Освобождённая возлюбленная

Глава 52

Придя в сознание, Пэйн не стала открывать глаза. Не было причин выдавать, что она в курсе того, что её окружало.

Телесные ощущения доложили ей о ситуации: она была на ногах, её запястья скованы, руки разведены в стороны, а спина прижата к влажной каменной стене. Лодыжки тоже были связаны и расставлены, а голова свесилась вперёд в очень неудобном положении.

Вдохнув, она ощутила запах мускусной грязи, а откуда-то слева от неё доносились мужские голоса.

Очень низкие голоса. В них звенело волнение, будто в их руки попала очень крупная добыча.

Которой была она.

Она собиралась с силами, не питая никаких иллюзий о том, что они собираются делать с ней. В самом ближайшем будущем. Подобравшись всем телом, она гнала мысли о своём Мануэле… и о том, как эти мужчины — а они явно на это способны — попортят её много раз, прежде чем убить, забирая то, что по праву принадлежало её целителю…

Но она не может, и не будет думать о нём. Эти мысли, как чёрная дыра, засасывали её в ловушку, делая беззащитной.

Вместо этого, она вытягивала из памяти расплывчатые образы своих похитителей, объединяя их с тем, что узнала из чаш Святилища.

Почему? спрашивала она. Пэйн понятия не имела, почему тот воин, с изуродованной губой накинулся на неё с такой ненавистью…

— Я знаю, ты очнулась. — Голос был невероятно низким, с сильным акцентом и звучал прямо около её уха. — Твоё дыхание изменилось.

Поднимая веки, а вместе с ними и голову, Пэйн перевела взгляд на солдата. Он стоял в тени, недалеко от неё, но она не могла его рассмотреть.

Внезапно, другие голоса стихли, и она почувствовала, как на неё уставилось несколько пар глаз.

Так вот как чувствует себя добыча.

— Мне обидно, что ты не помнишь меня, женщина. — С этими словами он поднёс свечу к своему лицу. — Я думал о тебе каждую ночь, с тех пор как мы впервые встретились. Сотни, сотни лет назад.

Она прищурилась. Чёрные волосы. Жестокие глаза тёмно-синего цвета. И заячья губа, с которой он, очевидно, был рождён.

— Помнишь меня. — Это был не вопрос, а требование. — Помнишь меня.

И она вспомнила. Маленькая деревушка на краю лесистой долины. Там она убила своего отца. Перед ней стоял один из солдат Бладлеттера. Без сомнения, они все были здесь.

О, она определённо была добычей, подумала Пэйн. И они с нетерпением ждали момента, когда смогут причинить ей боль, прежде чем убить в отместку за то, что она отняла у них их лидера.

— Помнишь меня.

— Ты солдат Бладлеттера.

— Нет, — рявкнул он, приблизив своё лицо к её. — Я гораздо больше этого.

Когда она нахмурилась, он отступил назад и прошёлся по кругу, его кулаки были крепко сжаты, воск капал со свечи на руку.

Вернувшись и встав прямо перед ней, он уже взял себя в руки. Почти.

— Я его сын. Его сын. Ты украла у меня моего отца так….

— Невозможно.

— …несправедливо… Что?!

Он резко умолк, и она повторила громко и ясно: — Это невозможно, ты не можешь быть его сыном.

Как только прозвучали эти слова, слепая ярость на его лице послужила индикатором испытываемой им ненависти. Его рука дрожала, пока он поднимал её.

Он ударил Пэйн так сильно, что перед её глазами замелькали звёзды.

Подняв голову и встретившись с ним взглядом, она уже знала, что не собирается терпеть всё это. Ни его ошибочное мнение. Ни эту группу мужчин, превосходящих её размерами. Ни их преступное невежество.

Пэйн выдержала взгляд своего похитителя.

— Бладлеттер породил одного и только одного потомка мужского пола…

— Брат Чёрного Кинжала Вишес. — Послышался тяжёлый смех. — Я слышал истории о его извращениях…

— Мой брат не извращенец!

В этот момент Пэйн потеряла контроль над собой. Гнев, который вёл её сквозь ту ночь, когда она убила отца, вернулся и вновь обуял её: Вишес был её кровью и её спасителем, он столько всего сделал для неё. И она не позволит его унижать… даже если защищая его честь, лишится жизни.

В одно мгновенье её поглотила внутренняя энергия, озарившая сияющим белым светом подвал и всё, что было в нём.

Оковы вспыхнули и с лязгом упали на грязный земляной пол.

Мужчина перед ней отскочил назад и принял боевую стойку, а остальные выхватили оружие. Но она не собиралась нападать… по крайней мере, не физически.

— А теперь послушай меня, — объявила она. — Я рождена Девой-Летописецей. Я — Избранная из Святилища. Поэтому, когда я говорю тебе, что Бладлеттер, мой отец, не имел никакого другого потомка мужского пола — это неоспоримый факт.

— Неправда, — вдохнул мужчина. — А ты… тебя не могла родить Прародительница расы. Не существует рождённых ею…

Пэйн подняла вверх свои светящиеся руки.

— Я та, кто я есть. Можешь отрицать это на свой страх и риск.

Лицо мужчины полностью лишилось красок, и последовало долгое, напряжённое противостояние — оружие было направлено в её сторону, а она сама светилась священной яростью.

А потом боевая стойка главаря расслабилась, руки упали вдоль тела, бёдра выпрямились.

— Этого не может быть, — выдавил он. — Ни один из…

Глупец, подумала она.

Подняв подбородок, Пэйн заявила:

— Я рождена от Бладлеттера и Девы-Летописецы. И я говорю тебе сейчас, — она шагнула по направлению к нему, — что я убила моего отца, а не твоего.

Подняв руку, она размахнулась и ударила его ладонью по лицу.

— И не смей оскорблять мою кровь.

От удара голова Кора откинулась в сторону так быстро и сильно, что он потянул плечо в попытке сохранить чёртову часть тела на шее. Кровь сразу заполнила его рот, и он сплюнул её на пол, прежде чем выпрямиться.

Воистину, женщина перед ним была величественна в своей ярости и решимости. Почти такая же высокая, как и он, она смотрела ему прямо в глаза, утвердившись ногами на земле и сжав кулаки, она была готова использовать всё это против него и его шайки ублюдков.

Необычная женщина. И не только потому, как избавилась от оков.

И действительно, когда она встретилась с ним взглядом, то напомнила ему отца. У неё была железная воля Бладлеттера, и не только в лице, глазах или теле. Она была в её душе.

В самом деле, Кор с ясностью осознавал, что все они могли обрушиться на неё прямо сейчас, а она будет бороться с каждым их них до последнего дыхания и биения её сердца.

Бог свидетель, у неё удар воина. А не слабой истеричной женщины.

Но…

— Он был моим отцом. Он сам говорил мне это.

— Он был лжецом, — сказала она, не моргнув глазом. Не отведя взгляд и не опустив подбородок. — Всевидящие чаши показали мне бесчисленное количество дочерей этого ублюдка. Но у него лишь один единственный сын, и это мой близнец.

Кор не был готов услышать подобное перед своими воинами.

Он окинул их взглядом. Даже Тро приготовил оружие, и ярость исказила лицо каждого из них. Один кивок, и они бросятся в атаку, даже если она сожжёт их всех.

— Оставьте нас, — приказал он.

Не удивительно, что именно Зайфер начал спорить:

— Позволь держать её, пока ты…

— Оставьте нас.

На какой-то момент все неподвижно застыли. Тогда Кор закричал:

— Оставьте нас!

В одно мгновение они сорвались со своих мест и скрылись в темноте дома, поднявшись вверх по лестнице. Затем дверь за ними закрылась, сверху донеслись их шаги — они кружили по комнате, словно запертые в клетке животные.

Внимание Кора вернулось к женщине.

Долгое время он просто смотрел на неё.

— Я искал тебя на протяжении веков.

— Меня не было здесь, на этой земле. До недавнего времени.

Она не отступила, когда они оказались наедине. Не отступила ни на шаг. И всматриваясь в её лицо, Кор почувствовал, как что-то дрогнуло в его ледяном сердце.

— Почему? — спросил он грубо. — Почему ты… убила его?

Женщина медленно моргнула, словно не желала показывать свою уязвимость, словно ей требовалось время, чтобы убедиться, что ей это удалось.

— Потому что он причинил боль моему близнецу. Он… мучил моего брата, и за это должен был умереть.

Возможно, предания были правдивы, подумал Кор.

Действительно, как и многие солдаты, он давно знал о сплетнях, которые твердили о том, что Бладлеттер потребовал, чтобы его родного сына пригвоздили к земле, покрыли татуировками… а затем кастрировали. Сказание утверждало, что ранение было, но лишь частичное, ходили слухи, что Вишес волшебным образом сжёг верёвки, которые держали его, а затем бежал в ночь ещё до того, как завершились пытки.

Кор взглянул на оковы, слетевшие с женских запястий — они сгорели дотла.

Подняв руки, он уставился на свою плоть. Которая никогда не светилась.

— Он сказал, что я родился от женщины, к которой он наведывался для питания. Он сказал мне… она не хотела меня из-за моего… — Он коснулся своей изуродованной верхней губы, оставляя предложение незавершённым. — Он взял меня к себе и… научил сражаться. На его стороне.

Кор смутно осознавал, что его голос звучал хрипло, но ему было всё равно. Ему казалось, что он смотрит в зеркало, видит своё отражение, но не узнает его.

— Он сказал, что я его сын, обращался со мной, как с сыном. После его смерти, я занял его место, как и положено сыновьям.

Женщины смерила Кора взглядом, а затем покачала головой.

— А я говорю тебе, что он лгал. Посмотри в мои глаза. Пойми, я говорю правду, которую ты должен был узнать давным-давно. — Её голос упал до спокойного шёпота. — Я хорошо знаю, что такое предательство крови. Я знаю, какую боль ты испытываешь сейчас. Это бремя, что ты несёшь, — не правильное. Но молю тебя, месть здесь не уместна. Ибо я буду вынуждена тебя убить, а если не смогу — мой близнец и всё Братство будут охотиться за тобой и заставят тебя молить о собственной смерти.

Кор заглянул себе в душу и увидел там то, что презирал, но не мог игнорировать: он не помнил, что за сука родила его, но он слишком хорошо знал историю о том, как она выкинула его вон из комнаты сразу после рождения из-за его уродства.

Он хотел быть нужным. И Бладлеттер исполнил это желание — физические увечья никогда и ничего не значили для этого мужчины. Его заботило только то, что у Кора было в избытке: скорость, выносливость, ловкость, сила… и готовность убивать.

Кор всегда считал, что унаследовал свои умения от отца.

— Он дал мне имя, — услышал он собственный голос. — Моя мать отказалась сделать это. Но Бладлеттер… дал его мне.

— Я очень сожалею.

И что самое странное, он поверил ей. Мгновенье назад она была готова сражаться до смерти, а сейчас казалась крайне опечаленной.

Кор отошёл от пленницы и начал ходить кругами по комнате.

Если он не был сыном Бладлеттера, то кто он, в таком случае? И будет ли он по-прежнему лидером для своих солдат? Последуют ли они снова за ним в бой?

— Я смотрю в будущее и вижу… я не вижу ничего, — пробормотал он.

— И мне знакомо это чувство.

Он остановился и посмотрел на женщину. Она скрестила руки, освободившиеся от пут, на груди и смотрела не на него, а на стену напротив. В её чертах он видел ту же пустоту, что чувствовал сейчас в своей собственной груди.

Расправив плечи, он обратился к ней.

— У меня нет к тебе претензий. Твои действия, направленные против моего… — пауза. — …Бладлеттера… имеют достойное и уважительное основание.

В самом деле, ею правили те же кровная преданность и желание отомстить, что двигали им в её поисках.

Как настоящий воин, она поклонилась в пояс, принимая перемены в его мнении и поведении.

— Я свободна и могу идти?

— Да… но сейчас день. — Когда она оглянулась и посмотрела на койки и спальные мешки, будто представляя тех мужчины, который хотели её, Кор добавил: — Тебе не причинят ни малейшего вреда. Я здесь главный, и я… — Ну, когда-то он был главным. — Мы проведём день наверху, а ты будешь здесь в полном одиночестве. Еда и питьё на столе.

Кор пошёл на эти уступки не из-за вопросов приличия, касавшихся Избранных. Эта женщина была кем-то… кого он уважал: если и существовал кто-то, способный осознать всю важность мести за оскорбление собственной семьи, так это был он. А Бладлеттер причинил огромный вред её брату.

— После наступления темноты, — сказал он, — Мы выведем тебя отсюда с завязанными глазами, чтобы ты не смогла узнать, где мы находимся. Но тебя освободят целой и невредимой.

Повернувшись к ней спиной, он подошёл к единственной, не заправленной койке. Чувствуя себя полным дураком, Кор, тем не менее, накинул на неё грубое одеяло. Подушки не было, так что он наклонился и поднял с пола стопку своих чистых рубашек.

— Вот здесь я сплю, ты можешь использовать это место для отдыха. И если ты беспокоишься за свою честь и безопасность, то по обе стороны от кровати лежат пистолеты. Но не стоит волноваться. Ты уйдёшь отсюда на закате в целости и сохранности.

Он не стал клясться честью, как требовала формальность, так как этой самой чести у него не было. Поднимаясь по лестнице, он даже не обернулся.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Разве ты не знаешь этого, Избранная?

— Не все знания подвластны мне.

— Да. — Он положил руку на грубые перила. — И мне тоже. Доброго тебе дня, Избранная.

Поднявшись по лестнице, Кор почувствовал себя так, словно постарел на несколько веков, с тех пор как притащил сюда, в подвал обездвиженное, тёплое тело этой женщины.

Открывая толстую деревянную дверь, он понятия не имел, что его за ней ждёт. После объявления его настоящего статуса, вполне возможно, что его парни уже посовещались и решили объявить ему бойкот…

Они все были там, стояли полукругом, Тро и Зайфер замыкали группу. В руках они держали оружие, а на их лицах царило мрачное похоронное выражение… и они ждали, когда он хоть что-нибудь скажет.

Кор закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Он не был трусом, чтобы бежать от них или того, что произошло с ним внизу, и не видел смысла отрицать то, что открылось всем, осторожными словами или молчанием.

— Женщина сказала правду. Я не имею кровного отношения к тому, кого считал своим отцом. И хочу, чтобы вы это знали.

Они не сказали ни слова. И не смотрели друг на друга. Колебаний тоже не было.

Все, как один, они пали на колени на деревянный пол и склонили головы. Тро заговорил:

— Мы подчиняемся тебе, и так будет всегда.

После такого заявления, Кор откашлялся. Затем ещё раз. И ещё раз. На Древнем Языке он произнёс:

— Ни у кого из лидеров нет воинов сильнее и преданнее, чем те, что стоят сейчас передо мной.

Тро поднял на него глаза.

— Не памяти твоего отца служили мы все эти годы.

Послышался утвердительный возглас, который стал лучше любого обета, произнесённого красноречивыми словами. Затем кинжалы вонзились в деревянный пол у его ног, а их рукоятки обхватили кулаки солдат, которые были и оставались его воинами.

И он оставил бы всё, как есть, но его долгосрочные планы требовали прояснения и дальнейшего подтверждения.

— У меня есть более серьёзные цели, чем сражения наряду с Братством, — сказал он спокойным тоном, так, что женщина внизу не могла ничего услышать. — Мои амбиции — мой смертный приговор, если о них прознают чужие. Вы понимаете, о чём я.

— Король, — прошептал кто-то.

— Да, — Кор посмотрел каждому из них в глаза. — Король.

Ни один из них не отвёл взгляда и не встал с колен. Они были одним нерушимым целым, состоящим из мышц, мощи и смертельной решимости.

— Если это что-либо меняет для кого-то из вас, — произнёс он требовательно, — вы должны сказать мне об этом сейчас, и покинуть это место с заходом солнца, чтобы никогда не возвращаться, не опасаясь наказания или смерти.

Тро нарушил строй, опустив голову. Но это всё, что он сделал. Он не встал и не ушёл, как и все остальные.

— Хорошо, — сказал Кор.

— Что насчёт женщины, — осведомился Зайфер с мрачной улыбкой.

Кор покачал головой:

— Ни в коем случае. Она не заслужила наказания.

Брови мужчины поползли вверх:

— Отлично. Тогда я сделаю так, чтобы ей было приятно.

О господи, он был вылитый чёртов ленихан[96]. — Нет. Вы не прикоснётесь к ней. Она Избранная. — Это привлекло их внимание, но Кор не собирался больше откровенничать. Он и так уже достаточно сказал. — И мы спим здесь.

— Что за чёрт? — Зайфер поднялся с колен, за ним последовали и остальные. — Если ты утверждаешь, что к ней прикасаться нельзя, я оставлю её в покое, как и остальные. Но почему…

— Потому что таков мой приказ.

Чтобы поставить точку в этом разговоре, Кор сел у подножия двери, подперев её спиной. Он мог доверить этим солдатам свою жизнь на поле боя, но здесь была красивая, сильная женщина, а парни вели себя как озабоченные сукины дети.

Они переступят через его труп, чтобы добраться до неё.

В конце концов, он был ублюдком, но у него имелось понятие о кодексе чести, а девушка за то добро, что сделала ему, заслужила защиту, в которой, вероятно, не совсем нуждалась.

Убийство Бладлеттера?

Теперь, как выяснилось, она оказала ему большую услугу.

Ведь это означало, что ему не придётся самому отвернуть лживую голову этого ублюдка.