Переполох в Академии Сказок

Глава 11. Сила земли

Лукерья спешила за ведьмами, стараясь не упустить шустрых босоногих девиц из виду. Краем глаза заметила она, как скрылась Василиса с чаровницами за поворотом, а Луше, как оказалось, путь лежал прочь из терема. Ведьмы, весело переговариваясь, бежали к лесу, тому самому, где вынырнули из озерца они с Васеной.

Прежде казавшийся мрачным да неприступным лес теперь преобразился: приветливо шелестели деревья, а солнечные лучи путались в их кронах, веселыми пятнышками плясали на извилистой тропке. Луша и синие ягоды на кустах углядела, но рвать не стала. Всякая ведьма знает, в чужом лесу хозяйничать не след. Хотя ведьмы в академии были, прямо сказать, с причудами.

Вроде и явились не вчера, да только то и дело ойкали и ворчали, наступая на острые коряги. Две болтливых девицы даже ухитрились заплутать, кричали да аукали, пока их не отыскала за широким дубом крепкая ведьма в зеленом платье. Она казалась старше и увереннее, чем остальные, и Луша решила держаться подле нее, целей будет. Оказалось, девица еще и умом не обижена:

— Ты откуда такая будешь? — с интересом спросила она. — Меня Ярославой кличут.

— А я Лукерья, — улыбнулась девица. — Из Трипятнадцатого царства…

— Постой! Неужто самой Яги правнучка? Так ты ж… — она прижала широкую ладонь ко рту. А потом пробормотала изумленно, — Чудные дела творятся…

— Всякие творятся, — отмахнулась Луша. — Врата в Навь и без меня есть кому схоронить, а я пока наукам обучусь всяческим. А ну как силы мне не хватит али премудростей каких?

Ярослава задумчиво пожевала губу, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Премудростей, знамо дело, много не бывает. Она оглядела Лукерью с ног до головы, словно оценивая. Приметила загрубевшие от ходьбы по лесу босые ноги, прицокнула одобрительно, глядя на тонкие проворные пальцы с мозолями от плетения оберегов.

— Ох, непросто тебе здеся будет, Лукерья, — покачала она головой. — Эти то, — она кивнула головой в сторону остальных ведьм, — не за премудростями явились, а за женихами. И что-то мне подсказывает, что и ты неспроста от доли своей тяжкой сбежала.

— Неспроста, — кивнула Луша. — А и пускай будет, как должно. Коли суждено мне одинокой каргой врата сторожить, сталбыть, ворочусь домой да приму свою силу. А вдруг свезет?

— И премудрости, — ехидно напомнила Ярослава, и девицы тихонько засмеялись.

Так, за легкой беседой Лукерья не заметила, как вышли они прямо на лесную опушку, где стояла крепкая изба. На крыльце их уже ждала крутобокая домовитая баба. Глаза у нее были зеленые, точно листья, а улыбка теплая, словно солнечный лучик. В русых косах запутались грибы да ягоды, и вот чудеса, они словно и не портились.

— Добрались, девоньки, — ласково поприветствовала она юных ведьм, и те отозвались радостным гулом. — Ну полно, дело у нас сегодня непростое, не у всякой выйдет. А попытаться надобно. Да и времена сейчас такие…

— Какие? — тотчас шепотом спросила Луша у Ярославы.

— После расскажу, — отмахнулась та.

— Я гляжу, у нас гостья? Али обучаться удумала? — послышался мягкий голос, и все ведьмы повернулись к Лукерье. Она смутилась и тихо ответила:

— Обучаться, коли позволите.

— Отчего бы не позволить, — засмеялась женщина. — Ты, поди, догадалась, кто я?

— Лешачиха? — осторожно произнесла Луша.

— Верно, — и снова улыбка озарила румяное лицо супруги Лешего. Казалось, что она и вовсе не умеет хмуриться и злиться. — А ты?..

— Лукерья, из Трипятнадцатого царства, — вздохнула юная ведьма.

— Понимаю, — одобрительно качнула головой Лешачиха. — Сама такой была, не желала матушкин дар принять, да только судьба-то везде отыщет.

— А какой дар? — полюбопытствовала Лукерья.

— Знахарка она, — пояснила Лешачиха. — Мне-то казалось, в травах разбираться много ума не надо, да и скучно это. А теперь вона как, среди них и живу. Ну, девоньки, поспешим, пока солнце еще высоко!

И они поспешили. Лес оказался невелик, сразу за ним простилалось поле, полное пестрых цветов. Лешачиха забралась в самую серединку, блаженно прищурилась, подставляя румяное лицо теплому солнцу, а потом обратилась к ведьмам:

— Кто знает, зачем мы здесь?

Со всех сторон послышался шепот, а потом одна из девиц выпалила:

— Травы для отвара собирать?

Ярослава фыркнула, сдерживая смех, а Лешачиха покачала головой.

— Кто ж вот так запросто собирает? Всякой травинке свое время. Ох, девоньки, огорчаете вы меня. Ночью сегодня полнолуние, али забыли? — снова послышался шепот. — То-то же! Самое время теперь силушкой природной напитаться, а тут и место подходящее.

— И что, — пискнула черноволосая девица, — так всем и достанется?

— Сила не пирог, Маланья, — отозвалась Лешачиха, — чтоб все по кусочку разбирали.

Тут Лукерья поняла, что коли надо, может Лешачиха и суровой стать, да только печалить супругу лесного хранителя ей не хотелось. А что делать она и так догадалась, хоть прежде и не доводилось.

— А можно я попробую? — робко попросила Луша.

Лешачиха задумчиво пробормотала:

— Пробуй, коли не шутишь. Что делать, знаешь?

Чувствуя на себе внимательные взгляды ведьм, Лукерья кивнула. Встала так, чтобы пальцы ног смотрели туда, где опустится через несколько часов солнечный блин за верхушки деревьев. Подняла руки, ладонями к небу. И зашептала благодарственные слова всему живому и неживому, что питает издавна всякую ведьму своими силами. Трижды повторила Луша, а когда ей показалось, что ничего не вышло, вдруг почувствовала она необъяснимую легкость, словно подняло ее, как пушинку, да на землю обратно опустило.

— Сильна, — одобрительно сказала Лешачиха. — А ну, девицы-красавицы, становитесь. Слушайте заветные слова, да повторяйте за мной. Только от сердца, не пустозвоньте.

Ведьмы загалдели, как деревенские куры. Толкаясь, словно им на широком поле тесно, одна за другой поворачивались они лицом к заходящему солнцу. Лишь Ярослава подмигнула, да осталась стоять подле Луши.

— А ты чего? — спросила Лукерья.

— А я в прошлое полнолуние так приняла, что потом две седмицы отходила, — засмеялась она. — Вот и наказала мне Лешачиха в этот раз лишь ведьм-первогодок сопроводить, а сама чтоб ни-ни. Погляди, вот умора!

Яра не отрываясь глядела на ведьм, визжащими голосами требующих себе силищу невиданную прямо сейчас и прямо в обе ладошки. Лешачиха фыркала, но помалкивала, справедливо рассудив, что сама природа научит лучше. Так и приключилось: откуда ни возьмись набежали черные тучи, заполнили прежде ясное небо, да пролились таким ливнем, что ведьмы бросились врассыпную. Далеко убежать, правда, не успели: все стихло также быстро, как и началось. Удивительно, но Луша, Ярослава и Лешачиха стояли совершенно сухими, словно и не бушевала мгновение назад в поле гроза. Цветы тоже не примялись, лишь незадачливые юные ведьмы яростно выжимали мокрые платья да расплетали косы.

— Подождите, — испуганно воскликнула Лукерья, — это не все!

По полю катился огромный огненный шар. Он приближался с голодным звериным ревом, и от ужаса Луша застыла на месте и не могла отвести взгляда. Она лихорадочно вспоминала, когда и кому успела так насолить, чтоб ее небесный огонь заживо жег, но ее мысли прервал гневный крик Лешачихи:

— Богумил! В который раз говорено⁈ Опять пшеницу подпалили!

— Только чуточку, — раздался прямо из пламени веселый голос. — Горыныч, выдыхай!

— Ложи-ись! — завопила Лешачиха, и все девицы рухнули наземь, как подкошенные. Над ними пронеслось горячее пламя, сменившееся ядреным дымом.

— Горыныч? — зашептала Луша на ухо Ярославе. — Тот самый⁈

— Внук того самого, — отозвалась Яра.

— В честь деда назвали?

— Почти, — девица неожиданно хихикнула. — У них, эт самое, с мозгами-то не очень. Огонь выдыхает, сталбыть, Горыныч. Этот вот меньшой.

— А Богумил кто таков? — допытывалась Луша.

— Младший сын Ивана-царевича, кровопийца эдакий! — возмущенно ответила Ярослава.

— Иван-царевич кровопийца? — не поняла Лукерья.

— Сынок его, — пробурчала Яра. — В нем мозгов столько же, сколько в Горыныче, столько кровушки тут всем выпил, что на дюжину кровососов бы хватило и еще бы осталось. Вон, погляди, набедокурил и доволен!

И Лукерья поглядела. На золотые кудри, ясные голубые глаза, крепкие плечи под закопчённой, когда-то белой рубахой. Залюбовалась широкой радостной улыбкой, а когда Богумил вдруг на нее посмотрел, затаила дыхание, покраснела от смущения, да уставилась на свои босые ноги.

«Вот оно, оказывается, как бывает, — подумалось Луше. — Когда суженый пред тобой является».

То, что явился этот самый суженый не пред ней одной, было неважным. Как и то, что залихватски свистнув, Богумил вскочил на чешуйчатую спину Горыныча, и, крикнув «Лети!», понесся прямо над головами гомонящих ведьм. Пролетая над Лушей, трехглавый змей вдруг замедлился, и этого мгновения хватило Богумилу, чтоб вложить в непослушные Лушины ладони букет полевых цветов, тут же собранных, хитро подмигнуть, и скрыться в лесу.