Блаженство, даже мгновенное, все равно блаженство.
Грифф с трудом поднимался по лестнице для слуг, до смерти уставший и к тому же голодный. Должно быть, скоро ужин. Обычно его поиски не затягивались так долго, но если Розалинда сдержала свое обещание убрать лакея, то кто заметит? Вряд ли она сама караулит у его двери. А если караулит, пусть подождет подольше.
Как обычно, он ничего не нашел. Документов было множество, он даже наткнулся на семейную Библию со списком венчаний, рождений и смертей, но записи о бракосочетании его родителей не было.
Проклятие! У графа наверняка есть сейф, вероятно, в его комнате. Туда Гриффу действительно нужно было заглянуть, но старый ублюдок никогда не вставал с постели. Через три дня Дэниел перестанет ему помогать.
Дэниел, этот самоуверенный негодяй. Они никогда раньше не расходились во взглядах. Грифф рукавом вытер пот со лба, испачкал сажей батист. Он посмотрел на рукав в сумрачном свете свечи. Много лет назад он не стал бы так беззаботно пачкать рубашку, каждая рубашка обходилась ему дороже, чем он мог себе позволить. Теперь он мог их не только пачкать, но даже выбрасывать, если захочется.
«С каких пор вдруг ты захотел получить титул и приобрести поместье? – вспомнил он слова Дэниела. – У тебя достаточно денег, а «Найтон-Трейдинг» процветает».
Рука Гриффа невольно сжалась в кулак. Дэниел никогда этого не поймет. Дело не в деньгах. Он хочет превратить «Найтон-Трейдинг» в могущественную, достойную уважения компанию. Не слишком дальновидный, Дэниел не подумал о людях, работающих на Гриффа, торговле, которую можно подхлестнуть. Как смеет он намекать, что у Гриффа на уме только месть, что он просто ищет удовлетворения каких-то мелких амбиций?! Дэниел ошибается и очень скоро это поймет.
Грифф устало перебрался через груды сломанной мебели и всякого хлама. В свой первый поход вниз по лестнице, когда его нога провалилась в ступеньку, он обнаружил причину, почему слуги никогда не пользовались этим путем. Теперь он стал более осторожен.
Когда Розалинда отзовет своего лакея, ему не придется делать это слишком часто. Он надеялся, что она не станет его снова преследовать, потому что устоять перед ней он не мог.
Все его усилия отпугнуть ее лишь сильнее возбуждали его. Когда они оказывались вместе, это был истинный пир чувственных намеков. Первое блюдо – ее обжигающие вопросы. Второе – его пикантные ответы. На третье – ее нежный румянец. Потом все повторялось сначала, во всевозможных вариациях, пока не заканчивалось тем, что он начинал желать ее на десерт.
То, что началось как способ прогнать ее, стало опасной эротической игрой, которая закончится, лишь когда Розалинда окажется в его постели.
Он отбросил эту мысль. Соблазнить девственницу непозволительно. Он не собирается на ней жениться, а она – выходить за него замуж. Но он не может выбросить ее из головы.
Эта женщина – «оригинал» во всех смыслах этого затасканного слова. Богатство ее не впечатляло, лесть на нее не действовала. Она командовала всеми в доме, и все же слуги говорили о ней с любовью. У нее была раздражающая привычка называть веши своими именами, и все же самые безумные ее планы воплощались в жизнь, несмотря на странные способы их осуществления. Теперь ему даже нравится ее пристрастие к кричаще-ярким платьям. Насыщенные цвета ей к лицу.
Он не мог забыть ее поцелуев, невинность едва ли способна была смягчить возбуждение, за удивлением скрывалась страсть. Как мог такой чистый восторг не всколыхнуть самые низменные инстинкты мужчины?
Проклятие, после сегодняшнего танца бильярдного соблазнения он не знал, сможет ли прожить еще день и, словно зверь, не утащить ее в свое логово.
Грифф добрался до своей комнаты и быстро вошел, мечтая о следующей перепалке с Розалиндой.
Он уже закрыл за собой дверь, когда заметил ее. Объект его одержимости сидел в кресле, положив голову на письменный стол. Он замер, потрясенный, гадая, не сила ли его желания заставила ее появиться здесь. Но нет, если бы он представлял ее в своей спальне, она уже была бы обнаженной. Вместо этого на ней было изумрудно-зеленое платье, которое он так часто в мечтах срывал зубами во время их игры в бильярд.
Обманутое вожделение быстро обернулось яростью, когда он осознал, что эта женщина тайком прокралась в его комнату. Она отперла дверь и вошла без его ведома и позволения. Господи, неужели у воинственной королевы нет ничего святого?
Он заметил пачку бумаг, высыпавшихся из ее расслабленных пальцев, и кровь застучала в ушах. Что он тут оставил? Было ли там что-то, что могло раскрыть его обман? Подкравшись к столу, он заглянул в бумаги, веером высыпавшиеся из ее руки.
Ничего важного, только накладные. Ей стало скучно просматривать их, и она задремала. Приходила ли она сюда раньше?
Не имеет значения, больше это не повторится. Одно дело – дразнить его и насмехаться над ним, и совсем другое – нарушить его уединение. Этого он не станет терпеть. Он хотел потрясти ее за плечо, чтобы разбудить, но тут взгляд его упал на кусок кварца, который он клал на бумаги.
С мрачной решимостью Грифф взял его, отодвинувшись к краю стола, наклонился и уронил камень в непосредственной близости от ее головы, но так, чтобы ее не поранить Камень с громким стуком ударился о дерево.
Она вскочила как ошпаренная.
В то же мгновение он нагнулся вперед, уперся кулаками в стол и прорычал:
– Какого черта вы здесь делаете?
Пачка бумаг выскользнула из ее руки и рассыпалась по полу.
– Почему я... тут был...
– Вы не имеете права входить в мою комнату без моего разрешения.
Несколько мгновений она смотрела на него, охваченная смятением, потом бросила взгляд на отодвинутое от стены бюро и прищурилась:
– У вас хватает наглости обвинять меня? А сколько запертых комнат посетили вы без моего позволения? Отвечайте!
– Столько, сколько посчитал нужным. – Ведь этот дом по праву принадлежал ему. – У меня не было выбора. Вы отказали мне в уединении, преследовали меня, потом приставили ко мне лакея.
– Вы сами отказались от права на уединение, когда стали шнырять по моему дому!
Грифф в ярости схватил Розалинду под руки и поднял из кресла.
– А вы пренебрегли вежливостью, ворвались ко мне в комнату. А теперь убирайтесь!
Он отпустил ее, и она, шатаясь, отступила назад, явно потрясенная тем, как грубо он с ней обошелся. Но тут же выпрямилась и гневно посмотрела на него:
– Я не уйду до тех пор, пока вы не скажете, что вам нужно. Вы приложили много стараний, чтобы получить возможность свободно передвигаться по дому. Итак, что вы ищете?
– Место, где ко мне не будут приставать не в меру любопытные женщины!
Она фыркнула.
– Ваша грубость не отпугнет меня. Я хочу знать правду!
Он уставился на мегеру, на мгновение потеряв дар речи. Но когда ощутил исходящий от нее запах розовой воды и осознал, что Розалинда у него в спальне и они одни, от его гнева не осталось и следа.
Он пожирал ее глазами. Ее шаль лежала на полу, оставив обнаженными два кремовых полумесяца плоти над зеленым корсажем. Как лепестки лилии, плывущие по бурному морю, они поднимались и резко опадали в такт ее прерывистому дыханию. Затем он перевел взгляд на ее дрожащий подбородок и полные приоткрытые губы.
Те самые проклятые губы, которые постоянно приводили его естество в боевую готовность.
– Если вы не перестанете совать нос в чужие дела, – рявкнул он, – я приму другие меры!
Схватив ее за плечи, он опустил голову, но, прежде чем успел поцеловать ее, она взмолилась:
– Не надо! – Он помедлил. – Не смейте целовать меня, Грифф Бреннан!
Грифф Бреннан! Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Она соединила его имя с фамилией Дэниела.
– Я вас предупреждал, – выдохнул он. И прильнул губами к ее губам.
Он ожидал от своей богини войны яростного сопротивления, но она словно замерла.
Самая соблазнительная женщина, когда-либо искушавшая страстного мужчину, была в его объятиях у него в спальне. И он желал ее. Проклятие, как же он ее желал!
Какие восхитительные у нее были губы! Какой рот! Нежный, теплый, манящий, пахнувший корицей – Розалинда любила яблочные пироги с корицей.
Но на этот раз он жаждал гораздо большего, чем поцелуи. Хотя и понимал, что это безумие.
Розалинда почувствовала в нем какую-то перемену, настойчивость и решимость. Будь он проклят! Он просто хочет отвлечь ее от стремления узнать правду. Почему же она не оттолкнет его?
Он продолжал покрывать ее поцелуями, его ловкие пальцы вытаскивали из ее прически шпильки. Волосы рассыпались у нее по спине.
Это испугало ее до полусмерти. Что, ради всего святого, она делает? Она должна думать о сестрах и сейфе папа´.
Собрав всю свою волю, она слегка отстранилась от него.
– Я не позволю вам это делать. Не позволю меня отвлечь.
– Почему нет? – пророкотал он, осыпая поцелуями ее щеки. – Бог свидетель, вы отвлекаете меня уже много дней.
Она отпрянула от него.
– Не лгите! – Она не вынесет, если он снова станет притворяться и причинит ей боль, как было в прошлый раз, когда он целовал ее.
Он внимательно всмотрелся в ее лицо.
– Лгать вам? Что вы имеете в виду?
Сосредоточившись на испачканной сажей рубашке – еще одном свидетельстве его подпольной деятельности, она заговорила, захлебываясь словами:
– Не думайте, что я глупа. Я отдаю себе отчет в том, что далека от совершенства, что не обладаю ни красотой, ни идеальной фигурой, которые могут возбудить мужчину. Вы все это делаете для того, чтобы отвлечь меня от ваших тайных планов. Вы же не можете считать меня...
– Очаровательной? Соблазнительной? Сводящей с ума? – Он схватил ее за плечи и отрывисто рассмеялся. – Все это время я схожу с ума, пытаясь сдерживаться и не целовать вас, а вы уверены... – Он слегка отстранил ее, в его взгляде горело желание. – Поверьте мне, Розалинда, у вас нет ни единого недостатка. Кроме отсутствия здравого смысла держаться подальше от мужчины, который проводит ночи, вожделея вас.
У нее перехватило дыхание. Нет сомнения, он желает ее. Это написано у него на лице.
Он снова впился в ее губы. Она ответила на поцелуй так же страстно.
К несчастью, она хотела его. Но всячески ему сопротивлялась, напоминая себе, что он использовал обольщение, чтобы отпугнуть ее. Но если он был искренен, не лукавил, а действительно хотел ее соблазнить, она пропала, потому что сама этого желала.
Судя по тому, как он целовал ее, он тоже это понял. Он ломал ее барьеры так, будто они были соломенные, расшвыривая их, словно забытые сокровища из-под когтистых лап грифона.
– Я знаю, вы не всегда такой негодяй, каким хотите казаться, Грифф, – прошептала она. – Пожалуйста... пожалуйста, не изображайте негодяя сейчас. Хотя бы раз будьте джентльменом.
Ей нужно было быть осторожной.
– Не джентльмен вам нужен. – Он поцеловал ее ухо, лаская его губами и языком. Возбуждение волнами заструилось по ее телу. – Почему бы мне не изобразить негодяя, так же как вам – распутницу?
Будь он проклят! Ему известны ее тайные пороки. Она обхватила его за талию. Его сорочка была расстегнута, обнажая грудь. Она чувствовала сквозь ткань его ребра, ощущала, как перекатываются мускулы под ее ищущими пальцами. Страсть опьяняла ее.
– Вы снова меня искушаете, – хрипло прошептал он ей на ухо.
– Тогда отпустите меня.
– Сначала вы. – Он скользнул горячими жадными губами по ее скуле. – Я отпущу, если вы сделаете то же самое.
Это было выше ее сил.
– Если вы не прекратите, я... я пожалуюсь папа´, – вырвалось у нее. И Розалинда тотчас же об этом пожалела.
– Хотел бы я услышать этот разговор. – Он усмехнулся и прикусил ей мочку уха. – Вы скажете отцу: «Мистер Бреннан поцеловал меня, когда я вошла в его спальню, открыв ее своим ключом, и уснула около его кровати».
– Но это не так! – возразила она, пытаясь отстраниться от него. – Я не собиралась засыпать!
Он обжег ее шею поцелуем.
– Полагаю, вы не «собирались» скакать по дому в халате в ночь, когда мы познакомились, или когда поцеловали меня в саду. – Заставляя ее, пятясь, отступать к кровати, он прорычал: – Маленькие девочки, которые играют с огнем, не должны, когда обожгутся, с плачем бежать к папочке!
Захватив ее врасплох, он заставил ее упасть на кровать и быстро накрыл ее тело своим, устроившись между ее ног в долине ее юбок. Это должно было бы встревожить Розалинду, но она испытала наслаждение.
– Я не маленькая девочка, – прошептала она.
Орлиный взгляд грифона жадно пробежал по ее шее вниз, туда, где грудь, поднимающаяся и опадающая под его алчным взглядом, едва не вываливалась из платья.
– Нет, – произнес он хриплым шепотом, – вы определенно не маленькая девочка. – Он накрыл ладонью ее грудь сквозь платье и стал тискать ее так, что у нее перехватило дыхание. – Вы искушали и дразнили меня много дней, моя милая, и теперь настал час расплаты.
Восхитительный трепет пробежал по ее спине. Он нащупал на ее спине застежку платья и с легкостью разорвал ее.
Когда он стал спускать платье с плеч и груди, она запротестовала:
– Грифф, вы не можете...
– Конечно, могу, – хрипло ответил он, оставив платье на талии только затем, чтобы заняться завязками сорочки.
Она схватила его за запястье.
– Вы собираетесь обесчестить меня? Их взгляды встретились.
– Нет. Только удовлетворить некоторые мои желания. И ваши. – Он потянул завязку ее рубашки. Похотливая улыбка появилась на его лице, когда сорочка распахнулась, открыв тело. – Дайте мне посмотреть на вас. Увидеть все ваши «недостатки», милая. – Он стянул сорочку с ее полной груди. Его дыхание стало прерывистым. – «Нет средь Индии красот, – тихо процитировал он, – перла краше Розалинды».
– Вы и правда дьявол, используете против меня Шекспира, – запротестовала она, втайне наслаждаясь его комплиментом.
И жаром его восхищенного взгляда, обжигавшего ее обнаженную кожу. Господи, это была игра не с огнем, а, скорее, с порохом, с пистолетами, пушками.
Он склонил голову к ее обнаженной груди.
– Грифф, что вы делаете? – прошептала она.
– Пробую мой любимый сорт слив, – съязвил он и обхватил губами розовый сосок.
Розалинда была потрясена. Грифф пососал один сосок, потом другой, затем стал ласкать грудь. Розалинда закрыла глаза, отдавшись этому ни с чем не сравнимому наслаждению.
Она издала стон. Грифф оторвался от ее груди и прошептал:
– Вы убедили меня в том, что сливы очень сладкие, Розалинда.
Грифф долго ласкал ее грудь, доводя до неистовства, она зарылась руками в его волосы, но ей хотелось прикасаться к более интимным частям его тела.
Грифф, смеясь, приподнялся над ней:
– Хотите чего-то еще, миледи?
Его улыбка исчезла. Он изнемогал от желания. Сбросив с себя рубашку, он бросил ее на пол.
Его руки оказались толще, чем она думала, плечи – шире, но это было все, что она успела заметить, прежде чем он снова бросился на нее. Она нетерпеливо провела руками по теплой бархатистой коже и самоуверенному мужскому мускулу, который мгновенно вырос под ее рукой.
Однако его рот на ее груди вскоре сделал ее нечувствительной ко всему, кроме странного желания придвинуть к нему свои бедра. Когда она это сделала, он застонал и погрузился в нее, заставив ее застонать от наслаждения.
– Если вы продолжите в том же духе, моя шаловливая злючка, – пробормотал он, не поднимая головы от ее груди, – я за себя не отвечаю.
Шаловливая злючка, вот как? Инстинкт заставил ее снова выгнуться к нему всем телом, как будто чтобы только проверить, что он сделает. Он оторвал губы от ее груди и посмотрел ей в лицо, затем лег рядом с ней. Она не могла сдержать разочарования, но оно было недолгим, его рука схватила ее юбки и потащила вверх.
– Г-Грифф? – запинаясь, произнесла она.
– Маленькие девочки, играющие с огнем... – хрипло пробормотал он.
И его губы снова прильнули к ее губам. Однако этот поцелуй был откровенно чувственным, переполненным пламенем и опасными обещаниями. Сквозь туман она почувствовала, что ее юбки открыли бедра до самого верха. Потом его рука накрыла нежное жаждущее место между ними, пробудив к жизни безумные желания где-то внутри живота.
Несколько мгновений он только давил на нее ладонью, массируя ее, заставляя беспокойно вертеться под его рукой.
Потом что-то скользнуло внутрь ее.
Она вывернулась, чтобы освободить рот.
– Что вы... – Она умолкла, почувствовав, как его палец погрузился глубже, – интимное движение, исторгнувшее из нее стон. – О-о! Грифф... это так... Господи, это...
– Неописуемо, судя по вашей необычной неспособности говорить.
Будь он проклят! Он насмехается над ней, а она даже не может разбудить в себе гнев, чтобы ответить.
– Неописуемо, да. О, сделайте это еще!
– Колдунья, – прошептал он с дьявольски смешком и сделал это снова. И снова. И снова. Затем стал ласкать ее двумя пальцами, заставляя корчиться под его горячей твердой ладонью, страстно желая большего. – Вам это нравится, да? – Теперь его голос звучал напряженно. – Вам нравится это, моя распутная амазонка?
Ей безумно нравилось это, она утопала в роскоши ощущений. Наконец-то она поняла ту доярку, которую застала смеющейся и краснеющей в сарае с конюхом, в расстегнутой блузке и с задранными юбками. Розалинда в смущении убежала, подумав, что эта доярка настоящая распутница.
Теперь она знала, как легко стать распутной. И какое это приносит наслаждение. Его пальцы двигались все быстрее и быстрее.
Наконец она достигла вершины блаженства, это было как вспышка молнии, с ее губ сорвался крик, когда она выгнулась, чтобы прижаться к его руке.
Она опустилась на кровать, наполовину удовлетворенная, наполовину покинутая, хотя его бедро все еще лежало поперек ее бедер, а его пальцы оставались внутри ее. Прошла минута, во время которой было слышно только его учащенное дыхание и ее слабые вздохи, прежде чем он вынул руку из ее лона.
Розалинда вдруг ощутила стыд. Стараясь спрятать лицо, она уткнулась головой в одеяло, но оно тоже пахло мускусом и мужчиной.
– Розалинда... Проклятие! Розалинда... – пробормотал он, склонясь над ней, чтобы покрыть страстными поцелуями ее шею, подбородок, щеку. Его щетина оцарапала ее, делая ярче ощущения от его поцелуев. Потом его дыхание согрело ее ухо. – Потрогай меня, – прошептал он. – Я хочу чувствовать твои руки. Пожалуйста... Совсем чуть-чуть...
Она взглянула ему в глаза. Прикоснуться к нему? Он ни разу не попросил ее об этом. Но неутоленная боль желания заострила его черты, когда он смотрел на нее сверху вниз.
Он поймал ее руку и положил на выпуклость на своих брюках.
– Потрогай меня, моя милая, или я сойду с ума.
Она кивнула, страстно желая доставить ему такое же наслаждение, какое он подарил ей. Ее пальцы сомкнулись на покрытой тканью возбужденной плоти.
Застонав, он втолкнул свою плоть в ее руку.
– Да, дорогая Розалинда... вот так, сильнее...
Она стала нащупывать пуговицы на его брюках. Он поймал ее руку:
– Нет, моя милая. Я на пределе. И если ты вытащишь мой член, я лишу тебя девственности.
Слово «член», да и все остальное, что Грифф говорил, вернуло Розалинду к реальности, и она осознала всю чудовищность того, что натворила.
– Господи! – в ужасе прошептала она и отдернула руку. – Господи, о Господи! – продолжала повторять она, скатившись с постели.
Она схватила лиф платья и подняла, но он не держался, потому что Грифф расстегнул его. Она тщетно пыталась дотянуться до застежки на спине, чтобы застегнуть платье.
Грифф вскочил с кровати:
– Успокойтесь, порвете!
– Будьте вы прокляты! – прошептала она, когда он стал застегивать пуговицы. Какое унижение! Позволить ему застегнуть ей платье! И как ловко у него это получается. Это могло означать только одно. – Вы, вероятно, часто это делаете, – бросила она, – заменяя всем вашим женщинам горничную...
– Всем моим женщинам? – огрызнулся он. – В ваших устах это звучит так, будто у меня, черт возьми, целый гарем.
– Судя по тому, что мне известно, так оно и есть. – Розалинда вдруг подумала, что не знает его. У него наверняка есть любовница. А то и две или три. Были у него и девственницы, наверняка красивее, чем она.
От этой ужасной мысли у Розалинды упало сердце. Чувство, которое она испытывала, было сродни ревности.
– Вы можете поздравить себя с тем, что соблазнили меня не один, а два раза.
– Соблазнил вас? – Он резко повернул ее к себе лицом, разочарование исказило его черты. – Моей вины в этом нет! Я предупреждал вас. Я вообще не просил вас приходить сюда, черт возьми! Пытался выставить вас!
Это была правда, будь он проклят! Даже теперь, когда его руки сжимали ее плечи, а его грудь была всего в нескольких дюймах от нее, твердая и мускулистая, она хотела, чтобы он отнес ее на постель и зацеловал до смерти.
Розалинда закрыла лицо руками. Господи, она и впрямь распутница.
– Вы правы. – Она отстранилась от него. – Я сама во всем виновата.
– Я не сказал, что во всем...
– Это не должно повториться, слышите? Вы не заинтересованы в браке, а я...
– Хотите быть актрисой, – холодно договорил он.
Она посмотреть на него. Актрисой? Господи, в этот момент ее мечта казалась такой далекой. Он не отрицал, что не заинтересован в браке, и Розалинда не могла этого не заметить.
Зная его прошлое, она бы удивилась, что он испытывает угрызения совести из-за того, что между ними произошло. Он не из тех, кто женится на женщине, которая буквально бросается на него всякий раз, как он ее целует.
Не то чтобы она хотела выйти замуж за этого похотливого самца, упаси Боже! Не хватало только, чтобы этот наглый поверенный с криминальным прошлым командовал ею.
Но если он и его хозяин задержатся тут, она не знала, хватит ли у нее сил сопротивляться ему. Ей никогда не удавалось преуспеть в самопожертвовании. Если он продолжит все эти свои проклятые обольстительные уловки, он может либо лишить ее невинности, либо оставить ее с ребенком, либо и то и другое. Одно дело – быть просто старой девой, и совсем другое – старой девой, обесчещенной и беременной.
Надо прекратить это безумие. Придумать, как обезопасить Гриффа и его хозяина прежде, чем она полностью покорится Гриффу, а Джульет выйдет за мистера Найтона. Но сколько она ни думала, выход был один.
Подобрав с пола шаль, Розалинда направилась к двери.
– Куда вы идете? – прорычал он из-за ее спины. – Мы должны это обсудить.
– Что тут обсуждать? Мы решили, что это больше не повторится, и для этого я собираюсь предпринять кое-какие шаги.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду? У двери она остановилась.
– Я была глупа и эгоистична. Думала, что смогу прекратить это.
– Что именно?
– Все. Ваше пребывание здесь. Брак Джульет и мистера Найтона. Но мне это не удалось. И чем дольше я жду, ем больше шансов... – Она осеклась и мысленно закончила: «Что я уступлю вам». – Есть единственный способ прекратить это. Хелена за него не выйдет, Джульет я не позволю вступить с ним в брак. Так что придется мне предложить себя ему в жены. – Она посмотрела ему в глаза и произнесла слово, которое могло обеспечить ей временную защиту: – Я.