Одна обещанная ночь

Его брови удивленно взлетают:

– Не доверяешь себе?

Чувствую себя неловко, блуждая взглядом по комнате, несмотря на желание поделиться этим. Просто нужно собраться с духом, чтобы отыскать слова, которые я так долго отказывалась произносить.

– Ливи, сколько раз нам нужно к этому возвращаться? Когда я говорю с тобой, ты смотришь на меня. Когда я задаю вопрос, ты отвечаешь, – он осторожно касается моей скулы и вынуждает посмотреть на него. – Почему ты себе не доверяешь?

– Я становлюсь другим человеком под воздействием алкоголя.

– Не уверен, что мне нравится, как это звучит, – ему не нужно говорить мне это. Его глаза все за него сказали.

Чувствую, как заливаюсь краской, обжигая, наверное, кончики его пальцев.

– Мы не очень сочетаемся.

– Поясни, – говорит Миллер резко, поджимая губы.

– Неважно, – пытаюсь освободить лицо из его хватки, больше уже не желая делиться личным, его реакция на мои новости стала причиной такой перемены. Здесь больше нет ничего постыдного.

– Это был вопрос, Ливи.

– Нет, это был приказ, – бросаю я, защищаясь, силясь вырваться из его хватки. – Тот, на который я выбираю не давать пояснений.

– Ты скрытная.

– А ты навязчивый.

Он отшатывается немного, но быстро приходит в себя.

– Я навязчивый в этом вопросе и я собирать предположить, что раньше ты занималась сексом только будучи нетрезвой.

Еще больше краснею:

– Твои инстинкты не обманывают, – бормочу я, – это все или ты бы хотел выяснить пошагово кто, что, когда и где?

– Дерзить необязательно.

– С тобой, Миллер, обязательно.

Он щурит свои ярко синие глаза, глядя на меня, но не отчитывает за плохие манеры.

– Хочу знать пошагово.

– Нет, не хочешь.

– Твоя мама, – эти слова заставляют меня моментально застыть, и, судя по его взгляду, он это заметил. – Когда мне пришлось прятаться в твоей комнате, твоя бабушка упомянула историю твоей мамы.

– Это не имеет значения.

– Нет, имеет.

– Она была проституткой, – слова на автомате вылетают изо рта, удивляя меня, и я рискую взглянуть на Миллера, чтобы оценить его реакцию.

Он собирается заговорить, но только тяжело вдыхает и выдыхает. Я, как и думала, шокировала его, но хотелось бы, чтобы он, в конце концов, сказал что-нибудь….что угодно. Но он не говорит, так что это делаю я.

– Она бросила меня. Оставила на дедушку с бабушкой в поисках жизни, полной секса, алкоголя и дорогих подарков.

Он рассматривает меня близко. Отчаянно хочу знать, о чем он думает. Точно не о хорошем.

– Расскажи, что с ней случилось.

– Я уже рассказала.

Он снова передвигает стакан и возвращает ко мне свой взгляд.

– Ты мне только рассказала, что она брала деньги взамен за….развлечения.

– И это все, что нужно знать.

– Так и где она сейчас?

– Мертва, наверное, – из меня вырывается злобное шипение. – Мне правда все равно.

– Мертва? – выдыхает он, показывая больше эмоций. Теперь я вытягиваю из него реакции по всем фронта.

– Наверное, – пожимаю плечами. – Она гонялась за иллюзиями. Каждый, кто попадался на ее удочку, не соответствовал ее требованиям, даже я.

Выражение его лица смягчается, окрашенное симпатией.

– Почему ты решила, что она мертва?

Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами объяснить то, что до этого никому не хотела рассказывать.

– Она слишком много раз попадала в руки не тех мужчин, и у меня есть банковский счет, который пополнялся годами, и к которому не прикасались с тех пор, как она исчезла. Мне было всего шесть, но я помню, как бабушка и дедушка постоянно спорили о ней, – в голове настойчиво всплывают картинки страдающего деда и плачущей бабули. – Она постоянно пропадала на пару дней, но однажды не вернулась. Спустя три дня дедушка позвонил в полицию. Они начали расследование, опросили всех до единого ее клиента и немыслимое количество предыдущих, но, учитывая ее образ жизни, закрыли дело. Я была маленькой девочкой и ничего не понимала, но в семнадцать я нашла ее дневник. Он рассказал мне все – в подробных деталях.

– Я… – Миллер явно не знает, что сказать, так что я продолжаю. Чувствую какое–то облегчение, избавляясь от этого груза, даже если это значит, что Миллер уйдет от меня.

– Ни в чем не хочу быть похожей на свою мать. Не хочу напиваться и заниматься сексом без чувств. Это унизительно и бессмысленно, – осознаю сказанное, едва слова срываются с губ, но я не давала Миллеру повода думать, что с моей стороны нет чувств. – Она предпочла этот образ жизни своей семье, – я поражаюсь тому, что мой голос остается ровным и сильным, даже слыша все это вслух впервые в своей жизни, отчего мне становится больно.

Миллер надувает щеки, тяжело выдыхая, и берет в руки пустой стакан, хмурясь на него.

– Шокирован? – спрашиваю, а сама думаю, что могла бы сделать с одними из тех шорт.

Он смотрит на меня так, как будто я сумасшедшая, потом встает и направляется к шкафу со спиртным, наливает еще виски в свой стакан, на этот раз заполнив его наполовину, а не как обычно, на два пальца. А потом он удивляет меня, наливая во второй стакан, прежде чем снова занять место напротив меня. Протягивает мне новый стакан:

– Выпей.

Я немного потрясена при виде стакана, маячащего перед носом:

– Я сказала тебе…

– Оливия, ты можешь выпить, не пьянея до беспамятства.

Осторожно протянув руку, беру стакан:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – практически рычит Миллер перед тем, как выпить. – Твой отец?

Я пресекаю взрыв ироничного смеха, вместо этого пожимаю в ответ плечами, отчего он выдыхает в стакан у рта.

– Ты не знаешь?

Качаю головой.

– Ненавижу твою мать.

– Что? – спрашиваю в шоке. Может, я просто неправильно услышала.

– Я ее ненавижу, – повторяет он ядовитым голосом.

– Так же, как и я.

– Хорошо. Тогда мы оба ненавидим твою мать. Рад, что мы это выяснили.

Не зная, что говорить дальше, я сижу молча и наблюдаю, как Миллер погружается и выплывает из раздумий, тяжело дыша, как будто намеревается что–то сказать, но тщательно обдумывает слова. Нечего тут говорить. Отвратная ситуация, и нет слов, способных это сгладить. Это моя история. Я не могу изменить того, кем была моя мать, чем она занималась, и не могу изменить того, что позволила этому так повлиять на мою жизнь.

Он, в конечном итоге, говорит, только совсем не то, чего я ждала:

– Так значит, я единственный, с кем ты спала на трезвую голову?

Я киваю и отодвигаюсь к спинке дивана, увеличивая между нами расстояние, но не могу отвести от него глаза.

– И тебе это понравилось?

Глупый вопрос:

– Меня это пугает.

– Я тебя пугаю?

– То, что я чувствую рядом с тобой, меня пугает. Я не узнаю себя рядом с тобой, – шепчу, не спеша раскрывая перед ним все свои карты.

Он осторожно ставит стакан на стол и опускается передо мной на колени.

– Я заставляю тебя чувствовать себя живой, – Миллер скользит руками по моей спине и тянет вперед до тех пор, пока наши лица не оказываются близко, дыхание смешивается в маленьком пространстве между нашими ртами. – Я не нежный и не ласковый мужчина, Оливия, – говорит он, как будто пытаясь поделиться со мной частичкой себя. – Женщины хотят меня только для одного, потому что я не даю им повода ожидать чего-то большего.

Миллион слов вертится на языке, отчаянно складываясь в предложения в попытке вырваться изо рта, но я не хочу спешить:

– Ничего большего, кроме лучшего траха в их жизни, – тихо замечаю.

– Совершенно верно, – он отодвигает мой стакан и берет мои руки, закидывая их себе на плечи.

– Ты обещал мне это, – напоминаю ему.

Его веки медленно опускаются.

– Не думаю, что смогу выполнить это обещание.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, чтобы он подтвердил, что я не выдумываю вещи или что он наговорил мне это из сочувствия. Плечи опускаются в усталом выдохе, но он продолжает смотреть вниз и все также молчит. – Если тебе задали вопрос, то вежливо было бы ответить, – бормочу я, отчего его голова удивленно поднимается. Я не увиливаю. Пусть скажет, что происходит.

– Я говорю, что хочу боготворить тебя, – он наклоняет голову и тянется, поймав мои губы, поднимается вместе со мной. Он единственный, кто сейчас осторожничает, но я не хочу его поторапливать. Я могу подождать, а между делом он будет меня боготворить.

Я удивлена, когда он опускает нас на диван и перемещается, пока не оказывается на спине и не опускает меня между разведенных бедер, усаживая меня на нем. Наша одежда все еще на месте, и он не делает попыток от нее избавиться, видимо довольствуясь одними умопомрачительными поцелуями. Его щетина царапает кожу, повторяя ловкие движения губ, но сквозь абсолютное счастье я едва замечаю щекочущее чувство. С Миллером все случается самым естественным образом. Он ведет, и я следую за ним. Мне не нужно думать, я просто следую, именно поэтому сейчас я расстегиваю его рубашку, лишь бы почувствовать жар его кожи под ладонями. Простонав в его рот, я чувствую первые искры его тепла, которые вторят моим, когда руки блуждают по его торсу, который вздымается и опускает в такт дыханию.

– Снова этот сладкий звук, – Миллер говорит шепотом, собирая мои светлые волосы, рассыпавшиеся по всей его голове. – Он вызывает зависимость. Ты вызываешь зависимость.

Его наслаждение подстегивает меня, я ртом исследую каждую клеточку его лица, пока не оказываюсь у его шеи, пропадая от этого дурманящего мужского аромата.

– Ты так хорошо пахнешь, – провожу дорожку поцелуев вниз по его груди, просто целую, не задумываясь и не следуя никаким инструкциям. Его соски затвердели, и мой язык хозяйничает, кружа и посасывая, от чего он дрожит и стонет подо мной. Звуки его наслаждения только ободряют меня, а его длинный ствол упирается в мой живот, напоминая мне, где хочу быть. Хочу попробовать его вкус. Хочу почувствовать его у себя во рту.

– Вот дерьмо, Ливи. Куда ты? – он приподнимает свою голову и смотрит вниз на меня, а потом закрывает лицо руками. – Ты не должна этого делать.

– Я хочу, – ладонью провожу по его ширинке, цепляю замок и тяну его вниз, глядя, как он за мной наблюдает.

– Нет, прошу, все хорошо, Ливи.

– Я. Этого. Хочу.

Его взгляд сосредоточен на мне, руки заметно напряглись, цепляясь за голову, и он падает обратно на подушки:

– Не торопись.

Улыбаюсь себе под нос, чувствуя себя уверенной, обожая его уязвимое место и то, как правильно все это ощущается. Он не сбежал после моей постыдной истории. Расстегиваю пуговицу и стаскиваю его брюки, садясь на колени. Он остается в симпатичных черных боксерах, которые топорщатся в нужных местах. Они выглядят слишком хорошо, чтобы их снимать, но меня подстегивает то, что находится за ними. Я бросаю его брюки на пол, пальчиками поддеваю резинку его боксеров и, медленно спуская их по мускулистым бедрам, поднимаю взгляд к его лицу, а потом мои глаза приклеиваются к его толстому уже вставшему члену, касающемуся низа живота. Невольно высовываю язык и провожу им по нижней губе, восхищаясь Миллером во всей его нереальной мужественности. Не чувствую страха от его пульсирующего стояка. Я чувствую восторг.

Бросив боксеры, туда же, где уже валяются брюки, ползу вниз и устраиваюсь поудобнее, кладу руки на его бедра, носом почти касаюсь нижней части его пениса. Смотрю вниз, наблюдая за тем, как он подрагивает, и открываю рот, жадно вдыхая его запах. Его бедра не спеша приподнимаются, толкаясь ко мне, заставляя сделать полный, уверенный вдох.

– Ливи, Боже мой! Я чувствую жар твоего дыхания, – он приподнимает голову и пронзает меня голодным взглядом. – Ты в порядке?

– Прости, я… – снова гляжу вниз.

– Все нормально, – он с легкостью соглашается. Чувствую себя глупо от этих слов, высовываю язык и впервые пробую вкус Миллера Харта. Следую инстинктам и облизываю его ствол снизу вверх, поднимаясь при этом на колени. Никогда в жизни не пробовала ничего подобного.

– Бляяяять, – его голова падает на подушки, ладони закрывают лицо, что кажется мне хорошим знаком, так что я беру его в руку и потягиваю, заметив каплю белой жидкости на кончике члена. Слизываю ее, действительно наслаждаясь вкусом.

Едва заметно выдыхаю в попытке сохранить свою смелость. Он такой толстый и длинный. Никогда не смогу вобрать его целиком. Прежнее чувство самообладания ускользает, но я отчаянно не хочу выглядеть полной идиоткой. Мысленно ругаю себя, ненавидя свою неуверенность, и беру его в рот, вбирая, пока он не ударяется о стенку горла.

– Блять! – он подбрасывает бедра, сильнее толкаясь в меня, от чего я давлюсь и поспешно отстраняюсь. – Прости, – выпаливает Миллер, сдавленно рыча. – Дерьмо, Ливи. Прости меня.

Злясь на себя, но не колеблясь, я снова беру его в рот, в этот раз только наполовину, после чего отстраняюсь и снова опускаюсь. Его гладкость поражает. Классные ощущения – его жар, твердость под гладкой кожей.

Двигаюсь в удобном ритме, стоны наслаждения подбадривают меня, и рука блуждает свободно, чувствуя его грудную клетку, бедра, живот.

– Ливи, остановись сейчас же, – мышцы его живота напрягаются, когда он принимает сидячее положение, его колени также поднимаются и падают, оставляя меня на коленях между его широко разведенных ног, с головой у его паха. – Остановись. – Его руки запутались в моих волосах, терпеливо направляя меня вверх и вниз. Он просит меня остановиться, но в то же время, кажется, поощряет мои действия. – Господи, – выдыхает он, и я чувствую, как одна его рука оставляет мои волосы и молния платья медленно ползет вниз по спине. – Раздевайся, – говорит он, потягивая подол платья.

Я чувствуя себя немного обманутой, делаю так, как мне сказали, и, выпуская его изо рта, поднимаю задницу с пяток и вытягиваю руки над головой. Мое платье стянуто вверх, пока я смотрю на Миллера, восхищаясь беспорядком волос, свободно торчащих в сексуально-взвихренном состоянии. Он исчезает из виду всего на секунду, стягивая мое платье через голову, прежде чем кое-как бросить его на пол, тянется мне за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Медленно стягивает с плеч бретельки и бросает его, после чего берет меня за бедра и опускается, прижимаясь губами к моему животу. Потянувшись вниз, я принимаюсь стягивать с его плеч рубашку, желая поскорее увидеть его обнаженным и почувствовать целиком. Он помогает мне, отрывая от меня одну руку и позволяя освободить себя от оставшейся одежды, но продолжает губами исследовать мой живот, лениво покусывая кожу на пути к бедру.

– Твоя кожа совершенна, Ливи, – его голос грубый и низкий. – Ты совершенна.

Руками нахожу его волосы и смотрю вниз, как он медленно блуждает ртом вокруг пупка. Делает это, как всегда, без спешки, нежно и точно, заставляя меня мурлыкать и мечтательно закрывать глаза. Ничто в нашей близости не говорит о простом сексе – ни одна деталь. Я, возможно, и плохо разбираюсь в интимных отношениях, но знаю, что это больше, чем просто секс. Должно быть больше, чем секс.

Я вполне счастлива опуститься перед ним на колени и позволить ему давать себе волю так долго, как только захочет. Его руки повсюду, сжимают мои ягодицы, осторожно поднимаются по спине и переходят к внутренней стороне бедер. Чувствую, как его большие пальцы забираются под мои трусики и подцепляют их, спуская вниз, пока они не оказываются у моих коленей, не имея возможности спуститься дальше. Опустив голову и открыв глаза, обнаруживаю, что он смотрит на меня. Его глаза кричат желанием, пока Миллер лениво моргает, как будто его темные ресницы слишком тяжелы и это попытка снова их открыть.

– Что, если я запру дверь, и мы останемся здесь навсегда? – предлагает он шепотом, побуждая меня приподнять одну ногу и позволить ему спустить трусики. – Забудь о мире по ту сторону двери и останься здесь со мной.

Я снова опускаюсь на колени, попой садясь на пятки.

– Навсегда – это намного дольше, чем одна ночь.

Его губы подрагивают, и он протягивает руку, подушечкой большого пальца потирая мой сосок. Я гляжу вниз и задумываюсь об отсутствии у меня достаточно большой груди, не то чтобы Миллера это беспокоило.

– Значит так и будет, – бормочет он, продолжая сосредоточенно наблюдать за своим большим пальцем, кружащим вокруг набухшего соска. – Это была глупая сделка.

Сердце пропускает слишком много ударов, душа взлетает на невозможную высоту.

– Мы не скрепляли договор,– напоминаю ему. – И мы, совершенно точно, не трахались в знак его подтверждения.

Голова кружится, когда он улыбается в мою грудь, а потом поднимает ко мне взгляд синих глаз.

– Согласен, – он касается меня и тянет вниз, пока мы не оказываемся нос к носу. Я не в силах предотвратить маленькую, но широкую улыбку, как результат этих его слов и взгляда. – Не думаю, что уже достаточно тебя опробовал.

– Согласна, – улыбка становится шире. Мы оба знаем, что я опробована более, чем достаточно. Это не выражается напрямую, обоюдное знание и согласие. Он хочет меня больше, так же сильно, как я хочу его. Мы оба потрясены этим влечением. – Опробуешь меня еще сильнее прямо сейчас? – спрашиваю невинно, поднимая и вытягивая ноги, устраиваясь на его коленях.

Он помогает мне и направляет мои ноги, устраивая их за своей спиной, прежде чем взять меня за задницу и толкнуть к себе сильнее.

– Думаю, я просто обязан сделать это, – он кусает мои губы. – А я всегда выполняю свои обязанности, Оливия Тейлор.

– Хорошо, – я выдыхаю, хозяйничая на его губах и скрещивая пальцы за его шеей.

– Ммм, – вздыхает он, свешивая с дивана ноги и вставая, прижимая меня к себе, как будто я вешу не больше перышка. Он идет в свою спальню, и, когда мы заходим, он опускает меня на кровать и встает на колени с краю, подползает к изголовью, поворачивается и прислоняется к нему спиной, усаживая меня сверху.

Он тянется и открывает верхний ящик прикроватной тумбочки, доставая презерватив и протягивая его мне.

– Надень его на меня.

Ненавижу себя за то, что застываю в его руках. Понятия не имею, как их надевать.

– Все нормально, ты сам можешь сделать это, – я пытаюсь не выглядеть обеспокоенной или, еще хуже, напуганной.

– Но я хочу, чтобы это сделала ты, – он толкает меня вниз по своим коленям, открывая доступ к твердому стояку, и, сжав, ставит его вертикально, прежде чем протянуть мне пакетик из фольги. – Возьми.

Я смотрю на него, и Миллер кивает подбадривающее, так что я осторожно протягиваю руку и беру пакетик.

– Открывай, – командует он. – Поднеси его к головке и осторожно раскатывай вниз.

Моя нерешительность очевидна, когда я разрываю пакетик и вытаскиваю презерватив, вертя его в пальцах. Молча оставив при себе все грубые словечки, делаю глубокий вдох и следую инструкциям, поднеся ободок к головке члена.

– Придерживай у основания, – выдыхает Миллер, ложась обратно и внимательно наблюдая.

Взяв его большим и указательным пальцами, другой рукой раскатываю презерватив по всей его длине. И снова злюсь на себя за то, что умалчиваю.

– Все просто, – он улыбается моему озабоченному выражению лица и снова притягивает к себе, так близко, что может приподнять колени за моей спиной. Он побуждает меня приподняться и прижимает член к влагалищу, мы оба тяжело и часто дышим по мере того, как я медленно опускаюсь. Меня бросает в полный экстаз, в ту же секунду задерживаю дыхание и цепляюсь в его плечи.

Я хнычу, когда он движется внутри меня. Я сверху, и понимаю, что движения будет происходить только тогда, когда я их спровоцирую, но пока не могу пошевелиться. Я заполнена, но в этот момент он вытягивает ноги и заходит в меня глубже.

– О Боже, – я выдыхаю, вытягивая и напрягая руки, прижимая к груди подбородок.

– Ты контролируешь, Ливи, – выдыхает он, – если больно, сбавь обороты.

– Мне не больно, – я кручу бедрами в ответ. – Вот дерьмо! – меня атакуют обжигающие всплески удовольствия, трение задевает самые чувствительные точки во мне. Это чувство побуждает меня снова двигаться. – Так хорошо, – мои руки расслабляются и тянутся к лицу Миллера, ладони накрывают его щеки в то время, как я снова и снова виляю бедрами.

Наклоняюсь, наши лбы встречаются, страсть в глазах обоих сталкивается.

– Это, должно быть, сон, – шепчет он. – Другого объяснения нет. Ущипни меня.

Я не щипаю его. Вместо этого, поднимаюсь и опускаюсь с уверенным темпом, придавая ему чертовски сильное доказательство того, что я реальна. Решимость помогает мне. Давление его, заполняющего меня, сводит с ума, отправляя меня в места, полные наслаждения, о существовании которых я никогда не подозревала. Он делает это со мной, и, судя по повторяющимся стонам, которые срываются с его губ, я тоже имею на него эффект. Отстраняюсь, продолжая ритмично двигаться на нем, чтобы видеть его лицо во всей красе. Его волосы повсюду, непослушная прядь на лбу взмокла, мягкие кудряшки на затылке завились. Мне нравится.

Он смотрит на меня, губы слегка приоткрыты, и капелька пота стекает по виску.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Миллер, поглаживая руками мои бедра. – Скажи мне, о чем думаешь?

– Думаю, что ты получил уже тринадцать часов, – говоря это, опускаюсь на него идеально, невероятно уверенно. Я лукавлю, но ведь уже давно потеряла все свои принципы.

Миллер прищуривает глаза в недовольной гримасе, а потом мерзавец толкается вверх, демонстрируя всю свою дерзость.

– Ты провела здесь час, максимум. У меня есть еще пятнадцать часов.

– Обед длился два часа, – я стону, голова становится тяжелой, но я упорно продолжаю двигаться. Сладкое тепло распространяется по всем клеточкам кожи, говоря, что я на верном пути.

– Обед не считается, – он перемещает руку к моим волосам, перебирая их пальцами и находя затылок под копной непослушных, влажных прядей. – Я не мог прикасаться к тебе во время обеда.

– Ты выдумываешь правила прямо сейчас, – выпаливаю я. – Миллер!

– Ты кончаешь, Ливи?

– Да! Пожалуйста, не говори, что ты еще не готов, – умоляю, ногами прижимаясь к его бокам.

– Блять! Для тебя я всегда готов, – он садится и прячет голову в изгибе моей шеи, обхватывая кожу ртом, целуя и покусывая. – Сдавайся.

И я сдаюсь. Каждая мышца сокращается, и я кричу, запрокинув голову, свободно качая ею в стороны, сжимаю его, голова опустела от смешанных мыслей.

– Господи! – вскрикивает Миллер, удивляя меня даже сквозь притупленное, блаженное состояние. – Ливи, ты пульсируешь вокруг меня, – он тянет к себе мое сдавшееся тело. Я бесполезна, если не считать неустанных мышц, сжимающих Миллера внутри меня.

Он кончает с громким стоном и импульсивным толчком бедер. Я просто плыву в его руках, откидываясь на него.

– Ты творишь со мной что-то невероятное, Оливия Тейлор. Очень-очень невероятное. Дай мне заглянуть в твое личико, – Миллер помогает мне приподнять затуманенную голову, я не в силах сидеть прямо долгое время, грудью падаю вперед, заставляя его прислониться к изголовью кровати. Он не возражает. Позволяет мне лицом зарыться в изгиб его шеи и восстанавливать дыхание. – Ты в порядке? – спрашивает он с ноткой удивления в голосе.

Я не могу говорить, поэтому киваю, руками вожу по его бицепсам, в то время как его руки блуждают по всей моей спине. Единственный звук – это тяжелое дыхание, в основном, мое. Но нам комфортно. Все кажется таким правильным.

– Пить хочешь?

Качаю головой и зарываюсь в его шею еще глубже, намереваясь оставаться там, где сейчас, я признательна за его внимание.

– Ты потеряла голос?

Я киваю, но потом чувствую, как он содрогается подо мной. Он смеется, и я отчаянно хочу увидеть это, так что резко оживаю, поднимаясь с его груди и быстро находя глазами его лицо. Оно серьезное, и глаза широко распахнуты в шоке.

– Что случилось? – спрашивает Миллер, сосредоточенно изучая мое лицо.

Набираю полные легкие воздуха, чтобы произнести:

– Ты надо мной смеялся.

– Я не смеялся над тобой, – он защищается, явно думая, что я обиделась, только это не так. Я в восторге, только раздражена, что пропустила это.

– Я не это имею в виду. Я никогда не видела и не слышала, как ты смеешься.

Он выглядит так, как будто ему вдруг стало некомфортно.

– Может, потому что есть не так много вещей, которые могу рассмешить.

Я хмурю брови. Кажется, что Миллер Харт смеется не очень-то часто. Он и улыбается едва ли.

– Ты слишком серьезный, – говорю я, что звучит скорее как обвинение, а не простое наблюдение, хотя это оно и есть.

– Жизнь серьезная штука.

– Разве ты не смеешься в пабах со своими друзьями? – я спрашиваю, пытаясь представить Миллера с кружкой пива в темном, отделанном деревом пабе. Не получается.

– Я не часто бываю в пабах, – он выглядит почти оскорбленным моим вопросом.

– Что насчет друзей? – настаиваю я, находя достаточно трудным представить Миллера, который бы смеялся и шутил с кем–то, в пабе или где-нибудь еще.

– Кажется, мы переходим на личности, – он вконец пресекает тему, от чего я задыхаюсь. После всего, чем я с ним поделилась?

– Ты настоял, чтобы я поделилась чем-то очень личным. И я тебе рассказала. Когда кто-то задает вопрос, вежливо отвечать.

– Нет, мое право….

Я обрываю его, драматично закатывая глаза, а рука коварно застывает у его подмышки. Он смотрит на меня подозрительно, взгляд следует за моей рукой, пока я не начинаю его щекотать.

Он даже не дергается, только самодовольно вздернув брови.

– Не боюсь, – выражение его лица серьезное, но самоуверенное, что только усиливает мои намерения, я веду пальцами по его ключице к щетинистому подбородку и щекочу под ним, но опять ничего. Он пожимает плечами. – Я не боюсь щекотки.

– Каждый боится в каких-то местах.

– Только не я.

Щурю глаза и царапаю пальчиками дорожку по его животу, чуть-чуть усиливая в мускулистой части его живота. Он остается безучастным и не впечатленным моей тактикой. Я вздыхаю.

– Ноги? – он не спеша качает головой, заставляя меня вздохнуть сильнее. – Хочу, чтобы ты яснее выражался. – Я слезаю с него и ложусь рядом, подкладывая под голову согнутый локоть, когда Миллер повторяет мою позу.

– Думаю, я ясно выражаюсь, – он тянет руку, берет мой светлый локон и начинает крутить его между пальцами. – Люблю твои волосы, – шепчет Миллер, наблюдая за неспешной игрой своих пальцев.

– Они объемные и непослушные.

– Они идеальны. Никогда их не обрезай, – его рука замирает на моем затылке и тянет ближе, пока наши лица не оказываются в паре дюймов друг от друга. Мой взгляд мечется, не зная, сосредоточиться на этих глазах или на губах.

Выбираю губы.

– Люблю твой рот, – сознаюсь я и наклоняюсь ближе, накрывая его губы своими. Храбрость растет, моя способность выразить себя становиться проще рядом с этим скупым на эмоции мужчиной.

– Мой рот любит твое тело, – шепчет он, теснее прижимая меня к себе.

– Мое тело любит твои руки, – подвожу итог, отдаваясь во власть расслабленным движениям его языка.

– Мои руки любят касаться тебя.

Я мурлычу, когда его руки скользят к моему животу, бокам и останавливаются на бедрах. Нежность его ладоней противоречит его мужественности. Чистые, мягкие и без мозолей, что показывает отсутствие физического труда. Он всегда в костюмах, всегда возмутительно элегантен, его манеры безупречны – даже с его скверным высокомерием. Все, что касается Миллера, озадачивает, но невероятно увлекает, а невидимое притяжение, которое постоянно толкает меня к нему, путает и раздражает, но ему невозможно противостоять. И в эти минуты, когда он превозносит меня, чувствуя и овладевая мной так нежно, я прихожу к выводу, что Миллер Харт выражает свои чувства. Выражает прямо сейчас. Делает это вот так. Возможно, он не смеется и не улыбается часто, и у него не меняется выражение лица, когда мы обсуждаем его мысли, но все его тело ясно говорит о его эмоциональном состоянии. И я не думаю, что ошибаюсь, когда говорю, что чувства тут есть, а не просто физическое влечение.

Начинаю немного злиться, когда он разрывает наш поцелуй и отстраняется, молча изучая меня, после чего разворачивает и прижимает к своей груди.

– Поспи немного, сладкая, – шепчет он, зарываясь носом в копну непослушных светлых волос.

Засыпать в руках обнимающего меня мужчины совсем не то, к чему я привыкла, но от его мягкого дыхания на ушко и тихой мурлычущей мелодии я слишком легко расслабляюсь. Я улыбаюсь себе под нос, когда он отодвигается и вылезает из постели.

Пойдет наводить порядок.

Глава 13

Он стоит в дверном проеме спальни, одетый в брюки от костюма и рубашку, и завязывает галстук, в то время как я обнаженная в защитном жесте обнимаю себя руками. Я бы прикрылась одеялом, но половина постели, на которой он спал, уже заправлена, и я не хочу ее портить. Волосы мокрые, но он не побрит, и хотя выглядит он превосходно, мне больно от того, что он уже не со мной в постели.

– Позавтракаешь со мной? – спрашивает он, срывая галстук и принимаясь завязывать заново.

– Конечно, – я отвечаю тихо, ненавидя себя за разделяющую нас неловкость. Я была удивлена, когда меня разбудил солнечный свет. Пока я засыпала прошлой ночью, думала, что мне оставили пару часов на отдых, после Миллер разбудит меня, чтобы продолжить мной наслаждаться… или точнее, я надеялась, что он меня разбудит. Я расстроена, и пытаюсь не показывать это.

Не знаю, зачем осматриваю комнату в поисках одежды, ведь понимаю, что ее не будет в поле зрения.

– Где моя одежда?

– Прими душ. Я приготовлю завтрак, – он исчезает в гардеробной и появляется спустя мгновение, застегивая жилетку. – Мне нужно уходить через тридцать минут. Твоя одежда в нижнем ящике.

Я тревожно вздрагиваю, задаваясь вопросом, что изменилось. Он еще более закрытый, чем когда бы то ни было прежде. Что ли провел всю ночь размышляя над моими словами?

– Ладно, – я соглашаюсь, не в силах придумать другие слова. Он даже не смотрит на меня. Чувствую себя дешевой и никчемной – вот чего я старалась избежать годами.

Не сказав больше ни слова, он берет из гардеробной пиджак и оставляет меня в своей спальне, уязвленную и непонимающую. Отчаянно хочу избежать неловкости и не хочу одновременно. Я хочу остаться и сделать его более сговорчивым, заставить снова на меня посмотреть, не как на внебрачную дочь уличной проститутки, только, кажется, у меня особо нет выбора. Ему нужно уходить через тридцать минут, а мне хотелось бы принять душ прежде, чем присоединюсь к нему за завтраком, так что времени совсем мало.

Соскакивая с кровати голышом, бросаюсь в ванную принимать душ. Использую его гель для душа, старательно втирая жидкость, как будто пытаясь так быть ближе. Нехотя смыв гель, вылезаю из душа и беру с полки одно из свежих, идеально сложенных полотенец, вытираюсь в рекордно короткие сроки, прежде чем набросить на себя одежду.

Бесцельно брожу по его квартире и нахожу Миллера перед зеркалом в холле, опять сражающегося с галстуком.

– Твой галстук в порядке.

– Нет, он мятый, – бурчит, срывая его с шеи. – К черту!

Смотрю, как он осторожно проходит мимо меня на кухню. Иду следом, немного озадаченная, и вроде бы не должна удивляться, увидев его перед гладильной доской, но я поражена. Он аккуратно разглаживает галстук, после чего с предельной осторожностью проводит утюгом по синему шелку, вытаскивает шнур из розетки и оборачивает галстук вокруг шеи. Убирает доску и утюг, потом поворачивается к зеркалу и снова начинает тщательно завязывать галстук, и все это делает так, как будто меня здесь даже нет.

– Лучше, – заключает он, опуская воротник и оборачиваясь ко мне.

– Галстук слабо завязан.

Он хмурится и поворачивается обратно к зеркалу, немного сдвинув его.

– Идеально.

– Да, идеально, Миллер, – бормочу, проходя на кухню.

Восхищаюсь выбором хлеба, консервов и фруктов. Но я не голодна. Желудок скрутило от беспокойства, и его формальность не облегчает мой мандраж.

– Чего бы ты хотела? – спрашивает он, занимая свое место.

– Я возьму только кусочек дыни, спасибо.

Он кивает и берет тарелку, выкладывая дыню и протягивая мне вилку.

– Кофе?

– Нет, спасибо, – беру вилку, тарелку, кладя их на стол так аккуратно, как только могу.

– Апельсиновый сок? Свежевыжатый.

– Да, спасибо.

Миллер наливает мне апельсиновый сок и достает кофе из стекловаренного горшочка.

– Забыл поблагодарить тебя за разбитую лампу, – шепчет он, медленно поднимая кружку, и, глядя на меня, делает глоток.

Чувствую, как лицо заливается краской под его обвиняющим взглядом, желудок скручивается еще сильнее:

– Прошу прощения, – я ерзаю на стуле, опустив взгляд к тарелке. – Было темно, я не заметила.

– Ты прощена.

Взгляд с едва заметным смешком взлетает к его лицу.

– Ну, спасибо. Ты же прощен за то, что оставил меня в темноте.

– Ты должна была оставаться в постели, – возражает Миллер, удобно прислоняясь к спинке стула. – Ты навела уму непостижимый беспорядок.

– Прости. В следующий раз, когда ты бросишь меня посреди ночи, у меня в руке будут очки ночного видения.

Его брови удивленно взлетают, но я знаю, что это не от моего сарказма.

– Брошу?

Я съеживаюсь, отводя глаза в сторону. Надо думать, прежде чем что-то говорить, особенно в присутствии Миллера Харта.

– Случайно вырвалось.

– Надеюсь на это. Я оставил тебя спящей. Я не бросал тебя, – он продолжает поглощать свой французский тост, оставив эти слова нежеланно повиснуть в неловкой атмосфере между нами – в любом случае, нежеланные мной. – Доедай, и я отвезу тебя домой.

– Почему ты на это надеешься? – спрашиваю я, чувствуя закипающую внутри злость. – Так я не опорочила тебя, как мою жалкую мамочку?

– Жалкую?

– Да, бесхребетную. Эгоистичную.

Миллер моргает в шоке, дернувшись на стуле.

– Мы заключили сделку на двадцать четыре часа, – его взгляд обжигает через стол.

Я стискиваю зубы, наклоняясь вперед. Со стопроцентной ясностью вижу, что своим обвинением разозлила этого обычно спокойного мужчину. Что не ясно, так это злится ли он на меня, или на себя.

– Что было вчера? В машине и прошлой ночью. Сделка? Ты жалок!

Взгляд Миллера темнеет, и вспышка злости искажает его лицо.

– Не выводи меня, милая. Мое терпение не то, с чем тебе стоит играть. У нас было соглашение, и я позаботился, чтобы оно было выполнено.

Влюбленное сердце больно разбивается, когда я вспоминаю совсем другого мужчину из прошлой ночи. Понимающий мужчина. Любящий. Мужчина же, сидящий сейчас напротив, смущает меня. Никогда не видела, чтобы Миллер Харт терял терпение. Видела, как он волновался, и слышала, как ругался – в основном, когда что-то не соответствовало идеальному Миллеру, – но взгляд, который вижу в его глазах прямо сейчас, говорит мне, что я еще ничего не видела. И вкупе с его серьезными угрозами я понимаю, что не захочу.

Я резко встаю, мое тело, кажется, срабатывает быстрее мозга, и ухожу, прочь из его квартиры и вниз по лестнице к холлу. Портье кивает, когда я прохожу мимо, и, оказавшись на свежем утреннем воздухе, жадно вдыхаю. От запахов и звуков Лондона лучше не становится.

– Я с тобой разговаривал, – недовольный голос Миллера ударяет сзади, только это не заставляет меня вспомнить о манерах и обернуться в ответ на его присутствие. – Ливи, я сказал, что с тобой разговаривал.

– И что ты сказал? – спрашиваю я.

Он появляется в поле моего зрения и встает передо мной, внимательно меня рассматривая.

– Я не люблю повторяться.

– А я не люблю твои перепады настроения.

– У меня нет перепадов настроения.

– Нет, есть. Я не знаю, что у нас с тобой. В одну минуту ты ласковый и внимательный, в следующую – холодный и резкий.

Миллер тщательно обдумывает мои слова, и мы добрых несколько минут смотрим друг на друга, после чего он, наконец, произносит в своей типичной манере:

– Мы слишком близко подходили к личному.

Я делаю глубокий вдох и задерживаю воздух, отчаянно пытаясь сдержаться и не закричать на него. Я знала, что мы придем к этому, с тех пор, как открыла глаза сегодня утром. Но все равно адски больно.

– С твоим деловым партнером то же самое, или дело только во мне и в моей омерзительной истории?

Он не отвечает, предпочитая, вместо этого, молча смотреть на меня.

– Мне не следовало позволять этому зайти так далеко, – тихо шепчу.

– Может и не следовало, – соглашается Миллер без колебаний. Это ранит слишком глубоко, и я заставляю себя уйти, прежде чем потеряю контроль над нарастающими эмоциями. Не буду из-за него плакать. Я надеваю наушники, наугад нажимаю плейлист на своем iPod и тихо смеюсь сама над собой, когда уши заполняет «Неоконченное сострадание» в исполнении Massive Attack – моя компания по дороге домой.

– Выглядишь ничуть не лучше, – говорит Дэл, бегло осматривая меня озабоченным взглядом. – Может, пойдешь домой.

– Нет, – выдавливаю из себя ободряющую улыбку, а внутри все сжимается. Нан дома, так что мне нужно отвлечься, а не подвергаться допросу.

Она радостно улыбалась, когда я вернулась домой этим утром, пока не увидела мое лицо. Потом посыпались вопросы, но я быстро сбежала в свою спальню, оставив ее вышагивать под моей дверью, выкрикивая непонятные вопросы, на каждый из которых я отказалась отвечать. Я не должна злиться на Нан, стоит оставить это для Миллера, но если бы она не совала всюду свой старый нос и не пригласила бы его на обед, тогда прошлой ночи не было бы, и я не была бы теперь в таком состоянии.

– Мне намного лучше, честно, – я покидаю кухню и избегаю Сильвию за кассой, подруга все утро пытается ко мне приклеиться. К счастью для меня, мы заняты, и я могу скрыться от допроса на время и занять себя мытьем столов и разносом кофе.

Во время перерыва принимаю предложенный Полом сэндвич с тунцом и майонезом, но предпочитаю съесть его на ходу, так как мой таймаут приманит ко мне Сильвию, а она начнет давить, требуя ответов. Это нечестно, но у меня голова болит от постоянных мыслей о нем, и разговор точно вызовет слезы. Я отказываюсь плакать из-за мужчины, особенно мужчины, который может быть таким холодным.

– Нравится? – улыбаясь, спрашивает Пол и бросает мокрые листья салата в дуршлаг.

– Ммм, – дожевываю и глотаю, после чего вытираю рот от остатков майонеза. – Вкусно, – честно говорю, осматривая вторую половину, которую еще предстоит съесть. – Какой-то другой вкус.

– Да, но даже не спрашивай, все равно никогда не расскажу.

– Секретный рецепт семьи?

– В точку. Дэл ни за что меня не уволит, пока мой хрустящий сэндвич с тунцом является хитом продаж, а я тот молокосос, который умеет его готовить, – он подмигивает и начинает разбрасывать салат по заранее приготовленным кусочкам зернового хлеба, которые уже были смазаны секретным способом Пола. – Так. Эти для четвертого столика.

– Конечно, – толкаюсь спиной в распашные двери кухни, прохожу мимо Сильвии и направляюсь к четвертому столику. – Два хрустящих заправленных сэндвича с тунцом, – говорю, ставя на стол тарелки. – Приятного аппетита.

Оба бизнесмена выражают свою благодарность, сказав спасибо, так что я оставляю их и встречаю на кухне Сильвию, как только прохожу обратно в распашные двери. Она расставила руки в боки. Нехороший знак.

– Выглядишь не лучше, но ты не больна, – язвит подруга, немного двигаясь, чтобы дать мне пройти. – Что происходит?

– Ничего, – голос звучит оборонительно, и я тут же ругаю себя за это. – Все хорошо.

– Он ушел вслед за тобой.

– Что? – плечи напрягаются. Я очень хорошо знаю, о чем говорит Сильвия, но это не та тема для разговора, которую бы мне хотелось поднимать. Все это еще кровоточит и болит, а разговор о нем только усилит боль.

– После того, как ты практически грохнулась в обморок, и Дэл отправил тебя домой, он пошел за тобой. Я собиралась выяснить, как ты, но с ног сбивалась. Что произошло?

Я по-прежнему не смотрю на нее, предпочитая убивать время, загружая посудомоечную машину. Я могла бы уйти, но для этого нужно пройти мимо Сильвии, и я даже не надеюсь, что она позволит уйти.

– Ничего не случилось. Я ушла.

– Ну, я предположила что-то подобное, когда он вернулся темнее тучи и появился в бистро вчера.

Он был зол? Странно, но мне приятно.

– Ну, тогда ты все знаешь, – замечаю я мимоходом, хватая поднос, но спешу обратно в зал бистро. Она еще не закончила и стоит на моем пути.

– Он снова был с той женщиной.

– Знаю.

– Она висела на нем.

Такое чувство, как будто ком в горле.

– Знаю.

– Но он явно был расстроен.

Развернувшись, я, в конце концов, смотрю на нее, замечая то самое выражение лица, которое ожидала: прищуренные глаза и ярко-розовый блеск на губах.

– Зачем ты мне это говоришь? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами, короткий черный хвостик щекочет плечи.

– Он прохвост.

– Я это знаю, – бормочу. – Почему ты думаешь, я ушла? Я ведь не глупая, – мне стоит врезать себе за такой неприлично лживый комментарий. Я очень глупая.

– Ты хандришь, – ее вопросительный взгляд прожигает во мне дыры, и вполне справедливо.

– Я не хандрю, Сильвия, – я даже звучу слабо. – Не возражаешь, если я вернусь к работе?

Она вздыхает, уходя с моего пути.

– Ты слишком милая, Ливи. Такой мужчина съест тебя живьем.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, проходя мимо нее. Ей не нужно знать о вчерашнем уютном семейном обеде, и я всем сердцем желаю, чтобы рассказывать было не о чем.

Неделя не стала лучше. Нан дважды возвращалась в Харродс с оправданием, мол Джордж так нахваливал ананасовый пирог, что она просто обязана сделать его снова… дважды. Ее тайные надежды столкнуться с Миллером вряд ли оправдаются, так что, если он и ходил в Харродс купить еще пару костюмов, это никак не связано с импульсивным желанием Нан потратить тридцать фунтов стерлингов за два ананаса. Я избегала Грегори любой ценой после того, как получила от него немногословное сообщение с предупреждением о том, что Нан болтушка, и что он думает, будто я глупая. Мне все это известно.

Я пропускаю завтрак и выскакиваю из дома, стремясь избежать Нан, и даже желая загрузить свою пятницу и сделать ее унылой. Собираюсь потеряться в величии Лондона в эти выходные, и я не могу ждать. Именно то, что мне нужно.

Иду вниз по улице, мое длинное черное трикотажное платье путается в щиколотках, лицо согревает утреннее солнце. Как и всегда, мои волосы делают то, что им заблагорассудится, и сегодня они курчавее, чем обычно, поскольку я спала с мокрой головой.

– Ливи!

Без каких-либо указаний, ноги начинают ускорять шаг, только я не уйду очень далеко. Он в ярости.

– Малышка, тебе лучше остановиться прямо сейчас, или у тебя будут проблемы!

Я застываю на месте, понимая, что у меня уже проблемы, и жду, когда он сможет меня поймать.

– Доброе утро! – мое чересчур радостное приветствие не помогает, и когда он оказывается передо мной, его приятное лицо искажено недовольством, и я, не в силах сдержатся, скалюсь в ответ. – Что? – восклицаю, заставив его в шоке отпрыгнуть. Чувствую раздражение на своего друга, на что не имею никаких прав. Сегодня пятница, но он в рваных джинсах и облегающей футболке, и на нем бейсболка. Где его рабочая одежда?

– Не чтокай мне! – кричит он в ответ. – Что случилось с «держаться подальше»?

– Я пыталась! – визжу я. – Чертовски старалась, но мы нарвались на него в Харродс, и Нан пригласила его на чертов обед!

Грегори отпрыгивает еще немного, шокированный моей необычной вспышкой, но его резкое, сердитое выражение лица смягчается.

– И все же, ты не должна была уходить с ним, – замечает он мягко. – И уж точно, не стило оставаться у него.

– Ну, я осталась, и теперь дьявольски сильно сожалею.

– Ох, Ливи, – он приближается и обнимает меня. – Надо отвечать на мои звонки.

– Чтоб ты мог просто отругать меня? – шепчу в его футболку. – Я и так уже знаю, что идиотка. Мне не нужно подтверждений.

– Меня почти убил восторг Нан, – говорит он, вздыхая. – Дерьмо, Ливи, она была готова идти покупать шляпу.

Я смеюсь, потому что если не сделаю этого, то заплачу.

– Пожалуйста, не надо. Я не смогу вынести больше, Грегори. Он просто сидел с ней за обеденным столом час или два. Она порхала вокруг него, а теперь вот она сбита с толку и спрашивает, почему это я с ним не вижусь.

– Членосос.

– Говорю тебе еще раз, ты единственный членосос, которого я знаю, – я чувствую, как он хихикает, но когда он отстраняет меня от своей груди, лицо серьезное.

– Почему ты ушла с ним? – спрашивает он.

– Не могу отказать ему, когда он рядом, – угрюмо вздыхаю. – Это просто случается.

– Но ты не видела его всю неделю?

– Нет.

Его светлые брови взлетают.

– Почему нет?

Черт подери, я хочу сказать, что ушла по собственной инициативе, но Грегори раскусит меня в считанные секунды.

– Все было замечательно, а потом все стало ужасно. Он был ласковым, а потом повел себя, как задница, – собираюсь с силами. – Я рассказала ему о маме.

Вижу удивление на лице Грегори, только оно, определенно, смешано с крупицей боли. Он в курсе, что я абсолютно никогда о ней не разговариваю, даже с ним, хотя знаю, что он хотел бы. Он собирается с духом и старается, чтобы боль на его лице превратилась в презрение.

– Членосос, – выплевывает он. – Полный кретин. Ты должна быть сильнее, малышка. О таких милашек, как ты, всегда будут вытирать ноги мужики, как он.

Делаю глубокий вдох и прикусываю язык, чтобы не выдать настоящую реакцию на это заявление. Но не получается.

– Ну и хрен с тобой, – бормочу, от чего он в шоке застывает. Прохожу мимо него и топаю по улице.

– Смотри! Этого я и ждал. Злючка!

– Пошел нафиг! – кричу я, поражаясь собственной вульгарности.

– Давай, давай продолжай, грязная сучка!

Я выдыхаю и, развернувшись, вижу улыбку Грегори вовсе тридцать два зуба.

– Задрот.

– Корова.

– Дрочила.

Улыбается еще шире.

– Козел.

– Голубой, – отвечаю резко.

– Шлюшка.

Я отскакиваю, в ужасе.

– Я не шлюха!

Он тут же бледнеет, осознав свою ошибку.

– Дерьмо, Ливи, мне так жаль.

– Да брось! – отмахиваюсь, кровь кипит от его бестактного, небрежного замечания. – И не ходи за мной, Грегори!

– Хммм, я не это имел в виду. Прости, – он хватает меня, не давая уйти. – Дурацкое слово вырвалось. – Он идет со мной, повисшей в его руках, и я дотягиваюсь и тяну его за волосы. – Мудак.

Улыбаясь, он наклоняется и целует меня в щеку.

– В прошлое воскресенье у меня было свидание.

– Ее одно? – закатываю глаза и крепче цепляюсь в его плечи. – Кто на этот раз счастливчик?

– Вообще-то, это было наше четвертое свидание. Его зовут Бен, – задумчивый, мечтательный взгляд украшает лицо Грегори, заставив меня обратить больше внимания. Прошло уже несколько лет после его последнего такого вот взгляда.

– И… – я подначиваю, задаваясь вопросом, как он умудрился молча сходить на четыре свидания с одним и тем же парнем. Хотя, не могу его винить. Не после своего провала в раскрытии тайн.

– Он симпатичный. Я бы хотел вас познакомить.

– Правда?

– Да, правда. Он организует мероприятия, фрилансер. Я все рассказал ему про тебя, и он хочет познакомиться.

– Оу? – запрокидываю голову, и он одаривает меня сияющей улыбкой. – Охх, – выдыхаю я.

– Да, оххх.

– Бенжамин?

– Нееет, – щурит свои игривые глазки и продолжает идти со мной, болтающейся в его руках. – Просто Бен.

– Бенжамин и Грегори, – задумчиво мурлычу. – Классно звучит.

– Бен и Грег звучи лучше. Почему ты настаиваешь на Грегори? Даже Нан так делает. Как будто я голубой, – бормочет он.

– Ты и есть голубой! – смеюсь и чувствую, к своему ужасу, как его зубы впиваются в шею. – Прекрати!

– Да ладно, – Грегори ставит меня на ноги и берет за руки. – Давай доставим на работу твою милую задницу.

– Разве ты не работаешь сегодня?

– Неа. Закончил свой последний проект пораньше, и у меня стрижка.

– Правда? – улыбаюсь ему. – Целый день без работы ради стрижки?

– Заткнись. Я же сказал тебе. Пораньше закончил свой проект.

Я улыбаюсь, пока задаюсь вопросом, почему избегала компании Грегори целую неделю. Чувствую себя в миллион раз лучше.

Глава 14

Никто на работе, на самом деле, не спрашивает в порядке ли я, потому что очевидно, что так и есть. Или они просто лишились дара речи при виде моего веселого настроя? Я перебарщиваю? Да плевать. Грегори поднял мой дух. Надо было увидеться с ним еще в начале недели.

– Обслуживаем! – кричит Дэл, заставляя меня развернуться с подносом в руках, ждущим заказа. – Чему ты все время улыбаешься? – смеется он, выкладывая на мой поднос сэндвичи Туна Кранч.

Сильвия сваливает груду пустой посуды и присоединяется к нам, останавливаясь у плиты:

– Не спрашивай, Пол. Просто смирись.

– Пятница, – пожимаю плечами, разворачиваюсь и с улыбкой покидаю кухню. Подходя к столику, вижу широкую приветливую улыбку Мистера Выпученные Глаза – Люка. Хорошее настроение не позволяет мне ничего, кроме вежливости, так что я улыбаюсь в ответ:

– Туна Кранч?

– Это мой, – распевает он, когда я ставлю блюдо на стол. – Выглядишь особенно привлекательно сегодня.

Закатываю глаза, но по-прежнему улыбаюсь:

– Благодарю. Могу я предложить тебе еще напитки?

– Нет, все нормально, – он откидывается на спинку стула, теплые карие глаза смотрят на меня дружелюбно. – Я все еще свободен.

– Правда? – я начинаю краснеть и, чтобы скрыть это, принимаюсь убирать следующий столик.

– Можно пригласить тебя?

Неистово тру столик, рука движется так же быстро, как и мои мысли.

– Да, – слово срывается с губ, а я не осознаю это, пока не слышу собственными ушами.

– Правда? – он, похоже, в шоке, как и я.

Стол уже чистый, но меня это не останавливает от соскабливания лака с деревянной поверхности. Я на самом деле только что согласилась на свидание?

– Конечно, – подтверждаю я, еще больше себя шокируя.

– Здорово!

Пытаюсь унять румянец на щеках, прежде чем оборачиваюсь лицом к своему… свиданию. Теперь он действительно улыбается, царапая на салфетке свой номер. Это вызывает нежеланные воспоминания, которые я тут же заталкиваю глубоко в сознание. Я могу пойти на свидание с Люком. На самом деле, мне необходимо пойти с ним на свидание.

– Когда ты думаешь пойти?

– Сегодня? – он смотрит на меня с надеждой, протягивая салфетку.

Беру ее, мысленно отбрасывая все сомнения. Я не могу продолжать в том же духе, особенно после встреч с Миллером Хартом. Я должна забыть о нем, о маме и начать жить…благоразумно.

– Сегодня, – подтверждаю я. – Время, место?

– В восемь возле универмага Селфриджис? Там есть маленький бар вниз по переулку. Тебе понравится.

– Превосходно. Жду с нетерпением, – забираю поднос и оставляю улыбающегося Люка, который наконец-то начал есть свой Туна Кранч.

– Эй, ты же не заставишь меня ждать, да? – кричит он, и слова заглушаются из-за набитого рта. Этот маленький глупый поступок только напоминает мне о манерах и…

– Я буду там, – уверяю его с улыбкой, его набитый сэндвичем рот только подстегивает меня. Может, он не такой первоклассный, как Миллер Харт, но он все еще милый, а его беззаботное отношение и отсутствие манер только дают мне больше поводов для встречи.

Когда я проталкиваюсь в распашные двери кухни, розовые губы Сильвии складываются в улыбку:

– Я так тобой горжусь! – распевает она, глядя мне в лицо.

– Ой, прекрати!

– Нет, правда, горжусь. Он симпатичный и нормальный, – она начинает помогать мне разгружать поднос, и из-за ее широкой улыбки я и сама улыбаюсь. – Воспринимай это, как новое начало.

Я хмурюсь, задаваясь вопросом, стоит ли мне так поступать. Я знаю Сильвию не так уж давно, а кажется, что годы:

– Я просто иду на свидание, Сильвия.

– О, я знаю. Но еще я знаю, что Оливия Тейлор не ходит на свидания. А это как раз то, что тебе нужно.

– Что мне действительно нужно, так это чтобы ты прекратила разводить такую шумиху, – смеюсь я. Под нужно она подразумевает, что мне нужно забыть кое-кого, но я медленно прихожу к выводу, что, фактически, уже забыла кое-кого. У этого кое-кого нет имени. Этот кое-кто даже не существует. Кто-то давно забыт.

– Ладно, ладно, – Сильвия поднимет руки, все еще улыбаясь, и по-прежнему довольная. – Что ты наденешь?

Я чувствую, как бледнею, размышляя над вопросом Сильвии.

– Боже, что мне надеть? – мой шкаф полон конверсов всех цветов, там горы и горы джинсов и бесконечное множество чайных платьев, но все это легкое и девчачье, а не обтягивающее и сексуальное.

– Не паникуй, – она берет меня за плечи и смотрит серьезным взглядом. – Пойдем по магазинам после работы. У нас будет только час, но, думаю, я смогу что-нибудь придумать.

Я гляжу вниз на обтягивающие черные джинсы Сильвии, ее укороченные шипованные ботинки и задаюсь вопросом, стоит ли идти с ней по магазинам. А потом меня озаряет.

– Нет, не беспокойся! – освобождаюсь от ее рук и наклоняюсь в поисках телефона за рюкзаком. – Грегори не работает сегодня. Он пойдет. – Я даже не подумала, что могу этим обидеть Сильвию, пока не слышу ее вздох облегчения.

– Черт, спасибо за это! – она хлопает по столешнице. – Я бы выдержала хождение по Топшоп⁸ ради тебя, Ливи, но это был бы настоящий ад. – Хмурится. – Грегори? То есть парень?

– Да, мой лучший друг. В том, что касается моды, у него потрясающее чутье.

Она смотрит подозрительно:

– Он ведь гей, да?

– Только на восемьдесят процентов, – я выбегаю на улицу через запасной выход на кухне и дозваниваюсь Грегори, вышагивая туда-сюда.

– Малышка!

– У меня сегодня свидание! – выплевываю я. – И мне нечего надеть. Ты должен мне помочь!

– С ним? – фырчит он. – Я ничего не стану делать, разве что свяжу тебя. Ты не пойдешь с этим мудилой!

– Нет-нет-нет! Это мистер Выпученные Глаза!

– Кто?

– Люк. Парень, который подкатывал несколько недель. Я подумала, почему бы и нет, – пожимаю плечами и практически слышу, как на другом конце линии возрастает его волнение, даже прежде чем Грегори начинает говорить. В конце концов, он заговаривает, подтверждая мои подозрения:

– О Боже! – вопит он. – О Боже, Боже, Боже! Во сколько ты заканчиваешь работать?

– В пять. И я встречаюсь с Люком в восемь.

– Купить прикид и подготовить тебя за три часа? – выдыхает он. – Чтоб тебя! Это будет сложно, но выполнимо. Встречу тебя после работы в пять.

– Хорошо, – я разъединяюсь и иду обратно на кухню, пока Дэл не заметил мое отсутствие. Придется побегать, но я полностью доверяю Грегори. У него безупречный вкус.

Как только Дэл уходит до конца рабочего дня, я на бегу хватаю рюкзак и джинсовку, целую Сильвию в щеку и машу Полу, оставляя их смеющимися на кухне.

– Удачи! – кричит Сильвия.

– Спасибо! – я выбегаю на свежий воздух и вижу Грегори, ожидающего меня на другой стороне улицы.

Он лихорадочно машет руками, подгоняя меня.

– У нас три часа, чтобы тебя одеть, накрасить и отправить на свидание. Это моя миссия, и я принимаю вызов. – Он улыбается, обнимает меня и быстро ведет по Оксфорд стрит.

– Ты выглядишь радостной.

– Так и есть, – соглашаюсь. Удивительно, но я уже предвкушаю свидание. – Милая стрижка.

– Спасибо, – друг с улыбкой проводит рукой по голове, отчего я и сама начинаю улыбаться.

– Разве это не грустно, что я никогда не была на свидании?

– Да уж, это трагично.

Толкаю его в бок:

– У тебя было достаточно за нас двоих.

– Да, и это тоже трагично. Но скоро я, возможно, буду принадлежать одному человеку.

– А разве еще нет? – я спрашиваю, надеясь, что Грегори не пропал окончательно. Он до жути красивый и обычно именно он контролирует отношения, но Грегори слишком милый и очень дорого поплатился за это в прошлом. Он игрок, когда один, но предан, когда состоит в отношениях.

– Тебе стоит быть открытой для предложений, Ливи, – он говорит решительно, но снова с этим взглядом, и он кричит влюбился.

Я совершенно измотана к тому времени, как мы добираемся до дома. Я потратила практически каждый пенни, заработанный с тех пор, как устроилась к Дэлу, у меня на выбор три наряда – всё мини и, если честно, не мое – и две пары обуви, за исключением конверсов. Все зря. Я, может быть, надену сегодня одну пару туфель, а что касается платьев… ну, не знаю, о чем я думала.

Стою в полотенце перед шкафом и пробегаюсь глазами по каждой из покупок.

– Лучше то, которое черное, – Грегори, вздыхая, проводит рукой по короткому обтягивающему платью. – Да, оно и те шпильки в тон.

Чувствую себя немного очумевшей, глядя на платье, а потом вниз на туфли. Прошло много, очень много времени с тех пор, как я обувала туфли на каблуке.

– Мне страшно, – тихо бормочу я.

– Ерунда! – фыркает друг, отмахиваясь от моего беспокойства, и идет к кровати, чтобы взять комплект фантастического нижнего белья, которое он заставил меня купить. Мы провели, в конечном счете, двадцать минут в La Senza, споря о шелковых комплектах, один из которых сейчас внимательно осматривает Грегори. И тем не менее, он прав. Я не смогу надеть белое хлопковое белье под такие платья. – Ты знаешь, может я и гей на восемьдесят процентов, но есть что-то в женщинах и их нижнем белье. – Он тычет в меня комплектом. – Так что надевай.

Держу рот на замке, опасаясь споров, и натягиваю трусики, при этом ловко удерживая полотенце на месте. Лифчик не так прост, и я заканчиваю тем, что отворачиваюсь от Грегори, который ни капли не смущается перспективы увидеть меня во всей красе.

Он начинает смеяться при виде того, как я сражаюсь с лифчиком, а я ворчу себе под нос, не разделяя его веселья, и привожу в порядок свою далеко не выдающуюся грудь, заключенную в чашечки. Смотрю вниз, удивляясь видом чего-то похожего на ложбинку.

– Смотри, – говорит Грегори, хватаясь за полотенце и сдергивая его. – Лифчики пушап – лучшее изобретение человечества.

– Грегори! – я скрещиваю на груди руки, чувствуя робость и незащищенность, когда он перемещается, вставая прямо передо мной.

Его зрачки немного расширяются, когда он переводит взгляд к моим маленькой груди:

– Черт побери, Ливи!

– Прекрати! – впустую пытаюсь отвоевать полотенце, но он не уступает. – Отдай мне!

– Выглядишь горячо! – его челюсть отвисает, глаза распахиваются.

– Предполагалось, что ты гей!

– Я все еще ценю женские формы, а у тебя они есть, малышка, – Грегори бросает полотенце на кровать. – Если ты не можешь стоять в нижнем белье передо мной, тогда как ты сможешь…

– Я иду на свидание, ничего больше, – избегаю оценивающего взгляда Грегори и хватаю свой фен. – Ты перестанешь пялиться?

– Прости, – он, кажется, встряхивается, возвращаясь к жизни, после чего подключает какую-то штуковину для волос, думаю, утюжок. – Что будешь пить?

Вопрос застигает меня врасплох. Я не смотрела так далеко наперед. Принять приглашение, готовиться к свиданию, настраивать себя на свидание – этого хватило, чтобы голова пошла кругом. Что я буду пить и о чем буду разговаривать на свидании – это не приходило мне в голову.

– Воду! – перекрикиваю шум фена.

Он отшатывается, разочарованно рассматривая мое лицо:

– Ты не можешь пойти на свидание и пить воду!

Я скалюсь на него через всю комнату, хотя это не особо его волнует:

– Мне не нужен алкоголь.

Он театрально опускает плечи, ровно, как и свою задницу, на мою постель:

– Ливи, закажи бокал вина.

– Слушай, того факта, что я собираюсь куда-то с мужчиной, уже достаточно, так что не дави на меня с выпивкой, – я трясу головой, размахивая светлыми прядями. – Нельзя с места в карьер, Грегори, – добавляю я, размышляя о том, что не должна терять голову, а алкоголь мне в этом не помощник. И мне не нужен алкоголь, чтобы потерять голову в компании с Миллером Ха…

Запрокидываю голову в надежде физически выкинуть мысли из головы. Работает, но это никак не связано с запрокинутой головой, только с пялящимся на меня Грегори:

– Прости! – выпаливает он, тут же отвлекаясь на распаковку туфель.

Я бросаю фен, с сомнением разглядывая выпрямитель на ковре, разогревающийся на подставке. Выглядит опасно.

– Думаю, волосы стоит оставить так.

– О нет, – гримасничает он. – Всегда хотел увидеть твои волосы прямыми и гладкими.

– Он же меня не узнает, – жалуюсь я. – Ты засовываешь меня в это платье и туфли, а теперь еще хочешь выпрямить мои волосы,– начинаю втирать лосьон Е45 в кожу лица. – Он просил меня о свидании, а не безупречную куклу, которую ты пытаешься создать.

– Ты не станешь безупречной куклой, – возражает друг. – Это будешь ты, просто усовершенствованная. Думаю, тебе стоит передать мне принятие всех решений. – Он встает и берет платье, снимая его с вешалки.

– Откуда ты знаешь, что хочет мужчина от женщины?

– Я встречался с женщинами.

– Более двух лет тому назад, – замечаю я, припоминая каждый такой случай, и все они случались после его очередного расставания с парнем.

Грегори равнодушно пожимает плечами и поднимает платье вверх:

– С чего это мы перешли на меня? – спрашивает он. – Заткнись уже и натягивай на свое тощее маленькое тельце это превосходное платье. – Он нахально играет бровями, и я неохотно плетусь к нему, позволяя надеть на меня платье через голову и дальше вниз. – Вот, – он отходит на шаг и осматривает меня с ног до головы, пока я всовываю ноги в туфли на очень высоком каблуке.

Смотрю на себя вниз и вижу, как платье выделяет каждый изгиб, которого у меня нет, и ноги на до глупости высоких шпильках. Я чувствую себя неустойчиво:

– Я не уверена, – говорю, ощущая себя слишком разодетой. Когда Грегори не реагирует на мои сомнения, поднимаю взгляд и вижу ошарашенное выражение лица. – Я выгляжу глупо?

Он подбирает и захлопывает отвисшую челюсть и, кажется, мысленно себя ударяет:

– Ээ…нет…я, – он начинает смеяться. – Твою ты мать, у меня стоит.

Я раздражаюсь, тут же заливаясь румянцем.

– Грегори!

– Прости! – он начинает поправлять свои штаны, заставляя меня развернуться, избегая зрелища, от чего тут же пошатываюсь на каблуках. Слышу вдох Грегори. – Ливи!

– Дерьмо! – я подворачиваю лодыжку, теряя туфлю, так что скачу обратно, как ополоумевший кенгуру. – Дерьмо, это больно!

- Боже! – Грегори позади меня явно лопается от смеха, мерзавец. – Ты в порядке?

– Нет! – кричу, сбрасывая вторую туфлю. – Я их не надену!

– Ой, не будь такой. Я буду держать себя в руках.

– Ты чертов гей, – кричу, поднимая туфли и размахивая ими над головой. – Я не смогу ходить в этом.

– Ты же едва попробовала!

– Надень их сам и скажи, как это просто, – бросаю в него туфлю, и он, смеясь, ловит.

– Ливи, я ведь буду выглядеть, как голубой.

– Тогда, будь голубым!

Грегори теряет контроль и валится на мою кровать в беспомощном приступе смеха:

– Ты заставляешь меня плакать!

– Ублюдок! – выплевываю я, стягивая платье. – Где мои конверсы?

– Ты не можешь! – он приподнимается, сразу замечая, что платье отброшено вместе с туфлями. – О нет. Ты выглядела потрясающе! – взгляд гуляет по моей полуобнаженной фигуре.

– Да, и я не могла ходить, – бормочу, забираясь в шкаф. Это раздражение – уже хороший аргумент в пользу своей скучной жизни. В последнее время, я раз за разом оказывалась в незнакомых ситуациях, и по большей части чувствовала злость, отчаяние и бесполезность. Так какого дьявола я это с собой вытворяю?

Со злостью напяливаю кремовое многослойное платье и одергиваю его, быстро соображая, что нижнее белье на мне черное и его видно через дурацкую ткань. Поэтому я начинаю снимать заново, говоря Грегори закрыть лицо подушкой, чтобы я могла быстро и спокойно переодеться. К тому времени, как я закончила, на мне снова белое хлопковое нижнее белье, кремовое платье на месте, сверху моя джинсовка, на ногах красуются яркие конверсы. Так намного лучше.

– Готово, – заявляю я, быстро нанося на скулы немного румян и розовый блеск на губы.

– Зря по магазинам ходили, – бормочет Грегори, сползая с моей постели. – Ты прекрасно выглядела.

– А сейчас разве нет?

– Ну, да, ты всегда прекрасно выглядишь, но ты была не такой обычной в черной комбинации. Это бы повысило твою самооценку – придало бы уверенности.

– Я счастлива такая, какая есть, – утверждаю, параллельно задаваясь вопросом, правда ли это. Я уже больше не знаю. Голова была сама не своей в последние недели. Она думала о вещах, над которыми я никогда не задумывалась, и заставляла делать мое тело вещи, о которых, уж точно, никогда не думала.

– Я просто хочу, чтобы ты немножко больше самовыражалась, как тогда, – улыбается Грегори, распушая мои волосы.

– Хочешь, чтобы я выглядела полоумной? – спрашиваю, потому что именно так себя и чувствую. Капризной. Раздражительной. Под давлением.

– Нет, я хочу увидеть немножко дерзости. Знаю, она здесь есть.

– Дерзость опасна, – я отмахиваюсь от него, перекладывая свои вещи из рюкзака во вместительную сумку через плечо. – Идем, пока я не передумала, – я бормочу, не обращая внимания на его недовольное ворчание, когда выхожу в коридор.

Благодарю всех богов конверсов, спускаясь по лестнице на твердых ногах, но вскоре застываю с улыбкой, видя вышагивающую по нижней ступеньке Нан. Джордж ходит за ней по пятам и каждый раз, когда она разворачивается, во избежание столкновения вжимается в стену коридора.

– Вот и она! – говорит Джордж с явным облегчением от того, что скоро его хитрая задница будет свободна. – И разве она не прекрасна?

Я замираю на нижней ступеньке, позволяя Нан бегло оценить меня, после чего она заглядывает мне через плечо, останавливая взгляд точно на Грегори.

– Ты сказал шпильки, – говорит она, не веря своим глазам. – Ты сказал прелестное черное платье и подходящие шпильки.

– Я пытался, – раздраженно шепчет он позади меня, и я разворачиваюсь, прожигая его обвиняющим взглядом. Мой обвинительный взгляд сталкивается с точно таким же взглядом у него.

– Ты пытаешься избежать интервенции в стиле своей бабули.

Я разочарованно вздыхаю и спускаюсь с последней ступеньки, проходя мимо бабушки и стремясь сбежать от всей этой чертовой шумихи.

– Пока.

– Веселись! – кричит Нан. – Этот действительно лучше Миллера? – слышу ее тихий вопрос.

– Намного! – уверенно заверяет ее Грегори. Это только заставляет меня ускорить шаг. Откуда он, черт подери, знает? Не видел ни одного из них.

– Видишь, – смеется Джордж. – Теперь, где мой ананасовый пирог-перевертыш?

Иду вперед, благодарная своей обуви, и думаю о предстоящем свидании, потому что это дает возможность – какая неблагодарная мысль – сбежать из дома и от Нан, но Боже, дай мне сил! Тихая жизнь была простой, за исключением дурацкого ворчания о моем отшельничестве. Теперь же это постоянный поток вопросов и вынос мозга. Очень трудно.

– Ливи! – Грегори настигает меня уже в конце дороги. – Ты выглядишь невероятно мило.