Изменения в Филиппе сложно было не заметить. Целый месяц Эдвард видел брата на редкость воодушевлённым и подумывал, что тот сошёл с ума. Филипп и серьёзность слились во что-то настолько цельное, что улыбающимся брата Эдвард уже не представлял. Впрочем, счастливый, влюблённый Филипп ему даже нравился: тот стал разговорчивее, порой играл с Эдвардом в карты или шахматы, стал одалживать провода, которые подключались к синернисту и позволяли играть в стрельбу волшебными шарами по мишеням, и даже показал Эдварду обход нескольких блокирующих информационные потоки барьеров. А потому, когда Филипп снова помрачнел и начал закрываться в кабинете, Эдвард понял: что-то произошло. И он был полон решимости всё выяснить, несмотря на попытки Филиппа пресечь разговоры.
В один день Эдвард без стука зашёл в кабинет брата в надежде застать его там, но комната оказалась пустой. «Я подожду», — решил Эдвард, засунув руки в карманы и проходя по ковру к заваленному исчирканными бумагами столу. Там же лежали стопки фолиантов, разные папки, в которые Эдварду так хотелось сунуть нос. Он пробежался любопытным взглядом по столу и неожиданно заметил написанное неизвестным почерком письмо. Оно лежало на видном месте и так звало, так манило к себе. Эдвард не стал сопротивляться, воровато оглянулся на дверь и обошёл стол, чтобы прочесть бумагу.
«Филипп,
После тщательного изучения Вас у меня остались лишь положительные впечатления. Удивлена, что никто не решился дать Вам согласие раньше. Едва ли это повредило бы чьему-то имени.
Я хочу дать Вам шанс.
По определённым причинам я не смогу присутствовать на нескольких совещаниях, и мне нужен секретарь. Я предлагаю эту должность Вам.
Для подтверждения в самое ближайшее время пришлите мне приложенную бумагу с подписью Его Величества.
Рядом с письмом лежал черновик ответа и лист весь в закорючках, отдалённо похожих на подписи Элиада Керрелла. Эдвард даже глаза закатил: попытки Филиппа за спиной отца получить важную должность явно не будут успешными с такими каракулями.
Тут дверь открылась, и, вскинув голову, Эдвард встретился взглядом со старшим братом. Тот будто увидел призрака.
— Что ты тут забыл? — прошипел Филипп и быстро прошёл к столу, отодвинул брата и стал собирать бумаги, пряча черновики с подписями.
— Извини! — воскликнул Эдвард. — Я искал тебя. Ты вот это письмо ждал? — Он ткнул пальцем в бумагу. Филипп сжал зубы, рывком забрал письмо, но кивнул. — Понятно. А подделывать подписи отца зачем? Настолько заняться нечем? Почему бы не попросить его подписать?
— Тише! — Филипп покосился на дверь. — Всё это — не твоё дело, ясно?
— Яснее некуда. — Эдвард скривился. — Только у тебя было такое хорошее настроение последний месяц, всё было так хорошо, а сейчас опять ведёшь себя как придурок. Я уже говорил, что мать за тебя волнуется. То, что ты её отталкиваешь, ничуть не лучше побегов. В общем, что случилось?
Филипп молчал. Эдвард смотрел на него упрямо и настойчиво и отчего-то показался неожиданно взрослым. Словно Филипп пропустил момент, когда брат вырос из мальчишки, что кинул ему яблоком в лоб, в юношу, который выговаривает за невнимание к матери, за затворничество.
— Ничего не произошло, — буркнул Филипп. — Тебя это касается в последнюю очередь.
— Филипп! Если тебя бросила девушка, это не повод на полмесяца уходить в бумажки и срываться на нас!
— Никто меня не бросал! — Филипп повысил голос — и тут же понял, что сболтнул лишнего, но выкручиваться не стал. — Она не моя девушка, Эдвард, так что она не могла от меня уйти. И так, наверно, правильнее, чем продолжать отношения, которые изначально обречены…
Он с тяжёлым вздохом потёр переносицу. Эдвард закатил глаза и выдернул из-под локтя брата исписанный подписями отца лист.
— Значит, подделывать документы ты можешь, а за девушку бороться нет? Это так не работает, великий герой-политик. Ты хоть попробовал бы её найти и спросить, что не так. Может, ей можно послать письмо или связаться по синернисту. Ты знаешь, где она живёт?
— Где-то в деревне через реку… — безжизненно произнёс Филипп.
Глаза Эдварда округлились. Вот что обречённого было в отношениях Филиппа! Никто бы не позволил принцу иметь роман с простолюдинкой, насколько бы прекрасна девушка ни была, насколько бы сильны ни были чувства.
— И-извини, — сказал Эдвард и нервным движением вернул лист на стол. Он был неправ, поспешил раздавать советы. — Это и правда не моё дело. Я пойду.
— Иди. — Пожал плечами Филипп, а когда Эдвард вышел, задумался.
Почему ему в голову не приходило поехать в деревню? Это было настолько очевидно, понятно даже Эдварду, а он… Он посчитал, что всё кончено, что он всё испортил и она не хочет его видеть — и сдался. Потом письмо, работа… Он просто вытеснил из головы все мысли об Анне.
Наверное, зря.
Филипп подошёл к окну и посмотрел вдаль, где за замковой стеной, за лесом, за рекой лежала деревня. Если ехать через главные ворота, придётся делать огромный крюк, на лошади путь может занять полдня. Через лес же не особо удобно, но намного быстрее. Если бы у него был хороший проводник…
Охотник по имени Флинн ждал Филиппа у выезда к лесу. Он знал там каждую тропу и к тому же, по мнению Филиппа, был наименее болтлив из всей свиты. Флинн почтительно наклонился и кивнул в знак приветствия, и они поехали вперёд по кромке леса, не сворачивая на охотничьи тропы, в сторону охотничьего домика.
— Там есть путь прямиком к воротам, — объяснил Флинн, указывая напряжённой ладонью вперёд, и повернул коня. Филипп — за ним.
По лесу они ехали долго. Филиппу казалось, что он добирался до забора через кусты и буреломы намного быстрее. Сейчас же время тянулось, стояла необычная тишина, и Филипп почувствовал себя неуютно. В душу закралась тень сомнения, но он мотнул головой. Отступать было поздно — впереди показались перекладины забора, отгораживающего охотничий лес от обрыва над рекой.
Мост на другой берег и ворота к нему охранялись стражей, но те без вопросов пропустили принца, и ему оставалось надеяться, что от них никто не узнает, что он покидал территорию замка.
Но надежды Филиппа на тихий, незаметный выезд разрушились, стоило въехать в деревню. Всадников заметили сразу же. Кто заинтересованно без стеснения провожал их взглядом, кто наблюдал исподтишка, делая вид, что занят. Мальчишки гикали с заборов, кто посмелее — подбегали к лошадям, бежали рядом и, будь у Филиппа плащ, непременно бы дёрнули. Они перекрикивались, что-то спрашивали, но разобрать слов не получалось — крики сливались в один бессвязный звон.
— Разойдитесь, чёрт бы вас, — раздражённо прорычал Флинн. — Лошадей пугаете. Ваше высочество? — Флинн посмотрел на Филиппа.
— Всё в порядке, они мне не мешают, — хмуро ответил тот.
Взгляд его невольно цеплялся за разваливающиеся заборы и глубокие рытвины, оставшиеся после дождей. Ему было неудобно находиться здесь, рядом с людьми, вся одежда которых не стоила столько, сколько одна сбруя его лошади или его собственная куртка, не лучшая в гардеробе.
— Как скажете. — Флинн пожал плечами и ещё раз гаркнул на мешавшихся на дороге детей.
Они ехали дальше. Рыбацкие лачужки подрастали к центру, превращаясь в приземистые, тянущиеся вереницей серые, местами обшарпанные фасады рабочих и торговых домов. Улицы становились более людными и уже не звенели детскими голосами, а жужжали, как пчелиный рой. Монотонно. Давяще.
Флинн наконец остановил лошадь у длинного одноэтажного здания; на его пыльных витринах красовались чучела животных и птиц, среди которых Филипп с удивлением заметил и глейдера. Оба всадника спешились и вошли в лавку.
— Генри, — закричал Флинн, уперев руки в бока. — Выходи! Дело есть!
Из двери прямо у прилавка показалась полная фигура в чистой рубашке и в резиновом фартуке поверх.
— Что тебе, Флинн? — недовольно произнёс он, держа в руке бутерброд. — Ой!
Его взгляд упал на Филиппа. Узнав принца, Генри сконфузился, быстро оглядел лавку, кусая полные губы и подсчитывая в уме возможный штраф.
— Не нервничай, Генри, — захохотал Флинн, — не по твою душу пришли. Его высочество ищет некую девушку. Ты наверняка знаешь её. Кто у тебя тут лучше всех охотится?
— В ваших же интересах с нами сотрудничать, не находите? — подняв бровь, подал голос Филипп.
Генри тяжело вздохнул и поднял свободную от бутерброда руку, показывая, что согласен. Он что-то пробубнил на выдохе, а потом подтянулся, положил булку на стол, вытер руки о фартук и принял самый деловой вид.
— У меня все поставщики самые лучшие, — заявил он, — но я понял, — его взгляд метнулся к Филиппу, — кого вы ищете. Такая у нас только одна. Прекрасная девушка, молоденькая ж совсем, жаль такую терять… Что вам нужно? Имя? Адрес? Количество добытой из вашего леса живности?
— У вас и это есть? — усмехнулся Филипп. — Давайте. И адрес. Имя я знаю…
Генри учтиво поклонился, достал записную книжку, вырвал из неё лист и написал, как проехать к дому Анны, оставляя на бумаге жирные следы. Потом он удалился в каморку за прилавком и принёс оттуда разлинованную тетрадь, где значились все уловы Анны за последние три года, и передал Филиппу.
На этом они с Флинном оставили Генри. Тот с облегчением выдохнул и поднял руки к потолку, благодаря Небо, что обошлось.
На улице Филипп пролистал тетрадь и покачал головой: глейдеры, пятнистые олени, редкие птицы, огненные хорьки и другая мелкая юркая живность; охотилась Анна не только в королевском лесу — Филипп заметил ещё несколько частных угодий. За это грозил пожизненный срок. И хорошо, если один.
— Избавься от этого. — Филипп не глядя протянул Флинну тетрадь. — Сожги, развей прах по ветру — что угодно, чтобы этой вещи не существовало.
Флинн удивлённо спрятал тетрадь во внутренний карман куртки, и они поехали дальше, до самого поворота к дому, где должна была жить Анна. Он стоял на отшибе, окружённый густо разросшимся кустарником и тонкими чахлыми вишнями.
— Останься здесь, — сказал Филипп. — Будет лучше, если я поеду к дому один. Со мной ничего не случится.
Охотник молча кивнул.
Филипп повёл коня шагом по пыльной дорожке. Кусты с цветами ядовитых оттенков нависали над редким забором с прогнившими досками. Двухэтажный, кирпичный, с плотно закрытыми ставнями дом выглядел обшарпанно, краска облезала, деревянный навес над верандой лишился пары досок. Филипп слез с коня и вошёл в открытую калитку, та едва держалась на хлипких петлях. Сад давно зарос, сорная трава победила всё, что могло расти во дворе, и уже пробивалась сквозь разбитую ведущую к дому дорожку, по которой Филипп шёл к веранде, где на скрипучих грязных досках лежал такой же испачканный коврик, а недалеко стояло старое кресло-качалка.
Филипп постучал, сжимая рукоять меча. Он надеялся, что откроет Анна, но плохое предчувствие не отпускало с тех пор, как он вошёл в калитку.
Щёлкнул засов, и дверь распахнулась. На пороге стоял молодой мужчина, старше Филиппа, но на полголовы ниже, крепкий и жилистый, с тёмными волосами, щетиной и раздражённым лицом. Увидев принца, он едва ли смутился, поднял одну бровь, осмотрелся и, никого больше не обнаружив, состроил гримасу удивления. Потом он выпрямился, сделал лицо спокойнее и, изображая вежливость, басящим голосом и нарочито растягивая гласные, сказал:
— Ваше высочество! Какие люди, и без охраны! Добро пожаловать в мой скромный дом. — Он демонстративно заслонил проход, облокачиваясь на косяк. — Чем могу быть полезен?
— Анна здесь?
— Здесь? Да нет, сейчас здесь я. Хогарт, приятно познакомиться. — Парень протянул ладонь для рукопожатия, но, не встретив энтузиазма, убрал её, не сильно расстроившись.
— Ещё раз. — Филипп заметил, как за спиной Хогарта из дверного проёма высунулась белобрысая голова и тут же юркнула обратно. — Девушка по имени Анна живёт тут?
— Анна… Как же официально! — хмыкнул Хогарт. — Нет. Сегодня её здесь нет. Как появится — сообщу. Может быть.
Он скрестил руки на груди и с издёвкой посмотрел на Филиппа. Тот сдержался от едких замечаний, лишь скривился и процедил сквозь зубы:
— Благодарю. — И, демонстративно развернувшись, спустился по лестнице.
— Советую вам сюда не ездить! — крикнул напоследок Хогарт, но выведенный из себя Филипп его уже не слушал.
Хогарт проследил, пока принц не скроется за кустами, а затем, хлопнув дверью, бросился на кухню — туда, откуда высовывалась голова. За круглым деревянным столом в тишине сидели трое: двое молодых мужчин — один тонкий светловолосый, другой толстый с тёмной кожей и волосами — и та самая девушка, которой в доме было быть не должно.
— Анка! — язвительно начал Хогарт, упёршись кулаками в столешницу. — Знаешь, тут человек приходил, смутно на принца местного похожий, тебя искал.
Анна уткнулась взглядом в чашку. Теперь на неё глазели все трое: двое ошарашенно, один — с подозрением.
— И что ты ему сказал?
— Разумеется, что тебя нет. — Хогарт сел на табуретку, поставил локоть на стол и подпер кулаком щёку с наигранной мечтательностью. — А теперь скажи-ка, милая моя, зачем это ты понадобилась принцу?
— Откуда мне знать.
— Жаль, не спросил, может, передать что надо было… Эх! Как ж угораздило тебя так? Явно не с ордером пришёл: один, без свиты. — Анна сильнее вцепилась в кружку и дёрнула носом. — Как вы вообще познакомились? В лесу, да? Во-от почему ты туда каждый день моталась. И чем же вы там с ним занимались?
Анна вскинула голову и раздражённо посмотрела на Хогарта, чьё лицо так и сияло от издевательской улыбки.
— Ничем, Хог. Только тем, чем обычно занимаются в лесу.
Светловолосый парень, сидящий на другой стороне стола, хрюкнул в кулак.
— Именно из-за «ничего» сейчас этот придурок припёрся сюда?! — Хог свирепо зыркнул на Анну, отобрал у смеющегося кружку и выплеснул на него. — Охладись, Орел!
— Ты вообще нормальный?! — завопил тот, но сосед — полный, широкоплечий, с большим носом на круглом лице — поднялся во весь исполинский рост, приобнял возмущающегося Орела за плечи и, ласково шепча: «Пойдём, тут семейные разборки», вывел из кухни, опасаясь, как бы их не прибили, если ссора выйдет из-под контроля.
— Ну? — не отставал Хог. — Что ты мне скажешь?
— Он не придурок, — спокойно произнесла Анна, пожав плечами и изучая узоры на столешнице.
— Вот как?! — взрычал Хог, вскакивая; табуретка с грохотом рухнула на пол. — Скажи ещё, что влюбилась в него! Конечно, почему нет?! Он ведь принц! Удивительно, как всё быстро выветрилось из твоей головы, Анна! Вспомни, что сделали Керреллы и что сделал для тебя и твоего братца я! Но, наверно, лечь под принца лучше, чем жить с нами, да?!
Хог не успел опомниться — его отнесло к стене, больно припечатав затылком. Рука Анны сдавила горло. Глаза её горели яростным огнём, в волосах плясали молнии.
— Ты хоть слышишь, что несёшь?! — проорала она, а вокруг кулака плясали ярко-алые искры. — Как твой язык вообще повернулся? Не нравилось бы мне то, как я живу, я бы и не возвращалась из того чёртового леса! Я могла бы улететь от тебя в любой момент! Может, ты за столько лет забыл, что я могу?! Напомнить?! — Она поднесла к лицу Хога кулак, вокруг которого сверкали молнии.
— Анка, у-успокойся… — еле-еле проговорил он, опасливо косясь на находящуюся в паре сантиметров от лица сферу. — Пр-рости…
Анна ещё раз дико блеснула на него глазами, но, тяжело дыша, отступила. Хог тут же согнулся пополам и, с хрипом глотая воздух, схватился за горло.
— Я думал, ты меня убьёшь…
— Я бы убила, — спокойно произнесла Анна, усаживаясь за стол и беря кружку с кофе. — Но пока, как ты можешь заметить, я ещё с тобой.
Филипп отпустил Флинна, когда они въехали в лес, приказал молчать о поездке, а сам поехал вдоль забора, глядя на реку. Всё жило и зеленело, шумела листва, ветер гнал кучевые облака по медленно темнеющему небу, птицы летали над самой землёй. Пара незадачливых птах пролетела прямо перед мордой коня, и тот недовольно зафыркал, тряся гривой. Филипп проехал место, где в первый раз ждал Анну, и решил, что, должно быть, зря тогда это делал.
Всё было зря: её дурацкие шутки, его ежедневные побеги в лес, их тренировки, игры, поцелуй… Он проезжал мимо их поляны, сломанные кусты уже приподнялись. Филипп прижал руку к груди, и спрятанная под курткой кольчуга уперлась тонкими острыми чешуйками в кожу сквозь рубашку.
Ему нужно было успокоиться. Но боль от удара Анны, её единственной попытки его убить, вспыхнула, будто никогда и не проходила. А лес напоминал про неё снова и снова.
Ему нужно. Было. Успокоиться.
Он мог бы послать отряд арестовать всех жителей того дома. У него были основания. Тот парень больше бы не ёрничал.
Филипп тряхнул головой. На «успокоиться» это совсем не походило.
Он приехал в замок к вечеру, промокший, в скверном расположении духа, но слишком уставший, чтобы ругаться. Прямо в холле к нему подбежала мать.
— Филипп, ну где ты был? — обняла, несмотря на его промокшую одежду, и Филипп неловко обнял её в ответ. — Мне не нравится, когда ты уезжаешь так надолго!
— Всё в порядке… — произнёс он, ощутив укол совести. — Я, как обычно, катался.
— Тебя не было весь день, Филипп! Ты, наверно, и не ел ничего! — Она прижала ладони к груди. Глаза её блестели от беспокойства и осуждения. — Я сейчас же распоряжусь, чтобы тебе в комнату принесли ужин.
Филипп посмотрел в зелёные взволнованные глаза матери, кивнул и ещё раз уверил её, что с ним всё хорошо и он больше не уедет без предупреждения. А пока она давала слугам распоряжения, Филипп поспешил вернуться в свою комнату.
— О, Фил! — Эдвард спрыгнул с дивана.
— Опять ты, — вздохнул Филипп, закатывая глаза. — Уйди. Я устал. И не заходи ко мне без спросу.
— Не знаю, что у тебя там произошло, — отмахнулся Эдвард, — но у меня для тебя хорошие новости!
Он с гордым видом протянул брату лист бумаги, на котором красовалась почти точная копия подписи отца. Филипп пару секунд соображал, что к чему, а потом вдруг рассмеялся.
— Спасибо! Ты не представляешь, как поможешь мне этим!
— Я старался, — усмехнулся Эдвард.