Пари

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

(Небольшой форс-мажор. Очень легкая эротика с тяжелыми последствиями.)

С утра мне ужасно хотелось пить и есть. Я поднялась, убрала постель и как хорошая девочка почистила зубы. Андрей не подавал признаков жизни. Было скучно. Поскучав так с полчасика, я решилась — зашла в его комнату и потрясла за плечо.

— Эй! Немедленно вставайте, — безнадежно, — вставайте, я есть хочу и чаю бы выпила с радостью, — ноль эмоций. Тогда я стянула с него одеяло и… залюбовалась. Я ведь вообще-то эстет и всегда была эстетом, а теперь мне представилась бесплатная возможность побаловать себя. Я обошла диван со всех сторон и выбрала наиболее, на мой взгляд, удачный ракурс. Из полуприкрытого окна наискось падал луч света, чуть окрашенного в ультрамарин (шторки синие), оттеняя четкие линии идеального мужского тела. На моем шотландском сеттере не было ничего, кроме плавок. Покрытые бронзовым загаром мускулистые руки, грудь и ноги прекрасно могли смотреться на страницах какого-нибудь периодического издания, Men's Health к примеру. Широкие плечи, узкие бедра, стройные ноги и… Ах ты черт! Плавки мешали мне получить абсолютный кайф. И все же Андрей — идеальный тип для книжечки в мягкой обложке. Я глядела на его спокойное лицо с классическими чертами, прямой нос, чувственный рот, волевой (кажется так это называют в бульварной литературе) подбородок и пушистые ресницы. Бр-р-р. Знаете, всякий раз, когда я читала описание героя в моих любимых книжонках, меня раздражало однообразие типов. Ну глазки, ну ручки, ну зубки… Но теперь я поняла, что велосипед уже изобретен и красивый мужчина — он и есть красивый мужчина, и у него действительно есть все то, о чем написано. Андрей слегка шевельнулся и чему-то улыбнулся во сне. Очарование удвоилось. Я прикинула, что если бы на моем месте сейчас оказался Женюлик, он не упустил бы такой ситуации. Эта мысль разнообразила мое утро. А что? Взять и улечься сейчас рядом с Андреем. Голову на плечико, ручку на животик, чуть ниже пупка. Вот будет номер, когда он проснется. Правда, я не могла ручаться за собственную стойкость, поэтому отбросив всякие недостойные умной эмансипированной женщины желания, я вышла на кухню, и, взяв из холодильника пригоршню льда, разом высыпала всю ее ему на грудь (на самом деле ледяной душ нужен был больше мне). Андрей вскочил как ошпаренный, и взвился под потолок.

— Что случилось? Что Вы здесь делаете? Откуда здесь вода? — я задыхалась от смеха. Выражение лица у него было просто отпад. Свежекастрированный шотландский сеттер!

— Напоминаю, Вы сами вчера притащили меня к себе домой и уложили спать в соседней комнате. А сейчас я проснулась и пытаюсь повторить нетленные подвиги Микки Рурка из классики кинематографии «Девять с половиной недель», — я показала ему на подтаявшие льдинки на простыне. — Судя по фильму, очень возбуждает, до этого момента я не очень верила, теперь вижу, что и правда возбуждает.

— Слушайте, Лариса, а Вы действительно сумасшедшая. — Он обнаружил, что стоит передо мной в одних плавках, но не поспешил одеться или хотя бы прикрыться, чертов эксгибиционист.

— А когда я Вас пыталась убедить в обратном? Да сумасшедшая, но все же терпят, а Вы чем лучше…

— М-да… Ничем, пожалуй. Ну и чего Вы сейчас хотите? — Андрей пригладил взъерошенные волосы и принял нарочитую позу Давида. Он прекрасно знал, как действует на слабый пол в таком вот виде. Но я не поддалась на провокацию, точнее поддалась, но притворилась равнодушной, что было нелегко.

— Чай и яичницу или кофе и яичницу. И не мечтайте попусту, я не уйду отсюда без завтрака.

— Вы Лариса злоупотребляете моим гостеприимством, и потом, могли бы сами сообразить чего-нибудь покушать. Как ломать чужие судьбы и автомобили, так Вы справляетесь… — Андрей разбил четыре яйца и посыпал сверху сыром. Он кстати так и не оделся, и, похоже, сделал это намеренно.

— Мое воспитание не позволяет мне распоряжаться чужими припасами. Не жмотничайте, бейте еще четыре штуки и укропом декорируйте.

Андрей поставил передо мной завтрак и уселся напротив, потягиваясь. Он откровенно демонстрировал себя. От всей этой демонстрации голова шла кругом, и если бы не острая потребность в пище, ему пришлось бы туго. Но я за собой давно заметила, что хороший своевременный бутерброд с колбасой я предпочитаю всему остальному. Возможно это не самый грамотный подход, но зато самый безопасный. Поэтому я взирала на предлагаемые мне прелести с долей сарказма.

— Андрей, должна заметить, что Вы действительно красивый привлекательный мужчина, но Вам пожалуй стоит одеться, а то у меня весь аппетит улетучивается.

— Почему это?

— Да потому, что когда я на Вас смотрю, в мою голову приходят разные неприличные сюжеты из моей студенческой молодости, — решила я говорить напрямую.

— Какие же, интересно знать? Разъясните поподробнее, — он противно ухмылялся.

— А то Вы не догадывайтесь. Ну-ка не притворяйтесь, а сейчас же прикройте весь этот разврат. Мы кажется с Вами договорились без всяких «штучек-дрючек».

Андрей встал из-за стола, еще раз потянулся и по-кошачьи улыбнувшись подошел ко мне. От него пахло Армани и мужчиной, и опять передо мной все поплыло-поехало в каком-то ненужном направлении. Он уверенно положил руки мне на плечи и, нагнувшись, тихо выдохнул в самое ухо: «Насчет каких штучек мы там договаривались?» А потом я почувствовала его теплые губы у себя на шее, как раз в том самом месте, считавшимся у меня самым опасным в плане всякой разной сексуальной возбудимости. Воздух перестал попадать в мои легкие, кончики пальцев тихонечко задрожали, а железная логика расплавилась и приказала долго жить, остались лишь инстинкты и рефлексы, и по-видимому чисто рефлекторно я вывалила горячую яичницу из тарелки ему на плавки, как раз на то место, которым больше всего дорожат сеттеры.

— Я же просила без штучек… Предупреждала… — оправдывалась я, подавая ему в ванную бутылку с оливковым маслом.

— Какие уж теперь штучки? Ничего не осталось, сплошной ожог пятой степени, — он еще мог отвечать и даже иронизировать, что немного меня успокоило. Все же с яичницей получился некий перебор.

— Ну так уж и ничего? Уж наверняка, какие-нибудь участки целы. До свадьбы, полагаю, заживет. Если все очень запущено, то я могу знакомому гинекологу позвонить? — я чувствовала себя немного виноватой, ну совсем чуть-чуть. Сам напросился.

Андрей маленькими шажками вышел из ванной и поковылял по направлению ко мне. Его бедра были обернуты мокрым полотенцем и он, бедняжка, чуть не плакал. Я благоразумно попятилась, давая ему дорогу.

— Теперь брюки не смогу надеть неделю. Ну что Вы наделали?!

— А Вы носите юбку как шотландцы, а если еще волынку найти, то будет весьма оригинально. Представляете, заходите в офис в сине-красном килте и дуете в волынку. Святой Патрик, не иначе. И точно также на переговоры к Макфеллоу, судя по фамилии у него тоже какие-то там ирландско-шотландские корни. «Горец горцу говорит: у меня в штанах болит! И поэтому штаны, горцам на фиг не нужны», — лучше бы я не зачитывала этого экспромта вслух. Андрей смерил меня таким взглядом, что я внезапно покрылась холодным потом. Иногда лучше промолчать. Но ведь разве талантище спрячешь?!

— Лариса! Напомните, когда в последний раз я намеревался Вас убить?

— Не далее, как вчера вечером, — доложила я.

— Лучше бы я это сделал. Всю жизнь мучаюсь от собственной нерешительности. — Андрей неудачно повернулся и тихо ойкнул.

— Что болит? Хотите, подую!

— А-а-а! — Он отпрыгнул от меня, решив видимо, что я намереваюсь потрогать его в больном месте. — Лариса, Вам надо лечиться, долго и целенаправленно. У меня есть знакомый доктор.

— А идите Вы, — не выдержала я. Сначала пристаете, как кот мартовский, а потом вдобавок и оскорбляете. Надо было еще и кофием сверху полить, как я не догадалась. Все, ступайте, лечитесь, а я домой пошла. Можете звонить раз в час и информировать меня о динамике заболевания, если хотите конечно.

— Стоять! — Андрей удержал меня за руку. — Куда это Вы пошли? Значит, Вы приводите в нерабочее состояние мое средство передвижения, всю ночь нагло занимаете мою кровать, с утра вываливаете на меня гору льда и бессовестно опустошаете мой холодильник, да еще и лишаете меня самого главного, а теперь «я пошла домой», «я пошла домой», — он передразнил меня. — Нетушки! А если я войду в кому, шок или чего-нибудь похуже. Будете сегодня сидеть здесь и не выступать. Кстати, надо сходить в магазин, убраться и постирать, а я в таком состоянии, как видите, недееспособен. — Он вытащил из двери ключ и положил его на антресоль, докуда я дотянуться не могла ни при каких условиях. (Можно было конечно подставить табуреточку, но, думаете, мне этого сильно хотелось?)

Напрасны были мои мольбы и уверения, что я немедленно пришлю ему самую длинноногую сиделку с клистиром, напрасны были объяснения и просьбы о пощаде. Андрей злорадствовал.

— Вот и окошки помоете, и в шкафу разберете. А я то думал, что можно с Вами, Лариса, сделать, чтобы от Вас была польза. Да, туалет тоже надо вычистить. Давайте! — он вручил мне ведро со щетками, победно усмехаясь.

Ну что ж. Туалет так туалет. Окна так окна. С них и начнем. Я распахнула раму и выглянула наружу. Вот это да! За всеми этими перипетиями мы с Андреем начисто позабыли о наблюдении. Сереги уже не было, зато на лавочке возле качелей сидели обе Наташи, как рыбы не мигая, уставившись на подъезд. «Что бог не делает — все к лучшему» — рассудила я и взялась за тряпку.

За окном темнело. Я проторчала у Андрея до самого вечера. Вымыв полы и отгладив все рубашки, я упала лицом на диван и застонала.

— Все? А книжный шкаф? — Андрей расхаживал возле меня как недобитый феодал.

— Вызывайте «Зарю». Барщина и оброк закончились. Мои силы тоже. Не видите что ли, я даже шутить и каламбурить не могу от бессилия.

— Ну ладно. Молодец. Пора ужинать, все готово. — Так вот зачем он громыхал на кухне кастрюлями. А я-то думала, что он отмачивает в масле свое неоценимое «достоинство».

— Вы уверены, что Ваше призвание есть бизнес, а не кулинария? — я облизала пальцы и плотоядно оглянулась в поисках, чего бы еще такого съесть.

— Правда понравилось? — Андрей ожидал моего вердикта с искренним нетерпением.

— Ого. Еще бы. Если осталось что-нибудь еще, то у меня найдется в животе местечко, и не одно.

— Как это Вы еще умудряетесь держаться в форме при таком зверском аппетите? — он с довольной улыбкой положил мне на тарелку кусище офигенного пирога, собственного приготовления.

— А-а-а. Чушь… — Мой рот был занят. — Кстати, из Вас должен получиться исключительный спутник жизни. Может, Вам стоит серьезнее рассмотреть мою кандидатуру. Коль Вы в состоянии меня кормить так три раза в день, я обещаюсь пребывать с Вами в болезни и здравии до конца дней своих. Как, кстати, со здравием-то? — я указала пальцем в область полотенца.

— В стадии заживления. Хотите посмотреть? Может после того, как Вы увидите этот обожженный ужас, Вам уже не столь важно будет, сколько раз в день Вы будете питаться. Ну что, показать? — Я многозначительно кашлянула и приподняла чашку с чаем. Андрей поперхнулся.

— Ладно, Андрей. Объявляю временное перемирие. Я устала, Вы утомлены, давайте просто завершим наш ужин и не будем мучить друг друга взаимными придирками. А?

— Мудро. Договорились. Только так: кто срывается первым — моет посуду.

Поужинав, мы перешли в гостиную, где из динамиков летели блюзы Бенни Гудмана, поскрипывая раскрытой форточкой, шалил весенний ветер, а на низком столике у кресел, стояли стаканчики для виски. Все это здорово напоминало глупый черно-белый фильм со счастливым концом.

Домой я уехала около двенадцати, сделав вид, что не заметила одуревшую от усталости Анечку в кафе напротив. Ехала и с абсолютно тупой блуждающей улыбочкой, вспоминала как мы с Андреем сидели в старых креслах друг против друга, слушая забытые мелодии сороковых, как потом очень долго обо всем и ни о чем разговаривали, как я зачем-то читала ему свои стихи, не те которые выдавала экспромтом в офисе, а те которые были спрятаны дома в секретере в коробке из под ассорти, и которых никто и никогда не слышал. Вспоминала о том, как мы от души смеялись над историей с яичницей, как потом он вдруг неожиданно посерьезнев, извинился передо мной, и как его глаза глядели в мои — ласково и задумчиво. Вспоминала о том, что когда он взял мои руки в свои, прощаясь, мне вдруг стало больно и одиноко, и захотелось остаться и прижаться к его груди и почувствовать его пальцы в своих волосах. Я ехала домой с абсолютно тупой блуждающей и горькой усмешкой, потому что я, эмансипированная и прагматичная, самоуверенная и наглая, я не могла, не имела права позволить себе расслабиться. Какого черта? Все равно ни к чему хорошему это не приведет. Нет. Не дам, не позволю я себе хорошей пережить еще одну боль. Не допущу я себя до ненужных слез. Да и к чему это мне в моем возрасте и с моей зарплатой? Я, к счастью, уже научилась оберегать себя, как умею. И пусть всем вокруг понятно, что вся моя ирония, сарказм, экспромтики и каламбуры ни что иное, как наивная самозащита. Плевать! Слышишь, Андрей! Если я не удержалась и влюбилась в тебя, то обязательно удержусь и не полюблю. Это точно. Но все же как хотелось любить, как хотелось… Что поделать? ВЕСНА.