Одна обещанная ночь

– Что за… – я открываю рот и пялюсь, как идиотка, когда пять плоских экранов поднимаются из задней секции. – Офигеть!

– Впечатляет?

Я, может, и шокирована немного, но нет ни капли сомнений в том, что в его голосе звучат горделивые нотки.

– Так ты просто смотришь здесь телевизор?

– Нет, Ливи, – вздыхает он, нажимая еще одну кнопку, отчего экраны включаются, перебирая одну картинку его клуба за другой.

– Это система видеонаблюдения? – спрашиваю, взглядом блуждая по экранам, каждый из которых разделен на шесть картинок, за исключением того, что по центру. На этом экране только одна большая картинка.

И на ней я.

Наклоняюсь вперед и вижу себя, в нижней зоне «Ice», напивающуюся той ночью с Грегори, картинка меняется на нас, поднимающихся по лестнице, и я восторженно оглядываюсь по сторонам. А потом я на танцполе. И Миллер незаметно подходит сзади. Вижу, как Грегори шепчет мне на ухо, и я собираюсь обернуться, а потом я вижу, как Миллер приближается и, окинув меня оценивающим взглядом, касается меня. Видеоряд отчетлив, но когда Миллер тянется вперед и касается центра экрана, тот становится больше, картинка яснее, и от взгляда на его лице я тут же становлюсь влажной. Я дрожу, и прямо сейчас я задаюсь вопросом, какого черта я пялюсь на экран, когда он настоящий стоит рядом.

Медленно поворачиваюсь лицом к нему:

– Ты сидел здесь и наблюдал за мной, – я не спрашиваю, потому что это и так очевидно. Я знала об этом, но не предполагала, что клуб напичкан камерами.

Он смотрит на меня задумчиво, едва заметно наклонив голову:

– Моя потрясающая, сладкая девочка, ты возбудилась?

Не хочу, но съеживаюсь в его большом офисном кресле, щеки жутко горят.

– Ты здесь. Так что, конечно, – мне нужно постараться и сразиться с его самообладанием – постараться ключевое слово. Я никогда не могла соответствовать Миллеру в силе, задумчивости или в привлекательности, или в сексуальности. Разве что в дерзости.

Кресло медленно разворачивается в сторону Миллера, пока он аккуратно кладет пульт дистанционного управления на стол, а его ладони закрадываются под мои бедра, подтягивая меня к нему так, что наши лица оказываются всего в паре сантиметров друг от друга.

– Когда я наблюдал за тобой в субботу ночью, – шепчет мне в лицо, – я тоже завелся.

Образ Миллера, вальяжно расположившегося в своем кресле, только рукой подать, молча наблюдающего за тем, как я напиваюсь, болтаю и слоняюсь по его клубу, заполняет мое полное желания сознание. Картинки в голове заставляют жар с лица хлынуть прямо к лону. Я мокрая, и ему это известно.

– Сейчас ты завелся? – выдыхаю, придвигаясь чуть ближе, так, что наши носы соприкасаются.

– Проверь сама, – он целует меня в губы и поднимается, заставляя меня запрокинуть голову, сохраняя наш поцелуй. Руками он вцепился в кресло, поймав меня в ловушку, и удовлетворенный стон, сорвавшийся с его губ в мой рот – самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала.

Не теряя времени, рукой пробираюсь к нему. Вслепую расстегиваю его ремень, наши губы сражаются в яростном поцелуе, нежные прикосновения как будто далекое воспоминание сейчас. Он, кажется, на взводе, и я могу улучшить его состояние.

– Только рукой, – шепчет отчаянно.

Расстегиваю его молнию, пуговицу и скольжу рукой в его брюки, тут же находя горячую твердую плоть.

Я с легкостью сжимаю руку, и Миллер выдыхает, отчего я поднимаю взгляд. Смотрю в затуманенные синие глаза, делая медленное, плавное движение, приоткрытый рот и частые вдохи согревают лицо.

– Ты делал также, наблюдая за мной? – спрашиваю тихо, его желание подстегивает меня, придавая уверенности.

– Я никогда этого не делаю сам.

Его ответ шокирует, движения руки сбиваются.

– Никогда?

– Никогда, – его бедра осторожно толкаются вперед.

– Почему нет? – я потрясена до глубины души, и хотя звучит это неправдоподобно, я ему верю.

– Неважно, – он наклоняется и захватывает мои губы, обрывая все последующие вопросы. Я концентрируюсь на осторожных движениях, но его губы, необычно настойчивые, кажется, влияют на мою руку, давление моего кулака усиливается, провоцируя новые стоны. – Спокойнее, – почти умоляет он.

Следуя его наставлениям, я замедляю ритм до тех пор, пока не перехожу к равномерным движениям по всей его длине.

– Ммм, о Боже, – он напрягается от макушки до кончиков ног, как будто сдерживается, но при этом ему нравится. Чувствую, как он пульсирует под моей ладонью, жар нарастает, дыхание становится все более тяжелым. Продолжать наш глубокий поцелуй просто. Удержаться и не увеличить амплитуду движений руки – нет. Осознание его приближающейся кульминации подстегивает мою уверенность, заставляя мою сжимающуюся руку болеть от напряжения, чтобы обуздать инстинкт резко дергаться вверх и вниз.

Он кусает мою губу и отстраняется, открывая мне потрясающий вид своего идеального лица в то время, как я продолжаю работу. Его бедра начинают двигаться в такт с моей рукой, и я вижу, как напряглись его руки на кресле. А вот его лицо пугающе спокойное.

– Хорошо? – спрашиваю, желая чего-то большего, чем реакции его тела. Хочу слов, в которых он так хорош в такие моменты.

– Ты никогда не узнаешь, – его голова едва заметно опускается, и с губ начинают срываться короткие, прерывистые вдохи. Свободной рукой забираюсь ему под рубашку, проводя по животу и чувствуя сокращения мышц пресса. – Черт! – ругается он.

Сильнее сжимаю его член, а потом громкий стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть, и я неожиданно отпускаю его и отскакиваю в кресле.

Он выдыхает:

– Черт побери, Ливи!

– Прости! – выпаливаю, не понимая, то ли мне снова обратить все внимание на Миллера, то ли спрятаться под столом.

Вижу болезненное выражение на его лице, когда он, оттолкнувшись от кресла, встает и пытается успокоить затрудненное дыхание.

– Ну, это, блять, просто идеально, разве нет?

Поджимаю губы, смотря, как он быстро отходит и застегивает брюки с ремнем.

– Мне жаль, – повторяю, не зная, что еще сказать. Он все еще чертовски твердый, и это очевидно сквозь брюки.

– Ну, тебе должно быть, – рычит он, и я оставляю попытки сдержать улыбку. – Смотри, – показывает на свой пах и вздергивает брови, заметив мое веселье. – У меня небольшая проблемка.

– Действительно, – соглашаюсь, смотря на один из его экранов, и вижу двух человек, стоящих за дверью кабинета как раз, когда стук повторяется. – Мне впустить их?

– Это будет мучением, – он приводит в порядок свои штаны в области паха. – Да, пожалуйста.

Я соскакиваю с кресла и оставляю Миллера устраиваться там, и понимаю, что мое собственное возбуждение контролировать легко, отвлекаясь на явный дискомфорт Миллера. Распахнув дверь, лицом к лицу встречаюсь с симпатичной девушкой, которая при виде меня тут же хмурится.

– Вы? – говорит она, махая рукой мужчине с камерой позади себя.

Я отхожу назад, давая ей обзор прежде, чем меня снесут с дороги.

– Ливи, – говорю сама себе, потому что она уже прошла мимо меня и направляется к столу Миллера, вся такая улыбчивая и взволнованная. Я довольна при виде его маски, вернувшейся на место, холодная, деловая сторона пришла на место отчаянного предоргазменного состояния.

– Привет! – говорит она ему нараспев, практически перегнувшись через стол, чтобы его достать. – Диана Лоу, – она протягивает руку, но могу сказать, она просто умирает, как хочет его поцеловать. – Вау! Это место просто потрясающее!

– Благодарю, – Миллер по-деловому, как и всегда, пожимает ей руку прежде, чем указать на стул с противоположной стороны своего стола, и незаметно поправляет свой пах. – Могу я предложить вам выпить?

Она опускает свою упругую задницу на стул и кладет на стол свой лэптоп. Я тут же реагирую на исходящую от Миллера тревогу, когда он смотрит на лэптоп.

– Ох, обычно я не пью на работе, но вы моя последняя встреча на сегодня. Я буду мартини со льдом.

Мимо меня проходит фотограф, явно измученный.

Только сейчас мне в голову приходит вопрос, хочет ли Миллер вообще меня здесь видеть, так что я смотрю на него и жестом показываю на дверь, но он начинает качать головой, а потом кивает в сторону дивана, при этом взяв лэптоп и передавая его мисс Лоу. Он хочет, чтобы я осталась.

Закрываю дверь и смотрю на фотографа, который садится рядом с болтливой девушкой, положив камеру на колени.

– Выпьете? – Миллер смотрит на парня, и я вижу, как он качает головой:

– Неа, все нормально.

– Я принесу напитки, – заявляю, открывая дверь. – Мартини и скотч?

– Со льдом! – девушка оборачивается, одаривая меня еще одним взглядом. – Убедитесь, что он со льдом.

– Лед, – подтверждаю, смотря на Миллера, он кивает в знак благодарности. – Скоро вернусь, – я выхожу, радуясь, что больше не слышу раздражающий голос Дианы Лоу.

Я вижу впереди приглушенный свет и включенные неоновые огни, которые погружают бар в сияние, которое я помню. Из нескольких баров на выбор, в итоге, подхожу к тому, где были Миллер и Тони, вижу молодого парня, снующего за стойкой и вытирающего зеркальную поверхность холодильников.

– Привет, – говорю, привлекая его внимание. – Могу я заказать мартини со льдом и скотч неразбавленный?

– Для мистера Харта?

Киваю, и он начинает мельтешить, выставляя стакан и кардинально его начищая, после чего заполняет его на несколько сантиметров и толкает по поверхности барной стойки.

– И мартини?

– Пожалуйста.

Пока бармен готовит напиток, чувствую себя неловко от осознания того, что меня с интересом рассматривает Тони. Я оборачиваюсь и получаю едва заметную улыбку, только это жалкая попытка заставить меня чувствовать себя комфортно. Его круглое лицо задумчиво.

– Как там все идет? – спрашивает он, разрывая неуютную тишину.

– Я просто оставила их, – отвечаю вежливо и принимаю мартини.

– Миллер не ценит суету и повышенное внимание.

Пытаюсь выяснить двойной смысл резкого заявления Тони.

– Знаю, – отвечаю, думая, что он не в курсе.

– Он счастлив в своем собственном маленьком организованном мире.

– Знаю, – повторяю, разворачиваясь, чтобы уйти от неудобного разговора. Он не особо враждебный, но я не знаю, куда ведет эта беседа.

– Он эмоционально недоступен.

Я останавливаюсь и разворачиваюсь, смотрю в задумчивые глаза на его лице несколько секунд прежде, чем начать говорить:

– В чем смысл? – спрашиваю напрямую, чувствуя, что раздражение грозит моему самообладанию. Миллер говорил мне тоже самое, но я нашла в нем эмоции. Может не так как у всех, но они там.

Он улыбается, и это искренняя улыбка, но это еще и улыбка, которая говорит мне, что я слепа, наивна и заблуждаюсь.

– Такая сладкая девочка, как ты, не должна застревать в этом мире.

– Что навело вас на мысль, что я сладкая? – спрашиваю, раздражение нарастает. И что он подразумевает под «этот мир»? Клубы? Выпивка? Он качает головой и возвращается к своей писанине, не ответив на мой вопрос. – Тони, что вы имеете в виду?

– Я имею в виду… – он замолкает и вздыхает, глядя вверх. – Ты отвлечение, без которого он смог бы обойтись.

– Отвлечение?

– Да, ему нужно сконцентрироваться.

– На чем? – спрашиваю я.

Тони поднимает свое коренастое тело с барного стула, собирает бумаги, вставляет ручку за ухо и берет свое пиво.

– На этом мире, – говорит он просто, разворачивается и шагает вдоль клуба.

Стою, как вкопанная, в полной растерянности и смотрю, как увеличивается между нами расстояние. Может, отвлечение – именно то, что нужно Миллеру. Он много работает, находится в постоянном стрессе и ему нужно, чтобы я снимала этот стресс в конце дня. Я хочу делать это. Хочу помогать ему.

Опустив взгляд, смотрю на стаканы в своих руках и замечаю, что от тепла ладони лед в мартини немного растаял, но не заменяю его. Диана Лоу может выпить мартини и с растаявшим льдом. Иду обратно в кабинет Миллера.

Его взгляд прикован к двери, когда я вхожу, а Диана расхаживает по его кабинету, просто потрясающе виляя бедрами, в то время как фотограф скучает, развалившись в кресле.

Отдаю Миллеру скотч, передавая стакан ему в руку, не решаясь поставить на стол, потому что понятия не имею, где именно на столе мне следует его поставить.

– Спасибо, – он практически выдыхает, постукивая по колену и призывая меня на него сесть. Я немного шокирована такой личной просьбой во время деловой встречи, но не возражаю.

Следуя его сигналу, опускаюсь к нему на колено и с молчаливым весельем жду, как поведет себя в этой ситуации Диана Лоу. Не могу удержаться и пользуясь маленькой властью, держу ее мартини так, что ей приходится подойти ко мне, чтобы забрать его.

Как только стакан покидает мою руку, Миллер оборачивает свою вокруг моей талии и спиной прижимает меня к своей груди.

Диана Лоу, стараясь изо всех сил тепло мне улыбается, пытаясь собраться с мыслями.

– Полагаю, мне следует изменить название своей статьи.

– А каким было название, мисс Лоу? – холодно спрашивает Миллер.

– Ну, оно звучало как «Самый завидный лондонский холостяк открывает самый престижный лондонский клуб».

Миллер подо мной напрягается:

– Да, – осушив стакан, c невероятной точностью ставит его на стол. – Измените.

Абсолютно раздраженная, она снова садится в кресло напротив Миллера. Самый завидный лондонский холостяк? Миллер говорил, но все же приятно слышать, как кто-то еще признает, что он одинок. Или был.

Она хмурится, поставив стакан на стол Миллера, отчего он напрягается, и я напрягаюсь в результате настроения Миллера.

– Не возражаете? – я тянусь и хватаю стакан, втискивая его обратно ей в руку. – Подставки нет, а стол очень дорогой.

Она смотрит непонимающим взглядом на стакан Миллера, который стоит на столе без подставки….но в правильном месте.

– Простите, – отвечает, забирая стакан.

– Нет проблем, – улыбаюсь так же неискренне, как она, и чувствую, как Миллер сжимает меня, молча выражая благодарность.

– Итак, давайте подведем итог, – говорит она, пытаясь удержать стакан и сделать пометки в своем лэптопе. – На чем основывается решение о получении членства в ваш клуб?

– Взнос, – отвечает Миллер, коротко и устало, заставляя меня улыбнуться.

– И как потенциальные клиенты подают заявку?

– Они не подают.

Она снова поднимает непонимающий взгляд:

– Тогда, как вы заполучаете клиентов?

– За вас должен поручиться действующий член клуба.

– Это не ограничивает вашу клиентуру? – спрашивает она.

– Нисколько. У меня уже больше двух тысяч членов клуба, а мы открылись меньше недели назад. Теперь у нас появился лист ожидания.

– Оу, – она кажется расстроенной, но потом соблазнительно улыбается и не спеша перекидывает ногу на ногу. – И что же нужно сделать, чтобы проскочить лист ожидания?

Морщусь недовольно от такой наглости, бесстыжая девица.

– Да, что нужно сделать, Миллер? – спрашиваю я, оборачиваясь, чтобы взглянуть на него, и надуваю губки.

В его глазах искорки, уголки губ едва заметно приподнимаются, когда он переводит взгляд обратно на Диану Лоу.

– Вы знаете какого-нибудь из членов клуба, мисс Лоу?

Ее улыбка становится ярче:

– Я знаю вас.

Мне стоит усилий сдержать шокированное покашливание, готовое вырваться из горла. Она вообще меня замечает?

– Вы меня не знаете, мисс Лоу, – произносит Миллер, тихо и резко. – Немного людей знают.

Фотограф, чувствуя неудобство, ерзает в кресле, а Диана Лоу смущенно краснеет. Полагаю, ее нечасто отшивают, и мне интересно, стоит ли Миллеру быть таким враждебным, когда она собирается написать статью о нем и его новом клубе. Впрочем, его слова не произвели того же эффекта на меня, потому что я его знаю.

– Фото! – вскрикивает Диана, вскакивая с кресла и снова ставя стакан, очевидно забыв в своей бестактности мою предшествующую просьбу.

Я быстро хватаю его прежде, чем Миллера начинает трясти, и отхожу в сторону, чтобы фотограф мог получить то, что ему нужно. Смотрю, как Миллер встает и начинает разглаживать все складки на костюме, ворча при этом себе под нос. Это моя вина, отвлекла его от гладильной доски, с помощью которой он сделал бы свой внешний вид идеальным, пусть даже ему и не нужно. Он всегда выглядит идеально.

Он бросает на меня обвиняющий взгляд и беззвучно произносит:

– Твоя вина.

Я широко улыбаюсь, пожимая плечами и возвращая ему беззвучное:

– Сожалею.

– Не надо, – произносит он вслух. – Я нет, – Миллер подмигивает, практически сбивая меня с ног, после чего снова устраивается в своем большом кресле, откидывает полы пиджака и кивает фотографу. – К вашим услугам.

– Замечательно, – он настраивает камеру и делает пару шагов назад. – Оставим телевизионные экраны на месте. Хотя, я подумывал еще о нескольких вещах на вашем столе.

– Например? – спрашивает Миллер, ужас начинает просачиваться при мысли, что что–то нарушит идеальную поверхность.

– Какие–нибудь бумаги, – отвечает тот, забирая блокнот Дианы и выкладывая его с левой стороны от Миллера. – Идеально.

Совсем не идеально. Даже я вижу неровность, край бумаги не параллелен краю стола, и незаметная поправка Миллера тому подтверждение.

– Тогда, не тяните, – рычит он, пытаясь расслабиться в кресле, и проваливается в своей попытке. Он на взводе.

Кажется, проходит вечность, пока фотограф настраивается и нацеливается на моего бедного Миллера, который выглядит так, будто готов взорваться от напряжения. Он меняет положение, а фотограф, обойдя стол, делает снимки экранов с Миллером, рассматривающим мониторы, а потом он просит его сесть на край стола, небрежно скрестив щиколотки и руки. Это его убивает, и последней каплей становится тот момент, когда его просят улыбнуться.

Он оборачивается и смотрит на меня в неверии, как будто: как они смеют просить о таком.

– Мы закончили, – кричит он раздраженно, застегивая пиджак и забирая блокнот, так долго нарушавший идеальность его стола. – Благодарю за потраченное время, – он швыряет Диане Лоу ее блокнот и шагает к двери, распахивая ее и жестом показывая им выход.

Ни журналист, ни фотограф не спорят, быстро пересекая кабинет Миллера на пути к двери.

– Спасибо, – Диана резко останавливается у двери и смотрит на Миллера. – Надеюсь, скоро увидимся.

Я в шоке, в голове возникает вопрос, нормальное ли это поведение. Она безнадежна.

– Всего хорошего, – заявляет с непоколебимой решительностью Миллер, выпроваживая бестактную журналистку, как раз когда другая женщина заходит в его кабинет.

Деловой партнер Миллера.

Кэси.

Она, кажется, растерялась и затаила дыхание, но спустя секунду она впивается глазами в Диану Лоу, останавливаясь рядом с Миллером. Прищуривается, глядя на бестактную журналистку:

– Я же говорила, у него нет времени на интервью.

– Да, я знаю, – Диана не обеспокоена враждебностью, исходящей от одетой в дизайнерскую одежду фигуры Кэси. – Но вы явно ошибались, поскольку еще пара звонков и выяснилось, что он свободен. – Она оборачивается к Миллеру и соблазнительно улыбается. – Ладно, пока, – подняв руку и помахав, она простреливает Кэси гневным взглядом и выплывает из кабинета, и как только она уходит, я понимаю, что гневное расположение Кэси сейчас направится на меня.

Она разворачивается и, кажется, впервые замечает мое присутствие.

– Что она здесь делает? – выплевывает она, смотря на Миллера в ожидании ответа. Я замираю в шоке так же, как и Миллер.

– Не лезь в это, – спокойно говорит Миллер, беря еа за руку и направляя к двери.

– Я забочусь о тебе, – возражает она, не особо сопротивляясь, ее слова подтверждают мои подозрения.

– Не трать силы, Кэси, – он осторожно выталкивает ее, и дверь кабинета захлопывается, отправляя меня на пару сантиметров назад в испуганном прыжке. Он сказал доверять ему, и я должна. Он и правда ее выпроводил. Миллер разворачивается, чтобы посмотреть на меня, с угрюмым и изможденным видом. – Я истощен, – заявляет он отрывисто, делая все очевидным и заставляя меня снова подпрыгнуть на ковре.

– Хочешь, принесу тебе еще выпить? – спрашиваю я, впервые задумавшись, что, возможно, Миллер пьет слишком много. Или это началось только со встречи со мной?

– Мне не нужен алкоголь, Ливи, – он отвечает гортанным, глубоким голосом, взгляд жадно по мне блуждает. – Думаю, ты знаешь, что мне нужно.

Кровь закипает под его пристальным взглядом, всем своим сексуальным естеством осознаю и откликаюсь. Да поможет мне Бог, когда он ко мне прикоснется.

– Снять напряжение, – шепчу, видя сквозь ресницы, как он медленно ко мне приближается.

– Ты как лекарство для меня, – он подходит ко мне и наклоняется, целуя меня намеренно и со смыслом, со стоном и шепотом в мой рот, наши языки отчаянно переплетаются. Мысли тут же путаются. – Люблю тебя целовать.

Мы в его кабинете. Не хочу быть в его кабинете. Я хочу быть в его постели.

– Забери меня домой.

– Это займет слишком много времени, мне нужно снять напряжение прямо сейчас.

– Пожалуйста, – упираюсь руками в его плечи и отстраняюсь. – Ты заставляешь меня нервничать, когда такой взвинченный.

Он делает глубокий вдох и роняет голову, позволяя непослушной прядке упасть. Меня так и подмывает убрать ее, что я и делаю, и пользуюсь шансом ощутить всю его непослушную копну. Чувствую себя привилегированной, потому что этот собранный мужчина доверяет мне снимать его стресс, и я готова делать это, когда будет нужно, но я вижу те пути, как он сам может это сделать.

– Прости, – шепчет он, – твоя просьба услышана.

– Спасибо. Отведи меня в свою постель.

– Как пожелаешь, – он смотрит вниз на свой костюм и рычит, пытаясь разгладить несколько складок. Сдается, разочарованно вздыхая, и склоняет голову, поймав мою улыбку.

– Что такого забавного?

– Ничего, – небрежно пожимаю плечами и принимаюсь разглаживать себя. Это ужасная ирония, но когда я поднимаю взгляд, вижу, как Миллер достает из встроенного в стену шкафа гладильную доску и устанавливает ее, отчего мое веселье угасает. – Ты ведь не…

Он останавливается и, обернувшись, заглядывает в мои выпученные глаза:

– Что?

– Ты собираешься гладить свой костюм?

– Он весь мятый, – Миллер ужасается от того, что я шокирована. – Кто-то отвлекал меня до этого, так что на фотографии я буду выглядеть, как мешок картошки.

– Как же насчет постели? – вздыхаю, предвкушая долгие часы ожидания, пока Миллер будет доводить до идеала идеальное.

– Сразу, как закончу, – он поворачивается и достает утюг.

– Миллер… – я замираю, заметив подозрительно явные движения его плеч и, заинтригованная, быстро пройдя по кабинету, обхожу его и обнаруживаю самую большую мальчишескую улыбку, которую я когда-либо имела удовольствие видеть. У меня отвисает челюсть. Я в шоке и даже не помню, что собиралась сказать.

– Твое лицо! – он смеется, складывая доску и убирая ее обратно. Миллер Харт, мистер серьезность, мое сбивающее с толку сложное создание обводит меня вокруг пальца? Разыгрывает? Кажется, я сейчас упаду.

– Не так уж смешно, – бормочу, хлопая дверцей шкафа и обижаясь, словно ребенок.

– Клянусь в обратном, – смеется он, выпрямляясь и догоняя меня с этой мальчишеской улыбкой. Никогда не видела ничего подобного.

– Клянись, сколько хочешь, – взрываюсь, а потом верещу, когда он хватает меня и кружит. – Миллер!

– Не собираюсь я гладить свой костюм, потому что уложить тебя в мою постель – первостепенная задача.

– Важнее, чем выгладить твой костюм до прежней идеальности? – спрашиваю, пропуская его волосы сквозь пальцы. – И важнее, чем поправить волосы?

– Намного, – он ставит меня на ноги. – Готова?

– Я думала, ты возьмешь меня на ужин?

– Ужин или постель? – подшучивает он. – Сейчас ты ведешь себя, как глупышка.

Я улыбаюсь.

– Что нужно сделать, чтобы проскочить клубный лист ожидания?

Искры в глазах тускнеют, когда он прищуривается, губы поджимаются. Он пытается не засмеяться.

– Нужно знать члена клуба.

– Я знаю владельца, – заявляю уверенно, но быстро вспоминаю его комментарий на слова мисс Лоу. Скажет ли он мне тоже самое? Я знаю Милера, только согласен ли он?

Он кивает задумчиво и подходит к столу, выдвигает ящик и что-то оттуда достает. Что-то, чем вносят оплату через терминалы, оно пищит, и сканируют в плоскоэкранных мониторах прежде, чем исчезнуть в глубине белого стола.

– Вот, – он протягивает мне прозрачную карту, на которой по центру заглавными буквами выгравировано только одно слово.

ICE¹⁶

Перевернув ее, вижу серебристую полоску, но это все – ничего больше. Никаких подробностей клуба или члена. Смотрю вверх подозрительно.

– Это подделка, да?

Он улыбается и ведет меня из кабинета в главный зал клуба, но не кладет руку мне на шею в привычном жесте, вместо этого он сильной рукой обвивает мои плечи, прижимая к себе.

- Все очень даже настоящее, Оливия.

ГЛАВА 22

Подняв меня на руках в свою квартиру и оказавшись внутри, он тут же наполняет ванную и раздевает нас, прежде чем схватить меня и, подняв по ступенькам, опустить в горячую, пенящуюся воду. Это не его постель, но я не спорю. Я в его руках, где ощущаю себя счастливее всего. Этого более чем достаточно.

Вздыхаю, абсолютно умиротворенная, пока он предается нашему купанию, прижимает меня к себе, чувствуя меня повсюду и крепче сжимая. Мурлычет ласковым голосом. Теперь этот звук становится мне родным. Я чувствую, когда он собирается перевести дыхание и когда поменяется тон, и знаю, когда наступит маленькая пауза, пользуясь которой, он прикоснется губами к моей макушке.

Щека покоится на его мокрой груди, и я провожу кончиком пальца вокруг его соска, пристально разглядывая его кожу. Спокойная и умиротворенная – слова, которые даже близко не передают то, что я чувствую. В те моменты, когда возникает ощущение, как будто я чувствую настоящего Миллера Харта, а не мужчину, прячущегося за великолепными костюмами-тройками и ничего не выражающей маской на лице. Серьезный Миллер Харт, прикидывающийся джентльменом, скрывает от мира свою красоту внутри и выставляет на обозрение мужчину, который, кажется, c одержимостью отталкивает любые признаки дружелюбности, с которыми сталкивается, и смущает окружающих своими идеальными манерами, всегда демонстрируя их с такой холодностью, что люди просто принимают тот факт, что он хорошо воспитан.

– Расскажи мне о своей семье, – я нарушаю молчание тихим вопросом, практически уверенная в том, что он от него отмахнется.

– У меня ее нет, – шепчет он просто и ласково, снова целуя меня в макушку, пока я морщу брови, лежа на его груди.

– Совсем никого? – стараюсь скрыть неверие в голосе, только не получается. У меня нет семьи, если уж на то пошло, только бабуля, но ценность, по крайней мере, одного члена семьи… ну, безгранична.

– Только я, – подтверждает он, отчего я молчаливо сочувствую и начинаю размышлять над тем, какое одиночество заключается в его признании.

– Только ты?

– Неважно, как ты это преподнесешь, Ливи. По-прежнему буду только я.

– У тебя никого нет?

Поднимаюсь и опускаюсь на его груди, когда он вздыхает:

– Уже три. Дойдем до четырех? – ласково спрашивает он. Он не выказывает раздражение или нетерпение, хотя могу сказать, если продолжу в том же духе, они обязательно появятся.

Не так уж сложно поверить, учитывая мою собственную скудную семью. Еще у меня есть Грегори и Джордж, но кровный родственник только один. Один – больше, чем никто, один – это кусочек истории.

– Ни одной живой души? – вздрагиваю, как только слова срываются с губ, и тут же извиняюсь. – Прости.

– Тебе не нужно просить прощения.

– Но совсем никого?

– И у нас номер пять, – слышу нотки веселья в его голосе и, надеясь увидеть блеск той редкой улыбки, поднимаюсь с его груди, но все, что вижу, это мокрая, ничего не выражающая красота.

– Прости, – улыбаюсь.

– Принято, – ловким движением он отправляет меня на другую сторону ванной, укладывая на спину. Мои ноги расставлены, и он стоит между ними на коленях, взяв меня за лодыжку, поднимает ногу до тех пор, пока моя ступня не оказывается по центру его груди. Мой крошечный пятый размер¹⁷ будто теряется на фоне его мышц еще больше, когда его большая мужская рука начинает ласкать кончики пальцев, а сам он смотрит на меня задумчиво.

– Что? – его вопрос сводится к простому выдоху под обжигающей страстью синих глаз. Миллер Харт источает страсть каждой клеточкой великолепного тела и даже полным решимости взглядом синих глаз. Надеюсь, это особый случай и он только для меня, но понимаю, что надеюсь зря. Возможно, Миллер Харт открывается и срывает маску лишь тогда, когда он играет с девушкой.

– Просто думаю о том, как мило ты смотришься в моей ванной, – тихо говорит он, поднимая мою ногу к своему рту и медленно, мучительно медленно, лижет кончики пальцев, верхнюю часть ступни до тех пор, пока не оказывается у моей голени, колена… бедра.

Вода вокруг меня колышется от тихих вздрагиваний, руками цепляюсь за края ванной, царапая блестящую керамику. Кожа теплая от горячей воды и пара в ванной, но жар его языка обжигает, я будто в огне. Тихо выдыхаю, закрываю глаза и подготавливаю себя к тому, что меня будут превозносить, и когда он достигает точки, где мои бедра встречаются с водой, рукой забирается под поясницу и без всяких усилий приподнимает меня, приближая ко рту так, что мне нужно сдвинуть руки, чтобы не уйти под воду. Со всей силы цепляюсь за края ванной, а он осторожно направляет меня в область его настоящего возбуждения – место, где агония страсти интенсивна и где я глубже и глубже погружаюсь в возбуждающий мир Миллера Харта.

Сложно справляться с его легкими покусываниями возле клитора. Легкие движения языка приносят муку. Но когда он погружает в меня два пальца и начинает неспешные движения в такт своему рту и языку, я теряю всякую надежду удержать тихое блаженство вокруг нас.

Хнычу и выгибаю спину, мышцы рук, цепляющиеся за ванну, неимоверно болят, а мышцы живота напряжены в попытке контролировать яркие искры, взрывающиеся в паху. Мое возрастающее желание только подстегивает его, толкающиеся пальцы подкрепляют полный желания шаг. А движения становятся более твердыми, решительными.

– Не знаю, как ты со мной это делаешь, – шепчу в своей темноте, медленно качая головой.

– Делаю что? – шепчет он, посылая в меня холодный поток воздуха, дрожь его дыхания, переплетаясь с пылающей кожей, заставляет и меня дрожать.

– Это, – выдыхаю, бездумно цепляясь за края ванной, когда он наказывает меня ласковыми укусами, неспешными ласками языка и уверенными движениями пальцев. – И это! – сильнейший спазм пробивает тело, от чего все мышцы, словно плавятся, а я из последних сил стараюсь оставаться в воде относительно спокойной.

Открываю глаза, и спустя несколько секунд взгляд становится ясным, а потом все снова расплывается просто от того, с чем я сталкиваюсь лицом к лицу: невероятная покорность – чистота его взгляда, которую вижу только, когда он мне поклоняется, и его темные волосы, слишком длинные на кончиках, завиваясь, топорщатся из-за ушей.

В отличие от моей сдерживаемой дрожи, он хладнокровен, спокоен и сдержан, когда смотрит на меня в ответ, ни на секунду не прекращая действий, приносящих мне такое наслаждение.

– Ты имеешь в виду, что, если бы так было всегда, – бормочет он, – ты была бы счастлива.

Киваю, в надежде, что он со мной соглашается, а не просто озвучивает мои мысли.

Он не говорит в подтверждение моему молчаливому вопросу, вместо этого возвращая свое внимание к моим кричащим между ног нервным окончаниям. Его лицо, склонившееся туда, и взгляд, обращенный к моему лицу – самое чувственное зрелище из всех, что мне посчастливилось когда-либо видеть. Не в силах сдерживаться, закрываю глаза, готовясь к натиску давления, готовому сорвать крышу.

– Не останавливайся, – выдыхаю, моля о большей дозе безумного, мучительного удовольствия. Он вдруг резко перемещается, вода вокруг нас расплескивается, и он накрывает меня собой, впиваясь в мой рот, язык пытает меня в такт пальцам, большим пальцем он вырисовывает круги по набухшему клитору.

Руками вцепляюсь в его мокрые плечи, его сила – единственная вещь, удерживающая меня от падения под воду. Я как будто в лихорадке, но Миллер держит под контролем все, за исключением моих отчаянных стонов.

А потом это происходит.

Взрыв.

Всплеск миллионов искр заставляет меня разорвать поцелуй и спрятать лицо в изгиб его шеи, пока мое тело пытается справиться с лавиной наслаждения. Он притих, помогая мне унять дрожь. Только поглаживания его пальцев глубоко внутри и замерший в легком прикосновении к узелку нервов большой палец ослабляют затянувшуюся дикую дрожь.

– Думается, предполагалось, что это я буду снимать твой стресс, – лепечу, не желая отпускать его – никогда.

– Ливи, ты снимаешь.

– Позволяя тебе мне поклоняться?

– Да, отчасти, но в большей степени просто позволяя мне быть с тобой. – Он садится, вместе со мной, и усаживает к себе на колени. Мои тяжелые, мокрые волосы спадают просто так, его руки оборачиваются вокруг предплечий, уверенно меня удерживая. – Такая красивая.

Чувствую, как щеки вспыхивают, и опускаю глаза, немного смутившись.

– Я сделал тебе комплимент, Ливи, – шепчет он, притягивая к себе мой взгляд.

– Спасибо.

Он улыбается едва заметно и перемещает руки на мою талию, его взгляд блуждает по каждому доступному глазам уголку моего тела. Смотрю на него пристально, когда он, в конце концов, накрывает губами мою грудь, целуя ее нежно, а потом пальцем начинает путешествовать по мне, так невесомо, что иногда я его не чувствую. Он делает глубокий задумчивый вдох и выдыхает, голова немного склоняется набок, в добавление к его задумчивости.

– Каждый раз, когда я касаюсь тебя, – шепчет он, – я чувствую, что должен делать это с невероятной осторожностью.

– Почему? – спрашиваю тихо, немного ошарашенная.

Он делает еще один долгий вдох и обращает ко мне свой взгляд, медленно моргнув.

– Потому что боюсь, что ты исчезнешь.

Его признание выбивает весь воздух из груди:

– Я не исчезну.

– Ты можешь, – бормочет он. – Что мне тогда делать? – его глаза изучают мое лицо, и я шокирована от вида абсолютной серьезности, может даже тени страха.

Чувство вины говорит, что не должна, но я ничего не могу с собой поделать, молча радуясь такому вопросу. Он тоже падает, так же стремительно, как и я. Чувствую его неуверенность и крепко обнимаю, сцепляя руки вокруг его шеи, а ноги вокруг талии, как будто пытаюсь силой придать ему уверенность.

– Я уйду, только если ты меня прогонишь, – наверное, это то, что он имеет в виду. Я не смогла бы просто исчезнуть.

– Есть кое-что, чем я бы хотел с тобой поделиться.

– Что? – спрашиваю, оставаясь все в том же положении и пряча лицо в изгибе его шеи.

– Давай заканчивать с ванной, и я тебе покажу, – он тянется к затылку и убирает мои руки, заставляя меня покинуть свою зону комфорта. – Ты будешь первой.

– Первой?

– Первым человеком, кто увидит, – он разворачивает меня в своих руках с задумчивым выражением лица.

– Увидит?

Кладет подбородок мне на плечо:

– Обожаю твое любопытство.

– Это ты делаешь меня любопытной, – возражаю, прижимаясь щекой к его губам. – Что ты собираешься мне показать?

– Увидишь, – поддразнивает, отпуская меня.

Я поворачиваюсь и снова смотрю на него, соскальзывающего и опускающего голову в воду, втирающего в волосы шампунь, после чего он ополаскивает голову и наносит кондиционер.

Удобнее устраиваюсь на другой стороне ванной и наблюдаю за тем, как он втирает кондиционер в кудряшки.

– Ты пользуешься кондиционером?

Его руки замирают, и в течение нескольких секунд он внимательно изучает меня, прежде чем заговорить:

– У меня очень непослушные волосы.

– У меня тоже.

– Тогда ты должна понять мои мучения, – он соскальзывает вниз и ополаскивает волосы в то время, как я улыбаюсь как идиотка. Он смущен.

Когда он снова появляется, я все еще улыбаюсь, так что он закатывает глаза и поднимается, мой взгляд неотрывно следует за ним до тех пор, пока он не нависает надо мной, а я пялюсь на его мокрое обнаженное совершенство.

– Оставлю тебя мыть свою непослушную гриву, – он не улыбается, но абсолютно точно хочет.

– Благодарю, о милостивый сударь, – продолжаю восхищаться его мокрой наготой, пока он выходит из ванной, его ягодицы напрягаются и восхитительно покачиваются. – Миленькие булки, – тихо говорю себе под нос, глубже опускаясь в пену.

Он медленно разворачивается и склоняет голову на бок.

– Умоляю, не выражайся, как твоя бабуля.

Тут же вспыхиваю и, за неимением лучшего сокрытия своего смущения, исчезаю под водой.

Закончив обрабатывать кондиционером собственные дикие локоны, неохотно покидаю теплую безмятежность огромной ванной Миллера и вытираюсь. Убедившись, что спустила воду, избавилась от пенки и все за собой убрала, захожу в его спальню и вижу черные боксеры и серую футболку, аккуратно разложенные на постели. Одеваясь, сама себе улыбаюсь, его боксеры едва ли держатся на моей талии, в футболке вообще утопаю, но они пахнут Миллером, так что я мирюсь с раздражающей необходимостью поддерживать боксеры, когда иду на его поиски.

Нахожу его в кухне, вид, захватывающий дух: черные боксеры и футболка в тон той, что он дал мне. Видеть Миллера без идеального костюма, подчеркивающего идеальное тело – редкость, но привычная пропасть, к которой как обычно толкает его обыденный наряд, всегда приветствуется. Меня начинают злить его костюмы, для меня это маска, за которой он скрывается.

– Мы подходим друг другу, – говорю, подтягивая боксеры.

– Так и есть, – он приближается ко мне и пробегает пальцами по моим влажным кудряшкам, зарывается в них носом, глубоко вдыхая.

– Мне нужно позвонить бабуле, – говорю, закрывая глаза и впитывая его близость – его кожу, его тепло… его все. – Не хочу, чтобы она волновалась.

Он отпускает меня и приглаживает мои волосы, задумчиво рассматривая.

– Ты в порядке? – спрашиваю тихо.

– Да, прости, – он качает головой, прогоняя мысли. – Просто думал, как мило ты смотришься в моей одежде.

– Она большевата, – замечаю, глядя вниз на материал, в котором тону.

– Идеальна на тебе. Звони бабушке.

Как только заканчиваю с Нан, он едва уловимо касается моей шеи и ведет меня мимо полки, где лежит его айфон. Нажимает несколько кнопок, после чего уводит меня с кухни, не сказав ни слова. Композиция «Ангелы» группы The XX сопровождает нас, мягкая и гипнотизирующая где-то неподалеку, тихо раздаваясь из встроенного приемника. Мы проходим мимо спальни Миллера и поворачиваем налево, а потом он отпирает дверь и ласково подталкивает меня в просторную комнату.

– Вау! – выдыхаю, замерев на пороге. – Ох, вау!

– Заходи, – он проводит меня внутрь и нажимает выключатель, который освещает комнату мощным искусственным светом. Тру глаза, раздраженная тем, что ослепла на долю секунды, а мои глаза привыкают.

Перестав щуриться, опускаю одну руку, другой подтягивая боксеры, и осматриваюсь в полном восхищении. Я лечу. В небесах… я в шоке.

Поворачиваюсь к нему и одариваю непонимающим взглядом:

– Это все твое?

Он кажется почти смущенным, когда его плечи равнодушно вздрагивают:

– Это мой дом, так что полагаю, что да.

Я медленно поворачиваюсь к причине своего шока и принимаюсь изучать. Стены покрыты креплениями от самого пола и навесными фронтальными картинами. Их десятки, может сотни, и на всех них мой обожаемый Лондон, его архитектура и пейзажи.

– Ты рисуешь?

Он прижимается к моей спине и кладет руки мне на плечи:

– Как думаешь, смогла бы сказать что-то так, чтобы это не звучало как вопрос? – он слегка кусает мое ухо, отчего обычно у меня перехватывает дыхание, только я еще его не восстановила. Это не может быть правдой.

– Ты написал их все? – обвожу рукой всю студию, изучая все по второму кругу.

– Снова вопрос, – на этот раз Миллер кусает мою щеку. – Это было моей привычкой до того, как я нашел тебя.

– Это не привычка, это хобби, – снова смотрю на картины на стене, думая, что такое великолепие нельзя называть простым хобби. Их следует выставлять в галерее.

– Ну, теперь ты мое хобби.

На осознание уходит секунда, а потом меня вдруг передвигают и уводят из студии в зону отдыха, пока я не оказываюсь перед одним из масляных холстов, украшающих его стену. На нем Лондонский глаз¹⁸, затемненный, но ясный.

– Ты сделал это? – снова говорю с долбанной вопросительной интонацией. – Прости.

Он подходит ко мне слева и останавливается рядом, рассматривая собственное творение.

– Я.

– И эту? – по-прежнему поддерживая дурацкие боксеры, указываю на противоположную стену, на которой Лондонский мост привлек мое внимание.

– Да, – подтверждает он и ведет меня обратно в студию. На этот раз я прохожу дальше, окруженная картинами Миллера.

Здесь пять мольбертов, на всех белые холсты с еще незаконченными работами. На огромном, по всей длине боковой стены, столе из дерева стоят банки с кисточками, краски всевозможных цветов, и повсюду разбросаны фотографии, некоторые приколоты к пробковым плитам холстов. Старый, мягкий диванчик стоит перед окнами высотой от потолка до пола, лицом к стеклу так, что можно сидеть и восхищаться видом на город, что почти также восхитительно, как картины вокруг меня. Типичная художественная студия… и это абсолютно точно бросает вызов тому, как живет Миллер.

Экспрессивно, даже шокирующе, ужасный беспорядок. Такое чувство, как будто я под гипнозом, момент из Алисы в стране чудес, и я с по-настоящему наивным любопытством начинаю оценивать все более внимательно, пытаясь выяснить, есть ли какой-то особый способ того, как он здесь все расставил. Как будто нет; все выглядит очень произвольным и хаотичным, но чтобы убедиться, я подхожу к столу и беру банку с кисточками, небрежно поворачивая в руке, а потом ставлю ее бессмысленно, прежде чем повернуться и посмотреть на его реакцию.

Он не дергается, не смотрит на банку с кисточками так, будто она кусается, и он не подходит, чтобы ее передвинуть. Просто смотрит на меня с интересом, и, выдержав его взгляд несколько секунда, я отворачиваюсь с улыбкой на лице. Шок переходит в радость, потому что тот, кого я вижу в этой комнате – другой человек. Это почти смягчает его образ. До меня он самовыражался и снимал стресс рисованием, и не важно, что он супер-пупер педантичный в других сторонах своей жизни, потому что здесь он спонтанный.

– Люблю это, – говорю, еще раз не спеша осмотрев комнату, даже красота Миллера не заставит меня оторваться. – Просто влюбилась.

– Я знал, что полюбишь.

Вдруг снова становится темно, только огни ночного Лондона за окном, а Миллер медленно подходит и берет меня за руку, ведет к старому потертому дивану перед окном. Садится и усаживает меня рядом.

– Я засыпал здесь большинство ночей, – говорит он задумчиво, притягивая меня к себе. – Завораживает, как думаешь?

– Фантастически, – соглашаюсь, но больший трепет у меня вызывает то, что позади. – Ты всегда рисовал?

– Время от времени.

– Только пейзажи и архитектуру?

– В основном.

– Ты очень талантлив, – говорю тихо, подбирая под себя ногу. – Тебе стоит выставлять их.

Он тихо смеется, и вскоре я уже смотрю на него, недовольная тем, что он всегда смеется именно тогда, когда я не вижу его лица. Он больше уже не смеется, просто улыбается мне. Этого достаточно.

– Ливи, это просто хобби. У меня клуб и предостаточно стресса, превращение хобби во что-то большее станет лишним напряжением.

Я хмурюсь, совсем не улавливая логики, и при этом надеясь, что его теория не относится ко мне. Я хобби.

– Я сделала тебе комплимент, – дерзко поигрываю бровями, отчего его улыбка становится ярче, глаза сияют и все такое.

– Так и было. Прости, – он целует меня ласково и возвращает обратно под свое крылышко. – Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечаю, позволив своему телу принять резкие очертания его силуэта, рукой задираю край его футболки. Таким Миллером Хартом я действительно восхищаюсь – умиротворенным, беззаботным и экспрессивным. Удобно устраиваюсь у него под рукой и наслаждаюсь его ласковыми поцелуями в макушку и мягкими поглаживаниями руки. Но потом он перемещает меня так, что я спиной лежу на диване с головой на его коленях. Он убирает с моего лица волосы и смотрит на меня какое-то время, после чего вздыхает и запрокидывает голову. Он продолжает касаться меня, молча глядя в потолок в то время, как приглушенные звуки городской суматохи окружают нас. Все так замечательно – спокойствие окутывает сознание, и прикосновения Миллера неспешно ласкают щеку. А потом звонок его телефона в кухне нарушает наш покой.

– Извини, – он передвигает меня и выходит из комнаты, оставляя горьковатый привкус теперь, раздосадованная видом, я встаю и иду за ним.

Когда захожу в кухню, он берет со столешницы свой айфон и обрывает довольно симпатичный рингтон.

– Миллер Харт, – говорит, снова выходя из кухни.

Не хочу идти за ним, когда он говорит по телефону, он определенно посчитает это грубым, так что я сажусь на пустующий стол и кручу кольцо на пальце, желая, чтобы мы снова оказались в его студии.

Когда Миллер возвращается, он все еще говорит по телефону. Он целенаправленно подходит к комоду с ящиками и выдвигает верхний, доставая оттуда органайзер в кожаном переплете и листая страницы.

– Мало времени, да, но как я уже сказал, без проблем, – он берет в ящике ручку и записывает что-то поперек страницы. – Жду с нетерпением, – Миллер разъединяется, быстро захлопывает органайзер и убирает его в ящик. Судя по его голосу, совсем не скажешь, что он чего-то с нетерпением ждет.

Проходит несколько секунд, после которых он смотрит на меня, но когда смотрит, я тут же понимаю, что он не счастлив, несмотря на то, что на лице никаких эмоций.

– Я отвезу тебя домой.

Выпрямляю спину, продолжая сидеть:

– Сейчас? – спрашиваю, уязвленная и раздраженная.

– Да, прости, – Миллер выходит из кухни. – Незапланированная встреча в клубе, – бормочет, а потом уходит.

Расстроенная, раздраженная и уязвленная, я разворачиваюсь лицом к идеальному пустому столу, а потом любопытство заставляет меня встать, и прежде чем смогу удержаться, я оказываюсь у ящиков, открываю верхний. Органайзер в кожаном переплете лежит в дальнем правом углу, так и манит заглянуть, так что я запоминаю, как именно он лежит, после чего поднимаю его, оглядываясь через плечо. Не стоит этого делать. Сую нос в чужие дела, когда не имею на это право… но не могу удержаться. Чертово любопытство. И чертов Миллер Харт, вызывающий его.

Листаю страницы, вижу разнообразные пометки, но понимаю, что Миллер может застукать меня в любой момент, я поспешно перелистываю все, пока не нахожу сегодняшнюю дату. И здесь написанная идеальным почерком пометка:

Quaglino¹⁹ 9.00

К.

Черный костюм. Черный галстук.

Хмурюсь и одновременно подпрыгиваю от звука захлопнувшейся двери. С паникой и бешеным сердцебиением совершаю жуткую попытку положить органайзер Миллера именно так, как он лежал. Нет времени. Мчусь к столу и сажусь обратно, используя всю силу воли, чтобы перестать трястись и выглядеть нормально. К? Кэси?

– Твоя одежда на кровати.

Разворачиваюсь и вижу Миллера в одних боксерах, только мыслей слишком много, чтобы оценить вид.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечает он и снова уходит. – Поторопись.

Что-то не так. Он снова спрятался под маской джентльмена, такого формального и резкого, это обидно после проведенного вместе времени, особенно после нескольких прошедших дней. Он поделился чем-то очень личным и особенным, и теперь он опять обращается со мной, как с деловой сделкой. Или как со шлюхой. Вздрагиваю от собственных мыслей, стуча боковой стороной кулака по лбу. Что такое Quaglino, и почему он соврал об этом? Неуверенность и недоверие накрывают меня, когда я проваливаюсь в попытке остановить себя от вопросов.

Нахожу свой телефон и молюсь, чтобы он не сел. У меня два пропущенных звонка… от Люка. Он звонил мне? Зачем это? Он не ответил на мое сообщение, и это было не один день назад. Нет времени думать об этом. Удаляю их и захожу в Гугл, набирая в поиск «Quaglino», возвращаясь при этом в кухню. Когда мой интернет, наконец, решает выдать необходимую мне информацию, мне не нравится то, что я вижу: модный ресторан в отеле Мейфэйр (Mayfair), с коктейльным баром в придачу. Еще больше настораживаюсь, когда Миллер входит в черном костюме и черном галстуке.

– Ливи, мне нужно идти, – говорит он коротко, стоя перед зеркалом и возясь с противным галстуком. Он уже был идеальным.

Я оставляю его, доводящим до идеала идеальное, и спешу в его комнату, где запрыгиваю в свои джинсы и конверсы. Я подозрительна, а я никогда не была подозрительной, потому что никогда не было ничего, что следовало бы подозревать. Мне это не нравится.

– Готова?

Поднимаю взгляд и с горькостью замечаю, насколько он великолепен. Так всегда, но черный костюм-тройка для встречи в клубе?

– Замечательно, – бормочу.

– Ты в порядке? – в привычном жесте берет меня за затылок и выводит из комнаты.

– Я поеду с тобой, – говорю с уверенностью в голосе.

– Оливия, тебе будет смертельно скучно, – по крайней мере он не раздосадован моим требованием.

– Нет, не будет.

– Поверь мне, будет, – он наклоняется и целует меня в лоб. – Я буду опустошен к тому времени, как закончу. Мне будут нужны твои объятия, так что я приеду и заберу тебя, и ты сможешь остаться со мной сегодня.

– С таким же успехом я могла бы подождать здесь.

– Нет, ты сможешь собрать кое-какие вещи, и утром я отвезу тебя прямо на работу.

Злюсь сама на себя:

– Во сколько ты закончишь?

– Не уверен. Я тебе позвоню.

Я сдаюсь и позволяю ему вести себя по бесконечному количеству ступенек до тех пор, пока мы не оказываемся у его машины в подземном гараже. Всю дорогу до дома в машине смертельно тихо, а когда он останавливается у дома Нан, отстегивает свой ремень безопасности и поворачивается лицом ко мне.

– Ты расстроена, – говорит он и тянется, ласково проводя большим пальцем по моей щеке. – Мне надо работать, Ливи.

– Я не расстроена, – возражаю, хотя чертовски очевидно, что так и есть, хоть и по не тем причинам, о которых думает Миллер.

– Готов поклясться в обратном.

– Я расскажу тебе позже.

– Расскажешь, – он тянется и проводит несколько секунд, наполняя мою память тем, по чему я буду скучать следующие несколько часов. Это не улучшает моего настроения.

Выхожу из машины и иду по дорожке к дому Нан, мысли стремительно проносятся, быстро захожу и хлопаю за собой дверью. Как и думала, Нан стоит на нижней ступеньке с самой большой улыбкой на лице.

– Хорошо провела время? – спрашивает она. – С Миллером, я имею в виду.

– Замечательно, – пытаюсь подражать ее улыбке, но подозрение и тревога меня уродуют. Если это работа, то почему он встречается с ней в модном ресторане?

– Я думала, ты останешься на ночь.

– Собираюсь вернуться туда, – слова вылетают изо рта, кажется, мое подсознание приняло решение за меня.

– С Миллером? – с надеждой спрашивает она.

– Да, – отвечаю. Ее радость возможным новостям тяжелым грузом оседает в сердце.

ГЛАВА 23

Вылезаю из такси так элегантно, как только могу, в точности, как показывал Грегори. Я искала, как следует одеться, и судя по тому, что выдает Гугл, конверсы в Quaglinoне приняты, также, как и приходить без предварительного заказа, но я не планирую ужинать. Коктейльный бар – вот, куда я направляюсь.

Портье кивает и открывает стеклянную дверь, потянув за гигантскую дверную ручку в форме буквы Q.

- Добрый вечер.

- Здравствуйте. – Выпрямляюсь и прохожу мимо него, а потом на ходу одергиваю короткое шелковое платье бледно – розового цвета, которое меня заставил купить Грегори. Миллер, может, и возненавидел мою прическу и макияж, но я отчетливо помню, он говорил, что платье ему понравилось. И вот теперь волосы золотистым каскадом рассыпаны по спине и макияж снова естественный, так что он должен быть доволен. Если он с той женщиной, надеюсь, он только взглянет на меня и подавится.

Вздрагиваю, спускаясь вниз к метрдотелю, новые телесного цвета шпильки натирают. Она улыбается мне лучезарно:

- Добрый вечер, мадам.

- Здравствуйте. – Откуда ни возьмись у меня появляется этот самоуверенный тон, как будто, обычный в таких роскошных местах.

- Заказ на? – Она смотрит вниз на свой список.

- Я хочу остановиться в баре, выпить коктейль и подождать своего спутника. – Слова на удивление с легкостью срываются с языка.

- Конечно, мадам. Прошу, сюда. – Она жестом показывает на бар и указывает дорогу, направляя меня за угол, где мне приходится сдерживать себя, чтобы не застонать в голос.

В поле зрения оказывается мраморная лестница c изысканными золотистыми перилами и черными узорами в виде буквы Q, соединяющимися вместе и образующими по обеим сторонам перильные ограждения, лестница ведет вниз в огромный зал ресторана, светлый и просторный, c потрясающим зеркальным сводчатым потолком, стекающимся в центр. Здесь шумно и многолюдно для вечера понедельника, за каждым столом оживленно болтают группы людей. Успокаиваюсь, когда вижу, что бар находится на этом этаже, а стеклянные панели позволят спокойно видеть, что происходит в ресторане. Осматриваюсь, взгляд останавливается в каждом уголке, но его я не вижу. Я совершила огромную ошибку?

- Могу я порекомендовать вам вишнево-апельсиновый Беллини²⁰? – говорит метрдотель, указывая на стул у барной стойки.

Отвергаю предложенный стул у дальнего конца барной стойки и сажусь ближе к краю так, чтобы смотреть вниз.

- Спасибо. Может и попробую. – Улыбаюсь, спрашивая себя, смогу ли обойтись стаканом воды, когда нахожусь в таком шикарном месте в таком шикарном платье.

Она кивает и уходит, оставляя меня с барменом, который с улыбкой протягивает мне коктейльную карту:

- Лавандово–сливовый мартини намного лучше.

- Спасибо, - улыбаюсь ему в ответ, чувствуя себя более удобно и легко теперь, когда мое тело поддерживает стул.

Кладу ногу на ногу, спину держу прямо, изучая карту, замечаю, что в предложении бармена содержится разбавленный сухой лондонский джин, и сразу же его отвергаю. Улыбаюсь, вспомнив, как дедушка постоянно спорил с бабулей по поводу её привычки пить джин. Он всегда говорил, если хочешь, чтобы женщина на тебя набросилась, напои её джином. А потом моя улыбка угасает, вспоминаю последний раз, когда сама пила джин.

В составе Беллини есть шампанское, явный победитель в забеге на милю. Я выбираю и поднимаю взгляд на ожидающего бармена:

- Спасибо, но я всё же буду Беллини.

- Мужчина может попытаться. – Он подмигивает и берется за приготовление напитка, а я тем временем разворачиваюсь на стуле и снова принимаюсь за изучение пространства внизу. Быстрый осмотр результата не дает, так что я начинаю осматривать каждый столик, изучая лица и затылки. Это глупо. Я бы заметила голову Миллера на флешмобе Трафалгарской площади среди тысячи людей. Его здесь нет.

- Мадам? – Бармен привлекает мое внимание к барной стойке и передает мне бокал, украшенный листочком мяты и коктейльной вишенкой.

- Благодарю. – Осторожно принимаю бокал и делаю такой же осторожный глоток под пристальным взглядом бармена. – Вкусно. – Улыбаюсь в подтверждение, и он снова подмигивает, прежде чем пойти обслуживать пару в другом конце стойки.

Повернувшись спиной к стойке, отпиваю превосходный коктейль и задаюсь вопросом, что я, в конце концов, собираюсь делать. Сейчас половина десятого. Его встреча была назначена на девять. Он бы всё ещё был здесь, верно? И как будто прочитав мои мысли, телефон начинает звонить в сумке. Я паникую, быстро поставив бокал, роюсь в сумочке и съеживаюсь при виде его имени на экране телефона. Плечи буквально соприкасаются с ушами, и каждая клеточка в теле напрягается, когда я отвечаю:

- Привет.

- Скоро заканчиваю. Буду у тебя через час.

В облегчении облокачиваюсь на стойку. За час я смогу довезти до дома свое разыгравшееся воображение и разодетую тушку. Я в безопасности и чувствую себя довольно глупо.

- Ладно, - выдыхаю, беру свой бокал и делаю так необходимый сейчас глоток. Я посмотрела не на тот день в его органайзере? В моем безумии и спешке, возможно.

- Шумно. Ты где?

- Телевизор. – Выпаливаю я. – У Нан плохо со слухом.

- Очевидно, - говорит он сухо. – Готова снимать мой стресс, моя сладкая девочка?

Улыбаюсь:

- Очень даже готова.

- Рад, что мы это выяснили. Будь готова через час. – Он разъединяется, и я мечтательно и влюблено вздыхаю, поспешно допивая свой Беллини.

Машу бармену:

- Могу я получить свой счет, пожалуйста?

- Всего один? – говорит он, кивая на пустой бокал.

- Кое с кем встречаюсь.

- Жаль, - бормочет, протягивая мне крошечное черное блюдце с моим счетом. С улыбкой передаю ему двадцатку. – Приятного вечера, мадам.

- Спасибо. – Элегантно опускаюсь на ноги и разворачиваюсь, направляясь к выходу и надеясь, что смогу быстро поймать такси.

Но, едва успев сделать два шага, застываю на месте. Желудок скручивает, и кожа становится мертвенно холодной, отчего каждый волосок на теле встает дыбом. Он здесь. И он с ней. Она просто занимает место за столиком, спиной ко мне, но я отчетливо вижу лицо Миллера, оно, как всегда, ничего не выражает, хотя мне просто и ясно видна тоска. Кэси оживлена, активно размахивая повсюду руками, постоянно смеясь и запрокидывая голову, и еще выпивая шампанское. Волосы собраны в тугой пучок на затылке, и одета она в черный атлас, в общепринятом смысле, далеко не деловой наряд. На столе устрицы. И она постоянно тянется через стол и прикасается к нему.

- Решили остаться еще на один? – спрашивает бармен, только я не отвечаю. Продолжаю смотреть на Миллера и пятиться, пока поясница не соприкасается с барным стулом. Потом я медленно усаживаюсь.

- Да, пожалуйста, - бормочу, ставя сумочку обратно на стойку. Не уверена, как я его упустила. Его столик прямо внизу, прекрасно виден. Может, я слишком старалась найти. Тщательно обдумываю, пытаясь понять свой следующий шаг. Боже Милостивый, чувствую, как ярость начинает полыхать в груди.

Забираю предложенный мне Беллини, достаю из сумочки телефон и набираю его, спокойно удерживая телефон у уха. Он начинает звонить. Смотрю, как он ерзает на стуле и выставляет палец, как бы извиняясь перед Кэси, а потом он смотрит на экран и не выражает никаких эмоций или шока при виде моего имени. Кладет телефон обратно в карман и качает головой. Действие, предполагающее, что звонящий человек не важен. Его действия разжигают боль, но что хуже всего, разжигают злость.

Кидаю телефон в сумочку и поворачиваюсь к бармену:

- Только схожу в ванную комнату.

- Вниз по лестнице. Я присмотрю за вашим коктейлем.

- Спасибо. – Делаю глубокий вдох, набираясь уверенности, и направляюсь в сторону лестницы, подойдя к ней, крепко хватаюсь за позолоченные перила и молюсь лестничный богам, чтобы не выставить себя полной дурой, приземлившись на задницу. Дрожу, как лист, но мне нужно оставаться собранной и хладнокровной. Как, черт возьми, я оказалось в этой мерзости?

Сама себя загнала, вот как.

Каждый мой шаг просчитан и осторожен, бедра соблазнительно покачиваются. Слишком просто. Я под пристальным взглядом большого количества мужчин. Спускаться по этой лестнице, как будто грести среди волн. Я одна, и я преднамеренно привлекаю к себе внимание. Тем не менее, я никуда не оглядываюсь, смотрю только на заклятого врага моего сердца, желая, чтобы он поднял глаза и увидел меня. Он слушает Кэси, вставляет какие-то реплики, но чаще всего просто не спеша потягивает свой скотч. Меня душит обида – обида за то, что другая женщина вблизи любуется этими идеальными губами, касающимися стакана.

Быстро опускаю глаза, когда он переводит взгляд на лестницу. Он меня увидел, я в этом уверена. Чувствую, как ледяной взгляд синих глаз покалывает кожу, но я отказываюсь останавливаться и, только дойдя до туалетов, заглядываю через плечо. Он идет за мной. Говорила, что шокирую его, думаю, у меня получилось. На лице слишком много эмоций – ярость, шок…беспокойство.

Скрываюсь в дамской комнате и изучаю себя в зеркало. Отсюда нет выхода; я выгляжу взволнованной и немного подавленной, а поглаживания щек ладонями превращаются в легкие пощечины, когда я пытаюсь вернуть себе хоть каплю благоразумия. Я на чужой территории. Не знаю, как справиться с этой ситуацией, но инстинкт, кажется, неплохо меня направляет. Он знает, что я здесь. Понимает, что мне известно о его вранье. Что же он скажет?

Решив, что на самом деле хочу знать, быстро умываю липкие от пота руки, распрямляю платье и собираюсь с силами посмотреть ему в лицо. Открываю дверь, находясь на грани нервного срыва, но вид его, спиной прислонившегося к стене, явно раздраженного, в скором времени высасывает все нервы. Теперь я просто в ярости.

Смотрю в его чистые глаза с равным ему презрением:

- Как устрицы? – зло спрашиваю.

- Пересолены, - отвечает он, ямочки на его щеках дергаются из-за стискиваемой челюсти.

- Какая жалость, но я не стала бы волноваться. Кажется, твоя девушка слишком пьяна, чтобы заметить.

Приближаясь, щурит глаза:

- Она не моя девушка.

- Тогда, что она?

- Бизнес.

Я смеюсь. Это унизительно и грубо, только меня это не волнует. Деловые встречи не проходят в понедельник ночью в Quaglino. И на них не одевают атласные платья.

- Ты солгал мне.

- Ты шпионила.

Не могу и не отрицаю. Чувствую, как эмоции берут верх. Они проносятся по венам, восполняя их отсутствие у Миллера.

- Просто бизнес. – Он делает еще один шаг ко мне, сокращая расстояние. Хочу отойти, отстраниться, но туфли как будто приклеились к полу, мышцы отказываются работать.

- Я тебе не верю.

- Ты должна.

- Ты не дал мне оснований, Миллер. – Беру верх над своими бесполезными конечностями и прохожу мимо него. – Наслаждайся вечером.

- Буду, как только смогу снять стресс, - говорит он мягко, беря меня за шею и предотвращая мой побег. Жар его прикосновения тут же заставляет кожу покрыться мурашками и тело вспыхнуть…везде. – Иди домой, Ливи. Я скоро тебя заберу. Мы поговорим, перед тем как приступить к снятию напряжения.

Чувствуя отвращение и вырываясь из его рук, я разворачиваюсь и впиваюсь взглядом полным ярости в его ничего не выражающее лицо.

- Ты больше ничего от меня не получишь.

- Готов поклясться в обратном.

Вздрагиваю от его высокомерия и самоуверенности. Никогда в жизни не била мужчину. Никого не била.

До этой минуты.

Сила удара моей маленькой ладошки о его лицо создает самый пронзительный звук, хлопок эхом раздается в шумном пространстве вокруг нас. Рука горит в наказание за красную отметину на загорелой коже Миллера, на его щеке. Я в шоке от своего поступка, застывшее тело и удивленное лицо тому доказательство.

Он сжимает свой подбородок, как будто вправляя челюсть. Миллер Харт не многое показывает, но нет сомнений - он удивлен:

- Отличный удар, сладкая девочка.

- Я тебе не сладкая девочка, - злобно шиплю, оставляя Миллера растирать онемевшую щеку. Мчусь к лестнице и быстро поднимаюсь, отчаянно нуждаясь в оставленном Беллини. Подхожу к бару и быстро опрокидываю в себя содержимое бокала, выдыхаю и с шумом ставлю его на стойку, привлекая внимание бармена.

- Еще? – спрашивает он и начинает крутиться, как только я киваю.

- Ливи. – Шепот Миллера рядом с ухом заставляет меня подпрыгнуть. – Пожалуйста, иди домой и жди меня там.

- Нет.

- Ливи, я прошу тебя по-хорошему. – Есть нотка отчаяния в его голосе, услышав которую я разворачиваюсь на стуле, чтобы взглянуть на него. Выражение лица спокойное, только глаза умоляют. – Позволь мне это исправить.

Он умоляет, но он просто уверен, что здесь действительно есть, что исправлять.

- Что нужно исправлять? – спрашиваю я.

- Нас. – Односложный ответ произнесен тихо. - Потому что больше нет тебя или меня, Ливи. Есть мы.

- Тогда зачем ложь? Если тебе нечего скрывать, к чему мне лгать?

Он закрывает глаза, очевидно пытаясь сохранить спокойствие, а потом медленно их открывает.

- Поверь мне. Это просто бизнес. – Его голос и глаза полны искренности, когда он наклоняется и нежно целует меня в губы. – Не заставляй меня уходить без тебя сегодня. Ты нужна мне в моих руках.

- Я подожду тебя здесь.

- Бизнес и удовольствие, Оливия. Ты знаешь мои правила. – Он осторожно снимает меня со стула.

- То есть ты никогда не мешал бизнес и удовольствие с Кэси?

Он хмурится:

- Нет.

Теперь я тоже хмурюсь:

- Тогда зачем ужин в роскошном ресторане? И устрицы, прикосновения через стол?

Наши хмурые взгляды идентичны, но, прежде чем Миллер успевает прояснить явное недопонимание, мы сталкиваемся с Кэси.

Ну, или, по крайней мере, с тем, кого я принимала за Кэси. Эта женщина, потрясающая и с великолепной фигурой со спины, старше – около пятидесяти, по крайней мере. Она явно богата и очень жизнерадостна.

- Миллер, дорогой! – нараспев произносит она. Она пьяна, размахивает бокалом перед моим лицом.

- Кристал. – Он перемещается, врезаясь в мою спину. – Пожалуйста, дай мне минуту.

- Конечно! – Плюхается на мой недавно освобожденный стул. – Заказать нам еще выпивки?

- Нет, - отвечает Миллер, подталкивая меня вниз. К? Кристал? Я не понимаю, только мой бедный перегруженный мозг не позволит мне озвучить это или задать вопросы.

- Твой подруге необязательно уходить, - кричит она, и я оборачиваюсь и вижу, как она мне улыбается. Нет, она не улыбается, она насмехается. – Чем больше, тем веселее.

Хмурюсь и смотрю на Миллера, который, кажется, в шоке. Он заговаривает, но челюсть стиснута, от чего слова выходят угрожающими.

- Я говорил тебе, это был просто ужин.

- Да, да, - она драматично закатывает глаза и выпивает остатки шампанского в бокале. – Не это ли маленькое сладенькое создание причина перемен в правилах нашего поведения?

- Не твое дело, – он пытается увести меня из бара, но я сейчас так же непреклонна, как он, так что пресекаю его попытки.

- О чем она говорит, Миллер? – Спрашиваю гораздо спокойнее, чем на самом деле себя чувствую.

- Ни о чем. Пошли.

- Нет! – Я вырываюсь из его хватки и поворачиваюсь к женщине.

Она, кажется, не обращает внимания на напряжение, искрящееся между мной и Миллером, заказывая у бармена еще шампанского, прежде чем протянуть мне карту.

- Вот. Кажется, мне это больше не понадобится. Оставь себе.

Беру её без задней мысли и смотрю на выбитый каллиграфический почерк, здесь только имя Миллера, номер телефона и адрес электронной почты.

- Что это?

Миллер пытается вырвать её, но мои ловкие руки быстрее, и я отдергиваю их.

- Ничего, Ливи. Пожалуйста, отдай это мне.

Женщина смеется:

- Поставь его на кнопку быстрого дозвона, милая.

- Кристал! – кричит Миллер, тут же заставляя её заткнуться. – Тебе пора уходить.

Её глаза распахиваются, и она медленно переводит их на меня:

- Оо, мой Бог, - выдыхает она, пьяным взглядом путешествуя по моему застывшему телу. – Неужели самый скандально известный мужской эскорт Лондона влюбился и канул в лету?

Её слова выбивают весь воздух из моих легких, ноги едва ли не подкашиваются, так что я вынуждена протянуть руку и ухватиться за пиджак Миллера. Эскорт? Медленно переворачиваю карту и с обратной стороны вижу «Услуги Харта» элегантно выгравированным шрифтом.

- Заткнись, Кристал! – рычит он, сжимая мою руку.

- Она не знает? – она снова смеется, глядя на меня с жалостью. – А я-то думала, она платит, как и все мы. – Она залпом выпивает шампанское в то время, как я борюсь с комом, поднимающимся в горле. – Считай, что тебе повезло, милая. Ночь с Миллером Хартом стоит тысяч.

- Остановитесь, - шепчу, качая головой. – Пожалуйста, прекратите. – Хочу убежать, только бешено отстукивающее сердце не пошлет из мозга команду моим ногам. Оно просто швырнет их обратно в голову, делая меня слабой и ополоумевшей.

- Ливи. – Он появляется в поле моего зрения, его лицо больше не бесстрастная красота, к которой я так быстро привыкла. – Она пьяна. Пожалуйста, не слушай её.

- Ты берешь деньги за секс. – Слова раз за разом врезаются в меня острым лезвием ножа. – Ты слушал всё, о чем я рассказывала – о маме, обо мне. Изображал шок, хотя сам такой же, как она. Как я…

- Нет, - Он решительно качает головой.

- Да, - заключаю, мое бездвижное тело снова оживает и начинает дрожать. – Ты продаешь себя.

- Нет, Ливи.

Боковым зрением вижу, как Кристал спускается со стула.

- Обожаю драмы, но у меня есть толстый, лысеющий ублюдок в виде мужа, которому и этого на вечер будет достаточно.

Миллер яростно к ней оборачивается:

- Держи рот на замке.

Она улыбается и подталкивает его в руку.

- Я не сплетница, Миллер.

Он рычит, когда она, посмеиваясь, выплывает из бара, забирая меховой полушубок, переданный ей гардеробщиком.

Миллер достает из кармана бумажник и кидает на барную стойку пачку банкнот, беря меня за шею.

- Мы уходим.

Я его не отталкиваю. Я в шоке, чувствую себя больной, в голове звенит. Не могу даже ясно мыслить, чтобы оценить всё происходящее. Чувствую, как ноги двигаются, но я, кажется, никуда не иду. Чувствую, как сердце бешено стучит, но я, кажется, не могу дышать. Открываю глаза, но всё, что вижу, это моя мама.

- Ливи?

Смотрю на него, не моргая, и вижу печаль, боль и страдания.

- Скажи, что мне это снится, - тихо бормочу. Это будет самым страшным кошмаром, но до тех пор, пока это не реальность, мне плевать. Пожалуйста, дай мне проснуться.

Его лицо искажается в поражении, и он перестает идти, останавливая меня перед гигантскими стеклянными дверьми. Он выглядит невероятно раздавленным.

- Оливия, хотел бы я сказать да.

Он обхватывает меня руками и с силой прижимает к своей груди, но я не возвращаю ему его. Просто оцепенела.

- Едем домой. – Он прижимает меня к себе и ведет на улицу. Мы проходим какое-то расстояние, но ни один из нас ничего не говорит, я, потому что не могу физически, Миллер, потому что, понимаю, он не знает, что сказать. Я, возможно, кажусь беспомощной в состоянии шока, только мой мозг работает лучше, чем когда-либо, и отправляет мне воспоминания, которые я видела слишком много раз за последнее время. Мама. Я. И теперь Миллер.

Он осторожно усаживает меня в свою машину, как будто боится, что я могу сломаться. Могу – если уже не сломана. Хочу перемотать вечер, изменить так много вещей, только, где я тогда буду, разве что в ничего не знающей, кромешной темноте?

- Хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спрашивает он тихо, удобнее устраиваясь на сиденье.

Поворачиваюсь к нему с непроницаемым лицом. Роли поменялись, теперь он, а не я, показывает бурю эмоций.

- Куда бы мне еще хотеть поехать? – спрашиваю.

Он опускает взгляд и заводит машину, везет меня домой, а группа Snow Patrols не позволяет глазам закрываться.

Поездка длится долго, как будто он медлит, ведя машину впервые за долгое время. И когда он медленно паркуется у дома Нан, я без промедления открываю дверцу и выхожу из машины.

- Ливи, - голос звучит отчаянно, когда он берет меня за руку, не давая двигаться дальше, только он больше ничего не говорит. Не уверена, что он может сказать, и он явно тоже.

- Что? – спрашиваю, надеясь, что проснусь в любой момент и окажусь в его объятиях, в безопасности его постели, далеко от холодной жестокой реальности, в которой оказалась – реальности, которая слишком знакома.

Тишина разрывается звонком телефона Миллера, и он, матерясь, нажимает кнопку сброса вызова, но он снова начинает звонить.

- Блять! – кричит он, бросая его на приборную доску. Он замолкает и начинает трезвонить снова.

- Тебе лучше ответить. – Вырываю руку из его хватки. – Думаю, они уже готовы выложить свои тысячи за ночь с самым скандально известным эскортом Лондона. Ты так можешь заработать миллиарды, трахая женщин. Я, должно быть, задолжала тебе тысячи.

Игнорирую его вздрагивания и оставляю его в машине с лицом, полным боли, все силы уходят на то, чтобы оставить вторую проститутку, с которой столкнулась за свою короткую жизнь. Только этот принимал и оберегал меня. С этим будет сложнее покончить. Нет, с этим будет невозможно покончить. Чувствую, меня ждет еще более темное одиночество.

ГЛАВА 24

Уже рассвет, а я всё также безучастно смотрю в потолок своей спальни. Безвыходная ситуация – уснуть и видеть кошмары, или не спать и жить в них. Решение было принято за меня. Я не могла спать. Моему бедному мозгу нет передышки, и перед глазами один за другим мелькают картинки его лица. Я не готова встретиться с миром. Как и боялась, я оказалась в еще большем уединенном заточении, чем была когда-либо до встречи с Миллером Хартом.

Телефон начинает звонить на прикроватном столике, и я тянусь, беря его, знаю, что звонить может только один из двух людей, но учитывая побежденный взгляд Миллера прошлой ночью, ставлю на Грегори. Он захочет получить подробности моих выходных с кофе-ненавистником. Я права. Совсем не чувствую вины, отклоняя его вызов и позволяя голосовой почте принять его. Не могу ни с кем говорить. Посылаю ему короткое сообщение.

Опаздываю на работу. Позвоню тебе позже. Надеюсь, ты в порядке. XX

Может я и опаздываю, не уверена, да это и не важно, потому что я никуда не собираюсь, разве что под одеяло, где темно и тихо. Слышу скрип половиц и последующее жизнерадостное пение бабули. От этого глаза опять наполняются слезами, но я сознательно их проглатываю, когда она врывается в мою комнату и простреливает меня счастливым взглядом синих глаз.

- Доброе утро! – объявляет она, подходя к шторам и распахивая их. Утренний свет атакует глаза.

- Нан! Закрой шторы! – зарываюсь под одеяло, прячась не столько от яркого света, сколько от вида её радостного лица. Это съедает меня изнутри.

- Но ты опоздаешь!

- Мне не надо сегодня на работу. – На автопилоте выпаливаю оправдания остаться в постели и, желательно, подальше от Нан. – Я работаю в пятницу ночью, так что Дэл дал мне сегодня выходной. Я собираюсь воспользоваться этим и поспать. – Прячу лицо под одеялом, и, хотя я её не вижу, уверена, она улыбается.

- Разве ты не выспалась на выходных у Миллера? – радость в её голосе больно меня ударяет.

- Нет, – это до глупого неподходящий разговор для бабушки, но я знаю, что это её успокоит и даст мне немного покоя…на какое-то время. Не хватит целой комнаты, чтобы уместить чувство вины за то, что соврала ей.

- Превосходно! – кричит она. – Пойду по магазинам с Джорджем. – Через одеяло чувствую легкие поглаживания её руки по спине, а потом её шаги становятся всё тише и тише, дверь в мою комнату закрывается.

Нахожу в себе силы повременить с рассказом бабушке о нашем с Миллером разрыве до тех пор, пока не придумаю уважительную причину. Она не согласится на что-то меньше полного объяснения. Она не любит Миллера Харта; она любит саму идею видеть меня счастливой и в крепких отношениях. Но, если я ошибаюсь, и она любит Миллера, то в скором времени я могу это исправить…Только я не стану. Мое недавнее открытие только разбудит и призраков Нан тоже. Она может и бойкая, но всё же пожилая дама. Я буду мучиться в этой темноте одна.

Расслабляюсь в постели и пытаюсь уснуть, надеясь, что сны не принесут еще больше кошмаров.

Зря надеялась. Сон был беспокойным, заставляя меня постоянно просыпаться, всю в поту, задыхаясь и злясь. К вечеру я сдаюсь. Заставила себя принять душ и теперь лежу на постели, завернутая в полотенце, пытаясь вырвать из мыслей Миллера и отчаянно стараясь найти что-то, на чем можно сосредоточиться. Хоть что-нибудь кроме него.

Нужно записаться в тренажерный зал. Сажусь на постели. Я записывалась в тренажерный зал.

- Блин! – хватаю телефон и вижу, что у меня сорок минут до начала моих занятий. Я могу это сделать, и это идеальное отвлечение. Говорят, физические нагрузки снимают стресс и вырабатывает гормон счастья. Как раз то, что мне нужно. Начинаю лихорадочно собираться, кидая в сумку леггинсы, футболку на несколько размеров больше и белые конверсы. Я буду выглядеть стопроцентным любителем, с полным отсутствием спортивного вида, но пока сойдет. Я схожу за покупками. Завязываю в пучок тяжелые волосы, спускаясь вниз, а потом останавливаюсь, услышав звук, свидетельствующий о входящем сообщении. Медленно спускаюсь по лестнице, сердце падает с каждым новым шагом, когда вижу, что это от него.

Буду в ресторане «Langan’s Brasserie» на Стрэттон стрит в восемь часов.

Хочу получить свои четыре часа.

Задницей ударяюсь о ступеньку посреди лестницы, пялюсь на сообщение, снова и снова его перечитывая. Он уже получил гораздо больше своих четырех часов. Что он пытается сказать этим? Он притягивает меня за сделку, которая была заключена недели назад, и разрушена чувствами и слишком большим количеством встреч в придачу. Он и сам говорил, что это была глупая сделка. Это, на самом деле, была глупая сделка. И она всё ещё глупая.

Его необоснованное требование пробуждает злость, копившуюся годами до тех пор, пока она не закипает неконтролируемым потоком в животе. Я годами боролась с самоистязаниями. Мучила себя, пытаясь понять, что такого нашла моя мама, что могло оказаться важнее меня и бабушки с дедушкой. Видела страдания бабушки и дедушки, причиной которых были её поступки, и я оказалась слишком близка к тому, чтобы причинить еще большие страдания. Всё ещё могу, если Нан когда-нибудь узнает, где именно я была во время своего долгого отсутствия. Он слушал, когда я изливала ему свою душу, сочувствовал мне, всё это время являясь королем унижения? Снова смотрю на его сообщение. Он думает, что, снова став грубым, эгоистичным придурком, он заставит меня пасть к его ногам? Красная пелена спадает, блокируя вопросы, которые хочу задать, и ответы, которые мне нужно найти. Не вижу ничего, кроме обиды, боли и жгучей злости. Не пойду в зал, чтобы унять боль на тренажерах или у боксерской груши. Миллер в состоянии забрать её всю.

Поднимаюсь на ноги и бегу в спальню, хватая третье и последнее платье, купленное мной и Грегори. Тщательно его осмотрев, прихожу к выводу, что Миллер расплавится перед моими глазами. Ничего себе, оно кожаное. Без понятия, как Грегори удалось уговорить меня купить его, но я так рада, что купила. Оно красное, с открытой спиной, короткое…дерзкое.

Еще раз приняв душ, побрившись везде и нанеся крем от пяток до макушки, я надеваю платье. Его дизайн не предусматривает лифчика, который раздражает, так что это не проблем для меня и моей упругой груди. Трясу головой, после чего укладываю непослушную белокурую копну в идеальные свободно спадающие кудри, после чего наношу макияж, стараясь сделать его натуральным, как раз так, как ему нравится. Новые шпильки черного цвета и сумочка завершают образ и, решив, что куртка испортит вид, спускаюсь по лестнице быстрее безопасного.

Дверь открывается прежде, чем я оказываюсь внизу, и Нан с Джорджем прерывают разговор, увидев меня, идущую им навстречу.

- Ух, ты! – выпаливает он, а потом без конца извиняется, потому как Нан на него рычит. – Прости. Немножко шокирован, вот и все.

- Ты уходишь с Миллером? – Бабушка выглядит так, как будто только что выиграла джек-пот.

- Да, - спешу мимо них.

- Повеселись, - кричит она. – Видишь, как ей идет красный, Джордж?

Я не слышу ответ Джорджа, хотя, исходя из его реакции на мое красное облачение, это должно быть звучное да.

Пройдя половину улицы в направлении главной дороги, я покрываюсь испариной, так что замедляю шаг и думаю о том, что должна опоздать – заставить его попотеть. Несколько минут топчусь на углу, смешно, но чувствую себя проституткой, после чего ловлю такси и называю адрес.

В отражении окна проверяю макияж, взъерошиваю волосы и одергиваю платье, убеждаясь, что оно не помялось. Я так же педантична, как Миллер, только готова поклясться, у него внутри нет бабочек, и я проклинаю себя за то, что у меня их там целая ферма, кружащихся в животе.

Когда такси поворачивает на площадь Пикадили, ведущую на Стрэттон стрит, смотрю на часы на приборной панели. Пять минут девятого. Я не сильно опаздываю, и мне еще нужно найти банкомат.

- Остановите здесь, - говорю, роясь в сумочке и доставая единственную двадцатку. – Спасибо. – Выбираюсь из машины максимально элегантно и иду по шумной площади, где в будничную ночь я кажусь оскорбительно разодетой. Это только подстегивает мои сомнения, но вспоминая слова Грегори, я изо всех сил стараюсь казаться уверенной – как и всегда, это стоит мне больших усилий. Найдя банкомат, снимаю кое-какие наличные и поворачиваю за угол, на Стрэттон стрит. Четверть девятого, идеальное для меня опоздание в пятнадцать минут. Для меня открывается дверь, и, сделав глубокий вдох и набираясь храбрости, вхожу со спокойным видом и уверенностью в себе, и когда оказываюсь внутри, задаюсь вопросом, какого дьявола я здесь делаю.

- У вас здесь встреча, мадам? – спрашивает метрдотель, быстро осматривая меня, одновременно впечатленный и осуждающе. От этого я одергиваю платье, за что тут же себя ругаю.

- Миллер Харт, - сообщаю ему с напускной уверенностью, незаметным движением поправляя подол платья.

- Аа, мистер Харт. – Он явно его знает. Чувствую себя, как в ловушке. Ему известно, чем занимается Миллер? Он думает, я его клиентка? Злость выжигает все нервы.

Он широко мне улыбается и жестом указывает следовать за ним, что я и делаю, отчаянно стараясь не вглядываться в зал в поисках Миллера.

Когда мы проходим мимо беспорядочно расставленных столиков, появляется ощущение ожогов на коже, которое вызывает враг моего сердца, только посмотрев на меня. Где бы он ни был, он меня видит, так что я медленно обвожу зал глазами и тоже его вижу. Никогда не смогу ничего поделать ни с бешеным скачком сердца, ни с обрывающимся дыханием. Может он и является мужским эквивалентом проститутки высокого класса, но это по-прежнему Миллер, и он по-прежнему потрясающий, и он по-прежнему…идеальный. Он поднимается со стула и застегивает пуговицу своего пиджака, темная щетина украшает невероятно красивое лицо, синие глаза пронзают, когда я подхожу. Не спотыкаюсь. Встречаю его взгляд с равной решимостью, тут же замечая, с чем мне придется столкнуться. От него исходит аура непреклонности. Он опять попытается и соблазнит, что хорошо, только он не получит свою сладкую девочку.

Он кивает метрдотелю, давая понять, что дальше справится сам, потом он обходит столик и отодвигает для меня стул.

- Прошу, - рукой указывает на место.

- Благодарю. – Я сажусь и ставлю сумочку на стол, почти расслабившись, но только до тех пор, пока рука Миллера не опускается на мое плечо, а губы не оказываются рядом с ухом.

- Ты невероятно красива. – Он убирает мои волосы в сторону и губами касается чувствительной впадинки за ухом. Он меня не видит, так что не имеет значения, что я закрываю глаза, только вот склонившаяся на бок шея, предоставляя ему больше пространства, выдает всё то, что он со мной делает. – Совершенна, - шепчет он, посылая по спине толпу мурашек.

Лишив меня своих прикосновений, он появляется передо мной, расстегивает пуговицу пиджака и садится на свое место. Он смотрит вниз на свои дорогие часы и вздергивает брови, молча раздумывая над моим опозданием.

- Я взял на себя смелость сделать заказ за нас двоих.

Так же, как он, поднимаю брови:

- Ты, очевидно, был уверен, что я приду.

- Ты ведь здесь, разве нет? – Достает из стоящего на полу у нашего столика ведерка бутылку белого вина и разливает. Бокалы меньше, чем для красного вина, те, которыми мы пользовались вчера, и мне интересно, как Миллер справится с расставленными в ресторане предметами. Всё расположено не так, как должно быть дома, но это его, кажется, не особо заботит. Он не дергается и, что странно, передергивает меня. Я почти хочу переставить вино туда, где оно должно быть.

Возвращая любопытные мысли к мужчине напротив, я несколько секунд рассматриваю его хладнокровный образ, а потом спрашиваю:

- Зачем ты просил меня придти?

Он поднимает бокал и медленно покачивает, прежде чем поднести к этим сбивающим с толку губам и медленно отпить, всё это время его пристальный взгляд не отрывается от меня. Он знает, что делает.

- Не помню, чтобы просил тебя придти.

На долю секунды, я практически теряю свою уверенность:

- Ты не хотел, чтобы я здесь была? – кокетливо спрашиваю.

- Насколько помню, я отправил тебе сообщение, в котором сказал, что буду здесь в восемь. Также выразил свое желание что-то получить. Не просил. – Делает еще один неспешный глоток. – И поскольку ты здесь, уверен, будешь рада дать мне желаемое.

Его высокомерие вернулось в полной мере. От этого вспыхивает и моя дерзость, знаю, сейчас он о ней подозревает. Ему нравится его сладкая девочка. Беру сумочку и достаю оттуда наличные, которые принесла с собой. А потом я бросаю их на тарелку перед ним и вальяжно откидываюсь на спинку стула, нагло и спокойно.

- Я бы хотела получить четыре часа развлечений.

Бокал с вином зависаем между его губами и столом, когда он смотрит на кучу денег, жестоко использованные мной накопления со сберегательного счета, накопления каждого пенни, который оставила мне мама, накопления, которыми я принципиально никогда не пользовалась. Какая ирония использовать эти деньги сейчас…чтобы развлечься. Получаю как раз ту реакцию, на которую рассчитывала, и слова, однажды им сказанные, мечутся в голове, подстегивая меня. Пообещай мне, что больше никогда так не унизишься. Я? А как же он?

Молчит. Взгляд прикован к деньгам, и я абсолютно точно вижу, как зависшая в воздухе рука начинает дрожать, всплески вина тому доказательство.

- Что это? – спрашивает он напряженно, ставя бокал. Не удивлена, когда он переворачивает бокал, прежде чем посмотреть на меня сердитым взглядом синих глаз.

- Тысяча, - отвечаю, нисколько не впечатленная его очевидной злостью. – Понимаю, что скандально известный Миллер Харт стоит больше, но раз мы заключаем сделку на четыре часа и ты знаешь, что получаешь, подумала, тысячи будет достаточно. – Беру свой бокал и не спеша делаю глоток, преувеличенно подчеркнуто глотая и облизывая губы. Его синие глаза больше, чем обычно. Его шок, возможно, и не будет заметен посторонним, но мне знакомы эти глаза, и я знаю, что большинство его эмоций исходит из них.

Он делает глубокий вдох и медленно берет деньги, складывая в аккуратную стопку, после чего берет мою сумочку и запихивает их туда.

- Не надо меня оскорблять, Оливия.

- Ты оскорблен? – На самом деле, я высмеиваю эти слова. – Сколько же денег ты заработал, отдаваясь себя тем женщинам?

Он наклоняется вперед, поигрывая желваками. Оо, я всё правильно делаю, выводя его на эмоции.

- Достаточно, чтобы купить эксклюзивный клуб, - говорит он холодно. – И я не давал себя тем женщинам, Оливия. Я отдавал им свое тело, ничего больше.

Вздрагиваю и понимаю, что он замечает это, но от услышанных слов желудок скручивает.

- Едва ли дал что-то большее и мне, - заявляю я несправедливо. Он абсолютно точно дал мне что-то большее, и его едва заметное вздрагивание говорит мне, что он тоже это понимает. Ему больно от моего заявления. – Купишь себе новый галстук. – Беру деньги и швыряю их на его половину стола, шокированная собственной жестокостью, но его реакции подстегивают меня, подкармливая необъяснимую потребность доказать что-то, даже если я не совсем уверена, чего хочу добиться своей холодностью. Так или иначе, я не могу остановиться. Действую на автопилоте.

Ямочки на его щеках начинают дергаться.

- И чем же это отличается от того, когда это делала ты? – спрашивает он вымученно.

Пытаюсь скрыть свое удушье.

- Я вошла в этот мир по причинам, - шиплю я. – Я не наслаждалась этой блажью. И не выстраивала жизнь, продавая себя.

Он закрывает рот и на какое-то время опускает взгляд на стол, а потом встает и застегивает пуговицы.

- Что же с тобой случилось?

- Я уже говорила, Миллер Харт. Ты случился со мной.

- Мне не нравится этот человек. Мне нравилась девочка, которую я….

- Тогда. Ты. Должен. Оставить. Меня. В. Покое. – Произношу медленно и четко, вырывая еще больше чувств из этого, на первый взгляд, лишенного эмоций мужчины. Он едва себя сдерживает. Не уверена, хочет он заорать или завыть.

Мы ненадолго прерываемся, когда к нам подходит официант, ставя на стол блюдце со льдом и устрицы. Он ничего не говорит и не спрашивает, не нужно ли нам что-нибудь еще. Просто удаляется быстро и тихо, чувствуя очевидное напряжение, оставляя меня в неверии палиться на блюда.

- Устрицы, - выдыхаю я.

- Да, наслаждайся. Я ухожу, - говорит он, явно заставляя себя повернуться ко мне спиной.

- Я платящий клиент, - напоминаю ему, беру одну из ракушек и вилкой достаю из неё мясо.

Он снова не спеша ко мне поворачивается:

- Ты заставляешь меня чувствовать себя дешево.

Хорошо, думаю про себя. Дорогие костюмы и шикарная жизнь делают это не приемлемым.

- А другие женщины нет? – спрашиваю я. – Мне стоит купить тебе Ролекс? – Медленно подношу устрицу ко рту и съедаю мясо, тыльной стороной ладони провожу по губам и, сдерживая его взгляд, соблазнительно их облизываю.

- Не вынуждай меня, Ливи.

- Трахни меня, - произношу, наклоняясь вперед и странно возбуждаясь при виде его, борющегося с осознанием того, что со мной следует сделать. Он не на это надеялся, затаивая этот разговор. Я обвела его вокруг пальца.

В течение нескольких секунд он собирается с мыслями, а потом наклоняется вперед:

- Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? – спрашивает он, не забывая о манерах джентльмена в присутствии других посетителей.

Успешно справляюсь с чувством отвращения при виде его вернувшейся самоуверенности, даже если не произношу ни единого слова.

Он наклоняется еще ближе, лицо смертельно серьезное, вся боль, злость и шок, кажется, испарились.

- Я задал тебе вопрос. Ты ведь знаешь, как я отношусь к повторениям.

По причинам, которые, возможно, никогда не узнаю, я не колеблюсь:

- Да. – Говорю на выдохе и, несмотря все усилия, тело включает опасно чувствительный режим.

Его глаза прожигают:

- Вставай.

ГЛАВА 25

Я тут же встаю и жду, пока он обходит столик, уверенным движением берет меня за шею и подталкивает к выходу из ресторана. Оказавшись под властью холодного вечернего воздуха, он ведет меня через дорогу к большому, роскошному отелю, где, как я думаю, припаркована его машина, только мы не направляемся на стоянку. Портье открывает стеклянную дверь, меня подталкивают внутрь, и вдруг я оказываюсь в окружении исключительно традиционного декора, каменный фонтан расположен по центру фойе и повсюду расставлены старые, мягкие диванчики из кожи. Манерность в каждом углу. Здесь торжественно, как будто сама королева может появиться в любую секунду.

Миллер отпускает меня:

- Жди, - резко инструктирует, подходя к ресепшену. Он несколько минут тихо разговаривает с женщиной за большой, изогнутой стойкой, а потом берет быстро протянутые ему ключи. Он поворачивается и кивком головы указывает на лестницу, только с отсутствием его руки на шее я чувствую себя не совсем устойчивой.

- Ливи, - рычит, и его нетерпеливость приводит меня в действие.

Он так и не касается меня, пока мы поднимаемся по лестнице, напряжение между нами почти осязаемо, но я не уверена сексуальное это напряжение или же нервное.

И то и другое.

Теперь, когда у Миллера через край льется сексуальное желание, я нервничаю. Он безучастно смотрит вперед, ничего не выражая, что необычно, не говоря уже о том, что мне неловко.

Он окончательно закрылся и, хотя меня трясет от желания, мне еще и немного страшно.

Я удостаиваюсь его прикосновения в своей шее, когда мы достигаем четвертого этажа, он ведет меня по экстравагантному коридору, пока не останавливается, вставляя в дверь магнитную карточку и заталкивая меня в комнату. Меня должна была впечатлить гигантских размеров кровать с балдахином и столбиками и струящаяся роскошь, но я слишком занята попытками успокоить собственные ощущения. Стою посреди комнаты, чувствуя себя уязвимой и ранимой, в то время как Миллер кажется хладнокровным и сильным.

Он тянется и начинает медленно развязывать галстук.

- Давай посмотрим, что грандиозного ты сможешь получить от скандально известного Миллера Харта? – В голосе полная отрешенность. – Раздевайся, сладкая девочка. – Нежное ко мне обращение наполнено сарказмом.

Повсюду внутри себя ищу прежнее безрассудство, но не могу найти.

- Ты колеблешься, Ливи. Женщины, которых я трахаю, имея меня, времени зря не тратят.

Его слова с силой ударяют в сердце, а еще они пробуждают храбрость и воспламеняют мою злость. Не могу позволить ему увидеть свою нерешительность. Я спровоцировала всё это, но причины теперь забыты. Придаю своим движениям уверенности и стягиваю платье, позволяя ему упасть на пол, красный материал стелется у ног.

- Лифчика нет, - произносит он, сбрасывая пиджак и расстегивая жилетку. Его взгляд медленно блуждает по моему телу, впитывая его. – Снимай трусики. – Он и прежде множество раз использовал командный тон, только теперь ласковые нотки исчезли. Не хочу от этого заводиться. Не хочу, чтобы пульсация между ног усиливалась. Не хочу, чтобы самодовольный придурок передо мной привлекал меня. Но я не могу заставить тело не отвечать ему. Меня лихорадит в предвкушении. Всё предрешено. Даже сейчас.

Медленным движением стаскиваю нижнее белье и отхожу, а потом скидываю и туфли. Я обнажена и, когда возвращаю свой взгляд к Миллеру, вижу, что он уже по пояс обнажен. Забываю об отвращении, ослепленная истинным великолепием его торса. Слов, на самом деле, нет, но когда он не спеша снимает брюки и боксеры, я нахожу одно:

- Оххх…., - выдыхаю, губы приоткрываются в попытке впустить в легкие хоть сколько-нибудь воздуха.

Его одежда небрежно отброшена в сторону, он смотрит на меня из-под темных ресниц, раскатывая презерватив.

- Впечатлена?

Не знаю, к чему спрашивать. Нет ничего, что бы я не видела раньше, но c каждым разом становится всё лучше. Превосходный член Миллера, его идеальное тело и идеальное лицо. Всё кричит об опасности. Так было раньше. Я понимала это тогда и уж точно знаю это сейчас.

- Ты заставишь меня повторить вопрос?

Возвращаю к нему свой взгляд и выдавливаю из себя несколько слов:

- Впечатлена, но не на тысячу фунтов. – Меня шокирует собственная дерзость.

Стискивает челюсть и направляется ко мне не спеша, практически прогуливаясь, до тех пор, пока не подходит ко мне вплотную, дыша на меня сверху вниз.

- Посмотрим, что можно с этим сделать.

Не успеваю ответить. Он толкает меня к кровати до тех пор, пока не упираюсь в неё бедрами, отступать больше некуда. Отчаянно хочу почувствовать его, так что поднимаю руки и зарываюсь в его волосы, парой движений взъерошивая его темные локоны.

- Убери от меня руки, - рычит он. Не могу скрыть шока в ответ на его жесткий приказ, руки тут же опускаются по швам. – Ты не можешь ко мне прикасаться, Ливи. – Он тянется и сильно сжимает мои соски между большим и указательным пальцами.

Я шиплю от боли и стону, но болезненный укол удивляет и отдается внизу живота, переплетаясь с удовольствием. Пьянящий коктейль ощущений и у меня нет и мысли, как с этим справиться.

- Я сведу тебя с ума, - заявляет он, доставая из-за спины ремень. Вид коричневой кожи заставляет мои глаза распахнуться и взлететь к его глазам, находя искру сомнения. Он не уверен; я это вижу.

- Сделаешь мне больно? – Возможность применения ремня пробивает меня шоковой волной страха.

- Я не бью женщин, Оливия. Подними руки к перекладине.

Смотрю вверх и вижу деревянную перекладину коричневого цвета, которая тянется от одного столба к другому, успокоившись тем, что его намерения, кажется, отличаются от моих мыслей, охотно поднимаю руки. Но мне не дотянуться.

- Я не могу…

- Встань на кровать. – Он резок, нетерпелив.

Устоять на мягком матрасе еще та задачка, но я, в конце концов, нахожу баланс без каких-либо предложений о помощи, и прикладываю к перекладине запястья. Он собирается связать меня, подавить меня, и хотя эта идея более привлекательна, чем быть отстеганной, мне она совсем не нравится. Я думала, он трахнет меня. Не ожидала вовлечения ремней и уж тем более рассчитывала на то, что смогу к нему прикасаться.

Его рост позволяет ему спокойно дотянуться до перекладины, он пропускает кожу между моих запястий и с легкостью и уверенностью обматывает его вокруг перекладины. Он делал это и прежде.

- Миллер, это…

- Уже бросаешь меня? – Он вызывающее приподнимает брови, победа искрится в синих глазах. Он думает, я сбегу. Думает, я попрошу остановиться.

Ошибается.

- Нет, - выпячиваю подбородок c чувством уверенности, которое только усиливается, когда пропадает его самодовольство.

- Как пожелаешь. – Он стягивает с постели мои ноги так, что я зависаю в воздухе, Кожа на запястьях мгновенно натягивается и больно врезается. – Держись за перекладину, чтобы облегчить давление.

Следую его команде, пальцами обхватывая перекладину. Это смягчает эффект врезающейся в плоть кожи, от чего мне становиться комфортнее, а вот от грубых слов и резкости в лице Миллера нет. Он всегда только занимался со мной любовью. Всегда только поклонялся мне. И я вижу, что сейчас не будет ни того, ни другого.

Начинает взглядом блуждать по моему обнаженному подвешенному телу, явно пытаясь решить, с чего начать. А потом, после секундного разглядывания верхней части бедер, он кладет руку на бедро и начинает двигать ею вверх до тех пор, пока едва уловимо не касается клитора. Делаю глубокий вдох и задерживаю воздух. Это действие довольно нежное, но я не тешу себя иллюзиями, что мне будут поклоняться.

- У меня есть правила, - говорит он не спеша, погружая в меня свои пальцы и выбивая из легких весь воздух. – Ты ко мне не прикасаешься. – Он отстраняется и пальцами проводит по моей нижней губе, размазывая повсюду мою же влажность, а потом наклоняется ко мне так близко, насколько это возможно. – И я не целуюсь.

Впитываю его жестокий взгляд и резкие слова. Связанные руки не дают к нему прикоснуться, но его губы близко, так что я тянусь в попытке их захватить. Он отстраняется, качая головой, а потом руками цепляется за мои бедра и прижимает меня к своему телу. Словно одержимый, он насаживает меня на себя с грудным рыком, заполняя меня всю, нет ласковых прикосновений или слов, он просто берет меня. Я кричу в шоке от его безжалостных движений, ногами бессильно за него цепляюсь, но он не дает мне времени привыкнуть. Он приподнимает мое тело и снова резко насаживает на себя. Совершенно беспощадно. Задает непростительно быстрый и жесткий ритм, разрывая меня снова и снова, раз за разом, матерясь и рыча с каждым рывком. Моя голова опустела, крик стал громче, а тело в шоке. Это больно, но по мере того, как он продолжает вколачиваться, дискомфорт уходит, а удовольствие начинает нарастать, от чего мое обезумевшее сознание приходит в отчаяние.

- Миллер! – стону, дергаюсь и тяну запястья в тщетной попытке освободиться. Мне нужно его почувствовать, но он меня игнорирует, его хватка усиливается, толчки становятся сильнее. – Миллер!

- Замолчи, нахрен, Оливия! – рычит он, сопровождая свой холодный приказ сильным вколачиванием в мое тело.

Каждой беспомощной мышцей шеи пытаюсь удержать обмякшую голову, поднимаю её и нахожу полный решимости взгляд синих глаз. Он кажется сумасшедшим и абсолютно отрешенным, как будто головой он не здесь, а тело действует инстинктивно. В глазах нет ничего. Мне они не нравятся.

- Поцелуй меня! – стону я, желая вызвать чувства, которые, знаю, там. Это невыносимо, и не из-за его беспощадных в меня вколачиваний, а из-за отсутствия нашей обычной связи. Её вообще нет, а она мне нужна, особенно когда он берет меня так агрессивно. – Поцелуй! – Теперь уже кричу ему в лицо, но он только сильнее сжимает мои бедра и толкается в меня сильнее, капельки пота стекают по его лицу. Мое удовольствие исчезло. Я не получаю ничего, за исключением предшествующей боли, которая вернулась, только теперь больно физически и эмоционально. Больше не держусь за перекладину, позволяя коже ремня врезаться в мою плоть, и его хватка на моих бедрах калечит кожу. Но больше всего болит сердце. Я больше не чувствую уютной безмятежности или безопасности, и его отказ позволить мне поцеловать его просто убивает. Он точно знает, что делает. И сделать это просила его я.

Закрываю глаза и запрокидываю голову, не желая больше видеть его лицо. Я его не узнаю. Это не тот мужчина, в которого я влюбилась, но я не прекращаю это, потому что в самом извращенном смысле, это поможет мне отпустить Миллера Харта, и тот факт, что он не ругает меня за то, что прячу от него свое лицо, только разжигает боль еще больше. Причины принять такое глупое решение – всё, о чем я могу думать теперь, отстранившись и приняв его грубость. Думаю обо всех любящих словах, которые он мне говорил, обо всех ласковых прикосновениях, которые мне дарил.

Я никогда не сделаю меньшее, чем поклонение тебе. Никогда не воспользуюсь пьяной девушкой. Каждый раз, когда я буду обладать тобой, Ливи, ты запомнишь. Все и каждый момент запечатлеются в этой прекрасной головке навсегда. Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое слово.

Громкий рык Миллера заставляет меня вздрогнуть в комнате, холодной и неприветливой, несмотря на теплоту и роскошь обстановки. И что-то странное происходит – что-то, что за пределами моего контроля. Я шокирована, тело живет своей жизнью и отвечает на его яростные толчки. Я кончаю. Только он проходит без намека на удовольствие. Он атакует меня последним круговым движением разрывающих толчков, потом он приподнимает меня, входя под лучшим углом, после чего кончает с пронзительным рыком, разлетающимся по комнате. Он остается во мне и запрокидывает голову, грудь вздымается под яростными вдохами, по шее стекают капельки пота. Оцепенела. Не чувствую ни боли от врезающейся в руки кожи, ни агонии, разрывающей сердце.

Любого мужчину, который позволит себе меньшее, чем поклонение тебе, надо, нахрен, пристрелить!

Он отталкивает от себя мои ноги, и он отстраняется от меня быстро, но не начинает меня отвязывать. Он оставляет меня, тихо матерясь, и уходит в ванную, яростно хлопнув за собой дверью.

Все пропавшие от этой встречи эмоции поднимаются, когда я начинаю всхлипывать. Голова становится тяжелой, подбородок соприкасается с грудью, а я даже не нахожу в себе сил избавить себя от боли в запястьях, забравшись обратно на кровать. Я просто вишу безжизненно, тело содрогается от рыданий.

Разрушена.

Опустошена.

Слышу звук открывающейся двери, но держу голову опущенной. Не могу смотреть на него и не могу позволить ему увидеть, что я сломалась. Я подстрекала его, раздвигала его границы. Он прятал от меня этого мужчину. Он всё время вынужден был себя контролировать.

- Блять! – гавкает он, и я поднимаю отяжелевшую голову, чтобы увидеть, как он смотрит в потолок. Его черты искажены…встревожены. Он испускает еще один бьющий по ушам рык и разворачивается, отправляя кулак в дверь ванной, треснувшее дерево падает на пол.

Сдерживаемые рыдания срываются с губ, и подбородок снова касается груди.

- Ливи? – Его голос стал мягче, но это не облегчает моего скверного состояния, когда я чувствую его руки, работающие на моих запястьях. Он обвивает рукой мою талию, поддерживая, пока развязывает ремень, и я шиплю от боли, когда руки безвольно падают вдоль тела. – Ливи, отпусти гребаную перекладину! – Он усаживает меня на край постели и опускается предо мной на колени, убирая волосы так, чтобы видеть меня. Поднимаю взгляд, встречаясь с его глазами. Лицо в слезах, и Миллер просто расплывается перед глазами, но ужас на его лице очевиден, даже сквозь искаженное зрение. – О Боже. – Он берет мои запястья, поднося руки ко рту, и снова и снова целует костяшки пальцев, боль обжигает кожу от его прикосновений, еще больше искажая его лицо. Переместив руки к локтям, он молча изучает злосчастные рубцы до тех пор, пока я не вырываю руки и не поднимаюсь на подкашивающиеся ноги. – Ливи?

Не обращаю внимания на беспокойство в его голосе и поднимаю свои трусики, натягивая их так быстро, как только позволяют обмякшие конечности.

- Ливи, ты что делаешь? – спрашивает он, появляясь передо мной, в поле моего зрения.

Поднимаю взгляд, встречаясь с паникой и неуверенностью.

- Я ухожу.

- Нет. – Качает головой и кладет руки мне на талию.

- Не трогай меня! – кричу, отскакивая, чтобы от него отгородиться. Я этого не вынесу.

- Господи, нет! – Он хватает с пола мое платье и прячет за спину. – Ты не можешь уйти.

Ошибается. На этот раз мне будет легко уйти от него.

- Могу я получить свое платье?

- Нет! – Швыряет его через всю комнату и снова берет меня за талию. – Ливи, тот мужчина не я.

- Уйди! – Вырываюсь из его хватки и иду туда, где приземлилось мое платье, но он меня опережает. – Прошу, отдай мне платье.

- Нет, Ливи. Я не дам тебе уйти.

- Никогда больше не хочу тебя видеть! – кричу ему в лицо, от чего он вздрагивает.

- Пожалуйста, не говори так, - умоляет он, а я пытаюсь вернуть платье. – Ливи, это не будет твоим последним обо мне воспоминанием!

Вырываю платье, хватаю сумочку и туфли, полуобнаженная выбегаю из комнаты, оставляя Миллера сражаться со своими боксерами. В голове гудит, тело лихорадит, когда я забегаю в лифт и кулаком жму все кнопки, которые только вижу, не удосуживаясь тратить время на поиски одной нужной.

- Ливи! – Его быстрые шаги гулким эхом разносятся по коридору, а я продолжаю бить по кнопкам.

- Давай же! – кричу я. – Закрывайся!

- Ливи, пожалуйста!

Спиной прислоняюсь к дальней стене, когда двери лифта начинают закрываться, но они не закрываются полностью. Появляется рука Миллера, заставляя их снова открыться.

- Нет! – кричу я, забиваясь в угол кабинки.

Он запыхался, вспотел, паника явно читается на этом идеальном обычно лишенном эмоций лице.

- Оливия, прошу, выйди из лифта.

Жду, что он зайдет внутрь и схватит меня, но он этого не делает. Он просто застыл в дверях, постоянно матерясь и заставляя двери открываться каждый раз, когда они пытаются закрыться.

- Ливи, выходи.

- Нет, - качаю головой, прижимая к груди свои вещи.

Он протягивает руку, но между ней и мной, по крайней мере, два шага.

- Дай мне руку.

Почему он просто не вытащит меня отсюда? Он выглядит напуганным, и я начинаю осознавать, что это не только из-за того, что я сбегаю от него. Он боится чего-то еще. Жуткое осознание врывается в спутанные мысли, сопровождаемое многочисленными картинками его, несущего меня вверх по бесконечной лестнице. Он боится лифта.

Он медленно осматривает внутреннюю обстановку лифта, а потом снова обращается ко мне.

- Ливи, я умоляю. Пожалуйста, дай мне руку. – Он снова протягивает руку, но я слишком шокирована, чтобы её принять. Он, на самом деле, парализован. – Ливи!

- Нет! – говорю тихо, снова нажимая на кнопки. – Я не выйду. – Затуманенные глаза выпускают скопившиеся в них слезы, и они потоком начинают литься по щекам.

- Блять! – Он отпускает двери лифта и руками зарывается в темные кудри.

А потом двери снова начинают закрываться.

И на этот раз он их не останавливает.

Мы смотрим друг на друга то короткое время, пока они соединяются посредине, и самый последний образ Миллера, который я вижу, вполне ожидаем. Спокойное лицо. Ничего, что могло бы сказать, о чем он думает. Но мне больше не нужны его эмоции, чтобы понять, как он себя чувствует.

Я молча смотрю на двери, в голове столько мыслей, но звоночек лифта заставляет меня подпрыгнуть и двери начинают открываться. Только сейчас я понимаю, что стою в нижнем белье с платьем, туфлями и сумочкой всё также прижатыми к груди.

Тороплюсь одеться, когда в поле зрения оказывается коридор, слава богу там нет никого в ожидании лифта. А потом я останавливаюсь на каждом этаже по пути вниз, пока двери не открываются в фойе. Сжимающееся сердце бьется слишком часто, ударяясь о грудную клетку, когда я выхожу из лифта, отчаянно желая сбежать из этого отеля. Картинки Миллера, ведущего множество женщин через это фойе, атакуют сознание, а женщина на ресепшене ловит мой взгляд, и я спешу уйти. Она знакома с Миллером, она знала намерения, передавая ключи без вопросов и оплаты, и теперь она смотрит на меня понимающим взглядом. Не могу этого вынести.

- Ой! – вскрикиваю, роняя сумочку и спотыкаясь, опускаюсь на колени и подбираю дорогой кожаный кейс, валяющийся на мраморном полу. Боль бьет по рукам, когда ладонь соприкасается с мрамором в попытке остановить бьющую в голову жестокую реальность, слезы теперь не сдержать. Шокированный вдох разрезает воздух, когда я пялюсь в узорчатый мраморный пол. А потом становится тихо. Все смотрят на меня.

- Ты в порядке, милая? – большая рука появляется перед опущенными глазами, глубокий шероховатый голос заставляет меня посмотреть вверх на присевшую передо мной фигуру. Я вижу взрослого мужчину в дорогом костюме.

Выдыхаю.

Он отшатывается.

Поднимаюсь с коленей и перемещаюсь, приземляясь на задницу. Сердцебиение вне контроля. Мы оба пялимся друг на друга.

- Оливия?

Поднимаю сумочку и поднимаюсь через силу, не зная, сколько еще потрясений смогу выдержать. Всего семь лет прошло, а его засаленные, тронутые сединой виски полностью поседели, так же, как все его волосы. Он также потрясен видеть меня, но в лице всё та же мягкость, и серые глаза по-прежнему искрятся.

- Уильям. – Его имя срывается с моих губ с шокированным выдохом.

Его высокий силуэт поднимается, взгляд блуждает по моему лицу.

- Что ты здесь делаешь?

- Я…

- Оливия!

Я разворачиваюсь и вижу, как Миллер мчится по лестнице, на ходу пытаясь справиться с пиджаком. Он выглядит взъерошенным и неопрятным, полная противоположность моего обычно педантичного, прилежного Миллера. В фойе тихо, все смотрят на девушку, которая только что упала, и теперь на мужчину, который бежит вниз по лестнице, при этом одеваясь. Он отрывает пуговицу и замирает на полпути, его взгляд направлен за мое плечо, глаза распахнуты. Это заставляет меня развернуться и увидеть Уильяма, смотрящего так же напряженно, как Миллер. Мужчины смотрят друг на друга на расстоянии, я между ними.

Они знакомы.

Простая маленькая фраза переворачивается вверх дном и прямо сейчас врезается в меня. Мне нужно сбежать. Ноги приходят в действие, оставляя позади двух единственных мужчин, которых я когда-либо любила.