Одна на миллион

10

После того как ее ярость слегка поутихла, Оливия была вынуждена признаться, что Рональд отвел ей роскошные апартаменты. В обстановке комнаты чувствовалась женская рука.

Его бывшая жена? Мать? Никакой разгадки: ни фотографий, ни личных вещей, все стерильно, словно неизвестный дизайнер только что сделал свое дело и убрался восвояси. Этот стиль, скорее всего, понравился бы матери Оливии. Джил обожала тяжелые портьеры на окнах, антикварную мебель и обилие дорогих безделушек…

Впрочем, хрупкая Джил с ее манерами вдовствующей королевы идеально вписывалась в такой интерьер. Оливия с вожделением смотрела на огромную кровать под пологом, поскольку валилась с ног от усталости и переживаний.

Но еще больше ей хотелось принять душ, и поэтому она отправилась в ванную, роскошь которой удачно дополнялась функциональностью и удобством современной сантехники. Да, Рональд Даррелл явно не бедствовал, раз мог позволить себе подобную пышность в этой глухомани. Приняв душ, Оливия проверила надежность запора двери: изо всех сил подергала ее ручку в разные стороны, и только после этого с удовлетворенным вздохом залезла на огромную кровать. Она уснула, едва ее голова коснулась подушки, и тут же — как ей показалось! — проснулась от легкого стука.

— Сеньорита Стюарт…

Услышав женский голос, Оливия сползла с кровати, завернулась в простыню и приблизилась к двери. Приоткрыв ее, она обнаружила в коридоре женщину с подносом в руках.

— Доброе утро, сеньорита Стюарт. Я принесла вам завтрак.

Оливия посторонилась, пропуская женщину в комнату. На подносе стояла большая кружка изумительно пахнувшего кофе, тосты, джем и масло.

— Спасибо, но, право, не стоило приносить завтрак сюда… — пробормотала она.

Женщина постелила на изящный столик белоснежную салфетку и поставила на нее поднос. Потом она повернулась к Оливии.

— Меня зовут Лаура, я веду хозяйство в доме сеньора Даррелла.

На вид Лауре было чуть больше пятидесяти, в ее черных волосах проблескивали серебряные нити, но выглядела она прекрасно и легкая полнота ее совершенно не портила.

— Доброе утро, сеньора Лаура. Я Оливия Стюарт, э-э-э… дочь Патрика О'Хара.

— Очень приятно, но зовите, пожалуйста, меня просто Лаурой. — Женщина так очаровательно и тепло улыбнулась, что Оливия просто не могла посчитать грубостью следующий вопрос. — Я могу узнать, почему у дочери Патрика другая фамилия?

— Дело в том, что в двухлетнем возрасте меня удочерил второй муж мамы, Джэсон Стюарт.

— Хорошо. — Лаура кивнула, то ли выражая удовлетворение тем, что Оливию удочерили, то ли тем, что она получила ответ на свой вопрос. — Если вы хотите еще что-нибудь, кроме кофе и тостов…

— Нет-нет, — поспешно отказалась Оливия, — этого достаточно.

— Сеньор Даррелл ждет вас после завтрака внизу. Приятного аппетита.

Луара тихо выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь, а Оливия рухнула на кровать и откинулась на подушки. Рональду придется ждать ее долго… Потому что ее промедление будет маленькой местью за все, что он заставил ее испытать. О, это будет только начало. Она представит ему такие капризы, что жизнь покажется ему адом и он не раз пожалеет, что заставил ее приехать в свой дом! Она отыграется по полной программе на этом наглом мужлане, она…

— Сеньорита Стюарт, если вы не спуститесь через десять минут, я выломаю дверь и лично приволоку вас в гостиную.

Оливия метнула подушку в сторону двери, из-за которой раздался голос несносного Даррелла. При этом она едва не перевернула поднос с кофе на постель. Подушка не произвела никакого грохота, но позволила Оливии выплеснуть ярость. Не то чтобы она испугалась угрозы — она просто знала, что Рональд способен поступить так. Поэтому Оливия старалась не слишком задерживаться сверх оговоренных десяти минут. Она умылась, причесалась, глотнула кофе и отправилась на «битву». Будет ли она последней или так ей придется начинать каждый прожитый здесь день?

Рональд ждал ее в гостиной и выглядел так, словно он всю ночь провел на ногах либо всю ночь пил… Лицо осунувшееся, глаза покраснели. А еще он выглядел очень мрачным.

— Доброе утро, — поздоровалась Оливия, но Рональд взглянул на нее так хмуро, что она тут же поняла: это утро вовсе не доброе.

— Уже почти полдень, сеньорита.

— Вы всегда так оптимистично смотрите на жизнь?

— Что вы имеете в виду?

— Теорию полупустой бутылки, — невозмутимо ответила Оливия, и правая бровь Рональда взметнулась в безмолвном вопросе. Она охотно пояснила: — На полупустую бутыль смотрят два человека. Пессимист думает: осталась всего половина, а оптимист — еще половина!

— Какое отношение это имеет ко мне? — Рональд прищурился.

— Вы смотрите на жизнь с позиции пессимиста и не хотите видеть хорошего в моем позднем пробуждении.

— А оно есть, это хорошее?

— Если вы сейчас в таком настроении, трудно даже представить, в каком состоянии вы встали. Вряд ли вам было бы слишком приятно мое общество с раннего утра. Да, хочу еще вас предупредить, что согласно исследованиям американских психологов ворчание и мрачное расположение духа в тридцатилетнем возрасте заканчивается вконец испорченным нравом. Если вы не измените свою жизненную позицию, то вскоре ваши домочадцы разбегутся, и вам придется коротать старость в одиночестве.

— Уверен, что мои дела не так безнадежны, как вы только что красочно живописали. Но хватит болтовни. Пойдемте в кабинет, мне нужно кое-что с вами обсудить.

Она с деланным безразличием пожала плечами и пошла вслед за ним. Если Оливия и надеялась, что после ее попытки смягчить ситуацию Рональд слегка оттает, то теперь ей только и оставалось, что разочарованно вздохнуть. Он снова стал прежним, точно таким же, каким она его увидела в первый день. Но она никак не могла взять в толк, почему их отношения вернулись на исходную позицию. Ведь накануне все было почти… замечательно!

Рональд остановился и повернулся к ней.

— Вы собираетесь ходить в этом? — Он кивнул на ее брючный костюм, и Оливия растерянно себя оглядела.

Что-то успело случиться с ее одеждой? Еще пару минут назад все было в полном порядке! Ничего страшного она не обнаружила: ни огромного грязного пятна, ни разошедшегося шва.

— Что-то не так?

— Дурацкий костюмчик.

Губы Оливии непроизвольно приоткрылись, и она почти с ужасом уставилась на Рональда.

— Это костюм от Армани. Он из натурального льна, я отдала за него…

Рональд презрительно скривился.

— …Кучу баксов. Можете ничего не говорить, потому что я знаю, о чем вы подумали.

— И о чем же?

— О том, что у такой неотесанной деревенщины хватает наглости говорить подобные вещи.

Краска медленно стала заливать ее щеки и шею. Да! — хотела ответить она, но от его слов у Оливии перехватило дыхание, и она только и могла, что взирать на него в немой ярости.

— Здесь женщины одеваются не так, — продолжил он свои нравоучения, пользуясь ее замешательством. И в этот момент у нее прорезался голос.

— На ранчо я одевалась, как хотела, и мне никто слова не сказал! Я буду надевать те вещи, которые посчитаю нужными, и не собираюсь при этом спрашивать вашего совета. И мне не нужны ваши ханжеские лекции, с которыми вы опоздали как минимум на целый век!

Оливия твердо решила, что ни на какие уступки сверх того, к чему Рональд ее вынудил, она не пойдет. Хватит потакать его капризам! Эдак он решит, что она теперь будет покорно выполнять каждое его дурацкое требование, и совсем ей на шею сядет! В конце концов, не зря же придумали поговорку: клин клином вышибают. Как только он поймет, что ему подобным поведением ничего не добиться — мигом успокоится.

Рональд уставился на нее, словно недоумевал, как такая букашка осмеливается перечить ему, но Оливия, к счастью, не потеряла ни грана своего настроя. Если сейчас она хоть немного уступит, в дальнейшем ей будет гораздо труднее поставить его на место. «Давай, девочка, держись!» — мысленно подбодрила себя Оливия.

— Пойдемте, — проскрежетал он после дуэли взглядов, которая длилась целую вечность.

С этими словами Рональд рывком открыл дверь, у которой они стояли, и посторонился, пропуская ее вперед. Оливия буквально просочилась мимо него на подрагивающих ногах. Она остановилась посередине большой комнаты, которая оказалась кабинетом, и с деланным спокойствием огляделась.

Вдоль стен стояли огромные шкафы, полки которых были заставлены книгами. У окна возвышался — иначе и не скажешь об этой чудовищной конструкции! — массивный письменный стол. В углу стоял небольшой сейф. Вся мебель в комнате была большой, довольно громоздкой и слишком официальной для ранчо. Никаких послаблений в виде фотографий в рамках и стерильная чистота и порядок. Оливия не имела ничего против порядка, но здесь попахивало фанатизмом!

Рональд прошел мимо нее, и Оливии показалось, что ее сейчас снесет ударной волной, вызванной его перемещением по кабинету. Слава богу, обошлось. Ей даже удалось удержаться и не сдвинуться ни на дюйм с того места, где она стояла. Хотя далось это ей нелегко. Рональд уселся за стол, и офисное кресло под ним жалобно скрипнуло.

— Присаживайтесь, — скорее не пригласил, а приказал он.

Оливия со всем возможным изяществом опустилась в кожаное кресло, стоящее рядом со столом.

Рональд стал открывать ящики стола и доставать какие-то бумаги, и от него исходили почти физически ощутимые волны недовольства. Оливия всем своим существом остро почувствовала его близость и напряжение. Наконец перед Рональдом на столе оказались три стопки: толстые журналы, папки и исписанные листы. Он положил на столешницу руки и вперил взгляд в Оливию.

— Согласно завещанию Патрика все его имущество будет принадлежать вам.

Оливия несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем из пересохшего горла вырвалось сдавленное:

— Что?

— Я говорю о завещании Патрика, — жестко повторил он.

Но Оливия прекрасно расслышала, что он сказал. Просто через невообразимую путаницу внезапно смешавшихся мыслей очень четко проступала лишь одна. Она пульсировала в мозгу, как огромный транспарант, написанный страшными черными буквами. Рональд был мрачен с утра и начал этот разговор потому, что Патрик умер… Ее отец умер, а она так и не увидела его, не поговорила с ним!.. Внутри у нее стало так холодно, что Оливия перестала ощущать руки и ноги, а застывающее сердце стало биться через раз.

— Он… он… — задыхаясь, прошептала она.

— С ним все в порядке!

— О боже! — Оливия порадовалась, что сидит, иначе она бы упала. — Вы напугали меня! Раз с Патриком все в порядке, я не понимаю, к чему вы затеяли этот разговор! Я приехала не за каким-то наследством, а лишь для того…

— Да-да, я уже слышал — увидеться со своим отцом. Но это не меняет дела. Я всего лишь сообщаю о том, о чем меня просил Патрик. Вы его дочь, его единственный ребенок и единственная наследница.

Оливия постаралась не показать, как она потрясена заявлением, смысл которого в полном объеме дошел до нее только сейчас.

— Вы, наверное, шутите?

— Нисколько. Теперь, когда вы все знаете, вы должны принять участие в управлении ранчо. По крайней мере, до тех пор, пока Патрика не выпишут из больницы.

Знакомая тактика — Карлос действовал похоже, но сейчас номер не пройдет. Она больше не позволит манипулировать собой, как безмозглой куклой!

— Видите ли, мистер Даррелл, — она слегка наклонилась вперед, — мне будет весьма затруднительно принимать решения, находясь при этом в вашем доме. Позвольте мне вернуться на ранчо.

Оливия мгновенно все просчитала: как только она окажется вне зоны досягаемости для Даррелла, то соберет свои вещички и немедленно помчится в аэропорт. Даже украдет лошадь, если понадобится.

— Никуда возвращаться вам не нужно. Управляющий ранчо Патрика, Ромеро, с сегодняшнего дня приступает к своим прямым обязанностям. Говоря о вашем участии в управлении ранчо, я имел в виду бумаги.

— Бумаги? — переспросила она, все еще не веря, что ее план освобождения рушится, как карточный домик.

— Бумаги… Документацию. Я не могу выполнять двойную работу. Поэтому вы будете помогать мне с бумагами и осваивать теорию. Все, что вам необходимо для работы, — здесь. — Он показал стопку бумаг.

Оливия посмотрела ему в глаза, но видела только холод и отчуждение. Что задумал Даррелл? Она почти до крови прикусила нижнюю губу. Неужели ей придется застрять в его доме, да еще под таким немыслимым предлогом? Нет, это совершенно невозможно.

— Мистер Даррелл, вы переоцениваете мои способности, — с натянутой улыбкой пробормотала она. — Я не могу сделать это… И даже больше — не хочу. Я отказываюсь в этом участвовать и… и уезжаю домой. До свидания.

Оливия с трудом встала и под его тяжелым взглядом на ватных ногах направилась к дверям. Добравшись до своей комнаты, она стала собирать вещи, мучаясь только одним вопросом: как добраться до аэропорта?

— Значит, вы уезжаете, сеньорита?

Оливия подняла голову и бросила неприязненный взгляд на стоящего в дверном проеме Рональда.

— По-моему, это очевидно. Вы отвезете меня в аэропорт?

— Да. Но вообще-то я не думал, что вы так быстро сдадитесь.

Оливия медленно выпрямилась и застыла в страшном напряжении. Губы Рональда слегка искривились, и он продолжил:

— Вы очень похожи на свою мать. Она тоже удрала при первых же трудностях.

Он повернулся и вышел. Оливия привалилась к стене, а потом беспомощно сползла по ней на пол. Ее мать сбежала? Джил никогда не говорила об этом. Сказала только, что у Патрика был тяжелый характер, и она, поняв, что у них, кроме воспоминаний о быстротечной влюбленности, нет ничего общего, подала на развод… Оливия сжалась, обхватив руками плечи. Разве не за этим она сюда приехала: разобраться со своим прошлым и узнать своего настоящего отца? Но ведь не такой ценой — быть втянутой в подобную авантюру!.. Вместо того чтобы продолжить сборы, она почему-то встала, отшвырнула сумку и направилась обратно в кабинет.

Рональд Даррелл невозмутимый, как скала, сидел в кабинете и шуршал бумагами.

— Уже собрались, сеньорита? — поинтересовался он, едва увидел Оливию на пороге.

— Мне нужно, чтобы вы мне все рассказали.

Он покачал головой.

— Нет. Если хотите — оставайтесь и разбирайтесь сами.

Его тон говорил, что, если бы дело было за ним, он тут же погрузил бы ее в машину и со всей возможной скоростью увез в аэропорт. Но Оливия даже не обратила внимания на его интонации. Невидящим взглядом она уставилась в окно над его головой. Изображение расплывалось, и она поняла, что в глазах стоят слезы. Она лихорадочно пыталась решить возникшую дилемму и при этом не стать пострадавшей. Если она останется, то она точно чокнутая, как ее и назвал Мел. Если она не останется, то всю оставшуюся жизнь будет мучиться от неопределенности из-за своего оставшегося за семью печатями прошлого и собственной трусости.

В конце концов, выбор сделан. Она пробудет здесь еще несколько дней, примет самое непосредственное участие в этом дешевом спектакле, который навязал ей Рональд Даррелл, а потом поговорит с Патриком и уедет…

— Говоря об управлении ранчо и завещании, вы упомянули, что это воля Патрика. Если именно Патрик дал подобные указания, значит, вы уже сообщили ему о моем приезде.

— Да. Сегодня утром я был у него в больнице. Это целиком и полностью его идея.

— Я хочу видеть Патрика. И не вздумайте продолжать морочить мне голову.

— Завтра мы поедем к нему в больницу.

— А сегодня?.. Я должна заняться этим?.. — Оливия указала на стол.

— Да. — Рональд поднялся и встал за спинкой своего стула. — Садитесь сюда.

Оливия колебалась лишь мгновение, а потом села за огромный стол, охваченная странным безразличием. Наверное, так себя чувствуют роботы… Если они вообще могут что-то чувствовать.

— Что теперь?

— Перед вами непочатый край работы. Смотрите, разбирайтесь.

— Самостоятельно?! — ужаснулась Оливия.

— Хотя бы попробуйте. Сейчас мне нужно уехать, но после обеда я зайду и посмотрю, как у вас идут дела…