Одна обещанная ночь

- Нет, я бы предпочел иметь достаточное количество персонала, чтобы мне не пришлось пускать тебя в высший свет. Соберись.

- Есть, сэр! – она вполне серьезно салютует боссу и марширует, а я, смеясь, следом за ней.

Продвигаюсь я, тем не менее, не слишком далеко. И смех мгновенно обрывается.

С безразличным выражением лица он смотрит на меня, в то время как я, застыв на месте, трясусь, пульс бешено стучит. Но он кажется абсолютно собранным, и единственное, что выдает его мысли, это то, насколько пристально он меня изучает.

- Нет, - шепчу сама себе, пытаясь удержать трясущийся поднос, и отступаю, пятясь обратно на кухню. Он с той женщиной, и она облачена в шелк кремового цвета и украшена бриллиантами, ее рука приклеилась к его заднице, улыбающееся ему лицо мечтательно сияет. Бизнес? Мне становится плохо – плохо от ревности, от боли и восхищения тем, насколько прекрасно он выглядит в темно-сером костюме тройке. Его безупречность предвосхищает реальность по всем фронтам.

- Ливи? – обеспокоенный голос Дэла просачивается в мои уши, а его руки осторожно ложатся на мои плечи. – Ты в порядке, милая?

- Извини? – отрываю взгляд от болезненной картины в другом конце зала, и беспомощно оборачиваюсь к своему начальнику, мое выражение лица добавляет беспокойства его голосу.

- Господи, Ливи, ты белая, как приведение, – он забирает у меня поднос и трогает мой лоб. – И ты холодная.

Мне нужно уйти. Не могу работать всю ночь в тесной близи с Миллером, особенно с ней, прилипшей к нему, и точно не после прошлой ночи. Переминаюсь с ноги на ногу, взгляд мечется из угла в угол, сердце совсем не собирается затихать.

- Думаю, мне следует уйти, - жалко пищу.

- Да, иди домой, – Дэл проводит меня через кухню и протягивает мой рюкзак. – Заберись в постель и отлеживайся.

Неубедительно киваю, как раз когда на кухню заходит запаренная Сильвия с подносом, полным пустых бокалов, ее распахнутые глаза смотрят отчаянно и беспокойно, особенно, когда она замечает мое жалкое, нервное состояние. Она открывает рот в попытке заговорить, но я качаю головой, не желая, чтобы она меня выдала. Что подумает Дэл, если выяснится, что я в таком состоянии из-за мужчины?

- Тебе придется поработать немного больше, Сильвия. Я отправляю Ливи домой. Она неважно себя чувствует, – Дэл разворачивает меня и подталкивает мое трясущееся тело к выходу.

Заглядываю через плечо, посылая Сильвии извиняющуюся улыбку, благодарная, когда она сбрасывает тягость моей вины взмахом руки.

- Надеюсь, тебе станет лучше, - кричит она.

Меня отправляют через черный вход отеля, где разгружают доставку и персонал выходит покурить. На улице темно, воздух тяжелый, как и мое сердце. Отойдя от хаоса переполненного переулка, опускаюсь на корточки и прижимаюсь головой к коленям, пытаясь успокоиться, прежде чем идти домой. Забыть встречи с Миллером Хартом и все чувства, что испытывала во время этих встреч, возможно, было бы легче, если бы мне больше никогда не пришлось его видеть, только это становится невозможным, если он оказывается за каждым углом, куда бы я ни повернула.

Вернуться навязанному собой же одиночеству кажется лучшим для меня выходом, но во мне проснулось желание, я попробовала что-то новое и притягательное, и я хочу больше. И все же, важный вопрос – вопрос, который я должна задать и серьезно над ним поразмыслить, – хочу ли я большего только с Миллером? Или, если смогу найти эти возбуждающие, раздражающие, живые ощущения с кем-то еще, с мужчиной, который хочет меня больше, чем на одну ночь, с мужчиной, который сможет удержать во мне эти ощущения, не сломав, а потом быстро и жестоко заменив их чувством собственной неполноценности и потерянности?

Я не стану переживать.

Заставляю непослушное тело подняться, поднимаю взгляд и лицом к лицу сталкиваюсь с Миллером Хартом. Он стоит всего в нескольких шагах от меня, спрятав руки в карманы брюк. Его все также безразличное выражение лица ни о чем мне не говорит, но это не умаляет его невозможной красоты. Есть много вещей, которые я хочу сказать ему, но они только подстегнут разговор, который даст Миллеру еще больше влияния надо мной. Единственная разумная вещь, которую я должна делать – это избегать его присутствия. Планируя именно так и поступить, я ухожу от него.

- Ливи! – кричит он, его шаги преследуют меня. – Ливи, это просто бизнес.

- Не надо передо мной оправдываться, - тихо произношу. Язык жестов и мимики был совсем не деловым. – Пожалуйста, не ходи за мной.

- Я с тобой разговариваю, Ливи, – предупреждает он.

- А я не хочу слушать, – нервы делают мой голос неуверенным, тогда как на самом деле я хочу добавить в него храбрости, только силы ушли на то, чтобы пойти прочь.

- Ливи, ты должна мне шестнадцать часов.

Его наглость заставляет меня замедлить шаг, но не остановиться.

- Я ничего тебе не должна.

- Позволю себе не согласиться, – его силуэт вырастает передо мной, преграждая путь, так что я быстро обхожу его, не позволяя взгляду оторваться от намеченной цели: главная дорога впереди. – Ливи, – теперь он цепляется за меня, но я отмахиваюсь от него, молча и решительно. – Где твои гребаные манеры?

- С тобой они меня не волнуют.

- А стоило бы, – он хватает меня, на этот раз сильнее, и заставляет остановиться. – Ты согласилась на двадцать четыре часа.

Я отказываюсь смотреть на него, также как и говорить. Есть много вещей, которые я бы хотела сказать, но показать свои эмоции – явно и вслух – будет грубой ошибкой, поэтому я остаюсь тихой и молчаливой, пока он смотрит вниз на мою не реагирующую фигуру. Я его бешу. Усилившаяся хватка на моих предплечьях подтверждает это так же, как и вздымающаяся грудная клетка под костюмом. Я спряталась в раковину и не планирую вылезать. Здесь я в безопасности – в безопасности от него.

Он останавливает лицо на уровне моих глаз, и я опускаю взгляд еще ниже, в землю, чтобы избежать зрительного с ним контакта. Посмотреть в его кристально-чистые синие глаза ровно что вызвать крушение поезда.

- Ливи, когда я с тобой разговариваю, хотелось бы, чтобы ты смотрела на меня.

Не смотрю. Игнорирую его просьбу и концентрируюсь на том, чтобы оставаться невосприимчивой, надеясь, что ему это надоест, он решит, что я не стою его внимания, и оставит меня одну. Мне нужно, чтобы он оставил меня одну. Там внутри красивая женщина, явно готовая, так зачем он тратит здесь со мной время?

- Ливи, - шепчет он.

Мои глаза закрыты, в голове всплывают картинки его губ, произносящих мое имя тихо…не спеша.

- Пожалуйста, посмотри на меня, - мягко призывает.

Моя голова начинает качаться в своей личной темноте, пока я борюсь за сохранение своей стойкости – спасательного щита от Миллера Харта.

- Позволь мне увидеть тебя, Оливия Тейлор, – он наклоняется ниже, зарываясь лицом в мою шею. – Дай мне мое с тобой время.

Хочу остановить его. Не хочу его останавливать. Хочу снова почувствовать себя живой, но не хочу снова чувствовать себя безжизненной. Хочу его больше, чем должна хотеть.

- Мне даже близко недостаточно. Я хочу больше, – его губы находят мою щеку, и я чувствую его ладонь на своем затылке, пальцы путаются в моих волосах, и он удерживает меня на месте. – Я хочу оказаться в тебе, Ливи, – Его губы находят мои, и это чувство мысленно отбрасывает меня прямо в прошлую ночь. Щит разбивается, и я сдерживаю стон, готовый сорваться с губ, зажмуриваю глаза, чтобы остановитт поток бегущих по щекам слез. – Открой ротик, - шепчет он.

Челюсть расслабляется от его ласковой просьбы, отдавая ему полный контроль над моими чувствами, и его язык скользит медленно и осторожно по моим губам, очерчивая сладкие изгибы рта, его тело теснее прижимается к моему. Нет ни одной частички меня, которая бы его не касалась.

Становлюсь слабой, поднимаю голову, давая ему лучший доступ, руки сами собой поднимаются, чувствуя его руки, пока не оказываются на его плечах. Он делает неспешный, мучительный шаг, и я следую за ним, лаская его язык своим и отбрасывая посторонние мысли.

- Видишь, как это просто? – говорит он, медленно отстраняясь и покусывая мои губы.

Я киваю, соглашаясь, потому что, на самом деле, так и есть, только сейчас его губы оставили меня, и разум вот-вот испарится:

- Кто та женщина? – спрашиваю, отступая назад. – Это и есть та договоренность, о которой ты говорил? Свидание?

- Это бизнес, Ливи. Только бизнес.

Делаю еще один шаг назад:

- И этот бизнес включает в себя ее руку, прилипшую к твоей заднице? – я не имею права на такой обвинительный тон. Он играет по собственным правилам.

Он наклоняет на бок голову, на лице появляется тень недовольства:

- Иногда мне приходится принимать немного фамильярности в условиях бизнеса.

- Какого бизнеса?

- Мы уже говорили об этом. Не думаю, что это хорошая идея – переходить на личное.

- У нас был секс. Более личного после такого уже не найти, - возражаю я.

- Я говорю об эмоциональном, не физическом, Ливи.

Его слова подтверждают мои мысли. Чертовы женщины со своей проницательностью и чертовы мужчины со своей беспечностью. Просто секс. Я должна об этом помнить. Эти ощущения вызваны похотью, ничем больше.

- Я не такой человек, Миллер. Я такой ерундой не занимаюсь, – не уверена, кого я здесь пытаюсь убедить.

Он делает шаг вперед и проводит рукой по задней части моей шеи, его любимый жест.

- Может, это именно то, что я нахожу таким привлекательным.

- Или, может быть, ты нашел забавное развлечение.

- Если дело в этом, - он оставляет нежный поцелуй на моей щеке, - тогда, думаю, мы оба можем смело сказать, что я тебя покорил.

Он абсолютно прав. Он покорил меня и он единственный, кто смог.

- Мне надо идти, – я ухожу как раз тогда, когда телефон начинает звонить в его кармане. Он берет его и смотрит на экран, потом на меня. Вижу, что разрывается между двумя делами. – Тебе стоит ответить на звонок, – я киваю на его телефон, надеясь, что он сбросит вызов и выполнит свое обещание затащить меня обратно в свою постель. Если я сейчас убегу, это конец. Я безвозвратно отвернусь от него и найду силы устоять перед ним. Но если он остановит меня, пойдет со мной, тогда я проведу следующие шестнадцать часов, позволяя ему боготворить себя снова. Хочу сделать и то, и другое, но его решение сделает все за меня. Чей-то еще выбор определяет мою судьбу. И, глядя в его лицо, могу сказать, он тоже это понимает.

Сердце сжимается, когда он отвечает на звонок, несмотря на то, что я сама знаю – это лучшее для меня решение.

- Уже иду, - говорит он тихо, после чего сбрасывает вызов и смотрит, как я увеличиваю расстояние между нами. Едва заметно улыбаюсь, прежде чем повернуться спиной к Миллеру Харту, и начать планировать, как навсегда выкинуть его из головы.

Глава 10

Меня приветствует утро понедельника, только лучше мне не становится. Целый день вчера себя жалела, решив остаться в постели, а Нан то и дело заглядывала ко мне, пытаясь что-нибудь разнюхать. Я никогда не притворялась больной, а теперь вот притворяюсь. Бабуля ужасно подозрительная, но в кои-то веки свои мысли оставляет при себе. Это в новинку, но приятно. Телефон звонил дважды: два моих единственных в мире друга звонили проверить, как я, но я пресекаю любые долгие разговоры. Можно было бы сказать, что друзья тоже подозревают – особенно Сильвия, ставшая свидетелем моего эмоционального срыва. Я не слишком хорошая актриса. На самом деле, никудышная, и особенно злюсь на себя, когда слышу свой неубедительный голос, говорящий им о том, что я чувствую слабость из-за тошноты и меня знобит. Решив, что мне нужен еще один день, дабы собраться с силами, звоню Дэлу сказать, что лучше мне не стало.

- Ливи? – настороженный голос Нан раздается из-за двери. – Я приготовила завтрак. Ты опоздаешь на работу.

- Я не пойду, - кричу, стараясь сделать голос хриплым.

Дверь открывается, и она осторожно заходит в комнату, бегло оценивая мое укрытое одеялом тело.

- Ты все еще плохо себя чувствуешь? – спрашивает она.

- Ужасно, - бормочу.

Она напевает задумчиво, поднимая брошенные джинсы и аккуратно их складывая.

- Я собираюсь по магазинам. Хочешь пойти?

- Нет.

- Да ладно, Ливи, брось, – вздыхает она. – Можешь помочь мне выбрать ананас на пирог-перевертыш для Джорджа.

- Тебе надо помогать выбрать ананас?

Она всем видом показывает свое раздражение и сбрасывает одеяло, выставляя мое полуобнаженное тело на суд своего пытливого взгляда и холодного утреннего воздуха моей спальни.

- Оливия Тейлор, ты вылезешь из этой постели и поможешь мне выбрать ананас на пирог-перевертыш для Джорджа. Вставай!

- Я болею, – пытаюсь отвоевать свое укрытие и проигрываю. Она выглядит решительной, так что я, конечно, в отвратительном положении.

- Я не идиотка, – она тычет в меня указательным пальцем. – Тебе нужно взять себя в руки, сейчас же! Нет ничего менее привлекательного, чем жалеющая себя женщина, особенно из-за мужчины. Пошли его! Поднимай свою тушку, встряхнись, да поживей, девочка! – Она хватает мое застывшее тело и просто стаскивает меня с постели. – Неси эту тощую задницу в душ. Ты идешь по магазинам. – Она топает прочь из комнаты, хлопая за собой дверью и оставляя меня с вытаращенными глазами.

- Это было немного грубо, - говорю в пустоту, слыша бабушкин топот по лестнице. Она никогда в жизни так со мной не разговаривала. Но я никогда и не давала ей повода. Это я всегда вилась вокруг нее, но, совершенно точно, никогда не была такой грубой в своих ободряющих речах. Просто уморительно иронично. Только она всегда меня пилила, чтобы я хоть немного ожила. Я так и сделала, и смотрите, куда это меня привело. Все еще ошарашенная и не желающая покидать безопасность своей постели, с опаской прохожу по комнате принимать душ.

***

- Мы идем в Харродс⁴, чтобы купить ананасы? – спрашиваю я, придерживая Нан под локоть, когда мы переходим улицу, направляясь к огромному зданию с зеленым навесом.

Нан поднимает руку навстречу грузовику, мчащемуся на нас, останавливая его, несмотря на то, что он соблюдает все правила. Я машу ему в знак благодарности, пока Нан продолжает переходить дорогу, таща за собой продуктовую тележку.

- Может, я еще куплю густых сливок.

Догоняю ее и открываю дверь.

- Чтобы вести это в пригород, да? – намекая, изгибаю брови – жест, на который она совершенно никак не реагирует, продолжая вместо этого идти к продуктовому отделу.

- Ананас.

- Который мы могли бы купить в местном Теско Экспресс⁵, - возражаю, подначивая ее.

- Это будет не то же самое. Кроме того, те, что отсюда, идеальной формы и у них кожица блестит.

Я стараюсь поспевать за ней, все расступаются при виде старушки, решительно шагающей по торговому центру и тянущей за собой продуктовую тележку.

- Ты же обрежешь кожицу!

- Не важно. Мы уже здесь! – она застывает на входе в продуктовый отдел, и я вижу, как ее плечи опускаются и поднимаются в довольном вздохе. – Мясной прилавок! – опять уходит. – Возьми корзину, Ливи.

Наклоняюсь, раздраженная, и беру продуктовую корзину, затем иду и присоединяюсь к ней у стеклянного прилавка с мясом.

- Я думала, ты хочешь ананас.

- Хочу. Я просто разглядываю.

- Разглядываешь мясо?

- Моя ты девочка. Это не просто мясо.

Следую за ее восхищенным взглядом на идеальные на вид куски свинины, говядины и баранины.

- Тогда что это?

- Ну, - хмурит брови, - это изысканное мясо.

- Что, типа благородное мясо? - изо всех сил стараюсь не улыбаться, показывая на кусок мяса. – Или эта корова справляла нужду в туалете, вместо поля?

Нан вздыхает и смотрит на меня разъяренным взглядом:

- Ты не можешь так выражаться в Харродс! – ее взгляд мечется по залу, проверяя, не обращают ли на нас излишнего внимания. Пожилая женщина рядом с Нан недовольно смотрит на меня. – Да что в тебя вселилось? – она снимает свою бесформенную шляпу и ударяет меня, сопровождая все это угрожающим взглядом.

Я по-прежнему сдерживаю улыбку:

- Где ананасы?

- Вон там, – она показывает, и я следую по направлению за ее пальцем к другому стеклянному прилавку в форме куба, который демонстрирует самый лучший фрукт из всех, что я когда-либо видела. Здесь только привычные всем фрукты – яблоки, груши и тому подобное, но это самые красивые яблоки и груши, которые я видела – такие красивые, что я приближаю к прилавку лицо, чтобы убедиться, что они настоящие. Яркие цвета и безупречная кожица. Они без преувеличения слишком хороши, чтобы их есть.

- О, ты только посмотри на этот ананас! – восклицает Нан, и я смотрю. Ее восхищение оправданно. Это сногсшибательный ананас. – Ох, Ливи.

- Нан, он слишком красивый, чтобы его разделывать и добавлять в пирог, - я присоединяюсь к ней. – И он стоит пятнадцать фунтов стерлингов! – ладонью ударяю себя по губам, а Нан ударяет меня по плечу.

- Ты замолчишь? – шипит она. - Надо было оставить тебя дома.

- Прости, но пятнадцать фунтов стерлингов, Нан? Конечно ты его не купишь.

- Да, куплю, – она выпрямляет плечи и машет рукой, подзывая к себе продавца, взмах ее руки мог бы посоревноваться с королевским. – Я бы хотела ананас, - говорит бабушка ему, пафосно и точно.

- Да, мадам.

Пялюсь на нее, не веря своим глазам.

- Это пребывание в продуктовом царстве Харродс сделало тебя такой бестактной?

Она смотрит на меня искоса:

- О чем ты говоришь?

Я начинаю смеяться:

- Вот. Этот голос. Да брось, Нан!

Она осторожно ко мне наклоняется:

- Я не бестактна!

Улыбаюсь:

- Именно бестактна. Очень и очень, и от этого кажешься королевой, у которой проблемы с дыханием.

Нан передают через прилавок ее прелестный ананас, и она берет его, аккуратно кладет в корзину в моих руках.

- Будь ласковой, - шепчу я, посмеиваясь себе под нос.

- Не такая уж ты взрослая, чтоб перебросить тебя через колено, - угрожает Нан, что вызывает у меня еще больший смех.

- Хочешь сделать это прямо здесь? – делаю серьезное лицо. – Можешь отшлепать меня, пока плохо себя ведешь, а я подержу твой замечательный ананас, - фыркаю, сдерживая смех.

- Замолчи! – кричит она. – И будь осторожна с моим ананасом!

Я вот-вот лопну от смеха при виде того, как лицо Нан разглаживается от оскала, прежде чем она поворачивается к джентльмену, обслуживающему ее.

- Не могли бы вы напомнить мне, где можно найти густые сливки?

Начинаю впадать в истерику прямо в продуктовом отделе Харродс при виде взмахов руки Нан и при звуке ее фальшиво пафосного голоса. Напомнить ей? Да она ни разу в жизни не покупала густые сливки в Харродс!

- Конечно, мадам, – он направляет нас в дальнюю часть ряда, где стоят холодильники с молочными изысками. Нан распрямляет спину, улыбается и вежливо кивает каждому встреченному на нашем пути, пока я хихикаю, трясясь от смеха и держась за уже заболевший от слишком сильного смеха живот.

Я по-прежнему хихикаю при виде того, как она читает этикетки на задней стороне каждого стаканчика со сливками на полке, мурлыча себе под нос. Не стоит ей так беспокоиться о составе, лучше бы обратила больше внимания на цены. Решаю, что нужно успокоиться до того, как моя Нан набросится на меня, и начинаю делать глубокие вдохи в ожидании того, когда она выберет, только никак не могу расслабиться, не сдерживаюсь и смотрю вниз на идеальный блестящий ананас, напоминающий, почему я практически по полу каталась от смеха.

Подпрыгиваю, почувствовав горячее дыхание у уха, и оборачиваюсь, продолжая смеяться, пока не вижу чье именно это дыхание.

- Ты невероятно красива, когда смеешься, - тихо говорит он.

Я тут же прекращаю смеяться и пячусь назад, но не могу сдвинуться с места, просто налетев на Нан, от чего она еще больше раздражается и разворачивается ко мне.

- Ну что? – взрывается она, прежде чем замечает мою кампанию. – О мой…

- Здравствуйте, - Миллер сокращает расстояние, останавливаясь слишком близко, и протягивает руку. – Вы, должно быть, знаменитая бабуля Ливи.

Замираю на месте. Она же определенно точно проглотит наживку.

- Да, - она по-прежнему говорит так, как будто у нее набит рот. – А вы начальник Ливи? – спрашивает она, ловко вкладывая ладонь в руку Миллера и посылая мне вопросительный взгляд.

- Думаю, вам известно, что я не начальник Оливии, миссис….

- Тейлор! – она практически визжит, довольная тем, что он подтвердил ее подозрения.

- Я Миллер Харт. Очень приятно, миссис Тейлор, – он целует тыльную сторону ее ладони – на самом деле целует ей долбанную руку!

Нан хихикает, как школьница, и теперь мое замершее в шоке сердце начинает глухо стучать в груди. Он восхитителен в сером костюме-тройке, белой рубашке и галстуке серебристого цвета… посреди Харродс.

- Делаешь покупки? – силясь, выдыхаю.

Он рассматривает меня, отпустив морщинистую руку Нан, и поднимает два пакета с костюмами:

- Просто покупал кое-какие новые костюмы, когда обаятельный смех привлек мое внимание.

Не обращаю внимания на комплимент:

- Потому что у тебя недостаточно костюмов? – спрашиваю, вспомнив бесконечные ряды соответствующих пиджаков, брюк и жилеток, занимающих три стены его гардеробной. Ни разу не видела его в одном и том же дважды.

- Никогда не бывает достаточно костюмов, Ливи.

- Согласна! – взволнованно восклицает Нан. – Так занятно видеть хорошо одетого молодого человека. Эти молодняки с джинсами, прилипшими к заднице, и нижним бельем, выставленным напоказ всему честному народу… Я просто не понимаю этого.

Легкое изумление Миллера очевидно.

- Согласен, – он кивает задумчиво, переводя взгляд на меня в то время, как я размышляю, насколько глупо это звучит – отнести его к категории молодых парней. Он молод, но его образ гораздо наглее, опытнее – мужской. Он ведет себя старше своего возраста, даже выглядя так невероятно великолепно в свои двадцать девять. – Этот ананас выглядит аппетитно, - кивает на корзину в моих руках.

- Прямо с языка сорвали! – довольно замечает Нан, снова с ним соглашаясь. – Стоит каждого пенса.

- Так и есть, - отвечает Миллер. – Еда здесь безупречная. Вы должны попробовать черную икру. – Он тянется к ближайшей полке и берет баночку, показывая ее Нан. – Она особенная.

А я просто пялюсь на то, как Нан рассматривает баночку, став необыкновенно покладистой, и болтает с ним в продуктовом отделе Харродс. Хочется свернуться в комочек и спрятаться.

- Так как вы с моей очаровательной внучкой познакомились?

- Очаровательная – ключевое слово, согласитесь? – спрашивает Миллер, поставив баночку на место и покрутив ее, чтобы этикетка встала так, как была прежде. Он не останавливается на этом. Касается рукой каждой баночки, выравнивая все по одной линии.

- Она куколка, – Нан незаметно толкает меня локтем, пока Миллер заканчивает приводить полку в порядок.

- Да, она такая, – он смотрит на меня, и я чувствую, как лицо вспыхивает под его внимательным взглядом. – Она готовит самый лучший кофе в Лондоне.

- Правда? - выплевываю я. Лживый ублюдок. Давит своим очарованием.

- Да. И я был очень разочарован, когда вырвался сегодня утром и обнаружил, что ты заболела.

Краснею еще сильнее:

- Мне уже лучше.

- Я рад. Твоя коллега не так дружелюбна, как ты, – в его словах скрытый смысл. Он играет в игры, и это чертовски раздражает. Дружелюбная или доступная? Если бы здесь не было Нан, я бы задала такой важный вопрос, но она здесь, и мне нужно увести ее и себя из этого до боли сложного положения.

Беру ее под локоть:

- Нам пора идти, Нан.

- Пора?

- Да, - пытаюсь тащить ее вперед, но она приросла к месту, – приятно было тебя увидеть. – Натянуто улыбаюсь Миллеру и тащу ее сильнее. – Идем, Нан.

- Хочешь присоединиться ко мне сегодня за обедом? – спрашивает Миллер с нотой настойчивости в голосе, которую, возможно, слышу только я.

Перестаю пытаться сдвинуть неподвижную бабулю и испепеляю Миллера вопросительным взглядом. Он пытается получить свое оставшееся время и использует бабушку в своих целях, коварный придурок.

- Нет, спасибо, – я чувствую, как Нан сверлит меня шокированным взглядом.

- Ливи, ты должна принять приглашение этого джентльмена на обед, - скептически заявляет Нан. – Очень любезно с его стороны.

- Я не часто это делаю, - тихо вмешивается Миллер, как будто я должна быть благодарна. Это только усиливает мое раздражение, так что я пытаюсь напомнить себе, почему поклялась никогда больше с ним не видеться. Тяжело, когда упрямая голова посылает мне поток картинок переплетения наших обнаженных тел и воспроизводит теплые слова, которыми обменивались.

- Видишь! – кричит мне в ухо Нан, отчего я вздрагиваю. Бестактность в голосе исчезла, и ее место заняло безумство. Губы растягиваются в глупую улыбку на ее лице, когда она поворачивается к Миллеру. – Она с удовольствием пойдет.

- Нет, не пойду, но спасибо, – стараюсь увести свою раздражающую бабушку от будоражащей сердце расплаты, но застывшая старая лиса отказывается шевелиться. – Идем, - прошу я.

- Буду рад, если ты передумаешь, - от ласкового шепота Миллера прекращаю попытки сдвинуть упирающуюся бабушку и слышу ее мечтательный вздох, пока она рассматривает до раздражения красивого мужчину, который покорил меня. Но потом ее мечтательный взгляд становится немного смущенным, и я следую за ее глазами, чтобы понять, что заставило ее измениться в лице. Рука с хорошим маникюром лежит на плече Миллера, бледно-розовый шелковый галстук свисает с этой руки, ложась на его грудь.

- Вот этот подойдет идеально, – знакомый бархатный голос. Мне не нужно смотреть на это великолепное лицо, чтобы понять, кому принадлежит эта рука, так что вместо этого, перевожу взгляд с шелкового галстука на Миллера. Челюсть стиснута, высокий силуэт неподвижен. – Как думаешь? – спрашивает она.

- Нормальный, - тихо отвечает Миллер, продолжая смотреть на меня.

Нан молчит, я молчу, и Миллер немногословен, но потом женщина выходит из-за него и расправляет галстук, тишина разбивается.

- Что вы думаете? – спрашивает бабулю, которая кивает, даже не взглянув на галстук, продолжая вместо этого рассматривать эту появившуюся из ниоткуда прекрасную женщину. – А вы? – она спрашивает меня, играя с инкрустированным бриллиантами ожерельем, всегда обрамляющим ее прелестную шею. Вижу угрожающий взгляд из-под опущенных ресниц с идеальным макияжем. Она метит свою территорию. И не является деловым партнером.

- Симпатичный, - шепчу я, опуская корзину, и решаю больше не уговаривать бабушку уйти. Мне нельзя оставаться с бабулей и оставаться под прицелом пренебрежительного взгляда этой идеальной женщины. За какой бы угол я не повернула, он там. Это безнадежно.

Оцепенев, я лавирую между различными отделами, пока не вырываюсь из заключения огромного торгового центра и не вдыхаю жадными глотками свежий воздух, прислонившись спиной к наружной стене. Я зла, огорчена и раздражена. Я похожа на спутанную массу самых разных эмоций и сбивающих с толку мыслей. Мое сердце и голова никогда еще не спорили и не сражались так отчаянно.

До настоящего момента.

Гайд Парк отвлекает меня. Я сижу на траве с сэндвичем и банкой колы и уже несколько часов смотрю на то, как вращается мир вокруг. Думаю о том, насколько счастливы люди, спешащие мимо меня, которым выпало ходить через такое место. Потом я насчитываю, по крайней мере, двадцать различных пород собак меньше, чем за двадцать минут, и думаю о том, как же им повезло иметь для прогулок такое место. Дети визжат, мамаши болтают и смеются, бегуны пробегают мимо с надменными лицами. Чувствую себя лучше, как будто что-то знакомое и желанное успешно заменило что-то незнакомое и нежеланное.

Нежеланное, нежеланное…абсолютно нежеланное.

Я вздыхаю и поднимаюсь с земли, закидывая на плечо рюкзак и выбрасывая мусор по пути.

После чего иду домой уже знакомой дорогой.

К тому времени, как я вваливаюсь домой, Нан безумствует. Правда безумствует. Чувствую себя виноватой, даже несмотря на то, что должна скорее злиться на нее.

- Силы небесные! – она набрасывается на меня прямо в коридоре, не дав даже шанса снять пальто. – Ливи, я так волновалась! Сейчас семь часов!

Я принимаю ее объятия, чувство вины становится сильнее.

- Мне двадцать четыре года, - вздыхаю я.

- Не исчезай от меня, Оливия. Мое сердце этого не выдержит.

Теперь вина меня парализует:

- Я устроила перекус в парке.

- Но ты просто ушла! – она отдвигается и держит меня на расстоянии. – Это было невероятно грубо, Ливи! – Вижу по ее неожиданному раздражению, что предыдущая паника исчезла.

- Я не хотела с ним обедать.

- Почему нет? Он кажется таким джентльменом.

Сдерживаю недовольный смех. Она бы так не думала, если бы знала все тонкости.

- Он был с другой женщиной.

- Она деловой партнер! – взрывается она, практически одержимо разъясняя непонимание. – Милая женщина.

Не могу поверить, что она на это купилась. Такая милая. Деловые партнёры не выбирают вместе шелковые галстуки.

- Мы можем просто оставить это? – кидаю свою сумку и прохожу мимо нее, направляясь на кухню и улавливая аромат чего-то вкусного, когда вхожу. – Что ты готовишь? – спрашиваю, увидев за столом Джорджа. – Привет, Джордж, – сажусь рядом с ним.

- Не выключай свой мобильный, Ливи, - он тихо брюзжит. – Я терпел часы, когда Жозефина набирала тебя снова и снова, попутно готовя ужин.

- Что это? – спрашиваю снова.

- Биф Веллингтон⁶, - щебечет Нан, останавливаясь позади меня. – С запеченным картофелем и отварной молодой морковкой.

Бросаю на Джорджа непонимающий взгляд, но он только пожимает плечами и поднимает свою газету:

- Биф Веллингтон? – спрашиваю я.

- Совершенно верно, - она не уделяет моему вопросительному тону должного внимания. Что случилось с тушеным мясом и клецками или жаркое из цыпленка? – Подумала, что попытаюсь приготовить что-то новое. Надеюсь, ты голодна?

- Немного, - признаю я. – Это вино? – спрашиваю, заметив две бутылки красного и две бутылки белого на столешнице.

- Ох! – порхает по кухне и хватает две бутылки белого вина, быстро убирая их в холодильник и открывая красное. – Эти должны подышать.

Ерзая на стуле, бросаю взгляд на Джорджа в надежде получить хоть что-то от него, но он, несомненно, делает так, как ему велено: сидит тихо и молчит. Знает, что я смотрю на него. Его глаза бегают слишком быстро для читающего, по правде. Ударяюсь с ним коленями, но остаюсь без внимания: он предпочитает отодвинуть ноги, чтобы избежать еще одного намеренного касания.

- Нан… - звонок в дверь прерывает меня, и я поворачиваю голову в сторону коридора.

- Ой, это, наверное, Грегори, – она открывает духовку и протыкает длинной металлической вилкой серединку огромного пирога. – Откроешь, пожалуйста, Ливи?

- Ты пригласила Грегори? – спрашиваю, отодвигаясь от стола.

- Да! Взгляни на всю эту еду, - отщипывает кусочек от мяса и облизывает губы, проверив температуру на дисплее. – Почти готово, - заявляет она.

Оставлю Нан и Джорджа и иду по коридору, чтобы впустить Грегори, надеясь, что Нан опять с ним не сплетничала.

- Я пропускаю особый повод? – спрашиваю, открывая входную дверь.

Моя улыбка моментально исчезает.

Глава 11

– Какого черта ты здесь делаешь? – во мне опасно вспыхивает дурацкое раздражение.

– Твоя бабушка меня пригласила, – в руках Миллера цветы и пакет с логотипом Харродс. – Ты собираешься впустить меня в дом?

– Нет, не собираюсь, – я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь, чтобы Нан не могла подслушать наш разговор. – Что ты творишь?

Он абсолютно спокоен в ответ на мое далеко не спокойное поведение.

– Веду себя вежливо и принимаю приглашение на обед, – в его голосе нет веселья. – У меня хорошие манеры.

– Нет, – подхожу к нему ближе, шок и недовольство граничат со злостью. Чертовски коварная бабушка. – Выводишь меня из себя, вот что ты творишь. Это должно прекратиться. Я не хочу проводить с тобой двадцать четыре часа.

– Хочешь больше?

Взрываюсь:

– Нет! – Насколько больше?

– Оо… – он звучит неуверенно, и я впервые вижу его таким. Это заставляет меня распрямить плечи и вопросительно прищурить глаза.

– А ты? – шепчу вопрос, сопровождаемый гулким ударом сердца, мозг начинает лихорадочно работать.

За долю секунды его неуверенность превращается в раздражение, заставляя меня задуматься, направлено ли оно на меня или он разочарован в себе. Надеюсь, последнее:

– Мы договаривались не переходить на личное.

– Нет, это ты огласил эту часть сделки.

Его взгляд взметнулся в шоке:

– Я знаю.

– И она все еще в силе? – спрашиваю, сильно стараясь звучать уверенной в себе, тогда как внутри распадаюсь, ожидая его ответа.

– Все еще в силе, – его голос звучит решительно, но не соответствует выражению лица Миллера. И тем не менее, этого недостаточно для укрепления моих надежд.

– Тогда здесь мы прощаемся, – разворачиваюсь на конверсах и толкаю в дверь свое разбитое тело, предсказуемо сталкиваясь с Нан. – Это продавец, – говорю, не позволяя ей пройти мимо меня. Мой план никогда бы не сработал, и я это понимаю. Она пригласила его и знала, кто это уже в ту секунду, как прозвонил дверной звонок.

Сопротивляюсь немного, и меня отодвигают с пути, открывая входную дверь, Миллер не спеша уходит прочь.

– Миллер! – кричит она. – Вы куда?

Он разворачивается и смотрит на меня. И я безумно сильно стараюсь изобразить угрожающий взгляд, но этого не происходит. Мы просто глядим друг на друга долгое время, после чего он едва заметно кивает Нан.

– Это, действительно, очень любезно с вашей стороны, миссис Тейлор, но я…

– Ооо нет! – Нан не дает ему шанса принести свои извинения. Она шагает по тропинке, и ни капли не испугавшись его высокой, сильной фигуры, берет его под локоть и ведет в дом. – Я приготовила потрясающий обед, и вы останетесь его попробовать. – Миллер оказывается в узком коридоре, где для нас троих маловато места. – Ливи заберет вашу куртку, – Нан оставляет нас и уходит на кухню, где тут же дает кое-какие инструкции Джорджу.

– Я уйду, если хочешь. Не хочу заставлять тебя чувствовать себя некомфортно, – он не двигается, чтобы положить пакеты или снять куртку. – Твоя бабушка замечательная женщина.

– Да, – отвечаю тихо. – И ты всегда заставляешь меня чувствовать себя некомфортно.

– Поедем ко мне домой, и я надену какие-нибудь шорты.

Мои глаза распахиваются при мысли о Миллере с обнаженным торсом и босыми ногами.

– От этого комфортно мне тоже не становилось, – заключаю я. Ему это известно.

– Да, только потом одежды стало еще меньше, – тот самый локон волос падает на свое место, как бы подтверждая слова Миллера, делая их более соблазнительными.

Переминаюсь с ноги на ногу:

– Этого больше не повторится.

– Не говори то, чего на самом деле не имеешь в виду, Ливи, – заключает он мягко.

Соприкасаюсь глазами с его взглядом, и он подходит, цветы в его руке прижимаются к моему чайному платью.

– Ты используешь мою собственную бабушку против меня, – выдыхаю я.

– Ты не оставляешь мне выбора, – он наклоняется и накрывает своими губами мои, посылая приятное тепло в низ живота, такое похожее на тепло его рта.

– Ты играешь нечестно.

– Я никогда не говорил, что играю по правилам, Ливи. И в любом случае, все мои правила полетели к чертям, едва я к тебе прикоснулся.

– Какие правила?

– Не помню, – он осторожно овладевает моим ртом, сильнее прижимая цветы к моей груди, целлофан, в который они завернуты, громко шуршит. Но я слишком занята, чтобы побеспокоиться о том, привлечет ли шум внимание моей любопытной бабули. Ощущения яркие, кровь кипит, и я вспоминаю невероятные чувства, которые Миллер Харт во мне пробудил. – Почувствуй меня, – стонет мне в рот.

Не подумав, опускаю руку между нашими телами, огибая цветы и пакет с логотипом Харродс, и провожу костяшками пальцев по его длинному твердому стволу. Его глубокий стон придает мне храбрости, я поворачиваю ладонь, чтобы почувствовать, обвести и сжать выпуклость его брюк.

– Это твоих рук дело, – рычит он. – И до тех пор, пока ты делаешь это со мной, ты же и будешь это исправлять.

– Подобного бы не случилось, если б ты меня не увидел, – выдыхаю, кусая его губу, не заботясь о его наглом заявлении.

– Ливи, мне только стоит подумать о тебе, и я возбуждаюсь. Мне больно видеть тебя. Сегодня ты едешь со мной домой, и я не принимаю отказа, – его губы сильнее вжимаются в мои.

– Та женщина опять была с тобой.

– Сколько раз мы должны проходить через это?

– Ты часто ходишь по магазинам с женщинами-деловыми партнерами? – спрашиваю вокруг его неумолимых губ.

Он отстраняется, тяжело дыша, волосы в беспорядке. Эти синие глаза убьют меня.

– Почему ты не можешь поверить мне?

– Ты слишком скрытный, – шепчу я. – Не хочу, чтобы это играло против меня.

Он тянется и целует мой лоб нежно, любяще. Его слова не соответствуют его действиям. Это так путает меня.

– Это не против тебя, если ты это принимаешь, сладкая.

Было бы невообразимо глупо доверять этому мужчине. Это не женщина внутри меня решает, совесть, кажется, довольно счастлива, чтоб не обращать на нее внимание. Это моя судьба. Мое сердце. Я влюбляюсь слишком сильно и слишком быстро.

Он отходит назад и смотрит на свой пах, прежде чем привести себя в порядок.

– Мне придется встретиться лицом к лицу с милой пожилой леди с этим в штанах, и это полностью твоя вина, – он поднимает ко мне свои почти мальчишеские глаза, опять сбивая меня с толку. Это еще одно выражение лица Миллера Харта, которое мне не знакомо. – Готова? – спрашивает он, проводя ладонью по моей шее и разворачивая меня в сторону кухни.

Нет, не думаю, что я готова, но в любом случае говорю да, ведь понимаю, что ждет меня на кухне. И не ошибаюсь. Нан самоуверенно улыбается, а глаза Джорджа чуть не вылезают из орбит при виде Миллера, следующего за мной. Рукой указываю на многострадального друга бабули.

– Миллер, это Джордж, друг бабушки.

– Очень приятно, – Миллер ставит цветы и пакет, вместо того, чтобы отстать от меня, и принимает ладонь Джорджа в сильном мужском рукопожатии. – На вас весьма привлекательная рубашка, Джордж, – Миллер в искреннем жесте кивает на полосатый торс Джорджа.

– Ты знаешь, я тоже так думаю, – соглашается Джордж, приглаживая одежду.

Не знаю, почему не заметила этого прежде. Джордж в своей лучшей выходной рубашке, которую обычно надевает для игры в лото или похода в церковь. Нан и правда старая коварная сводница. Пробегаюсь по ней глазами и замечаю что она надела струящееся платье в цветочек, которое обычно выгуливает по особым случаям. Гляжу на свои ноги: я далека от практичной одежды в чайном платье и ярко–розовых конверсах, и, неожиданно почувствовав себя неудобно, начинаю говорить:

– Я только схожу в ванную, – я никуда не пойду до тех пор, пока Миллер не отпустит меня из своих рук, только он, кажется, не спешит с этим.

Вместо этого он берет букет, кипу желтых роз, и протягивает Нан, вслед за ними пакет из Харродс.

– Всего несколько вещей в знак благодарности за ваше гостеприимство.

– Оо, – Нан зарывается носом в цветы, а потом заглядывает в пакет. – Вот это да, черная икра! Джордж посмотри! – Она кладет на стол розы и подходит к Джорджу с крошечной баночкой. – Семьдесят фунтов за эту маленькую вещицу, – она шепчет, но разбираю слова, потому что мы стоим в нескольких шагах от них и прекрасно все слышим. Я в ужасе. Бестактность осталась далеко позади, также как и ее приличия.

– Семьдесят фунтов стерлингов? – давится Джордж. – За рыбьи яйца? Да чтоб мне!

Я сжимаюсь под рукой Миллера, а потом чувствую, как он сквозь волосы начинает массировать мой затылок.

– Пойду в ванную, – повторяю я, ускользая из его хватки.

– Миллер, не стоило, – Нан достает бутылку Дом Периньон и, открыв рот, ставит ее перед Джорджем.

– Мне только в радость, – отвечает Миллер.

– Ливи, – Нан снова привлекает мое внимание к столу. – Ты предложила взять у Миллера пиджак?

Повернув к нему взгляд своих уставших глаз, улыбаюсь, до тошноты сладко.

– Могу я взять ваш пиджак, сэр? – воздерживаюсь от реверанса и замечаю блеск удивления в его глазах.

– Можешь, – он скидывает свой пиджак и протягивает его мне, пока я восхищаюсь его рубашкой и обтянутым жилеткой торсом. Он знает, что я пялюсь на него, представляю его обнаженный торс. Он наклоняется, касается ртом моего уха. – Не смотри на меня так, Ливи, – предупреждает он. – Я и так едва сдерживаюсь.

– Не могу удержаться, – я честна в своей тихой реплике и, уходя из кухни, обмахиваю лицо, прежде чем аккуратно повесить его пиджак на вешалку поверх своего. Распрямляю его и поднимаюсь по лестнице, вваливаюсь в спальню и мечусь по комнате, как ополоумевшая женщина, раздеваясь, брызгаясь спреем, переодеваясь и освежая макияж. Заглянув в зеркало, думаю о том, насколько я далека от делового партнера Миллера. Но это я. Если это подходит к моим конверсам, то выглядит отлично, а мое белое платье-рубашка, усыпанное красными розами, идеально подходит к моим вишнево-красным конверсам. Есть другая женщина, и что действительно беспокоит, так это моя способность игнорировать очевидность ситуации. Я хочу его. Он не только раскрыл мою чувствительность, он еще и прогнал мое благоразумие.

Мысленно дав себе отрезвляющую пощечину, откидываю массу своих светлых волос за плечи и сбегаю вниз по лестнице, вдруг забеспокоившись, что Нан с Джорджем могли наговорить Миллеру.

Их нет на кухне. Я отступаю, заглядывая в гостиную, но она тоже пуста. Слышу болтовню в столовой – столовой, которой пользуемся только в особых случаях. Последний раз, когда мы ели в столовой, был в мой двадцать первый день рождения, больше трех лет назад. Вот о насколько особенном случае я говорю. Открываю окрашенную под дерево дверь и, заходя, вижу огромный стол из красного дерева, занимающий большую часть комнаты, он красиво накрыт, на нем стоит полный набор посуды Роял Доултон⁷, включая хрустальные бокалы для вина и серебряные столовые приборы.

И она посадила врага моего сердца во главу стола, где никто прежде не имел удовольствия сидеть. Это было место моего дедушки за столом, и даже Джордж не удостаивался такой чести.

– Вот и она, – Миллер встает и отодвигает пустой стул по левую от себя руку. – Присаживайся.

Я прохожу медленно и задумчиво, игнорируя сияющее лицо Нан, и занимаю свое место.

– Спасибо, – говорю, когда он пододвигает мой стул к столу, прежде чем устроиться рядом со мной.

– Ты переоделась, – замечает он, передвигая свою тарелку на пару миллиметров вправо.

– То немного помялось.

– Выглядишь прекрасно, – он улыбается, и я практически теряю сознание, эти симпатичные ямочки – редкое явление.

– Благодарю, – выдыхаю я.

– Не за что, – он не отводит от меня глаз, и хотя я тоже смотрю только на него, знаю, что Нан с Джорджем за нами наблюдают.

– Вина? – спрашивает Нан, прерывая наш момент и отвлекая от меня взгляд Миллера. Я тут же обижаюсь.

– Позвольте, пожалуйста, мне, – Миллер поднимается, и мой взгляд поднимается с ним, глаза, кажется, движутся целую вечность, пока он не выпрямляется во весь рост. Он не тянется через стол, чтобы взять вино. Нет, он выходит из–за стола и обходит, вытаскивая бутылку из ведерка со льдом, и встает с левой стороны от бабушки, чтобы наполнить бокал.

– Спасибо вам большое, – Нан бросает на Джорджа взволнованный взгляд, после чего обращает свои темно-синие глаза на меня. Она всё же поступила по-своему, и теперь слишком воодушевлена, как я и думала, и это сильно давит на меня в те короткие мгновения, когда я отвлекаюсь от Миллера. Вот и сейчас Нан сияет, смотря на меня, такая обрадованная присутствием нашего гостя и его безупречными манерами.

Миллер проходит вокруг стола, наполняя также бокал Джорджа, после чего направляется ко мне. Он не спрашивает, хочу ли я немного вина, он просто подходит ко мне и наливает, несмотря на то, что он чертовски хорошо знает: я вежливо отказывалась от любого ранее предложенного алкоголя. Я не стала бы утверждать, что он невежественен в этом вопросе. Он слишком умен – ведет себя слишком, слишком умно.

– Ладно, – Джордж встает, как раз, когда Миллер садится. – Теперь я окажу внимание, – он берет нож для разделки мяса и начинает аккуратно разрезать шедевр Нан. – Жозефина, это выглядит изумительно.

– Это чистая правда, – соглашается Миллер, делая глоток вина и ставя бокал на место, пальцы разъединяются и замирают у основания бокала, хрустальная ножка возвышается между его средним и указательным пальцами. Я пристально изучаю его замершую руку, сильно сосредоточившись в ожидании движения.

Вот оно. Едва заметное, но Миллер передвигает бокал вправо совсем чуть-чуть. Это, возможно, едва ли видно кому-то, кроме внимательно ждущей меня, и я улыбаюсь, поднимая взгляд, обнаружив, что он наблюдает за тем, как я его изучаю.

Он наклоняет голову, глаза прищурены, но в них непроизвольно появляется блеск.

– Что? – шепчет одними губами, привлекая к ним мое внимание. Мерзавец облизывает их, вынуждая меня схватить бокал и сделать глоток – все что угодно, лишь бы отвлечься. Только проглотив, понимаю, что я сделала; непривычный вкус заставляет меня вздрогнуть. Бокал ударяется о стол слишком резко, и я знаю, что Миллер только что посмотрел на меня с любопытством.

Кусочек Биф Веллингтон опускается на мою тарелку.

– Возьми картошки с морковкой, Ливи, – говорит бабуля, передавая свою тарелку Джорджу, чтобы тот положил ей пару рассыпчатых пирожных. – Давай откормим тебя.

Кладу на свою тарелку пару ложек картофеля с морковкой, после чего накладываю Миллеру.

– Не надо меня откармливать.

– Ты могла бы прибавить пару фунтов, – заявляет Миллер, возвращая к себе мое скептическое выражение лица, в то время как Джордж доедает свой кусок Веллингтона. – Просто наблюдение.

– Спасибо вам, Миллер, – самодовольно мурлычет Нан, поднимая бокал в знак подтверждения их солидарности. – Она всегда была костлявой.

– Я стройная, а не костлявая, – возражаю я, воздействуя на Миллера предупреждающим взглядом, и получаю в ответ намек на улыбку. Испытывая детскую жажду мести, незаметно протягиваю руку и, как ни в чем не бывало, начинаю тянуть за ножку его бокал, подвигая к себе его содержимое. – Вкусно? – киваю на его тарелку, полную мяса.

– Превосходно, – утверждает он, кладя свой нож точно перпендикулярно кромке стола, а потом накрывает мою руку своей, медленно убирая ее и возвращая свой бокал. Снова берет в руки нож и продолжает поглощать обед. – Самый лучший Веллингтон из всех, что я когда–либо пробовал, миссис Тейлор.

- Ерунда! – Нан краснеет – это редкость, но враг моего сердца еще и заставляет сердце моей бабушки трепетать. – Было очень просто.

- А мне так не показалось, - ворчит Джордж. – Ты же вертелась, как белка в колесе, весь день, Жозефина.

– Ничего я не вертелась!

Я начинаю ковыряться в своей морковке, медленно пережевывая и вслушиваясь в перебранку Нан и Джорджа, оставив при этом одну руку свободной, чтобы опять отодвинуть бокал Миллера. Он смотрит на меня краем глаза, а потом кладет свой нож и переставляет свой бокал туда, где он должен быть. Сдерживаю улыбку. Он даже ест педантично, разрезая еду на идеально ровные кусочки и погружая все зубцы вилки в каждый кусочек под одинаковым углом, прежде чем направить вилку в рот. А еще он медленно пережевывает. Он все делает своей манере, и это очаровывает. Моя рука снова крадется по столу. Меня интригует эта навязчивая потребность вот так поступать, только на этот раз я не достаю до бокала. Моя рука поймана посреди стола и зажата между нами, все выглядит так, как будто это любящее касание моей руки. Его ладонь сжимает сильно, хотя этого никто не смог бы заметить, не оказавшись на моем месте. А я оказалась. И это очень резкое пожатие – предупреждающее. Меня отругали.

– Чем вы зарабатываете на жизнь, Миллер? – спрашивает Нан, восхищая меня. Да, чем Миллер Харт зарабатывает на жизнь? Сомневаюсь, что он скажет моей милой бабушке, мол, не хотел бы разговаривать на личные темы, сидя во главе ее обеденного стола.

– Не стану вас этим грузить, миссис Тейлор. Это очень скучно.

Я ошиблась. Он не отмахнулся от нее напрямую, но он преуспел в обходном пути.

– Я бы хотела знать, – вмешиваюсь, чувствуя храбрость, даже когда он усиливает хватку на моей руке в качестве еще одного предупреждения.

Он молча кивает, затем также молча поднимает свой взгляд.

– Я не люблю смешивать бизнес и личные отношения, Ливи. Тебе это известно.

– Очень разумно, – бормочет Джордж, глядя в свою еду, вилкой указывая на Миллера. – Я прожил всю жизнь с этим утверждением.

Моя смелость сломлена взглядом Миллера и, что хуже всего, теми словами.

Я в большей степени деловая сделка – сделка, соглашение или договоренность. Называйте, как хотите, смысл не меняется. Таким образом, технически, слова Миллера — это полная фигня.

Напрягаю руку в его хватке, и он поддается, в привычном жесте вздергивая брови.

– Ты должна поесть, – напоминает он. – Это действительно вкусно.

Убрав руку, я следую его приказу и продолжаю есть, только мне совсем не комфортно. Миллеру не следовало принимать приглашение моей бабушки. Это слишком личное. Он лезет в мое личное пространство, нарушает мою безопасность. Он единственный стремится придерживаться чисто физических аспектов отношений, и все же он здесь, вторгается в мой мир, пусть даже и маленький мирок, но он, тем не менее, мой. И это не вопрос физических отношений.

Как только я подумала об этом, его нога коснулась моего колена, вырвав меня из любопытных мыслей и возвращая обратно к столу. Смотрю на него, пытаясь жевать, и вижу, что он смотрит на Нан, внимательно слушая ее недовольное брюзжание. Не знаю, о чем именно она брюзжит, потому что в голове крутятся слова Миллера.

«И до тех пор, пока ты делаешь это со мной, ты же и будешь это исправлять».

«Все мои правила полетели к чертям, едва я к тебе прикоснулся».

Какие правила и как долго из-за меня это будет с ним происходить? Я хочу волновать его. Хочу заставлять его тело реагировать на меня так, как мое реагирует на его. Как только я оставлю эти дурацкие попытки избежать его воздействия на меня, все будет очень просто – слишком просто…пугающе просто.

– Было чертовски отменно, Жозефина, – заявляет Джордж, звон столовых приборов о его тарелку разрывает отдаленный шум голосов. Меня вернули в настоящее, в котором Миллер по-прежнему здесь, и Нан теперь скалится на своего друга за его бестактность. – Прости, – говорит Джордж робко.

– Если вы меня извините, – столовые приборы Миллера осторожно опускаются на его пустую тарелку, после чего он прикладывает ко рту украшенную вышивкой салфетку. – Не возражаете, если я воспользуюсь вашей ванной?

– Конечно! – показывает ему Нан. – Дверь с краю от лестницы.

– Спасибо, – он встает и опускает салфетку, кладя ее на край своей тарелки, после чего задвигает стул и покидает комнату.

Взгляд Нан провожает Миллера, когда он выходит.

– Вы видели эту задницу? – шепчет она, как только он исчезает из виду.

– Нан! – я шепчу в ужасе.

– Упругая, идеальной формы. Ливи, ты позволишь этому мужчине сводить тебя на ужин.

– Веди себя прилично! – смотрю вниз на свою тарелку, замечая свой едва тронутый кусок мяса. Я просто не в состоянии есть. Такое чувство, как будто я в трансе. – Я уберу со стола, – говорю, берясь за тарелку Миллера.

– Я помогу, – Джордж делает попытку встать, но я кладу руку ему на плечо и давлю немного, призывая его оставаться на месте.

– Все нормально, Джордж. Я сама.

Он не спорит, вместо этого доливает вино в бокалы.

– Принеси ананасовый пирог-перевертыш! – кричит мне в спину Нан.

С руками, полными грязных тарелок, иду на кухню, стремясь избежать затянувшегося присутствия Миллера, хоть его больше и нет в комнате. Я не отказалась, когда он предложил поехать к нему домой, а должна была. Что я скажу Нан? Нет смысла отрицать тот факт, что он причина моих недавних перепадов настроения. Мысли никогда не были в таком беспорядке. Я ничего не контролирую, в этом нет смысла, а я не привыкла ни к одному из этих чувств. Но самой большой тайной для меня остается мужчина, который все разрушил. Непостижимый красивый мужчина, который кричит о душевной боли на всех уровнях.

Физические отношения.

Ни чувств.

Ни эмоций.

Только одна ночь.

Двадцать четыре часа, из которых я все еще должна ему шестнадцать. Это в два раза больше того, что я уже испытала – двойные ощущения и желания…двойная боль, когда все закончится.

– Я почти слышу, как ты думаешь.

Подпрыгиваю и оборачиваюсь, по-прежнему с грудой тарелок в руках:

– Ты меня напугал, – выдыхаю, кладя на столешницу столовые приборы.

– Прости, – говорит он искренне, останавливаясь за мной. Я не хочу, но отодвигаюсь. – Ты опять слишком много обдумываешь?

– Я называю это осторожностью.

– Осторожностью? – спрашивает он, становясь теперь передо мной. – Я бы это так не назвал.

Поднимаю взгляд к его лицу, но отчаянно стараюсь избегать этих глаз.

– Нет?

– Нет, – он аккуратно берет меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. – Я называю это глупостью.

Наши взгляды соединяются, так же, как и наши рты, но он просто накрывает мои губы своими. Нет ничего глупого в том, чтобы избегать Миллера Харта.

– Я не могу прочесть тебя, – говорю тихо, но мои слова не заставляют его беспокойно отстраниться.

– Я не хочу, чтобы меня читали, Ливи. Я просто хочу утонуть в удовольствии, которое ты мне подаришь.

Я таю от его близости, несмотря на тот факт, что его слова только подтвердили мое знание. Я тоже хочу утонуть в удовольствии, которое он мне подарит, но совсем не жажду чувств, которые придут после. Не смогу с ними справиться.

– Ты делаешь все действительно сложным.

Его рука ложится мне на талию и ползет вверх до тех пор, пока не оказывается на моей шее:

– Нет, я делаю все очень простым. Слишком долгое обдумывание все усложняет, а ты как раз думаешь, – он целует мою щеку и зарывается в шею. – Позволь мне забрать тебя в постель.

– Тогда я пересеку свои границы.

– Какие границы? – он прокладывает дорожку из поцелуев вдоль моей шеи и делает это, потому что знает – я колеблюсь. Он умный мужчина. Он овладевает моими ощущениями и, что еще хуже, моими мыслями.

– Я обещала себе не быть в милости мужчины.

В движении его губ определенно происходит небольшая заминка. Я это не выдумала. Он отстраняется от моей шеи и смотрит на меня задумчиво. Проходит много времени, достаточного для того, чтобы в мыслях всплыли все многочисленные прикосновения, которые он мне подарил. Поцелуи, которые мы разделили, страсть, которую создали вместе. Я как будто вижу все то же самое в его глазах, и это наводит на мысль: переживает ли он тоже все это снова. Наконец, он тянется и проводит костяшками пальцев по моей щеке.

– Если здесь кто-то и находится в чьей-то милости, Ливи, так это я, – его взгляд останавливается на моих губах, и Миллер не спеша приближается. А я ничего не делаю, чтобы его остановить.

Я не вижу мужчину в моей милости. Я вижу мужчину, который захотел чего-то и, кажется, готов на все ради этого.

– Нам стоит вернуться за стол, – пытаюсь отстраниться от него, отворачивая лицо.

– Не раньше, чем ты скажешь, что поедешь со мной, – он удивляет меня, оторвав от пола и усадив на столешницу. Оставив руки на моих бедрах, он наклоняется и смотрит на меня, ожидая согласия. – Скажи это.

– Я не хочу.

– Нет, хочешь, – его нос касается моего. – Ты никогда в жизни не хотела чего-то так сильно.

Он прав, только это не приобретает больше благоразумия:

– Ты очень самоуверенный.

Миллер качает головой, ласково улыбаясь, и тянется, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе.

– Ты, может, и пытаешься убедить нас обоих словами, но кое-что еще говорит мне о другом, – он опускает палец в рот и посасывает его, после чего проводит влажную дорожку вдоль моего горла, по груди и животу, прежде чем его рука исчезает под моим платьем и не оказывается между моих ног. Стискиваю челюсть и выпрямляю спину, внизу живота начинает пульсировать от желания его прикосновений там. Тело предает меня по всем фронтам, и Миллеру это известно. – Думаю, я найду тепло. – На дюйм приближается к лону, и моя голова падает вперед, касаясь его лба. – Думаю, почувствую влагу. – Его палец скользит между моих складок и размазывает влагу. – Думаю, если войду в тебя сейчас, твои мышцы жадно сожмут меня и никогда не отпустят.

– Сделай это, – слова бездумно срываются с губ, руки поднимаются и впиваются в его предплечья. – Пожалуйста, сделай это.

– Я сделаю, все что захочешь, но только в своей постели, – он жестко целует меня в губы и убирает свою руку, одергивая подол платья. – У меня хорошие манеры. Я не выкажу такое неуважение к твоей бабушке, взяв тебя прямо здесь. Сможешь контролировать себя, пока мы едим ананасовый пирог?

– Смогу ли я себя контролировать? – спрашиваю запыхавшимся шепотом, смотря вниз на его стояк. Мне даже не нужно было смотреть. Он большой и упирается в мою ногу.

– Я борюсь, поверь мне, – он поправляет свою одежду и снимает меня со столешницы, после чего аккуратно перекидывает мои волосы за плечи. – Давай посмотрим, насколько быстро я смогу съесть ананасовый пирог. Тебе для ночевки нужно собрать сумку?

Нет, на самом деле, не нужно. Хочу, чтоб он забыл о своих манерах. Зря пытаюсь привести в порядок свое подавленное состояние, но весь жар внутри живота приливает к лицу при мысли о лицах Нан и Джорджа.

– Возьму кое-какие вещи после десерта.

– Как пожелаешь, – он кладет ладонь мне на шею и ведет из кухни, тепло его руки усиляет мое желание. Я так его хочу. Хочу этого загадочного мужчину, который то прекрасно себя сдерживает, то теряет все свои манеры. Мошенник, вот кто он.

Актер.

Самолюбивый мужчина в костюме джентльмена.

Что делает его самым злейшим врагом для моего сердца

– Вот и они! – заявляет Нан, вскочив с места. – Где же ананасовый пирог-перевертыш?

– Оо! – я собираюсь развернуться, но быстро понимаю, что с рукой Миллера, по-прежнему крепко сжимающей мою шею, я никуда не пойду.

– Не важно, – Нан машет рукой, указывая на мой пустой стул. – Садись, я сама принесу.

Миллер фактически усаживает меня на стул, прежде чем придвинуть к столу, как будто у него есть необъяснимое влечение владеть мной вот так, так же как и все, к чему он прикасается.

– Удобно?

– Да, спасибо.

– На здоровье, – он занимает место рядом со мной и переставляет все уже расставленные перед ним приборы, прежде чем взять недавно наполненный бокал вина и сделать маленький глоток.

– Ох, ананасовый пирог-перевертыш! – Джордж потирает руки и облизывается. – Мой любимый! Миллер, ты, может, умрешь от удовольствия.

– Знаешь, Джордж, мы ведь купили ананас в Харродс, – мне не стоило говорить ему это. Нан убьет меня, но она здесь не единственная сводница. – Она заплатила за него пятнадцать фунтов стерлингов, и это до того, как пригласила Миллера на обед.

Он ахает, но потом на его лице появляется задумчивая улыбка. Я чувствую внутреннюю симпатию.

– Она знает, как угодить мужчине. Удивительная женщина, твоя бабушка, Ливи. Удивительная женщина.

– Она такая, – я тихо соглашаюсь. Дьявольски надоедливая, но удивительная женщина.

– Ананасовый пирог-перевертыш! – кричит Нан, горделиво входя с серебряным подносом в руках. Она ставит его на середину стола, и все вытягивают шеи, восхищаясь шедевром. – Это моя лучшая работа. Не хотели бы вы попробовать мой ананасовый пирог-перевертыш, Миллер? – спрашивает она.

– С удовольствием, миссис Тейлор.

– Он такой вкусный, что ты проглотишь его за секунду, – небрежно замечаю, подняв свою ложку и глядя на Миллера. Он забирает блюдце, протянутое Нан, и ставит его, после чего передвигает на пару миллиметров вправо.

– Даже не сомневаюсь, – он не смотрит на меня и не начинает есть. Он вежливо ждет, пока Нан передает порции остальным и, заняв свое место, берет в руки ложку. В любом случае, хорошие манеры не позволят ему выполнить свое намерение быстро проглотить пирог. Он просто не может себе такого позволить.

Миллер поднимает ложку и погружает ее в пирог, отламывая кусочек. Затем со свойственной ему аккуратностью подцепляет этот кусочек ложкой и кладет в рот. Мой взгляд путешествует, следуя за его ложкой от блюдца до его рта, собственная же ложка замирает передо мной. Весь его вид как магнит для глаз, и я сдаюсь в попытке сопротивляться. Кажется, мои глаза желают его так же сильно, как и мое тело.

– Все хорошо? – спрашивает Миллер, заметив, как я на него таращусь, пока он отламывает еще один кусочек. Не то чтобы факт быть застуканной пугает меня.

– Да, нормально. Просто думала о том, что никогда не видела настолько медленного поедания пирога моей бабушки, – я шокирована своим вызывающим наблюдением, а Миллер начинает кашлять, прикрывая рот рукой – явный признак того, что он тоже шокирован. Я рада. У меня такое чувство, что мне просто необходимо соответствовать его самообладанию, если собираюсь провести с ним следующие шестнадцать часов. Так что мне, возможно, стоит начинать прямо сейчас.

– Вы в порядке? – по ушам ударяет озабоченный голос Нан. Уверена, что ее старое лицо тоже выражает озабоченность, но я не стану проверять: вид потерянного Миллера слишком новый для меня, чтобы пропустить хоть секунду.

Он заканчивает жевать, кладет свою ложку и вытирает рот:

– Прошу прощения, – он поднимает свой бокал и смотрит на меня поверх, приближая его к своим губам. – Красивыми вещами нужно наслаждаться, Ливи, а не бросаться на них. – Он делает глоток, и я чувствую, как под столом его нога касается моей. Шокирую себя еще больше, посылая ему загадочную улыбку и оставаясь спокойной.

– Это и правда восхитительно, Нан, – я изображаю Миллера и, набрав полный рот, жую медленно, не спеша глотаю, а затем медленно облизываюсь. И я знаю, что мои невозмутимые кривляния произвели желанный эффект, потому что кожу опалил взгляд его синих глаз. – Тебе понравилось, Джордж?

– Всегда нравилось! – он откидывается на спинку своего стула и потирает живот, испуская довольный вдох. – Мне стоит расстегнуть пуговицу.

– Джордж! – шипит Нан, тянется и ударяет его по руке. – Мы же за обеденным столом!

– И обычно тебя это не беспокоит, – ворчит он.

– Да, но у нас ведь гость.

– Это ваш дом, миссис Тейлор, – вмешивается Миллер. – И я удостоился чести быть приглашенным. Это был самый вкусный Биф Веллингтон, который мне доводилось пробовать.

– Оо, – Нан снисходительно машет рукой через стол. – Вы слишком добры, Миллер.

Подхалим он, вот кто.

– Лучше чем мой кофе? – я играю словами, но просто не могу ничего с собой поделать.

– Твой кофе не похож ни на что из того, что мне доводилось пробовать раньше, – отвечает он мягко, вздернув брови, гладя на меня. – Надеюсь, ты приготовишь для меня один завтра к полудню, когда я зайду.

Качаю головой, радостно улыбаясь и наслаждаясь нашей личной перепалкой.

– Американо, четыре порции, два кусочка сахара и наполовину заполненный.

– Жду с нетерпением, – Миллер дарит мне едва заметную улыбку, ту, которой я рада и которую видела всего пару раз с тех пор, как мы познакомились. – Миссис Тейлор, вы не будете возражать, если я приглашу Оливию выпить у меня дома?

Поражаюсь его самоуверенности, и почему он не спросил меня? В любом случае, моя бабушка не откажет. Нет, она скорее будет отчаянно пытаться отыскать в моем ящике с нижним бельем шелковый пеньюар, чтобы запихнуть в необходимую для ночевки сумку. Зря потратит время.

– Я бы с удовольствием, – отвечаю, предупреждая решение, которое могли бы принять за меня. Я взрослая девушка. Я сама принимаю решения. Я хозяйка своей судьбы.

– Как благородно с вашей стороны спросить, – волнение Нан очевидно, но в голосе проскальзывает нотка храбрости. Она строит надежды на основании той малости, что знает о мужчине, сидящем за ее столом. Полная картина ситуации свела бы ее в могилу раньше времени. – Мы здесь все уберем, а вы двое идите и веселитесь!

Мой стул отодвигают вместе со мной из-за стола, прежде чем я успеваю положить ложку и подняться на ноги, и без промедления ведут к тому краю стола, где сидят Нан и Джорджем.

– Спасибо вам, миссис Тейлор.

– Не за что! – она встает и позволяет Миллеру поцеловать ее в обе щеки, глядя на меня выпученными глазами. – Замечательный был вечер.

– Согласен, – говорит он, протягивая свободную руку Джорджу. – Приятно было познакомиться, Джордж.

– Да, – Джордж встает на ноги, занимая место позади Нан и пользуясь возможностью, пока она в таком хорошем расположении духа, рукой обнимает за талию. – Приятный вечер. – Берет протянутую руку Миллера.

Я молчаливо молю их поскорее заканчивать с этим вежливым обменом. Обед превратился в затянувшийся обмен загадочными, наводящими на мысли замечаниями и коварными прикосновениями. Сдерживаемое во мне желание ново, и это довольно сильно нервирует,, но непреодолимая потребность освободить его блокирует всё разумное, что есть во мне, а во мне много благоразумия. Я умная девушка….за исключением тех случаев, когда рядом Миллер.

Чувствую успокаивающее поглаживание его пальцев на своей шее, от которых вся моя разумность испаряется. Я не стану пытаться отыскать ее, потому что она давно исчезла, оставив меня ранимой и отчаявшейся.

Целую Нан и Джорджа и позволяю Миллеру увести меня из столовой. Он не отпускает меня, снимая с вешалки пиджак, а потом и мою джинсовку.

– Хочешь взять какие-нибудь вещи?

– Нет, – отвечаю быстро, не желая больше тянуть время.

Он не спорит, осторожно открывая входную дверь и подталкивая меня наружу. Миллер открывает дверцу своей машины и усаживает меня на сиденье, быстро захлопывая дверь и обходя машину спереди. Заведя двигатель, он спокойно отъезжает от обочины, а я смотрю на свой дом и вижу, как дергаются шторы. Могу только представить, о чем сейчас разговаривают Нан с Джорджем; эта мысль обрывается, когда из динамиков доносится композиция «Наслаждайся тишиной» в исполнении Depeche Mode, от которой я хмурюсь, вспомнив эти же слова, когда их он говорил.

– Ты была невероятно дерзкой во время обеда, Ливи.

Поворачиваюсь к нему лицом. Дерзкой?

– Это ты зажимал меня на кухне, – напоминаю ему.

– Я просто составлял планы на вечер.

– Я план?

– Нет, ты неизбежный результат, – он продолжает смотреть на дорогу с безразличным выражением лица. Он хоть понимает, что говорит?

– Так говоришь, как будто я десерт, – моя челюсть стиснута так же, как и мои кулаки. Желание от этих слов рассеивается в мгновение ока. Я, может, и нарушала все свои правила в последние несколько недель, но я никогда не была и не буду десертом. – Я бы хотела, чтобы ты отвез меня домой.

Он резко берет влево, от чего я хватаюсь за дверцу, и мы неожиданно съезжаем в переулок, проезжая мимо многочисленных магазинчиков по обеим сторонам. Здесь темно, жутко и безлюдно.

– Ты мой неизбежный результат, Ливи. Ничей больше, – резко затормозив, он отстегивает сначала свой ремень безопасности, затем мой, и быстро перетаскивает меня к себе на колени.

– Что ты творишь? – спрашиваю, шокированная, переулок заставляет меня содрогаться, продолжая захватывать слух так же, как Миллер захватывает всеми моими чувствами.

Глаза.

Нос.

Прикосновения.

А вскоре и вкус.

Его сиденье теперь отодвинуто назад, давая мужчине больше пространства для того, чтобы поднять до талии подол моего платья.

– Я делаю то, о чем ты меня умоляла на протяжении обеда.

– Я не умоляла, – голос переходит в резкий шепот. Я не признаюсь.

– Ливи, ты, несомненно, умоляла. Приподнимись, – командует он, сжимая мои бедра и поддерживая.

Я не позволяю себе сопротивляться, упираясь коленям и поднимаясь:

– Я думала, ты подождешь, пока я не окажусь в твоей постели.

– Я бы так и сделал, если бы ты меня не дразнила и не мучила весь последний час. Это все, что я могу сейчас взять, – из ниоткуда появляется презерватив, Миллер берет его в зубы, после чего наклоняется и стаскивает брюки. – Понимаю, насколько это дешево, но я не могу больше ждать. – Освобождает из брюк свой член, твердый и готовый, быстро разрывает зубами пакетик и раскатывает презерватив.

Не могу справиться с дыханием. Руками упираюсь в спинку сиденья по обе стороны от его головы, и я невероятно восхищена, наблюдая за тем, как он натягивает презерватив на себя. Жар собирается внизу живота, спускаясь к промежности, и я мысленно подстегиваю Миллера, желая, чтобы он поторопился. Я теряю контроль, и мое нетерпение очевидно еще больше, когда я смотрю на мужчину передо мной и нахожу затуманенный взгляд синих глаз и влажные приоткрытые губы.

Отодвинув в сторону мои хлопковые трусики, он направляет себя к моему входу, касаясь внутренней стороны бедер, от чего я делаю резкий вдох.

– Опускайся медленно, – шепчет он, перемещая одну руку мне на бок.

Стараясь бороться с искушением, я медленно, дюйм за дюймом, опускаюсь, позволяя воздуху вырываться из легких через рот, запрокинув голову, впиваясь пальцами в кожаное сиденье за его головой.

– Миллер!

– Боже милостивый! – рычит он, его бедра дрожат. – Никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. Оставайся на месте.

Полностью опускаюсь на него. Чувствую головку его члена глубоко внутри и дрожу как лист. Бесконтрольно дрожу. Мое тело ожило, отчаянно желая двигаться и разжечь еще большее удовольствие.

– Двигайся, – моя голова падает, находя откинутую на спинку сиденья голову Миллера, его глаза опущены и смотрят на наши бедра. Его волосы в беспорядке, влажная масса прядей, так и зовет меня дотронуться. Что я и делаю. Погружаю пальцы в его локоны и играю с ними, поглаживая и потягивая. – Прошу, двигайся.

– Я сделаю все, что захочешь, Ливи, – он сжимает мои бедра и входит глубоко, вырывая из меня низкий, соблазнительный стон. – Боже, этот твой чертовский звук.

– Не могу сдержаться.

– Я и не хочу, чтобы ты сдерживалась, – говорит он, уверенно двигаясь, заставляя меня стонать еще сильнее. – Я мог бы слушать такую тебя до конца своих дней.

Я лихорадочный комок желания. Он даже любовью занимается размеренно, каждый выход, покачивание бедрами или рывок вперед – идеально выполненное движение, совершенно заводит меня. Мне никогда не будет достаточно.

– Миллер, – я задыхаюсь, делая короткие, неконтролируемые вдохи через рот.

– Скажи мне, чего ты хочешь, – он приподнимает меня и снова медленно опускает, глаза зажмурены. – Скажи, как ты меня хочешь, Ливи.

Мне все равно. Каждый раз, когда бы он ни боготворил меня, – идеально идеальный. Он не может ошибиться.

– Хочу все, – выдыхаю я, подразумевая гораздо больше, чем просто движения. Хочу чувствовать это всю жизнь, и я не уверена, что другой мужчина сможет сделать для меня такое. – Поцелуй меня, – умоляю, и он проводит рукой по моей спине и притягивает к себе, двигая бедрами, уверенно врезается. Я теряю рассудок. Руками перебираю его волосы, коленями прижимаясь к его талии.

Он поднимает взгляд, его рука находит заветное место на задней стороне шеи, и я тянусь к нему медленно, осторожно, без спешки и нетерпения. Не знаю, как он это делает.

– Ты выбиваешь меня из колеи, Оливия Тейлор, – шепчет он, ласково заявляя права на мои губы. – Ты заставляешь меня ставить под вопрос все, что мне казалось точным.

Хочу согласиться, потому что чувствую то же самое, но мой рот слишком занят, наслаждаясь вниманием его мягких, трепетных губ. Хотя я замечаю для себя, что его слова могут быть хорошим знаком. Возможно, он не захочет отпускать меня после истечения нашего времени. Надеюсь, что не захочет, потому что я снова сдалась ему, несмотря на здравый смысл. Но отказать Миллеру Харту, кажется, не входит в список подвластных мне вещей…или я просто не стану этого делать.

– Чувствуешь это, Ливи? – спрашивает он в перерывах между чувственными, ласковыми движениями своего языка. – Разве это не что-то особенное?

– Да, – я кусаю его губу и снова погружаю свой язык ему в рот, со стоном толкаюсь в него, чувствуя тупую боль в промежности, искры приближающегося оргазма. Это заставляет меня углубить наш поцелуй, как отчаянный жест, который поможет закрепить мою сокрушительную решимость следовать его неторопливым движениям.

–Успокойся, – стонет он. – Полегче.

Я пытаюсь, но он начинает наливаться внутри меня, разбухая и пульсируя, подстегивая меня. Качаю головой ему, шепча ему в губы:

– Мне слишком хорошо.

– Эй, – он разрывает наш поцелуй и останавливает движение внутри меня, принуждая меня сбавить обороты. – Смакуй это ощущение.

Закрываю глаза и откидываю голову назад, пытаясь собраться с силами следовать его наставлениям. Восхищаюсь его способностью к самоконтролю. Каждая его клеточка отчаянно стремится слиться со мной – затуманенный взгляд, содрогающееся тело, пульсирующий член, лицо, влажное от пота. И все же у него так просто получается растягивать мучительное удовольствие, которое дарит нам обоим.

– Дерьмо, хотел бы я, чтобы ты сейчас была в моей постели, – рычит он. – Не прячь от меня свое прекрасное личико, Ливи. Покажи мне.

Мое тело начинает содрогаться волнами оргазма, который я не смогла бы сдержать, даже если бы захотела. Поднимаю руку и прижимая ее к окну, но она просто скользит по запотевшему стеклу, никак не помогая мне удержаться.

– Ливи! – он хватает меня за волосы и оттягивает их назад, поднимая мою голову. Все смешалось, но его движения по-прежнему неспешны и точны. – Когда я прошу тебя смотреть на меня, ты на меня смотришь! – Его бедра поднимаются, я хватаю ртом воздух, слух заглушается бешеным шумом крови в голове, немного искажая звуки музыки вокруг нас. – Уже близко.

– Пожалуйста, быстрее, – умоляю я. – Пусть это случится.

– Уже, – его хватка усиливается, и он опять направляет меня к своему рту, целуя в макушку, когда я хватаюсь за рукава его рубашки. Мой мир рушится, каждое нервное окончание пульсирует жестко, и я стону, низко и довольно ему в рот, в то время как Миллер пульсирует внутри меня.

– Еще шестнадцать часов для меня недостаточно, – тихо признаюсь я, напряженные физические ощущения только усиливают мое эмоциональное состояние. – Не надо так со мной поступать, – мои измученные губы скользят по его скуле до тех пор, пока не прилипают к шее, голова тяжелеет, тело расслабляется.

– А ты когда-нибудь думала о том, что делаешь со мной? – спрашивает он тихо. – Кажется, ты себе выдумала, что для меня все это очень легко.

Продолжаю прятать лицо в изгибе его шеи, находя более простым излить свои мысли, не глядя на него.

– Я отдаю себя тебе. Делаю то, о чем ты меня просишь, – мой голос, низкий и слабый, звучит как смесь истощения и неуверенности.

– Ливи, я не стану утверждать, будто знаю, что происходит, – он вырывает меня из моего укрытия и накрывает ладонями горячие щеки. У него серьезное выражение лица, несомненно, с толикой замешательства. – Но это происходит, и мы оба не в силах это остановить.

– Ты уйдешь от меня? – чувствую себя глупой, задавая подобный вопрос мужчине, которого знаю так мало, но что-то толкает нас друг к другу, и дело не только в его настойчивости. Есть что-то невидимое, сильное и непреклонное.

Он делает продолжительный, глубокий вдох и прижимает меня к своей груди, предлагая мне себя. Его сильные, просто обнимающие меня руки дарят мне самое безопасное в мире чувство.

– Я собираюсь забрать тебя домой и боготворить.

Это не отказ, но и не согласие. Это что-то особенное, я уверена. Мне было невероятно легко избегать подобных чувств так долго, но я не в силах остановить себя от влюбленности в Миллера Харта, и даже если я совсем его не понимаю, хочу стремиться к этому. Хочу открыть себя. Но больше всего, хочу открыть его – все его стороны. Те крупицы, которыми он меня кормил, по большинству своему, раздражали меня и злили, но ведь есть что-то гораздо большее, чем просто зрительный контакт с этим время от времени джентльменом.

И я хочу познать все это.

Отстранившись от его груди, поднимаюсь с его колен, освобождая его наполовину опавший член так же, как и себя. Эта пустота отбирает ощущение цельности. Опускаюсь на пассажирское сиденье и смотрю в окно на темный, полный мусора переулок. Когда Миллер приводит себя в порядок рядом со мной, музыка замолкает. Крошечная часть сознания просит меня уйти сейчас, до того, как у него появится возможность просто вот так поступить со мной, но мне легко ее игнорировать. Я никуда не уйду, пока есть силы. Есть только одна вещь, к которой я так же стремилась: я избегала подобных ситуация. А теперь я отчаянно стремлюсь остаться здесь, и не важно, какую цену придется заплатить моему глупому сердцу.

Глава 12

У меня хватило сил подняться на семнадцатый этаж в этот раз, а дальше Миллер несет меня на руках остаток пути. Неудивительно, что он выглядит, как мифический бог.

– Выпьешь чего-нибудь? – он снова становится резким и формальным, только его манеры все так же превосходны. Открывает для меня дверь, и я проскальзываю внутрь, тут же замечая букет свежих цветов на круглом столе.

– Нет, спасибо, – медленно огибаю стол и переступаю порог гостиной, любуясь картинами, украшающими стены.

– Воды?

– Нет.

– Прошу, присаживайся, – указывает на диван. – Я только повешу это, – говорит он, поднимая наши куртки.

– Ладно, – все как-то неестественно, наши откровения стали причиной недопонимания, которое мне бы хотелось убрать. Затем вокруг меня начинает звучать музыка, и я оглядываюсь в поисках источника звука, вникая в спокойный ритм музыки и ласковый мужской голос. Узнаю его. Это композиция «Позволь ей уйти» в исполнении Passenger. Мысли начинают крутиться с бешеной скоростью.

Миллер возвращается без жилетки и галстука, ворот рубашки расстегнут. Он наливает в стакан какую–то жидкость темного цвета, и в этот раз я замечаю этикетку. Это скотч. Он снова садится на кофейный столик передо мной и не спеша делает глоток, смотрит на стакан хмурым взглядом, позволяя каплям алкоголя обжечь горло, и ставит стакан на столик.

Как я и думала, он передвигает его, после чего складывает руки вместе, глядя на меня задумчиво. Я тут же настораживаюсь от этого взгляда.

– Почему ты не пьешь, Ливи?

Не зря я беспокоилась. Он продолжает твердить, что не хочет переходить на личное, и все же без проблем задает мне такие вопросы или врывается в мое личное пространство, а именно в мой дом и за мой обеденный стол. Хотя я и не говорю об этом, ведь чего я действительно хочу, так это, чтобы мы перешли действительно на личное. Не хочу просто так делить с ним свое тело.

– Я себе не доверяю.