Как мне тренерская работа? Оказалось, она сложнее, чем кажется.
Утреннее занятие с младшими проходит у меня как по маслу. Я показываю атакующим игрокам кое-какие приемы и гоняю их до седьмого пота. У меня на шее висит свисток, и они обязаны меня слушаться. Легкие деньги, скажете вы?
Ага, как бы не так.
На тренировке со старшим возрастом абсолютно все идет наперекосяк. И не потому что дети мало умеют. Нет, уровень их мастерства варьируется от впечатляющего до виртуозного. Но у них не выходит работать в команде. Они твердолобые и ведут себя иррационально. Слушают, что им говорят, а делают ровно наоборот.
Они тинейджеры. И спустя десять минут я практически бьюсь лбом об оргстекло и мечтаю поскорей сдохнуть.
— Пат, — молю я, — скажи, что я таким не был.
— Не-е, — крутит головой он. — Ты был раза в три хуже. — А затем этот предатель берет и уходит, оставляя на моем попечении тридцать взмокших, обезумевших от гормонов малолетних головорезов с клюшками.
Я в миллионный раз дую в свисток.
— Опять офсайд! Ну сколько можно? — спрашиваю я Шэня, заносчивого защитника, который всю тренировку цапается с вратарем. Эти двое словно объявили друг другу вендетту — когда вокруг и так хаос. — Вбрасывание.
Когда я роняю шайбу на лед, игра возобновляется. Подняв взгляд, я вижу, что к нам спускается Каннинг, помочь мне на тренировке. Слава богу. Его спокойное лицо — точно глоток холодной воды в жару.
Я перепрыгиваю через борт, чтобы с ним поздороваться.
— Ты почему не предупредил, какая тяжелая это работа?
Он усмехается, и мое сердце привычно тает.
— Тяжелая? Да ты даже не вспотел.
Уже, вообще-то, потею. Потому что Шэнь — несмотря на то, что я обернулся и наблюдаю за игроками — скользит задним ходом ко вратарю, над которым насмешничал, и сбивает его на лед. Причем явно намеренно, и Каннинг, видимо, тоже так думает, поскольку мы, не сговариваясь, перешагиваем через борт и отправляемся к ним.
— Какого… — начинает Килфитер, вратарь.
Шэнь ухмыляется.
— Извини.
— Китаеза ебаный, — сплевывает Килфитер.
— Пидор, — парирует Шэнь.
Мой свисток звучит так пронзительно, что Каннинг закрывает руками уши.
— Две минуты штрафа! — рявкаю я. — Обоим.
— Мне-то за что? — возмущенно вопит Килфитер. — Я его задницу и пальцем не тронул.
— За длинный язык, — отвечаю я резко. — На моем льду чтоб никакого мата. — Я показываю на штрафную скамью. — Двигай.
Но Килфитер остается стоять на месте.
— Такого нет в правилах. — Ухмылка у него такая же широкая, как опоясывающий бортик рекламный баннер.
Нас слушают абсолютно все, поэтому права на ошибку у меня нет.
— Дамы, такое есть в правилах. Две минуты на штрафной скамье за неспортивное поведение. Если б ты не раскрыл свою варежку после того, как он тебя ударил, то сейчас твоя команда играла бы в большинстве. Я делаю это для твоего же блага.
— Ну конечно.
Несмотря на это язвительное замечание, оба моих смутьяна все-таки доносят свои задницы до скамейки для штрафников, и я решаю оставить последнюю реплику за собой. Причем так, чтобы слышали все.
— Кстати… ученые доказали, что существует прямая взаимосвязь между употреблением слова «пидор» и крошечным пенисом. Так что подумай на досуге, хочется ли тебе афишировать этот факт.
Каннинг ничего не говорит. Тоже отъезжает в сторону, и я вижу, как он садится и наклоняется, словно собираясь перешнуровать коньки. Ну и ладно. Но потом я замечаю, что спина его вздрагивает.
Хоть кто-то понимает мои шутки.
Остаток тренировки длится по ощущению вечность. Когда наконец-таки наступает перерыв на обед, Джейми догоняет меня у раздевалки.
— Ученые доказали? — смеется он.
— Провожу исследования в свободное время.
— Ну-ну. Я подумываю пропустить сегодня столовку и перехватить бургер в городе. Ты как, хочешь прогуляться до паба?
— Блядь, еще бы, — отвечаю я.
Потом, морщась, оглядываюсь, проверяя, не болтаются ли поблизости дети. Не знаю, создан ли я для того, чтобы быть авторитетом. После четырех лет в «Северном Массе», где парни вставляли слово на букву «б» чуть ли не в каждую фразу, легко забыть, что в «Элитс» за своим языком надо следить. Тинейджеры и так ругаются как моряки — когда рядом нет Пата и тренеров, — но я отказываюсь портить молодежь своим грязным ртом.
— Блин, еще бы, — поправляюсь я.
Каннинг обводит жестом окружающее нас пустое пространство.
— Мы здесь одни, тупица. Можно говорить «блядь» сколько влезет. И вообще что угодно. — Ухмыляясь, он начинает сыпать ругательствами. — Хуй, говно, жопа…
— Ради всего святого! — взрывается позади нас громкий голос. — Каннинг, хочешь, чтобы я вымыл тебе рот с мылом?
Пока я давлюсь смехом, Пат, словно не веря своим ушам, качает головой и пристально смотрит на Джейми. Потом прищуривается и поворачивается ко мне.
— Хотя, о чем это я? Если б не ты, Весли, Каннинг никогда бы и не узнал таких слов. Стыдись.
Я сверкаю невинной улыбкой.
— Тренер, я чист, как свежевыпавший снег. Это Каннинг меня испортил.
Они хором фыркают.
— Ну ты, парень, и сказочник. — Пат хлопает меня по плечу и, уходя, добавляет: — Чтобы в присутствии детей не выражались, иначе надеру вам обоим жопы.
Смеясь, мы с Джейми заныриваем в раздевалку, чтобы скинуть коньки и переобуться в кроссы, потом выходим на улицу, и через несколько минут у меня возникает ощущение, будто я попал из бассейна с ледяной водой в сауну. Влажность такая, что не вздохнешь. По моей спине градом катится пот. Футболка липнет к груди словно пищевая пленка.
В итоге я сдергиваю ее через голову и заправляю за резинку своих спортивных шорт. Атмосфера в Лейк-Плэсид расслабленная — никого не волнует, что я иду по городу с голым торсом.
Каннинг не раздевается, но я ничуть не жалею. Футболка у него совсем тонкая и липнет к его телу в точности как моя, благодаря чему я могу наслаждаться малейшими движениями его твердых мышц. Черт, я опять ревную к его футболке. Я сам хочу распластаться на его широкой груди. Болезненное влечение к нему вызывает у меня вспышку вины.
Мы помирились. Мы снова друзья. Так почему мое вероломное тело не может принять это и угомониться? Почему я не могу смотреть на него без того, чтоб не представлять все те порочные вещи, которые мне хочется с ним проделать?
— Так что у тебя с той девушкой? — слышу я собственный голос. Я спрашиваю даже не ради ответа. Мне нужен холодный душ, напоминание о том, что влечение к этому парню ничем хорошим не обернется.
— С Холли? — Он пожимает плечами. — Да, в общем-то, ничего. Мы просто спим вместе. Точнее, спали. Мы же выпустились, так что вряд ли будем теперь часто видеться.
Я выгибаю бровь.
— Просто спали? С каких это пор ты стал любителем секса по дружбе?
Еще одно движение плечом.
— Это было удобно. Весело… Я не знаю. Просто прямо сейчас мне не хочется ничего серьезного. — В его голосе появляются вызывающие нотки. — А что, ты не одобряешь?
— Да нет, я только за.
Около магазина игрушек мы расходимся в стороны, пропуская двух мам с колясками. Обе женщины чуть ли не сворачивают шеи, разглядывая мои тату. Но не оскорбленно, а с интересом. То же самое повторяется через квартал, когда стайка девочек-подростков, проходя мимо, при виде меня замирает на месте. «Какие мышцы! А какие татушки!» — щекочет нам спины их шепот.
Джейми издает смешок.
— Точно не хочешь свернуть на бисексуальную дорожку? От телочек отбоя не будет, можно даже не сомневаться.
— Спасибо, не надо. Плюс направить лыжи в сторону кисок будет несправедливо по отношению к парням-натуралам. Против меня у них нет шансов.
Выражение его лица становится задумчивым.
— Я видел раньше, как ты мутил с девчонками. И вроде как искренне.
Я знаю, он вспоминает обо всех наших вылазках в город, когда по вечерам мы убегали из лагеря, чтобы пофлиртовать с местными. Но тогда нам было лет по пятнадцать или, может, шестнадцать, и я все еще экспериментировал, все еще проверял себя.
— Ты просто притворялся, что тебе это нравится? — с любопытством интересуется он.
— Не столько притворялся, сколько честно пытался получить от этого удовольствие, — признаю я. — И не сказать, чтоб это было ужасно. Мне вовсе не хотелось потом долго оттирать свою кожу в душе. С девчонками это было… я не знаю… ну было и было. Было нормально. Но я не умирал от желания посрывать одежду и очутиться у них внутри.
Так, как умираю от желания сорвать одежду и очутиться внутри тебя.
Злясь на себя, я стискиваю зубы. Господи, хватит. С Каннингом ничего такого не будет. Мне надо остановиться.
— Понятно. — Он кивает, затем склоняет голову набок. — Тогда с кем у тебя так? В смысле, кто в твоем вкусе?
Ты.
— Ну, я не особенно привередлив.
Мы доходим до паба, но вместо того, чтобы открыть дверь, он останавливается на тротуаре и хмыкает.
— Серьезно? Значит, засовываешь во всех подряд?
— Нет, — уступаю я. Пиздец как неловко и странно, обсуждать эту тему с ним. — Я точно не фанат твинков. Тощие юные мальчики… не, это не для меня.
— Значит, тебе нравятся большие. — На его лице расплывается широкая ухмылка, и он подмигивает мне. — И с большим?
Я закатываю глаза.
— Да, «с большим» это приятный бонус. Мне нравятся высокие, атлетичные, не слишком волосатые… — Он прыскает. — И, я не знаю… — Я начинаю смеяться. — Ты правда хочешь все это слушать?
Его глаза вспыхивают обидой.
— В смысле, потому что ты говоришь не о девушках, а о парнях? Я уже говорил тебе, я не какой-то там зажатый ханжа…
— Не поэтому, — торопливо перебиваю я Каннинга, и он чуть-чуть расслабляется. — Описывать в таком духе девушку тоже было бы странно. Типа стоят два парня и рассуждают о своих идеальных сексуальных партнерах? — Округлив глаза, я оглядываюсь. — Мы что, забрели на съемочную площадку «Секса в большом городе»? Если да, то чур я Саманта.
Напряжение моментально рассеивается, и губы Каннинга непроизвольно дергаются в улыбке.
— Ты правда знаешь, как кого зовут в этом сериале? Если бы ты не сказал, что ты гей, то сейчас я догадался бы сам.
— Джейми, что за бесчувственные стереотипы? — говорю я чопорно. — Все, засранец. За обед платишь ты. — Но внутренне я усмехаюсь, когда показываю ему средний палец и двигаю в паб.