Отель Вавилон

17.00–18.00

Сколько бы Тони ни кусал локти — делу, увы, не поможешь. Он удерживал столики в «Айви» как только мог долго, тем не менее попал-таки впросак. Теперь полушепотом беседует с кем-то по телефону. Голову наклонил низко, говорит почти себе в грудь. Когда он пытается что-то уладить, всегда ведет себя именно так. В этот раз, по-видимому, ничего не выходит — Тони непрерывно почесывает лоб. А минуту спустя кладет трубку и устремляет взгляд в пространство перед собой, видимо, напрягая мозги.

Лиз и Дженни прекращают разговор, и цветочница, взяв оранжевую композицию правой рукой и вазу с зелеными листьями — левой, идет в бар. Как только за ней закрываются стеклянные двери, в вестибюль вылетает Джино.

— Мать твою! — Он подскакивает к стойке и в жутком отчаянии наваливается на нее грудью. — Знаете, — произносит он, закатывая глаза, — бывают случаи, когда не грех наложить на себя руки. Для меня денек именно такой. О Господи! Проклятый ревизор. Готов поспорить, сейчас он пересчитывает оливки! Одна, две, три… — Тонкими длинными пальцами он вынимает воображаемые оливки из воображаемой чашки.

— Что? — вопит Лиз, наклоняясь вперед. — Неужели в самом деле пересчитывает оливки?

— Да нет же, дурочка! — Джино вновь поднимает к потолку глаза. — Но он настолько дотошный, что от него жди чего угодно!

— А, ясно, — бормочет Лиз, наклоняя голову и проявляя неожиданный интерес к стопке газет на стойке.

— А у нас, — продолжает Джино, качая головой, — недостает трех бутылок апельсинового «Бритвика» и бутылки водки. К тому же какой-то гад ополовинил «Бейлис». — Он складывает руки перед грудью, будто при молитве. — Но разве это так страшно, черт возьми?

— В отеле воруют «Бомбейский сапфир», — напоминает Лиз, поджимая обведенные карандашом губы.

— Знаю, дорогуша, — отвечает Джино, — так ведь это в треклятой службе горничных, не у меня! У нас спиртного в маленьких бутылочках вообще нет, понимаешь?

— Я просто так сказала, — говорит Лиз.

— Да, да. — Джино машет рукой. — Только к нам это в любом случае никоим образом не относится.

Облокотившись на стойку, он оплакивает свою омраченную ревизией судьбу, а в вестибюль тем временем быстрыми шагами выходит Адриан.

— О! Джино, — говорит управляющий, щелкая пальцами. — Почему ты до сих пор в утреннем костюме? Шестой час. — Он постукивает по стеклу дорогих золотых часов. — Время облачиться в смокинг.

— Уже бегу, — театрально заявляет Джино. — Злосчастная проверка меня доконает.

— Живее! — рявкает Адриан, не желая подыгрывать старшему бармену. Джино тотчас удаляется. — Тони, — продолжает Адриан, шагая дальше, — что там вышла за история с Мастерсоном и «Айви»? Мы только что беседовали по телефону.

Он присаживается половиной задницы на стол консьержа и что-то говорит приглушенным голосом. Тони какое-то время смотрит на него снизу вверх и слушает, потом принимается беспрерывно кивать. Ни Лиз, ни я не улавливаем ни слова. Но напрягаем слух. Без толку.

Пару минут спустя переключаю внимание на бредущих мимо парадной двери работников кухни — перерыв закончен. Хорошо, что Адриан занят и не видит: подчиненные в подпитии. Это сразу бросается в глаза — ребята смеются и похлопывают друг друга по спине. Никакой дурак так не радовался бы, возвращаясь на кухню, если бы шел трезвый. Вдруг один из парней подбегает к окну, прижимает к стеклу физиономию и целует его, оставляя мутное пятно. В какое-то мгновение мне приходит в голову: сейчас он снимет штаны и покажет приемной голый зад, но парень вдруг замечает спину Адриана и поспешно возвращается к толпе приятелей.

Не осуждайте их за желание побаловаться перед пятичасовым кошмаром. Вторая половина дня на кухне лично мне всегда казалась более тяжкой, чем утро. По возвращении с перерыва ты переодеваешься в свежие белые одежды, и разыгрывается сущий ад. Люди утомлены, нервы на пределе, а дел больше прежнего, и напряжение утраивается. Во-первых, как только ты пришел, должен сделать уйму закусок. Например, сегодня в шесть тридцать в отеле вечеринка на четыреста человек, и одному Богу известно, сколько им потребуется рулетов из копченой лососины и блинов, чтобы разгуляться. Море закусок требуется и для бара. В баре первоклассного отеля, поверьте, никак не обойтись чипсами, арахисом и странно зелеными оливками. Дабы оправдать цену на бокал мартини, надо быть готовым подать к нему филе анчоуса под белым соусом на соленом печенье, половинки перепелиных яиц, фаршированные икрой, и креветки на тостах. Закуски должны быть готовы до того, как помощники главного повара займут свои места и начнут резать зелень и овощи, колдуя над ужином. Машу рукой одному из младших поваров и благодарю судьбу за то, что в эти дни работаю не в подвальном этаже.

Адриан внезапно встает со стола Тони и, похлопывая его по плечу, говорит нечто вроде: рад, что нашелся выход. На лице консьержа облегчение. Адриан же, направляясь к стойке, чем-то несколько озадачен.

— Как дела? В пределах нормы? — спрашивает он.

— Да, — отвечает Лиз на удивление тонким голоском.

— Чей это багаж? — интересуется управляющий, указывая на чемодан, который я собрал без ведома владельца и поставил у стойки.

— Одного постояльца, — быстро произношу я, вдруг чувствуя себя не в своей тарелке. То, что я натворил, уже вылетело у меня из головы. Краснею. И гадаю, замечает ли мою растерянность Адриан.

— Уберите в служебное помещение, — распоряжается он. — Нельзя загромождать вестибюль вещами. Когда чемодан заберут? Имейте в виду: надолго оставлять багаж в гостинице, из которой клиент уже выписался, не положено.

— Да, мистер Томпсон, — говорю я, не глядя в глаза Адриану и уже наклоняясь, чтобы взять чемодан.

— Так когда его заберут? — спрашивает управляющий.

— Гм, скоро, — бормочу я, надеясь на удачный исход.

— Хорошо. — Адриан направляется к стеклянной двери. — Ревизор еще здесь?

— Точно не знаю, — отвечаю я.

— Да или нет? Ты у приемной стойки, — сухо замечает Адриан.

— Нет, — произношу я как можно увереннее.

— Вот это другое дело, — говорит управляющий. — Твоя задача — все замечать, — добавляет он, поворачивая голову и указывая двумя пальцами на собственные глаза. — Смотри в оба.

— Да, мистер Томпсон, — отчеканиваю я, когда Адриан поворачивается и входит в стеклянную дверь.

Все вздыхают с облегчением. Напряжение мало-помалу отступает. В присутствии Адриана даже Джез и Дейв как на иголках: смотришь на них, и такое впечатление, будто они только о чертовой работе и думают!

— Не в духе, — говорит Лиз, сообщая очевидное. — Интересно, что его вывело из себя.

— Понятия не имею, — отвечаю я. — Но терпеть не могу, когда он такой. Тони, ты как?

— Нормально. — Консьерж показывает рукой на телефон. — Отправим янки в «Шикиз». Я пустил вход пару хитростей, и Адриан согласился позвонить ему и сказать, мол, «Шикиз» гораздо более престижное место, и публика там достойнее.

В отель входит весьма привлекательная рыженькая женщина с несколько утомленным лицом и мокрыми волосами. По-видимому, пошел дождь. В руках у незнакомки несметное количество сумок, в том числе две, которые, судя по всему, раскладываются и превращаются в подобие чемоданов.

— Здравствуйте, здравствуйте, — говорит она, подходя к стойке. — Ванесса, Ванесса О’Нейл. — Улыбается и опускает все сумки на пол.

— Добрый вечер, мадам, — отвечаю я, набирая ее имя на компьютерной клавиатуре.

Ванесса О’Нейл становится к стойке вплотную и улыбается. Я улыбаюсь ей в ответ.

— На двое суток, — говорит она.

— Прекрасно.

Мы умолкаем, и я улавливаю странные звуки.

— Что это гудит? — спрашивает Лиз.

— Бог его знает, — отвечаю я, подходя ближе к стойке, из-за которой и доносится шум.

Джез, спешащий взять багаж мисс О’Нейл, чтобы отнести его в номер, устремляет взгляд на сумки, застывает на месте и густо краснеет. Сама мисс О’Нейл гудения как будто не слышит и продолжает рыться в сумочке в поисках кредитной карточки.

— Номер четыреста шестьдесят, — говорю я, подавая ключ.

— Спасибо, — отвечает она, протягивая кредитку.

Звук не прекращается, и мисс О’Нейл наконец начинает крутить головой, ища глазами, откуда он доносится. Джез внезапно опускается на корточки, что-то поднимает с пола и нерешительно произносит:

— Мадам… — На его щеках ярко-красные пятна. — По-моему, это ваше. — Продолжая растерянно смотреть в пол, он подает клиентке большой черный фаллоимитатор.

— О Боже! — Мисс О’Нейл взвизгивает, хватает вибратор и принимается судорожно вертеть его в мокрых руках, безуспешно пытаясь выключить. В конце концов засовывает в сумку гудящим. — Э-э… — произносит она, поднимая на меня глаза.

— Да, мадам?

Мне приходится так больно укусить себя за внутренние стенки щек, что едва не течет кровь. Мы смотрим друг другу в глаза, делая вид, что вовсе не замечаем вибрирующую сумку.

— Не возражаете, если я отправлюсь в номер прямо сейчас, а с бумагами разберусь попозже? — протяжно, но настойчиво спрашивает она.

— Разумеется, не возражаю, — умудряюсь проговорить я почти через нос.

Мисс О’Нейл сгребает сумки в охапку, решительно отвергает несмелые предложения Джеза ей помочь и мчится к лифту. А когда входит в кабину и прижимается спиной к дальней стенке, мы почти слышим, как с ее губ слетает вздох облегчения.

Двери закрываются, и я прыскаю со смеху, потому что слишком долго сдерживался. Нам всем до сих пор ужасно неловко. Джез в таком потрясении, что без слов и будто в замедленном режиме идет за угол — поведать о секс-игрушке Дейву. Лиз заявляет, что сочувствует бедной мисс О’Нейл, и нет ничего страшного, если современная женщина пользуется вибратором. Тони говорит: за сегодняшний день это самое занятное происшествие. Тут же звонит приятелю в «Клариджез» поделиться впечатлениями и, давясь от смеха, расписывает все в преувеличенно ярких красках. Хохот того доносится даже до меня.

Впрочем, черный фаллоимитатор мисс О’Нейл не идет ни в какое сравнение с штуковинами, которые наши горничные обнаруживают в некоторых спальнях. Как раз сейчас, когда пришло время обходить номера, их и поджидают разные сюрпризы.

Вообще-то я никак не возьму в толк, зачем они это делают. Во-первых, в вечерние часы люди, живущие в гостиницах, как раз находятся в номерах — принимают ванны, разбирают вещи, расслабляются или смотрят телевизор и никак не желают, чтобы им мешали. Особенно лезли с ненужными услугами (например, пытались отвернуть край простыни) или делали то, с чем любой в состоянии справиться сам. Мне особенно нравится, как в этом отеле негромко включают радио, настроенное на «Джаз ФМ», и зажигают лампы у кровати — будто постояльцы не додумаются, как сделать это без посторонней помощи. На подушку кладут счет за завтрак, а на уголок отвернутой простыни — пульт дистанционного управления. Покрывало сворачивают и убирают в шкаф. Последний штрих — бутылка минеральной воды в подарок от отеля плюс, если полагается, кожаный бумажник или другой презент и, конечно, шоколадные конфеты на подушку.

Шоколад — одна из немногих мелочей, на которую отель раскошеливается почти безвозмездно. Трюфели — ими мы обычно одариваем наших клиентов — стоят три с половиной фунта за коробку. Постояльцы получают по бесплатной коробке каждый вечер.

Впрочем, «бесплатно» — это только так говорится. Если бы вы знали, насколько дешево обходится отелю поддерживать комнаты в первозданном виде, раскрыли бы от изумления рты. На один номер затрачивается в день чуть больше десяти фунтов. Сюда входит и стирка простыней, и свежие полотенца, и газеты (шестьдесят пять центов), и отопление, и свет, и износ, и возмещение украденного (фунт десять центов), и плата горничной за уборку (фунт двадцать пять центов), и стоимость чистящих средств, которыми она пользуется (тридцать девять центов), и туалетные принадлежности «Пенхалигон» (фунт шестьдесят), и, наконец, самое дорогое — пресловутые шоколадные конфеты. Когда знаешь эти цифры, задумываясь о том, что с некоторых клиентов мы берем за сутки две тысячи фунтов, просто диву даешься.

Тони все еще треплется по телефону про секс-игрушки, а Лиз вдруг объявляет, что идет на ужин в столовую. Не возражаю: за целый день она отлучилась всего на десять минут, а съела лишь диетическое печенье во время ленча. Так уж и быть, пусть насладится макаронами с сыром и булочкой.

Лиз уходит вниз по лестнице, а я регистрирую супружескую пару из Болтона, явившуюся с целой коллекцией от Луи Вюиттона: семейным чемоданам, сумками и карманным несессером. К выходным клиенты подготовились основательно. Женщина в предвкушении отдыха вся светится. Трижды повторяет мне, что пойдет в театр. Ее муж не в особенном восторге. Заполняя бланк и протягивая кредитную карточку, то и дело вздыхает. По-видимому, его сердце гложет мысль о том, что во время маленьких каникул им придется выложить по меньшей мере тысячу только за проживание в гостинице.

Работать мне еще больше часа. Облокачиваюсь на стойку и размышляю о пятничных передачах по телику, о готовом блюде на дом из ресторана, которое с двадцаткой от техасца запросто могу себе позволить, и о том, что пораньше лягу спать. Скорее бы. Зарегистрирую еще пару клиентов, и можно гулять.

Смотрю в окно и вдруг замечаю останавливающийся у гостиницы небольшой белый фургон химчистки. Настроение падает. Химчистка — сущий кошмар. Мало того, что они вечно опаздывают, еще и непременно что-нибудь теряют. Отель пробовал сотрудничать с разными фирмами — расположенными поблизости, в других престижных районах и известными по всему городу. Результат всегда один: недовольство постояльцев и утерянные вещи. По-моему, услуги этого рода обязан предоставлять сам отель; некоторые крупные гостиницы и предлагают их. Только мой вам совет: если вы останавливаетесь в отеле ненадолго, о химчистке вообще забудьте.

— Добрый день, — говорит, входя, человек в синих одеждах и с белыми картонными коробками в руках. В такие лучше класть не свернутые рубашки, а торты. Для этих ребят главное внешний блеск, вовсе не качество работы.

— Добрый вечер, — отвечаю я, подчеркивая, что он припозднился. Вообще-то им положено являться в четыре, чтобы работники хозяйственной службы успели отнести одежду клиентам до вечера.

Парень из химчистки выходит, возвращается еще пару раз и приносит красное пальто в целлофане и что-то типа дорогих платьев для коктейля.

— Вот. — Протягивает мне для подписи бумагу на дощечке с зажимом. — Тут все, что сдавали, — добавляет он, когда я начинаю проверять вещи и ставить против каждого названия галочку.

— Не сомневаюсь, — отвечаю я. — Но для порядка хочу удостовериться. — Дохожу до конца списка и обнаруживаю, что, как и следовало ожидать, кое-чего не хватает. — Пропали две вещи.

— Вовсе не пропали, — заявляет работник химчистки. — Просто мы их привезем завтра.

— Ладно, — с сомнением в голосе отвечаю я.

— Говорю же вам, — стоит на своем он.

— Хорошо. — Расписываюсь в его бумаге. — Завтра постарайтесь приехать вовремя.

— Да-да. — Работник химчистки берет дощечку и уходит.

Звоню в хозяйственную службу сообщить, что привезли одежду. Никто не снимает трубку. Подумываю, не отправить ли сообщение кому-нибудь на пейджер, но в эту минуту Дейв вызывается разнести вещи по номерам. Быстро сообразил. А Джез, по-видимому, до сих пор под впечатлением от сцены с вибратором, потому и забыл, что, разнося одежду из химчистки, можно заработать по крайней мере двадцать фунтов чаевых.

После того как Дейв исчезает, проходит каких-нибудь пять минут, и мне уже звонят. Кто-то сдал две рубашки, а получил всего одну; кому-то не привезли галстук. Какой дурак, остановившись в отеле, отправляет в химчистку галстуки?

Телефон снова звонит.

— Это из номера четыреста четыре, — звучит из трубки женский голос.

— Добрый вечер, мадам, — отвечаю я.

— Потерялось мое платье от Валентино стоимостью две тысячи фунтов, — говорит постоялица.

— Уверен, оно не потерялось, мадам.

— Я сдавала его вместе с другими вещами. Остальное вернули, а платья нет.

— Очень жаль, что так вышло, — произношу я. — Не сомневайтесь, что получите платье завтра.

— Завтра? — визжит клиентка. — Что вы имеете в виду? Оно нужно мне сегодня, сию минуту! Через час я должна быть на вечеринке. Очень важной, понимаете? Мне необходимо платье. Потому что больше нечего надеть.

— А-а. — Накрываю микрофон трубки рукой. И шепчу: — Тони. — Консьерж поворачивает голову. — Проблемы с химчисткой.

Тони кивает и знаком велит мне соединить звонящую с ним.

— Не акайте мне! — вопит постоялица. — Принесите платье! Оно нужно мне прямо сейчас! — Еще немного, и у нее начнется истерика.

— Мадам, — говорю я, — мне ужасно жаль, но химчистка уже закрыта, поэтому забрать ваше платье сегодня мы не сможем при всем своем желании. Однако завтра во второй половине дня, гарантирую, вы его получите.

— Во второй половине дня!.. — орет женщина. — В восемь утра я уже выписываюсь.

— Тогда мы перешлем вам платье за свой счет.

— Разумеется, за ваш треклятый счет! — кричит она. — Вы же оплатите и мое проживание здесь, и услуги химчистки, и все прочее!

— Очень сожалею, мадам, — повторяю я.

— Да что мне ваше «сожалею»! — кипятится клиентка. — У меня больше нет с собой вечерних нарядов!

— Понимаю, мадам, — отвечаю я. — Сейчас я переключу вас на консьержа, который раздобудет вам любое платье, какое вы ни пожелаете. Готов поклясться, мадам, Тони найдет выход. Он самый надежный человек в городе. — Она продолжает распаляться, когда я нажимаю на кнопку «переадресация». — Поднимай трубку, — говорю консьержу, набирая его внутренний номер. Раздается звонок, и Тони отвечает самым что ни на есть умиротворяющим голосом.

«Боже правый!» — думаю я, опуская трубку и ощущая себя после воплей клиентки выпотрошенным. Хуже некуда.