Переломный момент

Глава 14

ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

24 ИЮНЬ, 2005

НАШИ ДНИ

Джулз мог сказать, что ожидание доводило Макса до сумасшествия.

Еще более безумного, чем обычно.

По правде говоря, его бывший босс действительно тронулся. Джулз достаточно насмотрелся на признаки душевного пожара, чтобы сразу распознать их. Конечно, оставаясь верным себе, Макс Багат не может гореть спокойно.

Нет, он угаснет с грандиозным фейерверком.

То, что он провел двадцать раундов с Грейди Морантом, – как без толку размахивать красной тряпкой.

Даже сам Макс это заметил. Он признался Джулзу, что почти проиграл.

Чувак, ты так считаешь?

Насчет почти можно серьезно поспорить.

Это, плюс отказ ото сна, плюс сотня пристально изученных миль, полностью превратили главу отдела ФБР, всегда одетого с иголочки, в какое-то крепко пахнущее подобие террориста... Правда, джинсы и кроссовки – заслуга Джулза, но щетина в стиле «Джи Кью» и копна сильно запущенных волос – уже вклад Макса.

Да, в последние несколько дней у них не было доступа к мылу и воде, а погода стояла очень жаркая и влажная, но, черт возьми!

Путь из Джакарты в восточную часть Индонезии состоял из адской серии прыжков от острова к острову на самолете. И все этапы путешествия оказались куда длиннее, чем надеялись парни. Самый последний отрезок был особенно невероятен: поездка на лодке в темноте от Купанга до этого отдаленного острова, расположенного посреди неизвестности.

А потом, конечно же, подъем в горы через джунгли – и все так же под покровом ночи – к наблюдательному посту ЦРУ, который как бы случайно оказался по соседству с жилищем Эмилио Тесты.

Постом оказалась скромная угловая квартирка с окнами на центральную открытую площадь, выглянув из которых можно было увидеть рынок, знавший лучшие времена.

По-видимому, еще в семидесятых Мида пользовалась популярностью у туристов.

Здесь построили множество фешенебельных гостиничных комплексов и роскошных летних вилл для богатых европейцев, привилегированных клиентов авиалиний. Но десятилетиями длящиеся народные волнения в соседнем Восточном Тиморе придали новый смысл обещаниям турагентств об уникальном, незабываемом отпуске, и богатые- пребогатые перестали приезжать.

Менее зажиточных людей, расположившихся в опустевших элегантных домах, не волновало насилие в Восточном Тиморе, творившееся чуть ли не на их заднем дворе.

Бизнес этих личностей был не совсем честным, и он не только процветал в таких беззаконных условиях, но и поднялся на совершенно новый уровень.

Квартира ЦРУ, которую они сейчас занимали, была оборудована почти год назад, чтобы следить за местным преступником, вроде бы связанным с Аль-Каидой.

Он был просто очередным счастливым, приветливым соседом мистера Тесты, живущим всего в двух домах от самого мистера Т.

Невероятное совпадение? Бог его знает. Хотя, если Теста связан с террористами, после того, как они его захватят, Джулзу будет гораздо легче ответить «да» на вопрос Макса, может ли он задушить негодяя.

Однако сейчас удушение откладывалось. Макс, возможно, кипел от нетерпения, но Джулз был благодарен за этот необходимый простой. И благодарен за то, что им предоставили место базирования, включающее крышу.

– Почему бы тебе тоже не передохнуть? – спросил Джулз Макса, присаживаясь рядом с ним напротив окна.

Они убедились, что в доме Тесты, где держали Джину и Молли, не было черного входа, не было даже задних или боковых окон. Одной стороной здание примыкало вплотную к скале, а другой выходило на открытую площадь, и единственным способом войти или выйти были парадные двери.

Если только это тот дом. Если контакт Джулза в ЦРУ, человек по прозвищу Бенни, передал верную информацию об Эмилио Тесте.

Бенни не пришел на встречу в доках Джакарты, что ужасно расстроило Джулза, ведь агент должен был предоставить им настоящий шведский стол техно-игрушек ЦРУ.

Подслушивающие устройства. Инфракрасные очки. Множество микрофонов и микрокамер. И на звонки Бенни не отвечал, так что пришлось садиться в гидроплан без оборудования.

Что разожгло новую дискуссию между членами прославленной, неофициальной, на пятьдесят процентов криминальной, на пятьдесят процентов психованной «дрим-тим».

Макс взглянул туда, где в полумраке квартиры ЦРУ на диване растянулся Джоунс.

Мистер Самый Разыскиваемый до этого провел несколько часов, блуждая по окрестностям и изучая обстановку.

– Не думаю, что смогу заснуть, – пробормотал Макс. – Я немного подремал, пока мы летели в Купанг...

– Всего минут сорок, – заметил Джулз. – И, к твоему сведению, это было несколько часов назад.

Макс только покачал головой.

– Я просто не могу...

Он рассматривал из окна стены противоположного здания, стоявшего на другой стороне площади. Джулз знал, что Макс продал бы душу за рентгеновское зрение, лишь бы мельком увидеть Джину, убедиться, что она жива и невредима.

Все стекла были зеркальными, иначе Макс уже был бы там, полз по стене, как Человек-паук, пытаясь заглянуть внутрь.

Пожалуйста, Боже, пусть Джина и Молли будут живы.

– Может, тебе стоит просто лечь и хотя бы попытаться... – «Отдохнуть» снова хотел сказать Кэссиди, но Макс перебил:

– Нет.

Вместо того чтобы заставить его расслабиться, Джулз добился лишь того, что Багат заиграл желваками. Проклятье. Сладкий, ты меня убиваешь.

Он не знал, чем помочь. Будь на месте Макса любой другой, Джулз посидел бы с ним какое-то время, глядя в ночь, а потом завел бы разговор. Сперва вроде бы ни о чем, подготавливая почву для перехода к более сложной части.

Хотя, может быть, если попробовать сейчас, то и этот человек раскроется – ха-ха-ха!

Безудержный хохот. Как будто это вообще возможно – или встанет и уйдет от разговора, что оторвет его от окна, где нечего рассматривать, и, может, Багат хоть на какое-то время закроет глаза.

Определенно стоило попытаться.

Конечно, существовали и другие возможности. Макс мог взять Джулза в удушающий захват и сжимать до полной отключки.

Ну да ладно. Начнем разговор. Хотя с какой стати Макса расслабит надоедливая неуместная болтовня?

И не были ли эти два слова – «Макс» и «расслабиться» – теми, которые никогда не используются вместе в одном предложении?

Это невозможно, так что имело смысл решиться и начать.

Да и существует ли лучший способ сказать другу, что его выбор самая большая глупость всех времен и народов, и что он сам был, короче говоря, тупоголовой дубиной?

Макс не мог не заметить покашливаний и бормотаний Джулза.

– Если хочешь что-то сказать, ради всего святого, говори уже. Не издавай эти странные звуки.

Что?

– Какие звуки? Я не издаю странных звуков.

– Нет, издаешь.

– Ну, например? Какие? – Он вытянул руку, приглашая Макса продемонстрировать.

– Например... – Макс тяжело вздохнул. – Например... – Он прицокнул языком.

Джулз рассмеялся.

– Это не странные звуки. Странные звуки это вроде «вап-вап-вап», – сымитировал он звуки из «Трех балбесов», – или «вр-р-р».

– Иногда мне действительно нужно постараться, чтобы вспомнить, что ты один из лучших агентов в бюро, – сказал Макс. – Если есть что мне сказать, Кэссиди, говори. Или закрой, твою мать, рот.

– Ладно, я скажу. – Джулз глубоко вдохнул. Выдохнул. – Хорошо, видишь ли, я, что ж, я люблю тебя. Очень, очень сильно и...

Как же продолжить?..

Вот только его откровенные слова заслужили не просто мимолетный взгляд Макса, а полное и всестороннее внимание. Что немного настораживало.

Интерес в глазах Макса был подлинным, и это по-настоящему застало Джулза врасплох.

Макс ведь подумал... к своему удивлению, Джулз рассмеялся.

– Ох, нет! Не так. То есть, понимаешь, совершенно платонически, не по-гейски.

Джулз увидел на лице Макса понимание и облегчение. Как же он устал, если позволяет эмоциям настолько открыто проявляться.

– Прости. – Макс даже улыбнулся. – Я просто... – Он резко выдохнул. – В смысле, говорить о сокровенном даже сложнее...

Невероятно. Макс не отшатнулся в ужасе от этой идеи. Он забеспокоился о Джулзе, как бы не ранить его нежные чувства. И даже сейчас не попытался свести все к плохой шутке.

И еще заявляет, что они не друзья.

Джулз почувствовал, как сжалось его горло.

– Ты даже не представляешь, – прошептал он своему другу, – как сильно я ценю твое одобрение и уважение.

– Мой отец родился в Индии, – сказал ему Макс, – в тысяча девятьсот тридцатом году. Его мать была белой – американкой. А отец был не просто индусом, но еще и из самой низшей касты. Нетерпимость, которую он испытал и там, и позже в Америке, сделала его... очень желчным, очень трудным, очень, очень несчастным человеком. – Он снова взглянул на Джулза. – Я знаю, это зависит от личности, и, может, ты просто сильнее его, но... Люди постоянно ломаются. И могут просто так и оставаться, погрязнув в этом состоянии, а могут... Делать, как сделал ты – как ты делаешь. Так что да. Я уважаю тебя больше, чем ты думаешь.

Святые угодники!

Слезы наверняка были плохой идеей, так что Джулз ухватился за альтернативу – пошутил.

– Я даже не был уверен, что у тебя есть отец. В смысле, по офису ходят слухи, что ты прибыл на летающей тарелке...

– Я бы предпочел не слушать бессмысленную болтовню всю ночь напролет, – оборвал его Макс. – Так что, если ты это хотел сказать...

Ой.

– Ладно, – произнес Джулз. – Я тоже не собираюсь погрязнуть в этом. Потому что я прав. Видишь ли, я сказал то, что сказал, потому что думал использовать с тобой тот же подход, что и к восьмилетним детишкам. Ну, знаешь, сказать, как сильно люблю тебя, и какой ты замечательный в первой части своей речи...

– Речи… – повторил Макс.

– Потому что вторая часть сильно перегружена невысказанным, но угадывающимся «ты такой долбанный идиот».

– О боже, – пробормотал Макс.

– Так что я люблю тебя, – снова повторил Джулз, – совершенно в духе фильмов о мужской дружбе, и просто хотел сказать тебе об этом. Мне нравится работать на тебя, надеюсь, что с божьей помощью ты вернешься, и я снова буду на тебя работать.

Понимаешь, мне нравится, что ты мой руководитель, не потому что ты назначен высоким начальством, а потому что отработал каждый квадратный дюйм своего роскошного углового кабинета. Мне нравится, что ты не только умен, но и обладаешь широкими взглядами – ты готов прислушаться к тем, у кого иная точка зрения, а когда они говорят, ты готов слушать. Как сейчас, к примеру. Ты же слушаешь, верно?

– Нет.

– Лжешь. – И Джулз продолжил: – Знаешь, не случайно ведь многие продали бы родную бабушку, чтобы стать частью вашей команды. Сэр, вы не просто сверхспециалист – и ваша маленькая речь ко мне лишь подтверждает это. Вы пугаете нас до смерти, потому что мы боимся, что не соответствуем вашим высоким стандартам. Но у вас такая крепкая спина, и вы всегда, так или иначе, умудряетесь вести нас за собой, даже когда мы сомневаемся. Некоторые люди этого не видят, они на самом деле тебя не понимают – знают лишь, что без колебаний отправятся в ад, если ты отдашь приказ. Но, видишь ли, я знаю, что ты будешь там, в первых рядах, а им придется бежать, чтобы не отстать от тебя.

Ты никогда не отступаешь. Ты никогда не колеблешься. Ты никогда не отдыхаешь.

Немигающий взгляд Макса впечатается в эти стены навеки.

– Что, по-твоему, случится, – тихо спросил Джулз, – если ты отдерешь от рубашки эту гигантскую «S» и поспишь? Если позволишь себе провести час, вечер, черт возьми, да целые выходные просто дыша и получая удовольствие от прожитого момента? Что произойдет, Макс, если – после того, как все закончится – ты позволишь себе действительно насладиться компанией Джины? Сидеть в ее объятиях и разрешить себе быть счастливым. Не обязательно быть счастливым всегда – лишь на этот короткий промежуток времени.

Макс промолчал.

И Джулз продолжил:

– А потом, может, ты позволишь себе побыть счастливым и в следующие выходные.

Не слишком счастливым, – быстро добавил он, – этого мы не хотим. Но немножечко, потому что эта невероятная женщина – часть твоей жизни, потому что она заставляет тебя улыбаться и, вероятно, фантастически трахается, и… Видишь? Ты слушаешь. Не убивай меня, я лишь хотел убедиться, что ты не отключился.

Теперь Макс наградил взглядом его.

– Ты закончил?

– Ох, сладкий, нам некуда идти, и до рассвета уйма времени. Я только начал.

«Черт», – закатил глаза Макс. Но не поднялся и не ушел. Просто сидел.

На той стороне площади и прежде не было ни малейшего движения, и сейчас ничего не изменилось. Но Макс снова принялся наблюдать.

Джулз помолчал целых полторы минуты.

– Просто на случай, если я неясно выразился, – сказал он, – я всем сердцем верю, что ты полностью заслуживаешь всего счастья, которое можешь ухватить. Не знаю, какой ущерб нанес тебе твой отец, но...

– Я не знаю, смогу ли... – перебил Макс. – Ну знаешь, то, что ты говорил. Просто приходить с работы домой и...

Святые угодники, Макс действительно заговорил. Об этом. Или, по крайней мере, говорит. Джулз подождал еще, но Макс лишь покачал головой.

– Знаешь, что случается, когда работаешь задницей? – наконец спросил Джулз и сам же и ответил: – В следующий раз ее просто не будет. И тогда тебе придется задействовать другую жизненно важную часть тела. Ты должен дать себе время отрастить новую, перезарядиться. Когда ты в последний раз был в отпуске? В тысяча девятьсот девяносто первом или девяносто втором?

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я был в реально долгом отпуске как раз...

– Нет, сэр, не считается. Госпитализация и восстановление после почти смертельного ранения – не отпуск, – взорвался Джулз. – Разве в отделении интенсивной терапии ты не думал время от времени, почему совершил ту глупую ошибку, результатом которой стала пуля в твоей груди? Может, это случилось из-за сильной усталости, вызванной вечным шилом в заднице, которое заставляло тебя работать без продыху семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки?

Макс вздохнул, затем кивнул.

– Знаю, я облажался, в этом нет сомнений, – он помолчал минуту. – И делал это неоднократно в последнее время. – Он бросил взгляд туда, где Джоунс притворялся спящим, прикрывая глаза поднятой рукой. – Я слишком часто изображал Бога. Не знаю, может, я уже начинаю верить в судьбу, и она воздает мне по заслугам.

– Но не по заднице, – вставил Джулз.

Макс улыбнулся, но улыбка быстро пропала.

– Да, похоже, что по горлу. – Он потер лоб, а Джулз сидел и смотрел на него. – Это всегда в моей голове, – тихо продолжил Макс. Джулз едва его слышал. – Все, что я должен сделать. Все, что не сделал. Я не могу избавиться от этого, как от документов на моем столе, и просто пойти домой налегке. – Он взглянул на Кэссиди, и в глазах отразилась сильная боль. – Как я вообще мог ожидать, что кто-то вроде Джины смирится с этим?

Ух ты.

Ладно. Они сейчас не просто болтали, они разговаривали.

– Отчего же ты ждал, что Алисса смирится с этим? – парировал Джулз. – Ты ведь попросил ее выйти за тебя замуж.

Тишина затянулась, и Джулз уже готов был врезать себе за то, что упомянул Алиссу.

Локке – его подругу, бывшего напарника и, очевидно, ахиллесову пяту – когда Макс заговорил.

– Она проводила на работе еще больше времени, чем я, – сказал он. – Иногда я чувствовал себя просто бездельником.

Джулз и сам с этим сталкивался: когда бы он ни пришел на работу, не имеет значения, насколько рано, Алисса уже была там.

– Какое-то время я даже считал, что она экономит на арендной плате, живя в офисе, – коротко рассмеялся Кэссиди. – Но шутки в сторону, ты же знаешь, что она работала, чтобы отвлечься, правда? В смысле, сейчас, когда она работает в гражданском секторе – к слову, то, чем она как раз любит заниматься – то даже берет выходные. Отгулы. Они с.

Сэмом только что купили новый дом – целиком нуждающийся в ремонте. И собираются проделать всю работу самостоятельно.

– Это... – улыбнулся Макс, – как сказал бы Сэм? Поверить, мать твою, не могу.

– Она очень счастлива, – сказал Джулз.

– Я рад, – кивнул Макс. – Она сделала правильный выбор, не выйдя за меня.

– Потому что... ты на самом деле ее не любил?

– Иисусе, я не знаю, – ответил Макс. – Любовь заставляет чувствовать, что тебе может понадобиться серьезное лечение? Словно ты вот-вот взорвешься, потому что одновременно хочешь и девушку, и защитить ее – и получить можно либо одно, либо другое, а сделать ничего не можешь, отчего твои внутренности завязываются узлом, заставляя действовать, как чокнутый безумец, и в итоге проигрывают все? Черт.

Подперев пальцем щеку, Джулз притворно задумался.

– М-м, я приму это за «нет». Что ты действительно не любил Алиссу, потому что говоря «девушка», ты на самом деле имеешь в виду Джину, и – сладкий, очнись! – Джина, которую я знаю, стопроцентная женщина. Для начала, ты должен превратиться в настоящего человеческого мальчика[34] и действовать менее безумно, лады? Пожалуйста, перестань называть ее той, кем она не является.

Макс окатил его ледяным взглядом.

– Так все, что нужно сделать, это перестать называть Джину девушкой, и все будет хорошо? Вот так запросто мы заживем долго и счастливо.

– Ты не станешь счастливым, пока не разрешишь себе быть счастливым, – возразил Джулз. – Пока не примешь тот факт, что не можешь спасти каждую жизнь в этом мире.

Люди умирают, Макс. Каждый божий день. Ты не можешь спасти их всех, но кое-кого можешь. Если не убьешь себя слишком тяжелой работой. Тогда вот чем для тебя дело кончится... давай-ка подсчитаем, простая арифметика: получается – никого не сможешь спасти. Число, как я понимаю, равно нулю.

– Что если Джина одна из тех, кого я хочу спасти? Что если я хочу для нее чего-то…

Я не знаю … «Лучшего», черт побери, не то слово.

Но Джулз уже вцепился в него.

– Лучшего, чем что? – с отвращением фыркнул он. – Лучше, чем разделить свою жизнь с мужчиной, который, по твоим же словам, становится от нее «чокнутым безумцем»? С мужчиной, который заслужил уважение и восхищение каждого человека, с которым когда-либо работал, включая трех американских президентов? Мужчиной, который сексуален даже тогда, когда от него плохо пахнет? Макс, да брось, насколько еще лучшим тебе надо быть? По моему мнению, тебе нужна серьезная, серьезная психотерапия.

– Нет, – сказал Макс. – Не... я имел в виду другое. Менее... не знаю, трудно. Менее... – Он закрыл глаза. Выдохнул. – Я представляю будущее и вижу, как делаю ей больно. И... боже, я вижу, как она делает больно мне. Это неизбежно. Но я не могу держаться от нее подальше. Я собираюсь пойти туда. – Он ткнул во все еще тихий домик на площади. – Собираюсь вызволить ее, собираюсь отвезти ее домой и собираюсь никогда ее не отпускать. Сколько смогу. До неизбежного разбитого сердца.

Ладно. Джулз выдержал долгую паузу.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Так держать, мистер Романтик. И жили они жалко и раздраженно, и не то чтобы вечно.

– Давай просто перестанем говорить об этом, – снова заиграл желваками Макс. – От этого не легче.

На этот раз Джулз позволил тишине ночи виться вокруг них целых три минуты.

– Знаешь, я годами... – наконец прервал он молчание, потому что, проклятье, а вдруг Максу поможет, если он услышит эти слова? – ...поддерживал по-настоящему отравляющие отношения с парнем по имени Адам, который просто... Он все время рвал мое сердце из груди… Нет. Я постоянно позволял ему вырывать мое сердце. И лишь пытался вернуть его обратно.

Дело в том, что я дошел до той точки, когда заранее знал, что он снова причинит мне боль. Понимаешь, я все выучил, только ничему не научился. И делал ту же ошибку снова и снова, потому что какая-то бесстрашная часть меня, этот голос в моей голове просто отказывались принять реальность, типа: «В этот раз все будет по-другому. В этот раз он действительно будет любить меня так, как я хочу».

В итоге я пришел к тому, что заставил замолчать ту чересчур оптимистичную шестилетнюю «Санта существует» часть меня. Нужно было запереть ее, что я и сделал. И как только я это сделал, сразу же смог уйти от Адама. Да фиг с ним, я понял, что могу уйти от... кого угодно, если понадобится. Что не означает, будто я не сожалел о потерянных отношениях: черт, они были отстойными, но я жалел.

Джулз помолчал, думая об огромных киноафишах и изображениях на автобусах, куда бы он ни отправился. А затем сказал:

– Вот только однажды я проснулся и понял, что больше жалею о потере своего внутреннего ребенка. Мне не нравилось, в кого я превращаюсь без этого счастливого маленького голосочка – в слишком мрачного типа, понимаешь?

«Чересчур похожего на тебя». Кэссиди этого не произнес, но знал, что Макс понял.

– Так что я задумался всерьез и надолго, а чего же на самом деле хочет мой внутренний ребенок, – тихо продолжил Джулз, – и обнаружил, что в действительности не Адама. И даже не Робина – другого... Неважно. Это не то... – Он покачал головой. – Я хочу сказать, что понял: я не хотел Адама, я хотел мой идеальный образ Адама. Я хотел кого-то, как Адам, которого я вообразил. Я хотел любить кого-то, кто будет любить меня в ответ в соответствии с моим представлением о любви и уважении.

– Ты когда-нибудь сидишь просто? Тихо? Без разговоров? – вздохнул Макс.

– Хочешь, чтобы я замолчал, прежде чем доберусь до сути? – спросил Джулз.

– А в этой истории есть суть? В таком случае...

– Пошел ты. Сэр.

– ...продолжай.

– Суть в том, – сказал Джулз, – что я был в состоянии принять весь этот хаос, немного перенастроиться и снова выпустить моего внутреннего шестилетку.

Макс явно не понял.

– Вместо того, чтобы превратиться в какого-то угрюмого, мрачного, несчастного человека, – пояснил Джулз, – без чувства надежды, – о, скажем, как твой отец, – я поменял установку. И во мне снова зазвучал искренний детский боевой клич: «Однажды мой принц явится за мной». Есть определенные проблемы, знаю. Я имею в виду, что ищу совершенство. Так или иначе, я стремлюсь к лучшему. И говорю тебе все это, потому что знаю: где-то внутри тебя, в какой-то давно забытой паучьей норе притаился твой полный надежд внутренний ребенок. Тебе нужно найти его, сладкий. И нужно позволить ему выйти и порезвиться. Если не хочешь, то и не трать время на психоанализ, вычисляя, почему же – может, из-за отца? – запер эту верующую в Санту часть тебя. Хотя это и не повредит. Я большой поклонник саморефлексии и самопознания. Но даже если и нет, ты все еще можешь дать этой части себя новую установку: «Я разрешаю себе быть счастливым. Я разрешаю Джине любить меня». И, может быть, тогда, после того как мы завтра выбьем те двери, ты сможешь отвезти ее домой без всей этой чуши про неизбежный фатум.

Макс кивнул.

– Да, – сказал он. – Вот только, я думаю, Джина беременна.

Что?

– Да быть не может, – заявил Джулз. – Она ни с кем не встречалась. В смысле, за исключением симпатии, которой она вроде бы прониклась к Лесли-Джоунсу, когда впервые его встретила, о чем ты так не хотел слышать. Серьезно, я же всего месяц назад получил от нее письмо. Она бы мне сказала. И ты знаешь, что я бы сказал тебе.

– Да, вот только она встречалась кое с кем, – возразил Макс. – В Кении. Пол Джиммо. Несколько месяцев назад его убили в стычке за водные права.

– Нет, – успокаивающе произнес Джулз. – Ты ошибаешься. Джина упоминала о нем в одном из своих писем. Он владел фермой примерно в сотне миль от лагеря. Жил там с женой и детьми. Сладкий, он был женат.

Макс уставился на него.

– Вроде бы он просил Джину стать его второй женой, – поведал Джулз. – Некоторое время это было чем-то вроде их дежурной шутки, потому что, ну, Джина... не годится на роль второй жены. И даже если бы он ей нравился... Поначалу так и было, но потом он стал несколько настойчивым, и она испугалась... Но даже если, Боже, даже если бы она его любила, она никогда не спуталась бы с женатым мужчиной. Только не Джина. Ты знаешь это не хуже меня.

От таких новостей взгляд Макса стал ужасен.

И Джулз знал, о чем он думает. Если Джина ни с кем не встречалась...

– Откуда ты знаешь, что она беременна? – спросил Джулз.

Макс вынул из кармана лист бумаги, развернул его и протянул Кэссиди.

На самом деле это были два листа бумаги. Какое-то письмо и что-то вроде квитанции.

Джулз прочел оба.

– Ты звонил...

– Да, – перебил Макс. – Они не стали со мной говорить, а у меня не было времени, чтобы пробить по своим каналам. Я даже не знаю, как в Германии обстоят дела с конфиденциальностью – была бы у меня вообще возможность узнать что-либо даже по спецканалам?

– Это всего лишь стандартный бланк, – заметил Джулз. – А что до теста, может, она просто проверялась. Женщины ведь вроде бы должны делать это раз в год, верно? Джина находилась в Кении, а тут неожиданно попала с Молли в медицинский центр и решила – а почему бы и нет? Может, в этом месте тест на беременность является частью ежегодной проверки.

– Да, – откликнулся Макс, – может быть.

Прозвучало неубедительно.

– Ладно. Давай пройдемся по худшему сценарию. Она беременна. Я знаю, она не из тех, кто заводит интрижки на одну ночь, но... – Джулз запнулся. Он хотел помочь, но «Эй, отличные новости – женщина, которую ты любишь, могла забеременеть после случайного секса с незнакомцем» – чертовски не подходит в качестве утешения.

Не имеет значения, что эта идея менее ужасна, чем альтернатива – что Пол Джиммо продолжал настаивать и не принял ответ «нет».

Очевидно, об этом Макс и подумал, учитывая, как он сжимал челюсти.

– Что ж, – сказал Джулз, – похоже, наш короткий разговор не принес тебе облегчения.

Когда Макс не ответил, стало ясно, что он изо всех сил пытается не выпрыгнуть из окна и не полететь через улицу, используя свой гнев как движущую силу, чтобы пробить дыру в форме тела в стене того здания, где держали в заточении Джину и Молли – пожалуйста, Отче небесный, пусть они будут там.

И Джулз знал: если окажется, что этот Пол Джиммо все-таки прикоснулся к Джине без ее согласия, Макс найдет могилу парня, вытащит его тело, вернет к жизни, а затем убьет сукиного сына снова.

Когда Молли вышла из ванной, Джина разбирала металлический каркас кровати, раскручивая гайки и болты голыми руками.

– У нас будет лишь один шанс, – сказала она, вручая Молли громоздкий кусок металла – бывшую ножку кровати с маленьким колесиком на конце. Оказалось, очень сложно ухватиться за длинную L-образную железку, предназначенную удерживать вес пружинного матраса. – Мы должны быть готовы. Определенно, стоит одеться. Вещи все еще влажные, но нужно приготовиться бежать.

– У них оружие, – заметила Молли. Она попыталась ухватить металлическую штуку как бейсбольную биту, готовясь замахнуться сплеча. Ножка была тяжелой, но достаточно ли тяжелой для того, чтобы лишить взрослого мужчину сознания?

– Пистолет, в единственном числе, – заметила Джина.

– Этого мы не знаем.

Джина прислонила матрас к стене, чтобы Молли вытащила из-за маленького столика в углу один из двух стульев.

– В последний раз, когда Эмилио заходил, оружия не было видно. Знаешь, возможно, у него нет патронов, – проинформировала ее Джина, никогда не имевшая счастья быть подстреленной. – Он ни разу не воспользовался своим пистолетом, даже когда в нас стреляли.

– Или у него может быть тьма-тьмущая боеприпасов. – Молли опустилась на стул, ноги до сих пор были ватными.

Правда в том, что ему достаточно лишь двух пуль, чтобы оборвать три жизни.

– А может, и нет, – возразила Джина. – Если это не так, то нас здесь держит только наш страх.

– Это, и сердитый маленький человечек с ломом в коридоре, – напомнила ей Молли.

– Он показался тебе злым? – заколебалась Джина.

– Либо он зол, либо мучается от ужасного запора. – Пока она принимала душ – осторожно, по чуть-чуть поливая себя, спасибо биопсии – Джина прорабатывала оба мировых события и множество местных заголовков, вычисляя таинственных «тех», кто хотел обменять Грейди Моранта на похищенную жену Эмилио, сотворив целую цепочку боли.

– Оденься, – снова приказала Джина, несомненно, опять впустую. – Серьезно, Мол, и теннисные тапочки тоже. Я открою дверь, как только ты будешь готова. Насколько мы знаем, парня с ломом поблизости нет. Если он... – Она взвесила свою железяку с колесиком.

– Я не совсем уверена, будет ли от меня какой-нибудь толк, – сказала ей Молли, натягивая влажные штаны. – У меня все еще кружится голова. И тошнит. И уж точно не в моем стиле бить людей по голове.

– Тебе стоит что-нибудь съесть. – Джина направилась к банкам с едой.

Фу-у-у, гадость.

– На самом деле, пожалуйста, не стоит, – поморщилась Молли.

– Мы лучше возьмем еду с собой, – решила Джина. Она стянула одну из наволочек и принялась нагружать ее консервами. – Я знаю, тебе не по душе причинять кому-либо вред, но альтернативы...

– Я знаю, каковы альтернативы, – ответила подруге Молли, завязывая шнурки теннисок.

Смерть Джоунса. Или даже хуже. Смерть их обеих, да еще и ребенка. Или еще хуже.

– И я ударю, если придется, уж поверь. Я лишь имею в виду, что у меня, наверное, не очень хорошо получится. – Она снова села. – Но, тем не менее, ты пока так и не убедила меня, что у нас есть хоть малейший шанс против пистолета.

– Ш-ш-ш, – сказала Джина, подняв руку.

В коридоре звучали голоса. О боже.

– Мы должны бежать в гараж – прямо по коридору и налево, – проинструктировала Джина, придвигаясь ближе к двери и занося металлическую ножку в позицию для удара.

О боже.

– Дорогая, пожалуйста, мы можем сначала попробовать что-то другое? – скороговоркой произнесла Молли, перемещаясь за Джину, не совсем уверенная, где ей встать. Ведь ударить нужно было того, кто войдет в двери, а не подругу, да и самой желательно не попасть под удар. – Например, притвориться по-настоящему больными.

Как будто одной из нас нужно в больницу. Может, Эмилио...

– Он не собирается просто отпустить нас, – сказала Джина. – Ты сошла с ума, если думаешь...

– Мы могли бы хотя бы поговорить с ним, – ответила Молли.

– Ш-ш-ш, – снова произнесла Джина.

Что это за звук в коридоре? Словно какое-то животное или...

Очень маленький ребенок?

Дверь открылась, и на пороге, пошатываясь, замер маленький мальчик – едва ли старше двух лет.

– Нет! – крикнула Молли Джине.

Но Джина не собиралась бить малыша. На самом деле она шагнула к Молли, готовая блокировать ее удар.

В этот момент появился Эмилио. Взглянул на них – Молли все еще стояла с занесенной над головой железной ножкой – и схватил ребенка в объятия.

Хотя трудно было сказать, хочет ли он защитить мальчика или использовать его как щит.

– Вижу, вы тут были заняты, – сказал он с очаровательным акцентом. – Могу я представить своего внука Данжуму? Покорнейше благодарю вас обеих, что не причинили ему вреда.