Опасный маскарад

Глава 31 ДОСТОПОЧТЕННЫЙ РОБИН ТРИМЕЙН

Толпы людей приезжали поздравить милорда Бэрхема и сказать ему, как они счастливы, что наконец-то его притязания – которые они всегда считали справедливыми – удовлетворены. Он принимал их всех со своей обычной улыбкой и скромно отмахивался от похвал. Он щедро одарил деньгами кузена Ренсли. Каким образом об этом стало известно в свете, никто не знал, ибо сам Ренсли, конечно, хранил на сей счет молчание. Почти сразу же после этого он уехал за границу в целях поправки здоровья. Во всяком случае, он не питал добрых чувств к милорду; более того вел бессвязные разговоры, обличавшие его намерение снова сулиться с милордом. Мистер Клэпперли отговаривал его от этой безумной затеи и даже отважился указать ему, что милорд отнесся к узурпатору с невероятным великодушием.

То же самое думала миледи Лоуестофт. Милорд величественно отмахивался.

– Я Тримейн-оф-Бэрхем, – говорил он. – Скупость приличествовала бы человеку более низкого происхождения.

– Вы великолепны, Роберт, – отозвалась она.

– Конечно, – следовал его ответ.

В должное время милорд вступил во владение лондонским домом на Гровенор-сквер и на день-два съездил в Бэрхем предупредить слуг, что вскоре он явится с гостями. Своим друзьям он объявил, что теперь только ждет приезда своих детей, чтобы представить их ко двору.

Если раньше люди света искали его общества, то теперь его буквально засыпали приглашениями со всех сторон. Он не проводил вечера в одиночестве: или выезжал сам, или устраивал изысканные карточные вечера у себя дома. Матери девиц на выданье, не скрываясь, ухаживали за ним, ожидая прибытия его сына. Мистер Деверю сказал своему приятелю Белфорту, что коль скоро его знаменитая тетушка, видимо, склоняется к бессмертию, не лучше ли будет ему попытать счастья и добиться руки достопочтенной Прюденс Тримейн. Чарльз Белфорт высказал уверенность в том, что у нее косоглазие или она ряба от оспы. Он сказал, что, за исключением Летти Грейсон, все богатые наследницы некрасивы. К тому же мистер Белфорт был страшно огорчен побегом Питера Мерриота и едва ли мог думать о чем-то другом. Его не интересуют отпрыски милорда Бэрхема, заявил он.

Прошло несколько дней, и на улице появилась почтовая карета, багажом нагруженная доверху. Она остановилась у дверей дома на Гровенор-сквер. Из кареты выпрыгнул стройный джентльмен, сопровождаемый лакеем-французом. Один из слуг милорда открыл юноше двери и вежливо спросил его имя.

Юноша живо ответил:

– Мое имя Тримейн; думаю, меня здесь ждут.

В самом деле, так оно и было. В мгновение ока поднялась суматоха; начали вносить в дом бесчисленные чемоданы и корзины; тут же появился кланяющийся лакей, сообщивший мистеру Тримейну, что его светлость, к сожалению, ушел, но за ним можно немедленно послать в Уайтс-клуб.

Мистер Тримейн не пожелал никого посылать, но, выпив бокал прекрасного бургундского, сказал, что намерен сам отправиться к отцу.

Рано или поздно нужно было показаться в свете – значит, лучше не откладывать этого дела!

Один из служителей Уайтс-клуба провел мистера Тримейна в карточную комнату и, остановившись в дверях, стал искать глазами милорда. Робин ждал рядом, под мышкой у него была треуголка, а платок и табакерка – в руке. Кое-кто взглядывал на него, интересуясь, кто же этот красивый юный незнакомец.

Мистер Белфорт, играя в кости с Деверю и Ортоном, промолвил:

– Черт возьми, до чего модный парик! Сэр Раймонд оглянулся, встретившись глазами с Робином.

– Я его не знаю, – неуверенно сказал он. – Хотя... лицо как будто знакомое.

Мистер Деверю поглядел в лорнет:

– Клянусь всеми святыми, Бел, дьявольски красивые кружева! Изумительно модный юноша!

У следующего стола мистер Траубридж заметил:

– Кто этот молодой человек? Мне кажется, я его встречал раньше. Красивый юноша, прекрасно держится. Впрочем, немного заносчив.

Не было сомнений, что Робин производил прекрасное впечатление, а темно-синий камзол великолепного парижского покроя выгодно подчеркивал его стройность. Видимо, молодой человек был путешественником, так как его небольшие ноги были обуты в отлично начищенные высокие сапоги, а на боку сверкала шпага. Камзол был обильно обшит золотым кружевом, он обтягивал плечи и талию, а затем переходил в широчайшие фалды на шелковой подкладке. Невероятные обшлага, отвернутые чуть ли не по локоть, открывали брабантские кружева на запястьях. Его жилет, немедленно замеченный всеми модниками клуба, был новейшего фасона; кружевное жабо ниспадало каскадом по груди, в нем сверкала сапфировая булавка. Его парик, поразивший воображение мистера Белфорта, подлинного знатока этих вещей, безусловно являло собой творение парижского мастера, треуголка была оторочена дорогим кружевом. Голубые глаза глядели холодно; красиво очерченные губы имели твердое выражение.

Когда он повернулся, показывая Траубриджу свой высокомерный профиль, этот джентльмен сказал еще с большим восхищением, чем раньше:

– Да, черт возьми! Замечательно красивый мальчик. Жаль, что ростом не вышел.

Лакей увидал милорда в глубине комнаты у окна и указал его Робину. Робин прошел между столами и остановился рядом с отцом.

– Сэр...

Милорд играл в пикет с лордом Марчем. Он оглянулся и воскликнул:

– Робин! – Бросив карты на стол, он вскочил. – Сын мой!

Робин стоял, низко склонившись в поклоне перед отцом.

– Я прибыл сию минуту, сэр! – Его губы коснулись руки отца. – Не обнаружив вас дома, решился искать вас. Вы позволите?

Милорд обнял его за плечи.

– Робин приезжает, а меня нет дома! Милорд Марч, разрешите представить вам моего сына.

– Так вот он каков, ваш сын, Бэрхем? – Милорд дружелюбно кивнул сдержанному молодому джентльмену, тот учтиво поклонился в ответ. Его светлость, в сущности, был не многим старше Робина, однако он давно уже усвоил манеры сорокалетнего джентльмена. – Весьма милый юноша, Бэрхем. Вы, значит, только что из Франции, Тримейн?

– Да, сэр.

– Ставлю об заклад, вы знаете все о последней моде. Правда ли, что в Париже начинают носить серьги?

– Я иногда видел это, сэр. На балах в некоторых кругах одна серьга считается даже de rigueur, обязательной.

К этому времени почти все в карточной комнате догадались, что сей модный незнакомец – никто иной, как долгожданный сын милорда. Сэр Раймонд Ортон сказал, что этим объясняется, почему его лицо показалось всем таким знакомым, и подошел к нему.

Милорд представил своего сына с вполне понятной гордостью и имел удовольствие видеть, как его увели играть в кости к столу Ортона. Мистер Белфорт и мистер Деверю приняли его ласково и гостеприимно. Он запротестовал, говоря, что не имеет права вообще быть в клубе, но ему сказали, что это ерунда. Через день-два, без сомнения, его примут в члены. Все убедились, что он знает обычаи света и может быть занятным собеседником. Мистер Белфорт немедленно зачислил его в бесконечные ряды своих закадычнейших друзей.

Выходя из комнаты, мистер Траубридж остановился, положив руку на плечо Робина.

– Сын Бэрхема? – спросил он. – Что ж, мы уже давно хотим увидеть Робина Тримейна.

Робин немедленно встал, положив руку на спинку кресла.

– Вы очень добры, сэр.

– Вы приехали вместе с сестрой? – улыбнулся мистер Траубридж.

Робин поднял брови.

– Моя сестра приехала немного раньше, сэр. Она гостит у леди Эндерби в Дартри.

Услышавший это мистер Молиньюкс беззвучно свистнул. Вот, значит, что это за очаровательная девушка, о которой писал Фэншо. Черт, везет же этому Тони.

Вскоре Робин вместе с отцом покинул клуб. Милорд представил его всем; некоторые говорили, что его лицо им сразу показалось знакомым – вот что значит фамильное сходство. Робин кланялся, подавляя усмешку.

Покинув клуб, милорд стал еще экспансивнее.

– Робин, ты просто совершенство! Совершенство! Ни у кого не закралось и тени сомнения. Ты не волновался?

– Нет, сэр. А вы?

– Я-то нет. Нечего и спрашивать.

– Конечно. Должен ли я, сэр, считать, что вы в самом деле Тримейн-оф-Бэрхем?

Милорд улыбнулся.

– Милый Робин, признайся, у тебя были сомнения?

– Да, сэр. И я не думаю, что меня следует за это бранить.

– Конечно, следует. Именно тебя, который знает меня еще с младенческих лет.

– Поэтому-то я и сомневался.

– Ах, но ты должен был мне верить, Робин!

– Я верил, сэр, – в вашу изобретательность.

Милорд погрозил ему пальцем.

– Я с самого начала видел, что ты сомневаешься. Я мог бы убедить тебя. Но я предпочел поставить тебя в тупик, как делаю сейчас.

Робин заморгал.

– Ответьте мне напрямую, сэр. Это все какая-то хитрость или вы в самом деле Тримейн?

– Конечно, я Тримейн, – сказал его светлость со спокойствием, гораздо более убеждающим, чем вся его обычная высокопарность.

Робин повернулся к нему, не спуская с него внимательных глаз. Он глубоко вздохнул.

– Дайте мне время опомниться, сэр. Признаюсь, я думаю, что это ваш очередной трюк.

Милорд засмеялся, тихонько торжествуя.

– Я всегда был загадочен, Робин. Вот о чем ты должен был подумать. Но даже если бы на самом деле я и не был бы Тримейном-оф-Бэрхем – а это так и есть, – то я все равно был бы в том, в котором нахожусь сейчас. В этом и заключается мое величие. Верь мне!

– О, это я и делаю, сэр! Я считаю, что вы могли бы стать королем Англии, если бы только пожелали.

Милорд задумался.

– Это вполне возможно, сын мой, – серьезно проговорил он. – Я не сказал бы, что это полностью за пределами моих сил. Но здесь возникли бы трудности – большие трудности.

– Господи Боже, будем довольны тем, что есть! – вскричал, встревожившись, Робин. – Я вполне удовлетворен, сэр.

– Я говорил вам, что мы подошли к концу наших странствий, а вы тогда не поверили.

– Я боюсь, вдруг я проснусь и... – сказал Робин.

Он присутствовал на обеде, который его отец давал в этот вечер, и гости милорда решили, что он прекрасно воспитанный молодой человек.

– Ты будешь иметь почти такой же огромный успех, как и твой отец, Робин, – заметил вечером милорд.

– Это невозможно, сэр, – ответил Робин, размешивая остатки пунша в большой серебряной чаше.

– Не отрицаю, – сказал милорд, с любовью глядя в красивое лицо сына. – Завтра, Робин, ты поедешь в Дартри и отвезешь Прюденс в Бэрхем.

Робин слегка нахмурился.

– В другой день, сэр, с вашего позволения. Завтра я занят собственными делами.

На следующий день эти дела повлекли его в дом сэра Хамфри Грейсона. Сэр Хамфри принял его в своей библиотеке, выказав некоторое замешательство.

– Мистер Тримейн? – спросил он. Робин поклонился. – Должен ли я предположить: сын лорда Бэрхема? – Робин снова поклонился.

– Э-э-э... у вас какое дело ко мне? – Сэр Хамфри был в недоумении.

Робин смотрел ему прямо в лицо.

– Сэр Хамфри, могу ли я задать вам вопрос, который может показаться вам бесцеремонным? Совершенно ли откровенна с вами ваша дочь?

– Да, сэр. – Сэр Хамфри был несколько холоден.

– Может быть, она рассказала вам о человеке, назвавшем себя l’Inconnu?

Сэр Хамфри вздрогнул.

– Сэр? – переспросил он.

– Это я, – спокойно сказал Робин.

На мгновение сэр Хамфри лишился дара речи. Этот стройный юноша – волшебный воитель, лишивший Летти покоя! Не ночной грабитель, не отщепенец, как он опасался, но сын и наследник виконта!

– Вы? – произнес он. – Вы тот человек, который спас мою дочь? Сын Бэрхема! Вы извините меня, сэр; я поражен. Так вы в самом деле таинственный спаситель моей дочери?

– Я бы не осмелился так пышно называться, сэр, но я действительно тот Неизвестный, который убил Грегори Мэркхема. Но прошу вас не упоминать об этом, сэр.

– Так вы – это он?! Сэр, позвольте вашу руку! Я у вас в неоплатном долгу. Право, я даже не знаю, как мне вас благодарить, у меня нет слов!

Робин перебил его, покраснев:

– Сэр Хамфри, вы согласитесь, что всякие разговоры о благодарности неуместны, когда я говорю о том, что люблю вашу дочь. Я пришел к вам просить позволения сделать ей официальное предложение.

Сэр Хамфри сжал его руку. Он был жертвой обуревающих его чувств. В первый момент он испытал мрачное убеждение, что последний ужасный скандал навсегда загубил Летицию; в следующий момент ему был предложен блестящий брак. Его положение в свете будет таким, о каком он не мог бы и мечтать, и никто не осмелится злословить на счет будущей виконтессы Бэрхем. Он дал понять Робину, что за отеческим благословением дело не станет, и предложил немедленно послать за дочерью.

Робин со счастливой улыбкой умолял его не терять времени, и сэр Хамфри отправился за Летти весьма молодецким шагом.

Через несколько мгновений отворилась дверь и вошла Летиция. Она была в платье из бледно-желтой тафты с такой же лентой в волосах. Отец не сказал ей, кто дожидается ее; в карих глазах ее было удивление, и она недоверчиво взглянула на Робина.

Тот стоял посреди комнаты, смотрел на нее и не говорил ни слова. Изумленный взгляд медленно скользил по нему, маленькая рука тихо прижалась к груди, ее глаза расширились. Эта стройная, но сильная фигура была ей знакома. Она увидела, как он опустил руку в карман и вынул жемчужное ожерелье. На его мизинце виднелось затейливое филигранное кольцо.

– Это вы! – проговорила она чуть слышно. Она увидела его чарующую улыбку и протянутый ей жемчуг и, чуть не спотыкаясь, подошла к нему. – О, наконец-то вы пришли! – сказала она, и тут же оказалась в его объятиях. Ожерелье упало на пол.

– Я пришел, как и обещал, и вы знаете, чего я у вас попрошу, – сказал он ей на ушко. – Летти, вы выйдете за меня замуж?

Она тихонько проговорила «да», прижалась к нему и подняла лицо, чтобы он ее поцеловал. Все ее мечты сбылись. Она чувствовала его крепкие объятия.

– Моя дорогая девочка! – сказал Робин. – Ты даже не знаешь моего имени!

– Я люблю вас.

– Я обожаю тебя, – сказал Робин и поднес ее руку к своим губам. – Ты любишь меня настолько, чтобы простить, Летиция? – У него была тревога в голосе.

Она прижала его руку к своим губам.

– Простить вас! Мне не за что, не за что вас прощать.

– Нет, есть одно... – Он мягко отстранил ее от себя. – Посмотри на меня! Смотри на меня лучше, Летти!

Она залилась румянцем и опустила глаза. Он настойчиво повторил:

– Посмотри мне в лицо, Летиция, и скажи мне тогда, что тебе не в чем прощать меня.

Длинные ресницы поднялись; карие глаза были затуманены.

– О чем вы говорите? – спросила Летти.

– Ты не знаешь меня? Ты не узнаешь? Смотри хорошенько, дитя мое!

Она смотрела, широко открыв глаза, в которых проступали изумление и догадка.

– Но... но... но нет, этого не может быть!

– Чего не может быть?

– Вы не можете быть... вторым братом Кэйт Мерриот, – проговорила она. – Но ваши глаза... и нос... и...

– Я не брат ей, – сказал Робин. – Догадайся, Летти! Ты уже близка к разгадке.

Она отступила на шаг назад.

– Вы не... о, не можете ведь вы... как же это?..

– Я – Кэйт Мерриот, – сказал Робин и ждал, не спуская с нее глаз.

С лица Летти сбежал румянец.

– Вы... вы? Женщина? Вы притворялись?.. Но этого не могло быть! Кэйт была женщиной!

Он отрицательно покачал головой; он уже не улыбался.

– О! – вскрикнула Летти. – О... Мало ли что я могла говорить... – Она смолкла в расстройстве.

– Клянусь честью, вы не говорили ей ничего такого, чтобы вы не могли сказать мужчине, – быстро проговорил он.

Летти смотрела на него в изумлении.

– Но это несправедливо! – молвила она. – Вы могли бы рассказать мне!

– Позволь мне объяснить, – отозвался он. – Ты выслушаешь меня?

– Да, пожалуйста! – сказала она плаксиво. – Но лучше бы, если бы вы тогда доверились мне!

Он протянул ей руку, и она вложила свою в его ладонь.

– Я и сам хотел бы этого, Летиция! Но меня приучали не выдавать секретов. А от этого секрета зависела моя жизнь.

Ее губки округлились в маленькое «О».

– Расскажите мне! – попросила она. – Вы знаете, что я прощаю вам все. И я никогда, никогда не выдам вас!

– Дорогая! – Он привлек ее к себе. – Я едва осмеливался думать, что ты простишь мне столь низкий обман!

Она опустила головку.

– Вы забыли – ведь вы Неизвестный герой, – застенчиво проговорила она.

– Не такой уж я герой, дитя мое; я беглый якобит.

Она подняла голову; глаза ее заискрились.

– А я думала, что это так романтично – бежать с ненавистным Мэркхемом! – вскричала она. – Расскажите мне все!

Робин разразился веселым смехом. Она удивилась.

– Как, вы не думали, что я так легко приму это? – спросила она.

– Да нет, конечно, я бы мог догадаться, – сказал Робин и подхватил ее на руки. – Дорогая моя, меня зовут Робин, и я авантюрист. Выйдешь ли ты за меня замуж?

– Мне нравится ваше имя, и мне бы тоже хотелось стать авантюристкой, – сказала Летти. – Это возможно?

– Увы, скорее, ты станешь виконтессой, – сказал Робин и посадил ее к себе на колено.

Не так-то просто было все рассказать по порядку, и Летти слушала, широко открыв глаза в изумлении. Когда она услышала, что Питер Мерриот на самом деле Прюденс Тримейн, она ахнула от неожиданности. Выслушав все, она жалела только, что не узнала обо всем этом раньше.

– А Тони знал? Тони?

– Дорогая моя, это Фэншо освободил ее от арестовавших ее служителей порядка, – сказал Робин. – Он увез ее к своей сестре. Завтра я еду туда.

Летти поразилась:

– Т-тони связал стражников? Т-тони остановил их карету? Как... как?

– Он совсем не так флегматичен, как казалось, – поддразнил ее Робин. – Разгадка в том, что он хочет жениться на ней.

– О, а я-то думала, что он хотел жениться на тебе! – воскликнула Летти. – И он все время знал о вас, и... – это самая удивительная вещь, что я слышала в жизни! Как это чудно, Робин! Я так рада, потому что я очень люблю Тони. Но как твоя сестра изображала мужчину!.. Какой храброй и умной ей надо было быть!

– Как и ее брату, – поклонился Робин. – У меня тоже слабость к маленькой фее с бархатными глазками. Но все равно, я признаю, что сэру Энтони повезло. Моя Прю чудо что за девушка!

– И вы... и ты меня так обманывал! – сказала Летти, но в голосе не было и капли обиды. – Боже мой, но простит ли меня твоя сестра? Ведь это я виновата, что ее арестовали! Ведь я сказала этим противным следователям, что у тебя каштановые волосы и средний рост. Я ведь и не думала, что они схватятся за мистера... то есть твою Прю, Робин. Ты уверен, что теперь ей ничего не грозит?

– Совершенно уверен, дитя мое. Робина Лейси больше нет. Есть только Роберт Тримейн.

– И никто не догадается, что ты был Кэйт Мерриот, – сказала Летти. – Даже я не догадывалась, пока ты не велел глядеть на себя как следует; да и то я не могла поверить глазам. О Робин, Робин! Я знала, что ты придешь опять, но я была так несчастна! Был такой ужаснейший скандал, и тетя так меня пилила!..

– Ну теперь, – сказал Робин, прижав ее к себе, – это уж мое дело смотреть, чтобы ты была всегда счастлива. И я это сделаю.

– Я уже счастлива, – сказала Летти в его плечо. Вдруг ей в голову пришла какая-то мысль; она подняла голову и сказала с некоторым злорадством: – Вот теперь тетя увидит, что ничуть я себя не погубила! Да еще буду виконтессой! То-то у нее будет глупый вид!..