Отель Вавилон

15.00–16.00

Стоим с Лиз за стойкой и обсуждаем, какие части собственных тел хотели бы увеличить, уменьшить, подтянуть либо разделить. Она начинает перечислять свои недостатки, о которых раньше я как-то не задумывался. Ей кажется, что у нее слишком толстые икры, а плечи, напротив, худоваты. Раньше, признаться, я не обращал на эти места никакого внимания. Еще она с удовольствием убрала бы мешки из-под глаз. Высказываю предположение, что они от тяжелой работы. И теперь, когда Лиз сама на них указала, к сожалению, вынужден согласиться: нижние веки ей не мешало бы немного укрепить. Она ведь молодая, очень симпатичная девушка, и, если бы не мешки, по ней никогда не сказал бы, что работа у нее не из легких. Лиз поднимает трубку, улыбается, советует кому-то включить в номере телевизор, а я все думаю и думаю про ее мешки.

Внезапно в вестибюль вылетает Джеймс. Его волосы, подстриженные, как у Хью Гранта, колышутся, пока он идет к стойке.

— Привет, — говорит он.

— Здорово, — отвечаю я.

— Мой поставщик икры еще не появился? — спрашивает Джеймс с непривычно беспокойным видом.

— Нет.

— Черт! — Он наклоняет голову, и челка спадает ему на лоб. — Шеф-повар не дает мне покоя. Наш друг техасец заказал ведро икры, хочет, чтобы к его приезду оно стояло во льду, в номере.

— Хм, — отвечаю я.

— Такие вот дела. — Джеймс кивает и поднимает глаза к потолку. — Я вляпался в дерьмо.

— А как он выглядит?

— Кто?

— Поставщик икры.

— О! — восклицает Джеймс. — Не имею понятия. Сказали, он угрюмый, славянской наружности, может, даже несколько потрепанного вида. Зовут не то Сергей, не то Саша. Не знаю, я с ним не встречался. Его координаты дал мне один приятель, который тоже работает в ресторанном бизнесе.

— Понятно.

— Понаблюдаешь за всеми, кто приходит, ладно? — просит Джеймс.

— Конечно, — киваю я.

— Я и сам буду периодически выглядывать, но все время тут торчать не могу — удалось отыскать «Пулиньи Монтраше» 1980 года по вполне сносной цене. Не хочу, чтобы оно попало в лапы козлам из «Дорчестера».

— Конечно.

— А еще мне пообещали что-то там сорок второго года.

— Здорово. — Киваю. Вина времен Второй мировой войны в наши дни на вес золота.

— Да, — говорит Джеймс, уже шмыгая назад в стеклянную дверь. — Еще как здорово!

— Если кто-нибудь появится, я тебе позвоню.

— Спасибо! — отвечает Джеймс. — Ты настоящий друг.

Размышляя, каково бы это было — в самом деле считаться другом Джеймса, замечаю целую толпу кухонных работников, проходящих гуськом перед гостиницей. Некоторые в белых форменных одеждах и голубых либо клетчатых штанах, остальные в джинсах, толстовках и легких куртках; от холода все втягивают голову в плечи. Компанию сопровождают облачка сигаретного дыма.

У ребят начался перерыв. Везет же. За пинту пива или рюмку водки, чтоб взбодриться, я отдал бы сейчас что угодно. В полном распоряжении поваров целых два часа, и, уверен на сто процентов, большинство из них направляются в пивную.

Ехать домой почти нет смысла. Когда я только начал работать на кухне и еще ни с кем не сдружился, пару раз поступал именно так и лишь после осознал, что совершаю ошибку. В метро всю дорогу до дома проклевал носом, то и дело роняя тяжелую от усталости голову на собственное плечо, приехав, успел лишь сварганить себе бутерброд и съесть его перед телевизором, по которому шли мультики. Затем поспешил назад и снова спал в метро. Вскоре до меня дошло, что два часа свободного времени лучше тратить на более занятные дела.

Я стал почти каждый раз ездить в пивную. Где сошелся с другими ребятами и неплохо отдыхал. Мы садились вместе — младшие повара и официанты — и начинали друг другу плакаться: во время ленча случилось то-то, пришлось отдуваться, потому что тот-то ни черта не смыслит в гриле. И все в таком духе. Было забавно. Разговор одновременно на шести или семи языках, но удивительным образом клеился. За время перерыва я выливал в себя две или три пинты пива и выкуривал полпачки сигарет. Возвращались мы обычно, слегка пошатываясь, однако никто этого как будто не замечал или всем было плевать. По пути в отель мы сосали мятные конфеты, чтобы не несло пивом. Впрочем, если бы кто-то и возмутился, боюсь, мы тут же подняли бы мятеж. Сто пятьдесят парней не могут пахать как проклятые по шестнадцать часов в сутки без перерыва, во время которого имеют право расслабиться. В любом случае по прошествии минут тридцати в бурлящем аду кухни хмель выходил из нас вместе с потом.

Кое-кто не пил никогда — в основном люди, выполнявшие самую грязную работу. Английский они знали плохо и половину заработка отправляли домой, куда-нибудь в другую страну. На выпивку у них, по-видимому, не хватало либо сил, либо денег. Некоторые работали где-то еще — уборщиками или мойщиками, поэтому, едва начинался двухчасовой перерыв, удалялись в служебные помещения и там забывались на два часа сном.

Впрочем, и пьющие спиртным не злоупотребляли. Даже предпочитали нескольким пинтам пива несколько сигарет с марихуаной. В пивной садились в углу, жевали чипсы и периодически выходили на улицу — покурить за углом. Я все удивлялся, как им удается дорабатывать до конца смены. От марихуаны чувствуешь себя более разбитым и клонит ко сну. Я и без косяка ближе к вечеру едва держался на ногах. По-видимому, они баловались чем-то еще — «спидом» или коксом. В одиннадцать вечера, когда заканчивалась смена, некоторые из них были полны сил и еще планировали повеселиться. Остальные же, отправляясь домой, с трудом передвигали ноги.

Лиз занимается дневной почтой. Разложила ее на стопки: в одной брошюры Тони с предложениями куда-то съездить на выходные, во второй винные каталоги Джеймса. Обе стопки внушительных размеров. Удивительно, что в наши дни, когда все заказы делаются по телефону, по почте пересылают столько разной ерунды! Лиз несет все, что пришло, в служебку. Не в меру любопытная, она сначала просматривает почту сама и лишь потом подпускает к ней Эвана.

— Фантастика! — провозглашает Тони, с шумом опуская телефонную трубку. Его лицо сияет от удовольствия. — Пьянка будет высший класс!

— Что? — спрашиваю я, облокачиваясь на стойку. Лиз в служебке, самое время на пару минут забыть об установленных правилах.

— «Чатни Мэри» проводят пиар-акцию — ну, то заведение в Челси, где готовят блюда с острыми приправами.

— А, да. Я там никогда не бывал, но слышал, место отличное.

— Короче, — Тони улыбается, — на следующей неделе они устраивают вечеринку для консьержей, меня тоже позвали. В общей сложности приглашенных тридцать человек. Все консьержи. Каждый может привести с собой пару приятелей.

Замечаю, что Джез и Дейв мгновенно напрягаются. Когда Тони приглашают на подобные праздники, а случается это примерно дважды в месяц, с ним идет либо один, либо другой, кому выпадет жребий. Это часть их учебы: так они узнают, какие рестораны можно рекомендовать, какие не стоит, а в какие имеет смысл ехать хоть через весь город. Горе тому консьержу, который рекламирует клиенту второсортную закусочную, тем более если клиент оставил в отеле две тысячи фунтов за сутки.

— Интересно, — киваю я.

— Ага, — соглашается Тони. — Всегда любопытно пообщаться с остальными ребятами. Послушать рассказы. Полезная вещь — знать, как идут дела в других гостиницах.

— Еще бы, — подтверждаю я.

— Не хочешь составить мне компанию? — спрашивает Тони.

Выпрямляю спину в легком ошеломлении. Джез и Дейв разочарованно опускают плечи.

— Я?

— Ты, ты, — говорит Тони. — Платить не придется, — добавляет он, как будто для того, чтобы я быстрее согласился.

— А когда пьянка? — интересуюсь я, словно какой-нибудь очень занятой человек — с заранее намеченным планом, ежедневником, личной жизнью или даже постоянной подружкой. У меня ни того, ни другого, ни третьего. Девушка была, но несколько месяцев назад мы расстались, потому что ей надоели мои ночные смены. Из-за них же я по сей день не нашел другую.

— В следующий четверг, — отвечает Тони.

— Предложение заманчивое, — произношу я, раскрывая пустой ежедневник. — Пожалуй, я согласен.

Делаю в ежедневнике пометку о вечеринке в компании нового лучшего друга и замечаю боковым зрением подозрительную личность, что прохаживается по вестибюлю. В руке большая сумка, красная бейсболка низко натянута на глаза. Подозрительную — мягко сказано. На техника парень не тянет — слишком медленно ходит и как будто без определенной цели. Впрочем, и кое-кто из технических работников не особенно спешит, выполняя задания — порой так и хочется добавить им скорости.

Смотрю на Тони. Он походит сейчас на терьера: весь напрягся, глаза горят, следит за каждым движением странного гостя. По описанию это тот самый тип, из-за которого поднялся переполох. Что у него в сумке — свернутые в трубки полотна? С толку сбивает лишь то, что он не торопится отсюда исчезнуть. Тем не менее вид у него более чем подозрительный. Но подойти к нему мы вправе лишь в крайнем случае. Любой, кто вошел в отель, может оказаться всего-навсего клиентом. И уж тем более у нас нет полномочий просить его, чтобы он открыл сумку. Не исключено, что это рок-певец или какая-нибудь знаменитость, специально замаскировавшаяся под человека «с улицы». Вайнона Райдер, например, все время ставила нас в тупик: наряжалась в мужские одежды, дабы, выходя из отеля, не становиться жертвой папарацци. Обращаться с такими людьми надо крайне осторожно. Тони же, как видно, решает отставить это правило, и целенаправленно идет к незнакомцу.

— Простите, — говорит он. Человек поворачивается. — Не могли бы вы открыть сумку?

На лице парня изумление. Он кладет на сумку руку и качает головой.

— Пожалуйста, откройте, — повторяет Тони. — Вам же лучше будет.

Человек не прекращает крутить головой.

— Ну что ж! — восклицает Тони. Грубо отталкивая незнакомца одной рукой, он хватает сумку второй.

— Не-е-е-е-ет! — взвывает парень, валясь с ног.

— Я просил по-хорошему, — заявляет Тони, расстегивая молнию на сумке. — Ой! — смущается он, заглядывая внутрь.

— Что? — Выхожу из-за стойки, собравшись предложить запоздалую помощь.

— Будь добр, позвони Джеймсу, — бормочет Тони. — Скажи, пришел поставщик икры.

— Э-э… — Застываю на полпути.

— Да, неудобно получилось, — говорит Тони, спеша к стене. — Прости, приятель. — Протягивает парню руку.

Тот не отвечает. Не обращая внимания на готового ему помочь Тони, поднимается и хватает сумку с икрой.

Джеймс, снова вылетая в вестибюль, суетится больше обычного.

— Ты не бил его? Не бил? — спрашивает он у Тони. — Умоляю, скажи, что не притронулся к нему пальцем. В противном случае он больше никогда здесь не появится.

Тони отрицает, что по недоразумению применил физическую силу, а поставщик икры весьма скверно говорит по-английски и не может возразить. Через несколько секунд Джеймс уводит его в свой офис, чтобы успокоить водочкой и побеседовать по душам про цены на икру белуги, севрюги и осетра.

Скорее всего отель купит все, что у парня в сумке. Продать деликатес в гостинице типа нашей проще простого. Постояльцы съедят икру ложками, точно ежевичный джем. Нефтяной барон из Техаса, если мне правильно передали, уже заказал целых полкило.

Сначала Джеймс попробует товар серебряной ложечкой. Когда собираешься потратить тысячи фунтов из казны отеля, надо тщательно проверить, не подсовывают ли тебе какую-нибудь дрянь. Сделки с торговцами черного рынка опасны еще и тем, что, если тебя надурят, в суд не обратишься. Потому-то поставщик икры целых полчаса сидит в кабинете Джеймса: тот осматривает банки, какую-нибудь открывает, желая удостовериться, что имеет дело не с мошенником. Потом шеф-повар распродаст икру всем желающим. Может, кое-что перепадет и нам.

На часах десять минут четвертого — скоро повалят любители посидеть за чашечкой чая. В главную гостиную уже направляются несколько туристов. Порой из-за них возникают неприятности. Мы первоклассный пятизвездочный отель, в нашей гостиной нельзя появляться в кроссовках и шортах, а в период предвечернего чаепития это нередко влечет за собой проблемы. Дело в том, что выпить чайку в основном приходят американцы, а они, независимо от габаритов, обожают кроссовки и шорты. Отсюда недоразумения. Впрочем, если группа большая и если можно предположить, что она оставит в отеле крупную сумму, мы отступаем от правил. Если же американцев приходит только парочка и на лицах обоих благоговейный страх перед гостиничным великолепием, я предлагаю им отправиться в кафе за углом.

А по большому счету традиционное английское чаепитие, как и все остальное в гостиничном бизнесе, лишь способ заработать деньги. Их в это время суток можно получить от клиентов прилично. Только задумайтесь о наценках. Чайник чая, порция печенья и бутербродов, пара клубничин и капелька густых сливок стоят меньше фунта. Мы берем за них почти двенадцать с человека и еще пять, если попросят добавку чая. В ресторане, где я работал прежде, примерно то же удовольствие оценивали в двадцать восемь фунтов, а тратили на него всего два. Теперь у нас на кухне больше не готовят мини-эклеры и клубничные меренги. Главный кондитер тратит слишком много времени на канапе и замысловатые творения для банкетов, чтобы убивать несколько часов подряд на изысканные пирожные. Их мы закупаем. Когда же дел у кондитера не слишком много, он может создать истинное произведение искусства, впрочем, в последнее время им радуются только те, кто делает заказ на свадьбу.

Во время чаепития ухитряется заработать и Джино. К примеру, загоняет шампанское стоимостью два фунта за бокал по целых десять с половиной. Или — я не раз бывал тому свидетелем, — если задержавшихся после ленча немало, проходит по гостиной с целой бутылкой, надеясь, что захмелевшие клиенты примут предложение.

Если не считать туристов из Японии и Америки, для которых традиционный английский чай был мил во все времена, в последние годы контингент клиентов несколько изменился. Прежде отдохнуть за чашкой чая и утреннего кофе, приходили в основном женщины в городских одеждах с крестными детьми, подругами или мамашами, и гостиная пропитывалась духом окружающих Лондон графств. Теперь же публика собирается более гламурная. Дамы, что являются на ленч, приходят и на чаепитие, но, насколько я заметил, в разные дни. К тому же в последнее время заказывают нередко вовсе не чай, а главным образом шампанское. Словом, чаепитие нынче в моде, в основном среди женщин, и Джино этому не нарадуется.

Лучший месяц в этом смысле — август. Впрочем, август во многих отношениях самый прибыльный, потому что отель наводняют арабы. Кстати, арабы обожают чай. Приезжая, они вручают управляющему рестораном фунтов сто, чтобы за ними закрепили определенный столик и уголок в гостиной. И начинается настоящее сумасшествие.

Экономить деньги они не умеют и любят во всем быть первыми. Их расписание совсем не такое, как у остальных постояльцев. Просыпаются арабы между двумя и тремя часами дня и спускаются позавтракать — как раз в то время, когда начинается чаепитие. На женщинах-арабках одежды, каких ты в жизни не видывал. Они приходят в ресторан и оценивают, на ком из них самые дорогие украшения и кто сделал самый большой заказ. Нам все это, естественно, на руку, хотя, бывает, действует на нервы, потому что «чаепитие» арабов тянется очень долго. Даже чересчур долго. Когда в пять тридцать ресторан пора закрыть, чтобы подготовить к раннему ужину, они все еще там.

Обычно женщины-арабки, нагрузившись наличными, около пяти отправляются в поход по магазинам, а мужчины остаются и говорят о делах. В какой-то момент все куда-то исчезают и возвращаются примерно в девять тридцать поужинать. Едят они помногу, мужчины хлещут водку, делая вид перед женами, что пьют обыкновенную воду. Потом целой компанией едут в ночные клубы, казино и на стриптиз-шоу в Сохо, а возвращаются около трех ночи. В отелях типа «Лейнсборо», где в августе специально для арабов предлагают особое меню, заказать в номер поесть гости из стран Персидского залива могут и посреди ночи.

Вообще-то в период между тремя и четырьмя дня, когда у большинства кухонных работников перерыв, наплыв посетителей не очень-то желателен. Помню, мне рассказывали, один менее крупный отель в Кенсингтоне буквально заполонили однажды днем, когда в Лондоне шла Неделя высокой моды. В него хлынул поток красоток на каблуках, прямо из Национального музея естественной истории, где проводилось большинство показов. Целая толпа супермоделей: Наоми Кэмпбелл, Клаудия Шиффер и прочие тощие красавицы, все вместе. В ресторане не было ни души, и вдруг как гром среди ясного неба в три сорок пять наводнившие его манекенщицы стали заказывать чипсы, «Космополитен», «Кровавую Мэри» и шампанское. Заказывали, заказывали, заказывали, пробыли три четверти часа, оплатили счета и бац! Исчезли все до одной. Ресторан оставили в жутком виде: повсюду бокалы, миски и переполненные пепельницы. Потом, примерно в шесть пятнадцать, модели снова нагрянули.

На следующий день в отель прислали расписание показов, и стало понятно, когда ждать очередного набега. На кухне нажарили уйму креветок, приготовили салат из сырых овощей, сардельки чиполата в медовом соусе, море «Космополитена» и «Кровавой Мэри»; положили шампанское в лед, а об обычной подготовке к ужину и вовсе забыли. Выставили угощения напоказ и успокоились. Модели снова явились, умяли все, за исключением салата, к которому, как ни странно, даже не притронулись. За два дня ресторан продал девяносто пять порций чипсов (по два фунта семьдесят пять центов) и двести бокалов шампанского. Невероятно!

Стою, облокотившись на стойку, наблюдаю, как Тони выслушивает по телефону рекламу какого-то ресторана, и вдруг замечаю подъезжающий к отелю черный лимузин. Гость пожаловал явно важный — Стив сосредоточивает на машине все свое внимание, а уж он-то чует деньги за добрых полмили. Подойдя задом к стеклянной двери, швейцар тихонько шлепает по окну белыми перчатками. Тони поднимает голову и немедленно прекращает разговор. Кладет трубку и громко объявляет Джезу и Дейву, которые укладывают на тележку чей-то багаж:

— Эй, ребята! Приехал наш друг техасец.