Освобождённая возлюбленная

Глава 26

Находясь в центре Колдвелла, Вишес в одиночестве расхаживал под брюхом колдвелловских мостов-близнецов. Сначала он появился в пентхаусе, но его хватило не больше чем на десять минут: какая ирония, но в стеклянных стенах своего убежища он чувствовал себя заточённым. Бросившись в воздух с террасы, он материализовался у реки. Остальная часть Братства была в переулках, выискивая и находя лессеров, но Ви не желал находиться сейчас в компании. Он хотел сражаться. В одиночку.

По крайней мере, так он сказал себе.

Но потом, спустя примерно час бесцельных скитаний, до Ви дошло, что на самом деле он не искал лобовой схватки с врагом. Он вообще ничего не искал.

Он был полностью опустошён и не знал, откуда взялась способность передвигаться, ведь он был чертовски уверен, что не делал ничего сознательно.

Замерев, Вишес взглянул на застоявшиеся, вонючие воды Гудзона, и засмеялся — холодно и жёстко.

На протяжении всей своей жизни он накопил совокупность знаний, равную фондам Библиотеки гребаного Конгресса[56]. Часть из них была полезной, например как сражаться, изготавливать оружие, добывать данные и обеспечивать их конфиденциальность. Другая же была относительно бесполезна на повседневном уровне: молекулярная масса углерода, теория относительности Эйнштейна или политическое дерьмо Платона. Были также мысли, которые он тщательно обдумал раз в жизни и больше никогда к ним не возвращался, или их полные противоположности, идеи, которые он обдумывал периодически, через равные промежутки времени, играя с ними, словно с игрушками, в минуты скуки.

Посреди этих вариаций когнитивных форпостов расположился просторный участок мозжечка, банальная свалка вещей, в которые он не верил. И учитывая его цинизм? Свалка была завалена километрами и милями разлагающихся метафорических пакетов Хефти, полных мусора вроде… отцов, которые должны любить своих сыновей… и матерей, типа ниспосланных свыше даров, и так далее, и тому подобное.

Существуй ментальный аналог управления по охране окружающей среды, эту часть его мозга давно бы обложили штрафами и навечно опечатали.

Но это забавно. Сегодняшняя маленькая прогулка по злачным местам у реки заставила его покопаться в этой мусорной свалке и вычленить кое-что из кучи: связанные мужчины — ничто без своих женщин.

Так странно. Ви всегда знал, что любил Джейн, но, будучи нервным парнем, постоянно зашивал свои чувства, даже не осознавая, что держит в собственной пресловутой руке нитку с иголкой. Чёрт, даже когда она вернулась назад после своей смерти, и он узнал на тот краткий миг не просто значение фразы «вне себя от радости», но и прочувствовал его… даже тогда, он не дал себе воли.

Конечно, его вечная мерзлота растаяла на верхних слоях, от теплоты, принесённой Джейн, но внутри, глубоко внутри себя он оставался прежним. Боже Правый, они даже не поженились должным образом. Он просто поселил Джейн в своей комнате, ценил каждое мгновение, проведённое с ней, а по ночам они занимались каждый своим делом.

Он, чёрт возьми, потратил эти часы впустую.

Преступно выбросил их на помойку.

И вот где они оказались, разделённые пропастями, которые он, несмотря на весь свой ум, не знал, как пересечь.

Господи, когда она держала те кожаные штаны в руках, ожидая его ответа, казалось, будто кто-то степлером скрепил его губы… возможно потому, что он чувствовал вину за то, что сделал в пентхаусе, и это было самое отвратное. Едва ли можно счесть собственную руку за измену.

Но проблема в том, что даже несмотря на ту разрядку, ситуация была неправильной. Потому, что секс всегда являлся частью этого.

Естественно, это заставило его подумать о Бутче. Решение, предложенное парнем, было столь очевидно, что Ви даже удивился, что сам не подумал об этом раньше… но, с другой стороны, просить у лучшего друга выбить из тебя дерьмо — не самая повседневная идея.

Жаль, что у него не было подобного выбора неделю назад. Может, оно бы и помогло… Но, эта сцена в спальне была не единственной их проблемой, не так ли? Джейн следовало придти к нему насчёт ситуации с его сестрой. Его должны были поставить в известность, они вдвоём должны были решить, что делать.

Гнев, словно зловоние, рос в нём, и Ви боялся того, что крылось по другую сторону сей пустоты. Он не такой, как остальные мужчины, никогда не был, и не просто по причине его Дражайшей Мамочки-богини: зная его везение, он был единственным связанным мужчиной на всей планете, который пережил бессмысленный шок потери своей шеллан… и оказался где-то в более тёмном месте.

Например, в безумии.

Погодите, он не мог быть первым, не так ли? Мёрдер сошёл с ума. Абсолютно и безвозвратно.

Может, им стоит открыть сообщество. А в приветственных рукопожатиях будут участвовать кинжалы.

Гребаные эмо-бои, вот кто они…

Зарычав, Ви повернулся в сторону ветра. Он бы воздал своей матери хвалу, если бы не ненавидел её так сильно: посреди щупалец тумана, в парах серо-белой пыли, повеяло сладким запахом врагов. И это дало Ви ясную цель, которой его окоченевшему состоянию не просто не хватало, казалось, оно отторгало её.

Его ноги начали идти, потом перешли на быстрый шаг, а затем и вовсе побежали. И чем быстрее Ви двигался, тем лучше ему становилось: быть бездушным убийцей лучше, намного лучше, чем дышащим вакуумом. Он хотел калечить и убивать; хотел разрывать на куски клыками и руками; хотел крови своих врагов — в себе и на себе.

Хотел, чтобы крики его жертв звоном отдавались в ушах.

Следуя за смрадной вонью, он пустился через улицы, лавируя в переулках и проспектах, улавливая запах, который становился всё сильнее. И чем ближе Ви подбирался, тем большее облегчение он чувствовал. Лессеров должно быть несколько… и, ещё хорошие новости? Ни малейшего признака Братьев, а значит, первому гостю… почётное место.

Этих он оставит для себя.

Завернув за последний угол своего квеста, он ступил на злачную территорию, и тут же остановился. С другой стороны переулка не было выхода, словно в загоне для крупного рогатого скота. Здания по обе стороны направляли приходивший с реки ветер прочь из переулка, и стадо молекул, вздымаясь в воздух, подбирало запахи на свои копыта и галопом устремлялось в синусовые пазухи.

Что…за… хрень…?

Вонь была столь сильной, что его нос подписал бумаги на переезд… но вблизи не наблюдалось группы бледных ублюдков, позвякивающих ножами. Переулок был пуст.

А потом он услышал капающий звук. Будто кран выключили не до конца.

Набросив на место мис, Ви стянул перчатку с сияющей руки и осветил себе дорогу. Распространяясь, иллюминация создавала неширокую лужу чистого света перед ним, и первой вещью на которую Вишес наткнулся, был ботинок… на ноге в камуфляжных штанах… дальше бёдра и задница…

И всё на этом.

Тело убийцы было разрублено надвое, аккуратно, словно резали деликатесы, поперечное сечение открывало кишечный тракт, позвоночник выделялся белым цветом на фоне масляно-чёрного.

Раздавшееся царапание заставило Ви посмотреть направо.

В этой раз сначала он увидел руку… бледную кисть с ногтями, впивающимися во влажный асфальт, будто эта хрень пыталась вспахать саму землю.

От лессера остался лишь торс, но нежить всё ещё была жива… однако, отнюдь не чудом; так они были устроены: пока не проткнёшь их сердце чем-нибудь стальным, они будут шляться по округе, вне зависимости от состояния их тел.

Медленно протягивая руку-фонарь вперёд, Ви получил полное представление о лице гада. Его рот был широко распахнут, язык дёргался, будто лессер силился заговорить. Типичный представитель свежего урожая убийц, новобранец: его тёмная кожа и волосы ещё не окрасились в мучнисто-белый.

Ви переступил через ублюдка, двигаясь дальше. Через пару ярдов он нашёл две половины следующего лессера.

Когда по его затылку пробежали тревожные мурашки, он провёл сияющей рукой, двигаясь от тел по окружности.

Так-так… это был привет из прошлого.

И отнюдь не в хорошем смысле.

В это время, на территории Братства, Пэйн лежала на кровати, ожидая.

Она не отличалась терпением даже в лучшие времена, и сейчас ей казалось, будто прошла декада, прежде чем её целитель наконец-то вернулся. Когда он появился, то принёс с собой пластину, похожую на книгу.

Он сел на кровать рядом с ней, и его сильное, красивое лицо было напряжено.

— Прости, что так долго. Джейн и я запускали этот ноутбук.

Пэйн понятия не имела, что бы это значило.

— Просто скажи всё, как есть.

Быстрыми, ловкими руками он открыл верхнюю половину хитроумного изобретения.

— На самом деле, ты должна увидеть это своими глазами.

Чувствуя себя так, будто хотела выругаться в голос, Пэйн силой переместила взор на экран. Она мгновенно узнала изображение своей комнаты. Однако оно было старое, ведь на экране она лежала на кровати и смотрела в сторону ванной. Видео было застывшим, словно картинка, но потом маленькая стрелка переместилась, и после того, как она что-то щёлкнула, изображение начало двигаться.

Нахмурившись, Пэйн сосредоточенно уставилась на себя. Она сияла: каждый дюйм её тела, открытый взору, светился изнутри. Почему…

Сначала она оторвалась от подушек, выгнув шею так, чтобы подглядеть за своим целителем. Потом чуть больше наклонилась в бок. А потом переместилась на кровати вперёд…

— Я села, — выдохнула она. — На колени!

Воистину, её сияющая фигура оторвалась от кровати, приподнялась с идеальным балансом, пока она наблюдала за Мэнни в душе.

— Конечно же, ты села, — подтвердил Мэнни.

— А ещё я сияю. Но почему?

— Мы надеялись, что ты нам объяснишь. Такое случалось раньше?

— Если да, то мне об этом ничего не известно. Но я пробыла в заточении так долго, что, кажется, не знаю саму себя. — Видео остановилось. — Включи его снова.

Когда целитель не ответил, а изображения не возобновили свой ход, Пэйн взглянула на него… чтобы отшатнуться. На его лице отразилась страшная ярость, гнев был столь сильным, что его глаза почти почернели.

— Заточена, как? — спросил он. — И кем?

Странно, подумала Пэйн. Она всегда считала, что люди — существа более спокойные, нежели вампиры. Но защитный отклик её целителя был столь же смертельно опасным, как и реакция её собственного вида.

Хотя, конечно, дело не в защите. Вполне возможно, что она в тюремном заточении — отнюдь не привлекательный факт для целителя.

И кто станет его винить?

— Пэйн?

— Эм… Прости меня, целитель… возможно, я не верно выбрала слово, ведь английский — мой второй язык. Я была под наблюдением матери.

Было почти невозможно скрыть отстранённость в голосе, но камуфляж должно быть сработал, потому что напряжение покинуло Мануэля на выдохе.

— О, хорошо. Да, это слово значит не то, что ты думаешь.

Воистину, у людей также были эталоны поведения, не так ли? Облегчение целителя было столь же великим, как и его напряжение минутой ранее. Но, с другой стороны, это не плохо — искать благопристойность и приличие в женщинах… или мужчинах.

Когда он включил повтор видео для неё, Пэйн обратила внимание на произошедшее чудо… и обнаружила, что качает головой.

— На самом деле, я не осознавала. Как… такое… возможно?

Её целитель прокашлялся.

— Я переговорил с Джейн… и у неё… ну, у нас есть теория. — Он встал, чтобы рассмотреть приспособление на потолке. — Она бредовая, но… вероятно, Марвин Гей[57] знал, о чём говорил.

— Марвин?

Быстрым движением Мэнни подхватил стул и поставил его под камерой.

— Он был певцом. Может, когда-нибудь я сыграю его песню для тебя. — Целитель встал на стул и потянулся к потолку, где рывком что-то отсоединил, а потом спустился. — Под неё хорошо танцевать.

— Я не умею танцевать.

Он посмотрел через плечо, его веки низко опустились.

— Ещё одна вещь, которой я тебя научу. — Когда тепло разлилось по её телу, целитель подошёл к кровати. — И мне понравится это.

Когда он наклонился, её взгляд приклеился к его губам, а дыхание затруднилось. Он собирался поцеловать её… святые боги, он собирался…

— Ты хотела знать, что значит «кончить», — прорычал он, их губы были в каких-то дюймах друг от друга. — Почему бы мне не показать тебе, вместо того чтобы рассказывать?

На этих словах, он щёлкнул выключателем, погружая комнату во тьму, нарушаемую лишь освещением ванной и тонкой линией света под дверью, прорывающегося из коридора.

— Ты хочешь, чтобы я показал тебе? — спросил он низким голосом.

В эту секунду в её словарном запасе было всего одно слово:

— Да…

Но потом он отпрянул.

Протест готов был сорваться с её губ, когда Пэйн осознала, что целитель стоит на пути света, идущего из ванной.

— Пэйн…

Её имя на его устах заставило её ещё сильнее сражаться за воздух.

— Да…

— Я хочу… — Он потянулся к низу своей свободной рубашки, медленно потянул её, обнажая рельефные мускулы живота… — чтобы ты хотела меня.

О, великие боги, она хотела.

И он имел в виду то, что говорил. Чем больше она смотрела, тем чаще мышцы его живота напрягались и расслаблялись, и дышал он также тяжело.

Его рука опустилась к талии.

— Смотри, что ты делаешь со мной. — Он натянул мешковатую ткань на бёдрах и…

— Ты такой значительный[58], — выдохнула она. — О… боги, да.

— Скажи, что это хорошо.

— Это…

Она уставилась на жёсткую длину, выделявшуюся на фоне его брюк, больше не свободных. Такой широкий и ровный. Такой большой. Механика секса была знакома Пэйн, но до этого момента она не могла понять, почему соитие так привлекало женщин. Смотря на него сейчас? Её сердечный ритм замедлится, а кровь превратится в камень, если он не войдёт в неё.

— Ты хочешь прикоснуться ко мне? — прорычал он.

— Прошу… — Она проглотила ком в сжатом горле. — О, да…

— Во-первых, посмотри на себя, bambina. Подними руку и взгляни на себя.

Она посмотрела вниз, потакая ему, дабы потом продолжить с…

Её кожа сияла изнутри, будто жар и чувственные ощущения, которые целитель пробудил в ней, выразили себя в иллюминации.

— Я не знаю… что это…

— На самом деле, я думаю, что это решение. — Он сел рядом с её ногами. — Скажи, что ты чувствуешь, когда я прикасаюсь к тебе? — он погладил её ниже колена, положив ладонь на икру…

— Тепло, — она задохнулась. — Твоё прикосновение тёплое.

— А здесь?

— Да… да!

Когда его рука скользнула выше, на её бедро, Пэйн яростно задрала покрывала, избавляясь от всяческих преград. Её сердце гулко билось и…

Он положил руку на другую ногу.

В этот раз она… ничего не почувствовала.

— Нет, нет… прикоснись ко мне, прикоснись снова! — Требование вышло хриплым, а сосредоточенность Пэйн — маниакальной. — Прикоснись ко мне…

— Подожди…

— Куда всё исчезло… сделай это снова! Ради всего святого, повтори…

— Пэйн. — Он обхватил её безумствующие руки. — Пэйн, посмотри на себя.

Сияние исчезло. Её кожа, её тело… стало нормальным.

— Будь всё проклято…

— Эй. Красавица. Посмотри на меня. — Каким-то образом её глаза нашли его. — Сделай глубокий вдох и расслабься… Давай же, дыши со мной. Вот так. Хорошо… Я верну тебе всё…

Когда он наклонился ближе, Пэйн ощутила мягкое касание кончиков его пальцев на своей шее.

— Ты чувствуешь это?

— Да… — Нетерпение боролось с эффектом, оказываемым его низким голосом и медленными, блуждающими прикосновениями.

— Закрой глаза…

— Но…

— Закрой их для меня.

Когда она сделала, как он велел, подушечки пальцев покинули её кожу… и были заменены его ртом. Его губы прижались к горлу Пэйн, впились в её кожу, искусная ласка спустила с цепи нарастающий между её ног жар.

— Чувствуешь это? — спросил Мэнни скрипучим голосом.

— Боги… да….

— Тогда позволь мне продолжить. — С едва различимым давлением, он опрокинул её назад на подушки. — Твоя кожа такая гладкая…

Он потёр её кожу, и его губы с изумительным звуком припали к местечку за её ухом. Его пальцы порхали по её ключицам… затем скользнули ниже. В ответ странное тепло неторопливо разлилось в её груди, соски напряглись, и Пэйн почувствовала всё своё тело… каждый дюйм. Даже свои ноги.

— Видишь, bambina, всё вернулось… Смотри.

Она подняла веки, потяжелевшие, словно камни, но когда взглянула вниз, то сияние стало облегчением… и заставило её вцепиться в те ощущения, которые целитель пробудил в ней.

— Дай мне свой рот, — хрипло сказал он. — Впусти меня.

Голос был гортанным, но поцелуй — нежным и дразнящим, целитель втягивал, ласкал её губы, прежде чем облизнуть. А потом Пэйн почувствовала его ладонь на внешней стороне ноги.

— Я чувствую тебя, — сказала она в поцелуе, на глазах выступили слёзы. — Я чувствую тебя.

— Я рад. — Он слегка отстранился, его лицо было серьёзным. — Я не знаю, что это… не стану врать. Джейн тоже не уверена.

— Мне не важно. Я просто хочу вернуть себе ноги.

Последовала секундная пауза. Но потом Мэнни кивнул, будто дал ей своеобразную клятву.

— И я сделаю всё, что смогу, чтобы вернуть тебе подвижность.

Его взгляд опустился к груди Пэйн, и отклик последовал незамедлительно… с каждым новым вдохом казалось, что ткань, укрывавшая её, ласкала кожу, заставляя соски напрягаться всё сильнее.

— Позволь мне сделать тебе приятно, Пэйн. И мы увидим, куда это нас приведёт.

— Да. — Она подняла руки к его лицу и вновь притянула его к своим губам. — Пожалуйста.

Воистину, сейчас она была поглощена теплом его губ, влажным скольжением языка, энергией, которую Мануэль будил в ней, словно она пила из его вены.

Пэйн со стоном погрузилась в ощущения, чувствуя всё, начиная с веса своего тела на кровати, крови в венах, заканчивая пульсирующей нуждой между ног и восхитительной жаждой в груди.

— Целитель. — Она вздохнула, почувствовав его ладонь на своём бедре.

Мэнни отпрянул, и Пэйн была рада, что он также тяжело дышал, как и она.

— Пэйн, я хочу сделать кое-что.

— Всё, что угодно.

Он улыбнулся.

— Могу я распустить твою косу.

Определённо, волосы — последнее, что было у неё на уме, но выражение его лица было столь сосредоточенным и напряжённым, что она не могла отказать его просьбе… и в доступе к любой части своего тела. — Естественно.

Его пальцы еле заметно дрожали, когда он потянулся к концу её косы.

— Я хотел это сделать с первого момента, как увидел тебя.

Постепенно, дюйм за дюймом он расплетал тяжёлую копну чёрных локонов, которые она отращивала лишь по той причине, что было чересчур утомительно ухаживать за ними. Но, судя по его глубокому одобрению, Пэйн начала думать, что слишком недооценивала их значимость.

Закончив, он разложил локоны на кровати и сел.

— Ты… неописуемо красива.

Никогда не считая себя даже женственной, более того — «красивой», Пэйн было поразительно слышать благоговение не просто в его словах, но в самом голосе.

— Воистину… ты лишаешь меня дара речи, — снова сказала она ему.

— Позволь занять твой рот кое-чем другим.

Когда он лёг рядом с ней на кровати, она прижалась к его груди и твёрдой плоскости живота. Она была крупной по сравнению с остальными представительницами своего пола, телу Пэйн передалась сила её отца, так что она часто чувствовала себя неуклюжей рядом с другими женщинами: она не обладала гибкой грацией Избранной Лейлы… по правде говоря, она была сложена для сражений, а не духовного или чувственного ремесла.

Но здесь, с её целителем, она чувствовала себя идеально сложенной. Он был не столь огромен, как её близнец, и всё же был больше и мускулистей её, во всех положенных мужчине местах. Лёжа рядом в тускло освещённой комнате, их тела прикасались друг к другу, а температура вокруг нарастала, и Пэйн не была кем-то, неправильным по весу или росту. Она была объектом страсти и желания.

— Ты улыбаешься, — прошептал целитель у её губ.

— Правда?

— Да. И мне нравится твоя улыбка.

Его руки на её бедре скользнули под ночную сорочку, и Пэйн почувствовала всё это, начиная от лёгкого касания мизинца, до гладкой кожи его ладони и жаркого следа, который оставался на месте его прикосновений, пока он медленно продвигался вперёд. Закрыв глаза, она выгнулась напротив него, ясно осознавая, что чего-то просит, но, не понимая, что именно ищет… и всё же зная, что целитель даст ей желаемое.

Да, её целитель точно знал, в чём она нуждалась: его рука прошла вверх по рёбрам и замерла под тяжёлой, мягкой грудью.

— Так хорошо? — услышала Пэйн его вопрос издалека.

— Как угодно, — выдохнула она. — Как угодно, чтобы почувствовать мои ноги.

Но, когда слова сорвались с губ, она поняла, что дело не столько в её параличе, сколько в её жажде по нему и его возбуждённой плоти…

— Целитель!

Он нежно обхватил её грудь, и ощущения стали восхитительным шоком, Пэйн дёрнулась вверх, раздвигая бёдра, её пятки упёрлись в матрас. А потом его палец выписал круг по её соску, и ласка послала вспышку огня прямо до её лона.

Её ноги извивались на кровати, ведомые напряжённым узлом во всём теле.

— Я двигаюсь, — хрипло сказала она… запоздалая мысль. Сейчас было важней соединиться с ним, заставить его… кончить… внутри неё.

— Я знаю, bambina, — поклялся он. — И я позабочусь, чтобы так и осталось.