За ужином в трапезной было шумно. Собрались и те, кто к обеду не поспел: богатыри, что под предводительством Добрыни сыновей первого Горыныча догнать пытались, златокудрые племянницы Черномора, сторожившие заветным академские врата, юные домовята, наказанные Нафаней за какую-то провинность и теперь ворчащие, что весза ь день оттирали ведьминские котелки от застарелых зелий.
Громче всего смеялись за тем столом, где то и дело мелькала светлая голова Богумила. Младший сын Ивана, бодро размахивая руками, что-то рассказывал, остальные царевичи хохотали так, что аж богатыри к ним подсели, не стерпели.
— А оно ка-ак полыхнет, — воскликнул Богумил.
— А ведьмы-то чего? — спросил кто-то. За ведьмаческим столом мигом стало тихо, Луша даже услышала, как тихонько бормочет проклятье пяточной мозоли Ярослава. Завидев, что губы остальных колдуний также шевелятся, а милосердие у них явно было не в чести, Лукерья со вздохом зашептала обережное заклятье. Эдак они хором так Богумила проклянут, что одна лишь пяточная мозоль от него и останется.
— Да ничего, — неожиданно смутился царевич. — Даже не взвизгнули.
— И Лешачиха не наказала? — недоверчиво поинтересовался тот же голос.
— Чего не знаю, того не знаю, — фыркнул Богумил. — Мы с Горынычем раньше улетели.
Трапезная взорвалась от молодецкого хохота. К проделкам наследника самого Ивана все привыкли, оттого никто и переживать не стал, когда грозный голос, исходящий словно из самих стен, потребовал Богумила немедля явиться пред светлы очи верховного наставника.
— Верховный наставник это кто? — шепотом уточнила Луша у Ярославы.
— Папенька его, — хихикнула ведьма. — Вы ж туточки недавно, акромя покоев своих да нескольких наставников никого и не видывали. Значицца так, слушай.
— Ох, постой, я Васену кликну, — всполошилась Лукерья.
Едва любознательная Василиса уселась подле ведьм на лавку, Яра завела рассказ:
— Стал быть, так. Академия наша, уж почитай, полвека на нонешнем месте стоит. Построили ее здесь не случайно, сказывают, именно здесь впервые чудо сказочное произошло: Иван-царевич меч-кладенец прямо из земли вытащил, когда с Кощеем бился. Это после уже сели они да потолковали, миром все разрешилось. Но поляну сокровенную приметили, когда решили недорослей сказочной науке учить, вспомнили про волшебное место, теремов понастроили. Верховный, стал быть, наставник туточки — сам Иван-царевич.
— А он чему учит? — заинтересовалась Васена.
— Да ничему, — фыркнула подбежавшая Аленка. — Всем супруга его заправляет, Василиса Премудрая. Он за порядком приглядывает, чтоб не нападал никто, да ученики дел не натворили.
— Плохо, видать, приглядывает, — засмеялась Васена. — Коли сын его…
— Ты на Богумила не гляди, — покачала головой Яра. — Пусть он и недолгого ума, да колдовских сил в нем достаточно. От матушки унаследовал. И вот что чудно, стоит ему колдовать начать, вмиг преображается.
— Это как? — удивилась Луша.
— А так, недаром за ним ведьмы по пятам ходят. Чудо как хорош, силен, могуч… И главное-то что, дурь всю будто ветром сдувает, — пояснила Ярослава.
— А наукам-то всяческим учиться сюда хоть кто-нибудь пришел? — возмутилась Василиса. — Только и разговоров про богатырей да царевичей, а как же книги всякие?
— Книги, Василисушка, это хорошо. Да только кто, акромя Василисы Прекрасной, красоте женской научит? Кроме Настасьи Филипповны — пирогам да похлебкам правильным?
Васена только отмахнулась. Про заповедные груши вспомнила, покраснела смущенно. В самом деле, не ей девиц попрекать, что прежде всех желаний мужа хорошего отыскать мечтают. Она, может, за наукой и бежала, женихов ей и в родной деревне хватало. А таких черноволосых, с глазами цвета ночного неба ни единого не встречала. Взглянул бы он на нее, коли пироги бы подгорели? Позвал бы на груши глядеть?
После трапезы разбрелись девицы по своим покоям. Поднимались здесь затемно, еще до крика первых петухов, как Василиса Прекрасная наказывала. Поговаривали, прежде она лягушкой зеленой была, да только при правильном уходе любая жаба царевной станет. Главное, чтоб душа была светлая, улыбка искренняя да руки золотые. Всего этого у бывшей лягушки было вдосталь, оттого и приглянулась она старшему брату Ивана-царевича. По давней традиции, нарекли его также Иваном, вот и вышло, что в одном роду два Ивана да две Василисы сошлись.
— А не много ли Василис на одну Академию? — задумчиво пробормотала Луша, расплетая рыжие косы. — Глядишь, и тебе второе имя достанется.
— Главное, чтоб не обидное, — вздохнула Васена. — Чаровницы говаривали, до того, как Кощея победил, верховного наставника все Иван-дурак кликали. Только об этом тсс, не говори никому.
— За такое недолго и с Академией проститься, — хихикнула Лукерья. — Знамо дело, молчать буду. А ты чего почивать не ложишься?
— Я потом, — смутилась Василиса. — Я же книги тутошние разглядеть не успела, так сейчас хоть одним глазком…
— Ну давай, добрых снов, — улыбнулась Луша, с блаженным видом забираясь под покрывало.
— Добрых снов, — отозвалась Васена.
Убедившись, что подруга уж третий сон глядит да в подушку сладко посапывает, Василиса бросилась к огромному платяному шкафу, что высился на ее половине. Сколько бы не убеждала себя девица, что она только на груши поглядеть, да только и растрепанной да ненарядной пред Ратиславом показаться не хотелось. Переплела она наскоро золотые косы, надела темно-синее платье и белые сапожки, приготовилась было ждать, как вдруг кто-то тихонько постучал.
Сердце Василисы забилось испуганной птицей, а ну как Луша проснется, засмеет. Хотя видела же она, как подруга в трапезной на Богумила глядела, не стала бы она осуждать. Как бы ни боялась Васена, а дверь отворять все же отправилась.
— Я уж решил, что ты передумала, — с легкой полуулыбкой укорил Ратислав. Как и прежде одет он был в черную рубаху и черные штаны. Одобрительно взглянул на Василису, отчего та смущенно потупила взор, и почти ласково произнес. — Морозно вечером, озябнешь.
Васена молча кивнула, прихватила пеструю теплую шаль и выскользнула из комнаты, оставив мирно спящую Лукерью нежиться в постели. По коридору шли молча, Василиса за кощеевым правнуком едва поспевала. В отличие от нее, Ратислав дорогу знал хорошо, на поворотах не плутал. Пару раз девица даже потерялась было, но Ратислав мигом ее нашел. В конце концов он притомился проверять, слышны ли за его спиной легкие девичьи шаги, протянул Василисе широкую мозолистую ладонь.
— Идем, а то утром тебя Нафаня отыщет, осерчает, — ухмыльнулся он.
Василиса робко взяла его за руку, удивляясь, неужели Ратислав к простому труду приучен. Хотя отчего бы и нет? Это о Кощее слухи ходили, что он лишь злато пересчитывает, а для остального у него слуги имеются. Правнук же его мог и иначе жить.
— О чем задумалась? — спросил Ратислав, едва они миновали двери терема и вышли во двор, вдыхая свежий вечерний воздух. Пахло цветами и яблоками, Василиса даже зажмурилась от счастья.
— Хорошо здесь, — призналась она. — Спокойно и благостно.
— Это ты за полдня поняла? — засмеялся богатырь.
— Разве не так?
— Так-то оно так, — не стал спорить Ратислав. — Вот только коли было бы все спокойно да, как ты говоришь, благостно, не пропадали бы мы у Добрыни Никитича целыми днями на ратном поле. Ждут чего-то наставники, только нам не докладывают.
Василиса вздрогнула. А ведь слышала она что-то от Луши про странные слова Лешачихи, да значения не придала.
— Ну, не пугайся, — улыбнулся Ратислав. — За заповедными грушами мы сегодня точно успеем.
И, не выпуская девичью руку из своей, правнук Кощея уверенно направился к лесу.