Переполох в Академии Сказок

Глава 22. Кто преград не ведает

Едва ранний рассветный луч пощекотал румяную Лушину щеку, девица тотчас открыла глаза и подскочила на постели, коря себя за слишком долгий сон. Васена-то глаз не сомкнула, спасать Академию унеслась, а она, Луша, чем хуже? Разлеглась, пуще царевны на простынях белых, да сопела до самого утра! Ох и стыдно.

Пока с трудом заплетала в косы рыжие волосы, привычные к свободе, умывалась нарочно ледяной водицей, чтоб взбодриться, себя уговаривала:

— Коли собираться куда, так не наскоком, зелья да отвары подготовить надо, платок теплый да бурдюк воды. И отдохнуть перед тяжкой дорогой — не грех, усталый путник — легкая добыча. А кто его разберет, что там по пути повстречается.

И все равно Лукерье было совестно. Перед утренней трапезой она успела забежать за живой водицей к Ярославе. Та поохала, конечно, но вторую склянку все же дала. А потом ведьмы вместе отправились в трапезную, где, к их удивлению, царственно восседала Милана в окружении чаровниц. Девицы слушали, вытаращив глаза и открыв рты, одна лишь Аленка задумчиво головой качала. Когда ведьмы подошли к столу, услышали обрывок последней фразы:

— … зачаровала она Ратислава, точно вам говорю! Иначе разве променял бы он меня на эту мышь бледную?

— Да тебя даже на гадюку променять — и то больше пользы будет, — не удержалась Луша. — Ты, давай-ка, не бреши, на подругу мою напраслину не возводи. Коли надумала себе чего, так это твоя беда, а не ее. А то, что Ратислав сам подле нее вился, все чаровницы видели, верно ведь?

— Видели, — ответила за всех Аленка. — Говорили мы тебе, Милашка, не по тому ты богатырю вздыхаешь. Этому не царевна в палатах, а хозяйка в доме нужна. Да такая, чтоб и коня на скаку остановила, и пирогами накормила. Не горелыми да пересолеными, как твои. Права Лукерья, женихов здесь Василиса не искала. Коли вышло так — судьба, не иначе.

— Тьфу на вас! — рассердилась Милана, выбегая прочь из трапезной.

Чаровницы тотчас принялись про нее сплетничать, а Аленка поглядела вокруг, и тихонько спросила:

— Где Васенка-то? Завсегда же вместе ходили.

Так же тихо, шепотом в подставленное девичье ушко, рассказала Луша Аленке про то, как явилась к ним сама Жар-птица, а ей отказать никто не осмелился бы. Вот и бросилась Василиса Академию спасать. Аленка вздыхала, охала и испуганно прижимала ладони к румяным щекам.

— Что теперь будет-то, — наконец, проговорила она. — Неужто и впрямь так худо? Если Ратислав в путь отправился. Ой!

— Что? — испугалась Луша.

— Силы-то его Кощей забрал, чтоб черное колдовство не творил… Наказан же…

— Беда, — протянула Лукерья. — А у Василисы из колдовских умений одна книга с летописями, да ум недюжинный.

Луше очень хотелось верить в то, что подруга и правнук Кощея испытание это выдюжат. Бросилась бы она за ними следом, но ждала ее и дорога дальняя, трудная и опасная. Долго думала Луша над словами Василисы про навье пламя, чего только не передумала. Но все к одному сводилось. То, от чего она в Академию бежала, отталкивала от себя всеми силами, само ее нашло. Лишь дочери и внучки Яги да сыны Кощеевы могли бы пламя это усмирить. Другим и пытаться толку не было, сгорели бы мигом, никакого источника не увидели. Может, и чаровали его когда-то прабабка ее да прадед Ратислава, кто теперь скажет, как оно было. А в том, что идти их наследникам придется, никаких сомнений не оставалось. Но было и еще кое-что. И волновало оно не только чаровниц и ведьм, еще давеча догадавшихся о судьбе Ратислава.

— Ох, девоньки, всю ночь думала, кто же это у нас преград не ведает, но приведет защитницу всякой живой души, — вдруг сказала Ярослава. — Про живые души-то понятно, любую из ведьм бери. А вот про богатыря я загадку так и не отгадала.

Остальные девицы похвастаться отгадками тоже не могли, лишь косились задумчиво на стол, где богатыри, кроме Ратислава, наскоро доедали горячую кашу. Луша тоже поглядела. С богатырями ей знакомиться не пришлось, лишь с одним, но и его отчего-то за столом не было. Впрочем, времени у Лукерьи тоже было маловато, она поднялась первой, шепнула, что отлучится ненадолго, чтоб ее не ждали, а сама незаметно бросила в сумку несколько пирогов и прихватила пряник.

Ведьма выскочила из трапезной, отбежала подальше, чтоб никому на глаза не попасться, а потом позвала:

— Нафаня! Помоги, пожалуйста, у меня и пряник есть…

Долго ждать не пришлось. Уже через мгновение крутобокий домовой будто вывалился из стены, широко улыбаясь. Увидев Лушу, он тотчас приказал:

— Сперва пряник, а то знаю я вас!

Лукерья со смешком протянула домовому угощение, тот мигом попробовал его на зуб, остался доволен и припрятал в карман. А потом воззрился на ведьму и доброжелательно спросил:

— Чего надоть? В комнате чего приключилось?

— К Василисе Премудрой мне надо, — попросила Луша. — Где ее отыскать?

— Вона как, — покачал головой Нафаня. — Ну ступай за мной, не отставай!

И он бодро покатился по терему, Лукерье оставалось лишь бежать за ним. Когда она уже потеряла счет поворотам и времени, домовой, наконец, остановился у пестрой двери с вырезанными на ней причудливыми узорами. Комната была другой, не вчерашняя зала, где они речи наставницы слушали, а нечто иное. Луше даже показалось, что ученики сюда не захаживают.

— Здесь наставники собираются, ежели чего важное случилось. Да ты постучи, не бойся. А я пойду, делов у меня до самой крыши.

Нафаня с хлопком исчез, а ведьма решила последовать его совету. Сделала глубокий вдох, размахнулась да стукнула по двери так, что она сама собой отворилась. Лукерья от неожиданности испугалась, не собиралась она без приглашения входить. Так и застыла на пороге, пока наставники удивленно на нее смотрели. А кроме наставников здесь оказался и тот, кого не хватало за богатырским столом.

— А я тут… В общем… — робко начала Лукерья, не решаясь войти.

Помогла, неожиданно, Василиса Премудрая. Подошла, приобняла ведьму за плечи, усадила на мягкий стул, на каких прежде Луше сидеть не приходилось. Да и сама комната наставников была не хуже царских палат: нарядные занавески, расписные стены и красивые столы на резных ножках, подле каждого — по стулу, такому, как тот, на котором восседала робкой царицей Лукерья. Даже пахло здесь чем-то особым, вроде сладким, а может и нет, такого запаха Луша никогда не встречала.

— Коли про подругу рассказать пришла, так мы уже знаем, — успокоил девицу Иван-царевич. — Не хотел Ратислав чаровниц с собой брать, да от судьбы разве уйдешь?

Он с любовью посмотрел на Василису Премудрую, и та зарумянилась, смущаясь. И тотчас ответила:

— Не уйдешь, конечно, как ни пытайся. Так зачем пожаловала, Лукерья, внучка Яги?

— Вы знаете, — выдохнула Луша. — Иначе бы бабку мою не вспоминали. Так вот, коли и впрямь судьба моя такая, готова прямо сейчас отправиться. Только я не догадалась…

— Кто преград не ведает? — улыбнулась Василиса и перевела взгляд на притихшего в углу сына. — Тот, кому ни слово отцовское, ни закон не указ. Кто в воде тонул, да не утонул, кто без крыльев летал, да по пламени ходил…

— Хватит, матушка, — поморшился Богумил. — Коли не знал бы, как все было, глядишь, поверил бы, что хвалишь.

— А это уже не важно, — отрезал Иван-царевич. — Важно то, что оба по своей воле согласились, сталбыть, и в дорогу пора собираться. И вот еще что… — он помолчал задумчиво, а потом подмигнул сыну. — Горынычу крылья размять неплохо бы, засиделся он в своей пещере!

От этой новости Богумил просиял. Он схватил ничего не понимающую Лушу за руку и потянул прочь, на ходу выкрикивая:

— Спасибо, отец! Я не подведу! Ой, мы не подведем!

Иван-царевич лишь грустно кивнул, на душе его было неспокойно. А Василиса Премудрая незаметно прошептала вслед сыну материнское благословение, надеясь, что оно сбережет его в пути.