Отверженные. Последние из рода Эванс

Глава 6

Убрав письмо в сумку, я застыла в задумчивости. Прямо сейчас идти за папашей?

Но я вспомнила, что сообщила Эми про отца. Представляю ужас сестры, когда привезу папашу домой. Нет, так я не буду рисковать.

Пройдя по дорожке ко второму выходу, я коротко постучала специальным стуком. Дверь практически сразу распахнулась, а на меня с любопытством уставились две чумазые мордашки.

– Эми, я же говорила рисовать углём, а не есть его, – рассмеялась я, стирая следы на лице сестры.

– Я не ела, просто… Ну он сильно пачкается!

– Ничего, дорогая, я куплю вам карандаши, – улыбнувшись, пообещала я. – Кстати, в моей корзине много вкусностей. Но отдам я всё это только после хорошего и плотного обеда.

Я размотала кастрюлю и с удовлетворением заметила, что суп ещё вполне себе тёплый. Разлив по тарелкам ароматное варево, поставила кастрюлю на печку. Папаша, вероятно, тоже захочет есть, а я надеялась, что супа останется ещ и на ужин. Но ладно уж, деньги на еду есть.

Разожгла печь, закинула последние обломки дров и задумалась, что надо бы заказать угля пару повозок и дров столько же. Сарай есть, так что можно не думать о том, что зимой всё это отсыреет.

Ещё бы хотелось решить проблему с водой. Да, дорого… Но я не собираюсь полностью восстанавливать водопровод. Мне нужна вода только на кухне.

Я помнила о задумке продать дом. Но ведь это только на словах легко. Ещё неизвестно, сколько он будет продаваться. Да и согласится ли папаша?

– Эми, иди сюда, – подозвала я сестру, которая сейчас деловито убирала посуду со стола.

– Что случилось, сестра? – вздёрнув носик, совсем по взрослому спросила малышка.

– Мне пришло письмо из городской лечебницы. Отец жив, но стал калекой, лишившись ног.

– Жив? – глаза девочки загорелись восторгом, но вскоре в них начало сквозить понимание. – У него теперь нет ног и он не может ходить? Будет всегда лежать?

– Скорее всего да, – подтвердила я.

– Я не буду за ним ухаживать, – затрясла головой малышка, из глаз брызнули слёзы. – Не буду! Он нас бросил, Лили! Почему мы теперь должны ему еду подносить и горшок ночной менять? Он пытался наши деньги украсть и еду всю съедал, а Томми плакал потом от голода!

– Я помню, милая, помню, – покачав головой, обняла сестру. Сердце разрывалось от жалости к детям.

Я ведь понимаю, какой это ад – жить с папашей в одной комнате. Не верю, что он изменился. Что он опять стал тем любящим папой, которого я помнила.

– А можно его не забирать? – тихо спросила Эми, отстраняясь и глядя на меня так по-взрослому.

– Мы не можем, – покачала я головой. – Раз пришло письмо, значит отец уже пошел на поправку и его пора выписывать. Каждый день промедления будет стоить пятьдесят медяков, мы не можем себе этого позволить. Я что-нибудь придумаю позже, но пока…

– Хорошо, я готова, – всхлипнула сестрёнка, сжимая кулачки. – Я буду сильная, как ты!

– Надо подготовиться, – я оглядела кухню, радуясь, что она не совсем крошечная.

Есть всего один угол, куда можно поселить отца. Кинуть ему тюфяк, натянуть штору. Да, может некрасиво это – ограждать его от всех. Но иного выхода я пока не видела.

В нежилой части дома я нашла ещё один тюфяк. Вытащив на улицу, распотрошила его и хорошенько выбила палкой. А после набила свежей соломой. Конечно, лучше бы постирать тюфяк, пройтись по нему жесткой щёткой, перед этим натерев мылом. Но времени нет, мне и так стоит поторопиться.

Затащив тюфяк на кухню, кинула в углу, недалеко от печки. К деревянным балкам на потолке привязала кусок проволоки и повесила шторы.

В принципе, условия не хуже и не лучше, чем у меня с детьми. У меня закралась мысль забрать его и оставить на той половине дома. Но я же не зверь. Я не могу обречь человека на смерть. А папаша… Он ведь не был плохим. Но горе, а после и зависимости, сожгли в нём всё человеческое. Единственное, чего он никогда не делал, так это не поднимал руку на меня и детей. Безобидный пьяница.

Но последняя наша встреча меня здорово подкосила. Тогда он готов был переступить черту, полностью стирающую человеческий облик.

– Эми, к печке Томми не пускай и сама не лезь. А мне пора за отцом.

Сестра хмуро кивнула, явно борясь с собой.

Я шла по улице в сторону городской лечебницы и думала, как же мне оградить и себя, и Эми от отца.

Мне пришла одна интересная мысль, так что пришлось немного изменить маршрут и зайти в лавку артефактора. Да, артефакты стоили дорого, но ещё дороже стоило их заряжать. Я знала, что во многих семьях, где только родился ребёнок, есть артефакты чистоты. Таким образом смена пелёнок была не нужны. Магия сама всё убирала.

Лавка артефактора была одной из самых узнаваемых лавок. Только у него вывеска кардинально отличалась от всех. Вместо толстого дерева и резных букв, вывеска была сделана из разных, уже не рабочих, артефактов. Этакий железный монстр с шурупами и винтиками. И яркими светящимися буквами. Сразу видно, что здесь торгуют магией.

– Здравствуйте, – обозначила своё присутствие сразу же, как только вошла.

Я была в этой лавке пару раз всего. И каждый раз я не могла оторваться от витрины с самыми разнообразными артефактами.

– Юной мисс необходим артефакт? – из глубины дома, к прилавку, вышел седовласый старец.

– Да, – кивнув, я подошла ближе к прилавку. – Мне нужен артефакт очищения.

– Так-так, сейчас посмотрим, что у меня есть, – артефактор вышел из-за прилавка и подошел к стеллажу, стоящему у стены.

Там, за стеклом, лежали артефакты разных размеров и ценовой категории. От стоимости, указанной на небольших листочках, у меня начиналась паника.

– Есть пять видов артефактов чистоты. Вам для чего? Убирать в доме? Или же чтобы пелёнки не менять?

– Мой отец лишился ног. К сожалению, я не могу постоянно быть рядом и следить за чистотой его одежды и кровати. Мне нужен артефакт, который будет очищать…, – в итоге я замолчала, мучительно покраснев. Обсуждать такое с мужчиной было выше моих сил.

– Можете не продолжать, я понял, – улыбнулся артефактор. – Тогда вот эти три вам не подойдут. Два артефакта. Разница у них только в частоте подзарядки. Соответственно, цена тоже разная. Вот этот, например, надо будет заряжать каждый месяц. Стоит он десять серебряных. Ещё пять серебряных надо будет потратить на первую зарядку. Через месяц стоимость зарядки будет стоить десять серебряных. Второй артефакт стоит золотой, но и заряжать его надо раз в полгода. А первая зарядка в подарок.

– Мне тот, что подешевле, – вздохнула я, едва не хватаясь за голову.

Где мне взять столько серебра?! Треть моего заработка только для того, чтобы папаша не гнил в собственных фекалиях.

Но я понимала, что если не купить артефакт, то мы задохнёмся на маленькой кухне.

Столько денег у меня с собой не было, так что я выписала чек на пятнадцать серебряных и с грустью поняла, что остаётся у меня отвратительно мало.

Полторы серебрушки в кармане и тридцать пять в банке. Ещё немалую часть мне придётся отдать за ремонт труб, пока не начались морозы.

Выйдя из лавки артефактора, я отправилась к мастеру. На этот раз мастер Робит был на месте и заказ принимал он сам.

Когда он услышал, что именно я хочу сделать, то нахмурился и закусил губу.

– Мисс, это дорого,– покачал головой господин Робит. – Но я знаю, как можно вам помочь. Я в начале лета снимал трубы у миссис Вандер. Они в хорошем состоянии, на год, думаю, хватит. Я поменяю ваши трубы на эти, а возьму только за работу пять серебряных.

– Спасибо, – прошептала я, прижимая руки к груди. От счастья на глаза навернулись слёзы.

– Ну что вы, мисс Эванс, не плачьте, – по доброму улыбнулся мастер. – Вы такая старательная мисс. Я уверен, у вас всё получится!

Попрощавшись с господином Робитом, я вышла из лавки, всё ещё всхлипывая и утирая слёзы платком. Я уже и забыла, что такое хорошее отношение. Три года я видела только пренебрежение или же презрение. Люди опасливо обходили нас стороной, словно боялись, что наша нищета это проклятие или болезнь, которой можно заразиться. Конечно, были и хорошие люди. Но когда большинство шпыняет, очень сложно поверить в настоящую доброту.

Я шла по дороге, набираясь сил перед предстоящей встречей. Я всегда побаивалась приходить в лечебницу. Столько горя и боли… Так сложно находиться в месте, где постоянно слышится стон или плач.

И на этот раз я шла по коридору, выкрашенному белой краской, и вздрагивала всякий раз, когда слышала стон или всхлип.

Я шла в кабинет главного лекаря, который расскажет мне о состоянии отца.

Кабинет главного лекаря не сильно отличался от других помещений лечебницы. Всё та же белая краска на стенах, но вместо кушеток и старых кроватей – большой стол, за которым сидел строгий господин в белом халате.

– Здравствуйте. Я – мисс Эванс, – представилась я, глядя на непонимающий взгляд мужчины. – Мой отец находится в лечебнице. И вот, я получила письмо.

Я положила конверт на стол.

– А, вы дочь господина Эванса, – кивнул лекарь, мельком глянув на конверт. – Да, вашего отца уже пора забирать. Или оставить, но тогда это будет стоить пятьдесят медяков за день. Его состояние… Уверены, что справитесь?

– Я не уверена, но у меня нет таких средств, чтобы оплачивать проживание отца здесь, – я развела руками. – У меня нет выбора. А нет возможности определить отца в богадельню?

– Богадельня забита до отказа, – нахмурился лекарь. – Тем более сейчас, в конце осени. Мне жаль.

– Мне тоже, – грустно резюмировала, опуская взгляд.

Я знала, что этот вариант практически невозможен. Но так надеялась!

– Идёмте, я вас провожу.

Мы шли не долго. Всего несколько метров, и господин лекарь пропустил меня в небольшую комнату, где лежали больные. В нос ударил неприятный запах лекарств и микстур.

Отец сидел на кровати и бездумно смотрел в окно. Его культи были свешаны с кровати и обмотаны какими-то тряпками. Некогда густая, темноволосая шевелюра исчезла. Теперь голова была лысая.

– Почему его обрили? – шепотом спросила я у лекаря.

– Паразиты, – развёл руками господин. – Мы не можем рисковать и выводить вшей в несколько этапов. Слишком велик риск, что начнётся эпидемия.

Отец услышал голоса и обернулся.

– Ах, Лили, дочка! – воскликнул мужчина. – Пришла всё-таки за отцом.

– Пришла, – медленно шепнула, не решаясь подойти к отцу.

Он вызывал злость и даже ненависть, пока валялся в собственной рвоте на полу дома. Но сейчас… Сейчас он вызывал жалость.

И эта лысая голова, и серая рубаха, которую выдают всем пациентам, и культи эти.

Отцу ампутировали ноги чуть выше колена. Он никогда не сможет ходить. Маги ещё не научились отращивать потерянные конечности.

Но я рада, что хотя бы сидеть он может. А также сможет ползать на руках, так что какое-никакое передвижение по дому будет. Может, он со временем научится и в туалет сам ходить. На ведро не сможет, но если ему купить детский горшок.

– Вы сможете помочь мне с перевозкой, – попросила я лекаря. – К сожалению, у нас нет никого, кто смог бы помочь занести отца в дом.

– Конечно, – кивнул господин лекарь. – Сейчас распоряжусь, чтобы вам выделили карету. Пока можете забрать его вещи. Ещё я вам выдам мазь, которую надо будет наносить на швы, пока они полностью не заживут. Также дам микстуру, которая будет уменьшать боли. Но предупреждаю, больше положенного не давайте. Господин Эванс страдает алкоголизмом, так что микстура может вызвать привыкание.

Я молча собрала вещи отца, намереваясь избавиться от них сразу же, как приедем домой. Сожгу в печке, а ему куплю пару простых рубах и штанов. Я делала всё молча. стараясь не смотреть на отца. Мне страшно и больно видеть, что случилось с сильным мужчиной всего за три года.

И я так надеялась, что характер отца станет мягче, когда он поймёт, что мы о нём будем заботиться.

Но я ошибалась.

Яд давно проник не только в тело отца, но и в его сердце.

Как только папаша очутился дома, как только за помощниками лекаря закрылась дверь, он тут же сел на своём тюфяке и по-хозяйски осмотрелся.

– Эми, ну-ка, дай отцу поесть, – приказал он малышке, тыча пальцем в кастрюлю с супом.

Эми было дёрнулась выполнять приказ, но я остановила её.

– Нет, отец, – строго отрезала я. – Ты не так давно обедал в лечебнице, так что потерпишь до ужина.

– Хороша дочка! Отца родного голодом морит! – заворчал папаша и опираясь на руки, пополз к кастрюле.

Но я не позволила дотянуться до кастрюли. Перехватила перед самым носом и поставила на стол. Уж до стола он точно не дотянется.

– У нас мало денег, чтобы всякий раз есть от пуза, – спокойно ответила на взгляд, полный ярости.

– Тогда сбегай в таверну за вином!

– Нет, – не сдержав усмешку, отозвалась я.

Пора было топить печь и готовить ужин. Завтра на работу. Как мне оставить детей с отцом? Я поглядывала на детей. Томми с интересом смотрел на культи папаши, а Эми сидела в углу, опустив глазки в пол.

Она боится… Понимает, что завтра останется один на один с папашей, и отчаянно боится.

– Эми, милая, принеси воды, – попросила я, намерено опустошив небольшое ведёрко.

Девочку уговаривать не пришлось. Быстро подскочив, она натянула курточку и выскочила на улицу, прихватив ведро.

– Значит так, – зло процедила я, глядя на папашу. – Если ты будешь обижать детей или как-то нам вредить. Если ты хоть раз заикнёшься о вине или картах. Если ты каким-то образом приведёшь сюда своих дружков – пьяниц, то видит бог, я отправлю тебя жить в подвал. Буду спускаться дважды в день, кормить, но ты никогда больше оттуда не выйдешь. И всю зиму просидишь там.

Папаша зло зыркнул на меня и пополз в сторону выхода. У двери в подвал он замер и повернулся ко мне. Я отшатнулась, увидев на его лице неподдельный ужас.

– Ты открыла его, – шевелил он побелевшими губами. – Ты нас погубила. Всех нас!

– Что ты несёшь? – с дрожью в голосе я отшатнулась.

Папаша совсем выжил из ума.

– Ты выпустила их. Выпустила… И теперь они придут ночью и убьют нас всех, – запричитал папаша, медленно отползая от двери.

– О ком ты говоришь? – хмурилась я.

Я понимала… Понимала. но не хотела верить.

– О призраках, что живут в этом проклятом доме, – горько прошептал папаша. Он лёг на свой пуфик и потянул одеяло на себя. Отвернувшись к стене, он больше не сказал ни слова. Только одеяло мелко подрагивало, словно папаша плакал.

Я посмотрела на дверь и глубоко вздохнула. Нам некуда больше идти. Придётся жить здесь. Вместе с призраками.

Я очень надеюсь, что призрак моей далёкой бабки нас не тронет. Или же я завтра пойду к магу и попрошу изгнать призраков из дома, заплатив остатками серебра.