оливия от нетерпения несколько раз притопнула каблучком. «Повезло» же ей встретиться со Стивеном именно сегодня, когда она чувствовала себя совершенно измотанной переживаниями и нескончаемой рабочей неделей! Стивен обещал заглянуть на следующей неделе… Она невольно усмехнулась, потому что на следующей неделе, для того чтобы выполнить свое обещание, ему придется поискать ее в Европе. Потому что с понедельника она в отпуске и…

Оливия не успела додумать эту мысль, потому что лифт наконец добрался до нужного этажа и почти бесшумно распахнул двери. Пришлось напомнить себе, что до понедельника еще довольно далеко (целых четыре дня!), а сегодня ей предстоит невообразимо длинный рабочий день. Она вышла из лифта и направилась к своему кабинету.

Это был седьмой день нового периода ее жизни. Новый отсчет Оливия начала с того самого злополучного дня, когда она сгоряча решила, что ее мир в одночасье рухнул. Теперь Оливии так не казалось, но от этого ей было не легче. Оливия прошла в свой кабинет и, сняв жакет, бросила его на спинку роскошного дивана. Ее секретарь уже была на месте.

— Доброе утро, мисс Стюарт. Прекрасно выглядите сегодня.

— Доброе утро, Мелисса, вы сама доброта.

Слова ее верной секретарши были всего лишь данью традиции. Оливия абсолютно точно знала, что они не имеют ничего общего с тем, что есть на самом деле. Сегодня утром она слишком пристально изучала свое отражение и пришла к неутешительному выводу, что выглядит она просто ужасно.

— Хотите кофе?

— Да, пожалуйста. И пару таблеток аспирина.

Мелисса кивнула, ничем не выдав своих эмоций. Они работали вместе уже год, и за это время Оливия ни разу не потребовалось средство от головной боли, а тем более в начале рабочего дня. Она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Все утрясется, сказала она себе, надо потерпеть, пройдет еще немного времени и все встанет на свои места, а моя жизнь войдет в привычную колею.

«Привычная колея» подразумевала время до знакомства с Мелом Андерсеном. Оно-то и повлекло за собой цепь событий, имевших весьма печальный финал. Мел казался очаровательным, добрым, понимающим… в общем, тем самым идеалом, о котором женщины могут лишь мечтать. Так решила Оливия, и ей казалось, что она влюблена и счастье так близко — стоит лишь протянуть руку… Но оно оказалось миражом, зыбким призраком, мгновенно растаявшим и оставившим по себе лишь горькие сожаления: ее история не закончилась хеппи-эндом под звук свадебных колоколов и взаимных клятвенных заверений в вечной любви и верности.

Что может быть банальнее, чем застать жениха в постели с женщиной? То, что этой женщиной оказалась приходящая горничная Мела, было еще полбеды. Хуже, что Мел нашел это событие весьма заурядным и в общем-то не выходящим за рамки приличий. Почему Оливия не позвонила и не предупредила о своем приходе? Он бы успел приготовиться, и тогда бы его дорогая Ливи не была так огорчена…

Огорчена?! Она должна была принять подобный поступок как должное и не обращать внимания на маленькие шалости почти что мужа?! Если Мел рассчитывал, что Оливия попеняет ему или, может, даже немного подуется и на этом все и закончится, то его ждало глубокое разочарование.

До сего дня Оливия фанатично стремилась к личному совершенству, каким оно виделось ей: самообладание в любой ситуации, хладнокровие и доброжелательность к окружающим. Она так старательно вживалась в эту роль, что не только ее окружение — семья, знакомые и Мел — поверили в постоянно демонстрируемый образ выдержанной и холодной леди, но и сама Оливия почти убедила себя в этом. Поэтому вспышка ярости оказалась неожиданной не только для Мела и его горничной, но и для самой Оливии. Она превратилась в бурлящий лавой вулкан. Схватив с каминной полки китайскую вазу династии Мин — одну из любимых ваз Мела, очень дорогую и редкую антикварную вещицу — она метнула ее по направлению к ложу любви. Ваза ударилась в стену прямо над изголовьем кровати и рассыпалась примерно на миллион маленьких осколков, дождем осыпавших кровать. Мел со своей пассией успели вскочить на долю секунды раньше и поэтому избежали незавидной участи стать подушечками для булавок. Девица почти ползком покинула спальню, но Оливия этого даже не заметила. Все ее внимание было приковано к жениху. Увидев выражение ее глаз, и без того бледный Мел побелел еще сильнее и попятился, прижимая скомканную простыню к причинному месту.

Оливия огляделась, ища новую жертву, которую принесет на алтарь душившей ее ярости, и Мел с ужасом проследил за ее взглядом. Кроме угрозы причинения физического вреда, а может, даже гораздо больше опасности физической расправы, он боялся за свою коллекцию: вся его квартира была буквально забита дорогими и никчемными безделушками. Он так испугался за весь этот дорогущий хлам, что попытался жалкими оправданиями образумить Оливию. И сделал еще хуже. Мел не нашел ничего лучшего, как попытаться объяснить свой поступок тем, что Оливия отказала ему в близости, а его организм взрослого мужчины требует своего…

Новая волна ярости захлестнула ее так, что Оливия почти бессознательно двинулась вперед, чтобы нанести своему жениху удар по самому чувствительному месту, который наверняка надолго избавит Мела от желания искать подружку для постельных утех. Когда между ними осталось критическое расстояние в несколько футов, Мел наконец осознал серьезность и опасность ее намерений. Оливия и не подозревала, что ее очень вальяжный и даже медлительный жених обладает подобным проворством. И таким ужасным голосом. Мел вихрем пронесся вдоль стены, роняя мебель и свои дорогие безделушки и при этом пронзительно вереща, как попавший в силок кролик. Именно этот крик привел ее в себя…

Даже сейчас, спустя неделю, Оливия поморщилась, вспоминая эту сцену: трясущийся бледный Мел, кое-как прикрывающийся скомканной простыней и глядящий на нее с откровенным ужасом псины, которую везут на живодерню, осколки по всей комнате, перевернутая мебель… Оливия медленно шагнула назад. Потом еще шаг, еще, и, наконец, бросилась вон из квартиры, ощущая только гадливость, словно вляпалась в яму с дерьмом — как сама позже идентифицировала свои чувства. Но кроме этой гадливости она испытывала стыд за устроенную сцену. Стыд за несдержанность и проявление бешеного темперамента, совсем не подобающих настоящей леди.

Однако и это было еще не все. Главные испытания ждали ее впереди. Они начались с того момента, когда, вернувшись домой и застав все семейство в приятных хлопотах по поводу предстоящего торжества, Оливия заявила, что свадьба отменяется. Ее мать едва не впала в истерику; тетушка Анжелина потребовала нюхательной соли; мисс Адамc, пришедшая внести некоторые уточнения по организационным вопросам, весьма успешно делала вид, что упала в глубокий обморок; а сводный братец Оливии Эштон, некстати присоединившийся к компании, весьма настойчиво — впрочем, совершенно безуспешно — пытался перекричать возникший гвалт и выведать причины, побудившие Оливию сделать это нелепое заявление.

Гостиная стала напоминать миниатюрную птицеферму: заявление Оливии стало началом маленького домашнего ада. Но Оливия не собиралась сдаваться. Благодарение богу, отчим Оливии сумел сохранить хладнокровие. Он прекратил всеобщую истерику, восстановил тишину и под занавес сделал строгое предупреждение: частная жизнь Оливии — это ее личное дело, и она вправе принимать такие решения и совершать такие поступки, которые считает нужными, и он, Джэсон, не позволит давить на свою приемную дочь!

Несколько дней Оливия занималась тем, что отсылала назад свадебные подарки и приносила извинения. Это время было не из легких, поскольку ее родные узнали причину, толкнувшую Оливию разорвать помолвку. Но домашние — каждый в силу собственных умозаключений — воздерживались от комментариев, а для знакомых Джил выдумала какую-то очень простенькую, но весьма трогательную историю неизбежного расставания в связи с непреодолимыми обстоятельствами — на этом самом «переживательном» месте Оливия ухмылялась, пользуясь тем, что мать промокает уголки глаз кружевным платочком и ее не видит. Этой незамысловатой историей Джил пичкала своих приятельниц, которые зачастили с визитами в эту первую неделю. Стайлзы, Гордоны, Лэджеры, Николсоны… все горели желанием выразить сочувствие — а если проще, разузнать подробности — и при этом тщательно скрывали алчный блеск в глазах и свое истинное отношение к происходящему. Оливия мысленно скрипела зубами, но старалась держать себя соответственно, поддерживая придуманную матерью легенду.

Самым тяжелым испытанием стали посещение матушки Мела с извинениями и слабой попыткой вернуть все на круги своя и приезд миссис Уэйн — давней приятельницы матери Оливии и по совместительству матери Стивена, которая позволила себе довольно резкие заявления по поводу того, что «у нынешней молодежи одна блажь в голове» и «стоило ли из-за пустяка разрывать помолвку». В обоих случаях Оливия едва сдерживала свои эмоции, и то лишь под давлением сурового взгляда матери.