Пирос

18

Анна очнулась на холодном полу. Дышалось тяжело, голова раскалывалась от боли. Она приоткрыла глаза, но не увидела ничего: темноту лишь кое-где разбивали расплывшиеся пятна слабого, но раздражающего жёлтого света. Анна хотела сесть, но не смогла даже повернуться. Боль сковала тело, и дрожащий выдох вырвался из горла. Новый болезненный импульс пролетел от затылка до лба, ударяя так сильно, что глаза заслезились. Она никогда не чувствовала себя такой разбитой и беспомощной. Она не понимала, где находится, что происходит, лишь чувствовала сырость и то, как камни впиваются в спину. Но передвинуться не получалось: любое напряжение отдавалось острой болью в затылке и тягучей слабостью во всём теле.

Она бы никогда не подумала, что обычная вылазка с Хогом может привести к такому. Ей следовало его отговорить. Им следовало убраться оттуда сразу же, как только появились солдаты Пироса. Им следовало вообще не появляться здесь!

Она застонала: новый болезненный разряд ударил по вискам. Было больно даже думать… Хотелось умереть на месте, и она не понимала, почему вообще ещё жива, а не лежит с Хогом в пыли среди трупов.

Вдали послышались шаги, громом отзывающиеся в ушах, заставляющие сжиматься от новых приступов боли. Шли двое мужчин, и голоса их эхом отражались от стен.

— …скорее всего, сотрясение мозга.

— По-вашему, она может дать какие-то сведения?

— Вполне возможно. Они ведь спустились вниз не просто так. Наверняка тоже искали…

Мужчины остановились у камеры, ограждённой поблёскивающими от защитных заклинаний прутьями. Анна слышала, как щёлкают замки, чувствовала, как спадают давящие блокирующие заклинания. Дышать стало немного легче.

Дверь камеры с лязганьем открылась, и снова послышались шаги. Зашёл только один. Во тьму перед глазами врезался яркий шар света, и Анна, жмурясь, прикусила губу — голову снова пыталась раздавить боль. Из горла вырвались тихие хрипы.

Мужчина во врачебной форме опустился рядом с ней на корточки, внимательно осмотрел и сделал несколько пассов руками. Боль отступила, но лишь на мгновение — чтобы обрушиться с новой силой, когда Анну потянули за плечи, заставляя сесть. Она задыхалась, впивалась ногтями в каменный пол и до крови прикусывала губы, лишь бы не заорать.

Презрительно фыркнув, мужчина провёл шершавой рукой по её щекам, утирая слёзы и убирая с лица упавшие на него волосы.

— Если хочешь, чтобы стало лучше, выпей это.

Нос защекотал свежий мятный запах, и прохладное стекло коснулось губ. Анна приоткрыла глаза, и в приглушённом желтоватом свете смогла разглядеть морщинистое лицо мужчины, седую короткую бороду и светлые глаза за очками. Он смотрел серьёзно, настороженно и настойчиво, давая понять: хочет она или нет — он вольёт это ей в горло.

Она попробовала кивнуть, но лишь снова сжала зубы и зажмурилась.

«Ясно», — покачал головой врач, убрал колбу в карман и, размяв пальцы, сделал ещё несколько пассов. По позвоночнику прошёл холод, а на макушке будто разбили яйцо. Нечто вязкое обволокло голову, поползло вниз, успокаивая, выравнивая дыхание. Тело медленно расслаблялось, стало намного проще двигаться. Анна поднесла дрожащую руку к голове, но не почувствовала ничего, кроме прохладного флёра.

— А теперь это нужно выпить. — Мужчина опять потряс колбочкой перед её лицом.

Анна потянулась к ней, но он не отдал — сам поднёс к её рту и вылил жидкость. Вкус ментола обжёг горло и нос свежестью, вязкой слизью скатываясь по горлу.

— Это займёт около полусуток, — сказал врач, обращаясь к тому, с кем пришёл. Тот всё время ждал у дверей. — Не советую пока её о чём-то спрашивать вообще. — Он поднялся и вышел.

Дверь камеры закрылась, снова заблестели прутья, и было обретённая свобода сменилась давящим чувством от вернувшихся блокирующих магию заклинаний.

Филипп возвращался в крепость, растирая озябшие руки. Он провёл на улице целый день с Вайверном, несмотря на мощный ледяной ветер. Он пригнал новые тучи, и те заволокли небо сизым волокнистым покрывалом, и то отчего-то казалось ненастоящим. Будто кто-то натянул купол над миром. Вайверн привык к погоде, от которой сначала чешуя вставала дыбом. Привык он и летать низко, чтобы их не было видно за холмами, на которых располагалась база. Ходили слухи, что финальное сражение, на котором и должны были использовать драконов, не за горами, и никакие ранения не остановили бы Филиппа от тренировок.

Да и волшебные мази лечили плечо быстрее, чем он мог представить, и, хотя руку периодически сводило, а санитары несколько раз за день успели сменить ему повязку, к вечеру неудобств Филипп почти не чувствовал. Казалось, что он просто получил растяжение, а не нож в плечо.

И всё же на планировавшийся с утра рейд Филипп попасть не пытался: понимал, что отец его уже никуда не отпустит. И конфликтовать он не хотел. Уж точно не в преддверии чего-то большого и важного.

В здании стоял гомон. Все были так взволнованы и возбуждены… Филипп не прислушивался, но до него доносились странные разговоры о каких-то «революционных находках». Он замедлил шаг, пытаясь уловить хоть что-то конкретное, но лишь снова и снова слышал о «находках», «машинах», каких-то «пластинах» и о том, что они «достались страшной ценой».

Мимо Филиппа, недовольно бубня, пролетел врач и скрылся в госпитале. Филипп заглянул в незакрытые двери и удивлённо заметил нового человека на койке. Тот лежал без сознания с перемотанными головой и ногой.

Филипп подошёл к медику, вынимающему из шкафа над столом пробирки, полные светлой жидкости.

— Что случилось? — спросил Филипп.

— О, сэр Керрелл… — В знак приветствия врач кивнул. — Вы не знаете?

Филипп покачал головой. Ему казалось, что он провёл весь день в вакууме: не представлял, что случилось, не слышал ни единой новости.

— Ранним утром была вылазка в город, — вздохнул врач, устало падая в кресло и прикладывая ладонь ко лбу, — на место битвы. И нас атаковали…

— Опять?!

Он кивнул.

— Было двенадцать человек. Выжили трое, и все ранены. Один до сих пор без сознания, не знаю, очнётся ли. Но, говорят, они что-то всё же нашли, да и одного из мятежников убили. Только толку-то от него одного? — Врач разочарованно покачал головой. — Ещё и ведьму в себя приводить пришлось. Лекарства тратить…

Филипп закашлялся, подавившись воздухом.

— С вами всё в порядке, ваше высочество?

— Да, да, — сдавленно произнёс он. — Наверно, простыл… Нет, не нужно лекарств. Что за ведьма?

— Знать бы… — Врач махнул рукой. — Аурница, говорят. Снесла всех, кого могла, одним махом. Зачем нужна — не понимаю. Они хотят её допросить… А смысл-то?

— Понятия не имею, — покачал головой Филипп, набирая в грудь больше воздуха.

Он не сказал ничего больше, просто вышел из госпиталя и направился в дальнее крыло бастиона, туда, где лестницы вели в подземные темницы. У входа сидели двое и во всё горло переговаривались, отпуская едкие, похабные комментарии в адрес друг друга. Только заметив Филиппа, они вскочили с мест и поклонились.

— Ваше высочество!

— Я слышал, что там прибавление? — спросил Филипп.

Один из охранников усмехнулся и гордо закивал.

— Откройте.

Они переглянулись, но спрашивать не стали: приказ принца обсуждению не подлежал. Филипп зажёг световой шар и бегом спустился по ступенькам в непроницаемую тьму, слыша, как один говорит другому: «Так и знал, что кто-нибудь да не удержится посмотреть на неё!»

Многие камеры были пусты, лишь из некоторых злобно зыркали на Филиппа пленные воины Райдоса. Они были бы рады наброситься на него, но меж зачарованными прутьями нельзя было даже просунуть руку, и они могли лишь ругаться, обзывая его последними словами, и посмеиваться. Филипп к ним даже не поворачивался: ему достаточно было чувствовать испепеляющие, полные ненависти взгляды.

Такой Филипп ожидал увидеть и у Анны, но встретила его усталость. Анна сидела, прислонившись к стене, и массировала виски. Она перевела на Филиппа настолько безразличный взгляд, что ему показалось, что она не до конца пришла в себя.

— Анна? — прошептал он.

Её глаза на мгновение закрылись, а губы тронула усмешка — тоже усталая и вымученная.

— Не узнаёшь, Керрелл? Я настолько плохо выгляжу?

Её голос был не громче шёпота.

— И правда, бывало лучше, — парировал Филипп.

Анна покачала головой и поморщилась от боли.

— Мы с тобой виделись меньше суток назад, — продолжал Филипп. — Объясни мне, как тебя угораздило попасть сюда?

— Я… — С её губ сорвался дрожащий выдох. — Мы с Хогом… Ты его, наверно, не помнишь, он тебе нагрубил и соврал, когда ты искал меня у нас дома… Мы спустились в котлован, потому что ему что-то хотелось найти, и на нас напали…

— Я слышал, что что-то нашли.

Пазл из услышанного постепенно собирался.

— Прекрасно! — воскликнула Анна. — Чего ты пришёл? По-твоему, мне недостаточно плохо?

Она уткнулась лицом в ладони, впиваясь пальцами в кожу, и плечи её задрожали.

— Что с тобой? — настороженно спросил Филипп.

— Какой-то кретин зарядил мне по голове, — выдохнула она. — Со спины. Трус.

— Мне сказали, что ты кого-то убила. Это были меры предосторожности. Я бы тоже не рискнул подходить спереди.

Анна резко обернулась к Филиппа, и глаза её блеснули так, будто хотела его убить.

— Они убили Хога! — прошипела она, и было в её оскале что-то дикое, как у готового к атаке зверя. — Он ничего им не сделал!

— А ты убила нашего генерала.

— Вы не докажете. — Анна надулась, скрестив руки на коленях и отвернувшись. Голос её звучал глухо. — Мало ли кто это мог быть. Или вообще случайность.

— Тем не менее у нас есть свидетели того, что ты убила других людей. Даже если они не найдут прямых доказательств, повесить их на тебя — проще простого. И они убьют тебя, как только получат какую-то информацию.

Филипп говорил так спокойно и жестоко, словно ему было всё равно. Анна нервно сглотнула.

— Какую ещё информацию? Я ничего не знаю. — Она мотнула головой и зарычала от пронзившей боли. — Мы ни за кого не сражаемся и ни на кого не работаем. Мы убивали воинов Райдоса точно так же, как и ваших. Вообще без разницы.

— Не думаю, что это сыграет тебе на руку, — вздохнул Филипп и попробовал дотронуться до прутьев. Руку обожгло заклинание, оставляя на коже красный след.

— И ты пришёл сказать, что мне осталось жить недолго? — Анна усмехнулась. — Как мило с твоей стороны. Если моя голова будет болеть дальше, я даже не против.

Филипп покачал головой, грустно улыбаясь и потирая обожжённую руку. Он ещё раз окинул камеру задумчивым взглядом.

— Если ты перестанешь со мной огрызаться, возможно, я тебя вытащу.

Анна подняла на него вопросительный взгляд, но спросить не успела: вдалеке послышался лязг дверей. Филипп вздрогнул, бросил: «Я вернусь позже», — и вылетел из подвалов так же быстро, как спустился туда, едва не столкнувшись на выходе с Линкольном Эрзетом. Анна моргнула и снова откинулась на стену, закрывая глаза и кутаясь в кожаную куртку.

Филипп мерил шагами комнату, почёсывая поросший щетиной подбородок. В голове у него не на жизнь, а на смерть бились две мысли, каждая из которых казалась правильной и неправильной одновременно.

Первая утверждала серьёзно и беспристрастно, что ему нужно думать о том, что правильно и законно. Вторая вопила, призывая к тому, за что бы Филипп осудил сам себя. Перекрывая доводы разума, она кричала о чувствах, играла на эмоциях, потому что знала — Анна единственная вызывала у него то, что он не мог и не хотел контролировать.

Влюблённый идиот! Он ненавидел себя за это, но понимал, что насколько бы голос рассудка ни был прав, не попытаться её вытащить он не мог. Только как это сделать… Сердце не давало ответов, лишь решимость и уверенность в правоте. Последняя столько раз помогала ему!

Филипп выдохнул и остановился. Неразрешимых задач не существует. Он справлялся с проблемами и сложнее.

В воцарившемся спокойствии Филипп, наконец, заметил быстро моргающий синернист. В любой другой ситуации он бы его проигнорировал, но сейчас нажал на кнопку. Ему нужны были чужие мозги, чтобы определиться, что делать.

Поначалу голографическое изображение Эдварда колебалось, как сумасшедшее, грозясь исчезнуть, но через пару минут успокоилось. Искры полились ровно, мягко освещая маленькую комнату, и лишь редкие помехи волнами пробегали по картинке.

— Теперь меня хорошо видно? А слышно? — Эдвард заёрзал на месте, словно от его положения зависели чёткость звука и изображения.

— Лучше некуда, — хмыкнул Филипп. — Успокойся.

— Наконец-то! Все эти ваши барьеры так портят связь! Мне кажется, тебе на остров было бы проще дозвониться, если бы ты брал синернист, как нормальный человек.

Эдвард раздражённо закатил глаза и мотнул головой, отчего чёлка упала ему на глаза. Филипп едва заметно улыбнулся. Он бы непременно потрепал брата по голове, будь тот рядом, чтобы посмотреть, как Эдвард будет выворачиваться и усердно поправлять волосы. Надо же! Кто-то посмел испортить его новомодную стрижку!

Чёлка Филиппу никогда не нравилась, равно как и матери, которая постоянно приказывала парикмахерам избавляться от отросших волос сыновей, но Эдвард упрямо отращивал волосы всякий раз, как выпадала возможность. Благо, в Академии за ним никто не следил и не мог указывать.

— Послушай, — начал Филипп, и готовый что-то сказать Эдвард закрыл рот. — У меня важный вопрос, и я надеюсь, тебе хватит ума никому о нём не говорить.

Лицо Эдварда удивлённо вытянулось.

— Слу-ушаю.

Филипп колебался.

— Если бы тебе нужно было вытащить человека из очень плохого места, которое тщательно охраняют, что бы ты сделал?

Эдвард вытаращился на брата и замялся. На ум пришло только то, как он спасал Джонатана, когда тот случайно попал в петлю в замке.

— Переместиться и забрать? — неуверенно спросил Эдвард, поправляя волосы.

Губы Филиппа сжались в тонкую линию.

— Если бы я даже мог телепортироваться, там везде блокирующие заклинания. В лучшем случае врежешься в стену.

— Прости, — быстро сказал Эдвард. — А сколько у меня времени, чтобы подумать? В смысле, сколько у тебя времени на спасение этого человека?

Филипп распахнул глаза. Этого он не знал. Ему так хотелось сделать всё быстрее, что он даже не задумывался: а стоит ли торопиться? Ему нужен был человек, который точно знает всё и к которому можно попробовать обратиться за помощью. Кто бы это мог быть?..

Филипп вскочил на ноги.

— Прости, Эд! — и выключил синернист.

Он спешил сильнее, чем стоило. Почти летел по коридору. И, будто ударившись о невидимую преграду, замер в один момент. Чтобы пустили к отцу, стоит быть спокойнее. С ним же можно было и показать волнение. Может, так он поймёт, насколько это на самом деле важно.

Входя, Филипп почти ни на что не надеялся.

Элиад Керрелл поднял на него вопросительный взгляд, и, несмотря на внешнее спокойствие, голос зазвучал холодно и опасно.

— Ты зачастил ко мне, Филипп. Что-то произошло?

— Это важно, отец, — выдохнул Филипп. — Я узнал, что сегодня взяли в плен девушку…

Он запнулся, не зная, как подвести к тому, что ему было нужно. Рассказывать отцу больше необходимого он готов не был.

— И? — протянул Элиад, барабаня пальцами по столу.

— И это, должно быть, какое-то недоразумение. Это она спасла меня!

— Интересно… — Элиад откинулся на спинку кресла. — А мне доложили, что она уничтожила наших воинов во время миссии в посёлке. — Филипп напряжённо молчал. — А ещё, что это она убила генерала Флиннстоуна.

— Этого не может быть! — воскликнул Филипп, надеясь, что его голос звучит естественно. Он знал правду, но кому она была сейчас нужна?

— Может или не может, — спокойно произнёс Элиад, — это мы узнаем после допроса.

— После допроса… Это когда?

— Не раньше послезавтра. Завтра важный день, Филипп. Он должен положить конец продвижению Райдоса вглубь.

Филипп улыбнулся, представляя бой, полёты на драконах, но тут же мотнул головой — нужно было сосредоточиться.

— То есть, — спросил он, — ты мне не позволишь её отпустить?

Элиад удивлённо взглянул на сына.

— С чего мне это позволять?

— Но разве её не искупает моё спасение?..

— Одна жизнь против десяти, Филипп. Даже если не всех убила именно она. Даже если она невиновна. С этим мы разберёмся потом. Сейчас нужно сосредоточиться на более важных вещах.

— Но ведь… — начал Филипп, но отец покачал головой.

— Сейчас это роли не играет.

Филипп сжал зубы и кулаки и, не говоря ни слова, вылетел из кабинета отца. Он пытался сделать всё правильно. Но раз не вышло, он готов был опять действовать по-своему. Это всегда срабатывало вернее.

В этот раз Анна выглядела лучше. Из её глаз пропала болезненная усталость, только непонимание и загнанность остались, выдавая нервозность. Ей было неуютно, и отнюдь не от камеры, в которой не было ничего, кроме холодного каменного пола и едва мерцающих решёток. На неё давили заклинания. Она то и дело разминала пальцы, пытаясь выдавить из них хоть искру — без толку. Она и раньше попадала в западни, и раньше её пытались держать в карцере, но ни разу заклинания, блокирующие силу, не были настолько сильными. Удержать аурника! Не дать ему использовать магию. Она не представляла, насколько сильные чародеи могли поставить защиту…

Когда Филипп подошёл, Анна замерла и скрестила руки на груди.

— Тебе лучше? — спросил он.

Она кивнула.

— То странное мятное зелье… Оно быстро помогает. Ты что-то узнал?

— Да. Утром начнётся последняя большая битва, и, если всё пойдёт хорошо, всем будет не до тебя по крайней мере до послезавтра. Если я переживу завтрашний день, я вытащу тебя сразу же…

— Нет! — воскликнула Анна и замотала головой. Филипп удивлённо уставился на неё. — Фил, если ты можешь… — Она запнулась и нервным взглядом окинула камеру. — Ты можешь это сделать до битвы? Это важно. У меня там… брат.

Последнее слово Анна выдохнула. Взгляд её бегал. Пальцы прошлись по волосам, и она снова посмотрела на недоумённо глядящего на неё Филиппа.

— Брат? — переспросил он.

— Да… — Её губ коснулась улыбка, глаза сверкнули весёлой иронией. — Ну, знаешь, тот, кто всадил нож тебе в руку.

Она прикрыла рот ладонью, пытаясь не засмеяться. Филипп ударил себя по лбу.

— Вот скажи, ты серьёзно считаешь, что он — хорошая причина тебя отпустить?

— Филипп… — Анна смотрела на него умоляюще. — Если я не отправлю его подальше, ваши люди окажутся в большей опасности, чем ты думаешь. Обещаю, я не сбегу. Я сделаю всё, что ты захочешь!

Филипп зашипел. Она выводила его этим из себя. Опять две половины сражались друг с другом, перекрикиваясь, приводя странные аргументы, ни один из которых не был достаточным, чтобы он решился.

— Да гори оно всё огнём! — выдохнул он и бросил на Анну яростный взгляд. — Ты будешь мне за это ещё и должна. И поверь, если ты обманешь, нам лучше вообще не встречаться.

Филипп потянулся к замку — и вдруг дёрнулся: рядом раздался звук шагов, и из темноты вышел Линкольн Эрзет.

— Я тут подслушал… — протянул он, с прищуром глядя на Филиппа. Его тёмные, как два жучка, глаза отражали блеск светового шара.

Филипп в ужасе напрягся. Эрзет подошёл ближе, цокая языком.

— Занятная информация…

— Расскажете моему отцу?

— Почему бы нет? Его величество будет заинтересован, я уверен.

По позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Эрзет его испытывал, Филипп не сомневался, но был ли это блеф? Чего он добивался?

— Как вы узнали? — спросил Филипп.

— Мои люди знают всё.

— Ваши люди?

— Те двое на страже — мои хорошие друзья. К тому же после гибели Хейдана многие его люди перешли под моё командование. Так что, даже если бы захотели, вы не смогли бы вывести эту, — он кивнул на Анну, — через дверь так, чтобы я не узнал. И сейчас, боюсь, вы тоже просто так отсюда не выйдете.

— Что вам нужно?

Филипп сжал кулаки.

— Ничего. — Он покачал головой и наставил на Филиппа автомат. Опасно блеснули энергокамни. — Лучше уберите свои светяшки, ваше высочество. Они слишком заметны в темноте.

— Вы не посмеете, — оскалился Филипп и не убрал горящий вокруг одной руки ореол. — Это блеф.

Он метнул сферу в Эрзета. Тот уклонился и оказался рядом. Удар в грудь — и он прижал Филиппа к стене, надавливая на шею автоматом. Пальцы впились в плечо, и Филипп ахнул от резкой боли.

— Будете ещё стрелять? — прошипел Эрзет.

— Фил, не надо! — воскликнула Анна, и было замерцавшая огненная сфера потухла. Филипп опустил плечи, сдаваясь.

— Это мило, — покачал головой Эрзет и отступил.

Филипп согнулся, держась за висящую плетью раненую руку.

Эрзет же подошёл к решётке почти вплотную. Казалось, стоит приблизиться ещё на миллиметр, и прутья обожгут его лицо. Наклонив голову набок, он разглядывал Анну. Глаза его блестели, губы кривились в подобии ухмылки или оскала, и он постоянно цыкал, словно всё казалось ему интересным и забавным. Анна не могла понять по выражению его лица, хороший ли это знак.

Он резко развернулся к Филиппу, и край расстёгнутого камзола взметнулся так, что едва не задел прутья.

— А теперь я хочу услышать объяснения, — сказал он.

Филипп бросил на него злой взгляд.

— С чего я должен…

— С того, что от этого зависит, что сделаю я. Первый вариант: мне не нравится, и я иду прямо к его величеству. Второй: я оставляю вас в покое и наблюдаю, как все ваши попытки её вызволить проваливаются. Ну и третий, — он хмыкнул, — я вам помогу. Дам полезный совет.

— Зачем вам это?

Эрзет меланхолично поднял брови, качая головой.

— Потому что есть вещи, ради которых стоит нарушать законы, уставы… И принципы.

Он посмотрел на Анну так, что та отшатнулась. Ей хотелось сказать что-то колкое, фыркнуть на его рассуждения, может, даже усомниться в честности, но взгляд выбил из неё всю смелость, приклеил язык к нёбу и заставил подавиться несказанными словами. Она бы ни за что не хотела встретиться с ним ещё раз.

— Отлично, — выдохнул Филипп. — Оправдываться я не собираюсь. Мои причины очевидны.

Эрзет слушал, изредка щёлкая языком. Эта привычка раздражала, подобно не закрытому до конца крану, когда капли разбиваются сразу о подкорку мозга.

Пока Филипп, пытаясь сохранить самообладание, рассказывал об их отношениях, Анна ушла в дальний угол камеры и, прислонившись лбом к стене, жалела, что не может оглохнуть. У неё пылали щёки, голова снова начинала трещать. Слова Филиппа били по ней, как крупные градины: больно и словно могли оставить синяки. Как он мог это говорить? Как у него хватало мужества? Анна наверняка бы что-то выдумала или как-то улизнула от разговора. Было тяжело просто слушать…

Это ведь не должно было происходить. Ей стоило либо убить его при одной из тысяч возможностей, либо просто не появляться в лесу какое-то время. Может, он бы устал и забыл…

Она хмыкнула. Филипп Керрелл — и забыл! Да он бы нашёл её дом ещё раньше, и о том, что могло бы за этим последовать, Анна не хотела и думать. Переставь одну деталь — и сломается всё. Кто знает, может, она бы не дожила до этого дня вообще?

Она не знала, доживёт ли до следующего, и, даже если Эрзет действительно мог помочь, ей всё ещё было непонятно: зачем Филипп — принц! — так распинался перед этим мужиком бандитской наружности? Все его слова могли быть использованы против них обоих. И если её судьба была предрешена, то к чему Филиппу гробить свою?

Хотелось крикнуть, что оно того не стоит, но Анна не стала. Ей нужно было выбраться отсюда как можно скорее. Если то, что сказал Филипп про разрушение посёлка, правда, то непредупреждённые Орел и Харон в большой опасности. Ей нужно было отправить их домой, а потом… А потом будь что будет. Она могла бы дать любое обещание взамен.

— Кому расскажи — не поверят! — веселился Эрзет.

— Не стоит об этом рассказывать, — с нажимом произнёс Филипп. Он знал, кто поверит и — более того — примет меры, и это было последним, чего он хотел.

— Не бойтесь. — Эрзет стал серьёзен. — Я человек слова. Я назвал три варианта, и среди них не было пустой болтовни.

— И какой же вариант вы выбрали?

В голосе Филиппа прозвучали едва заметные нотки тревоги и отчаяния. Анна напряглась, прислушиваясь. Эрзет задумался.

Цок.

Анна впилась сломанными ногтями в каменную стену.

Цок-цок.

Филипп сильнее сжал кулаки.

Цок. Цок.

Эрзет посмотрел на Филиппа, на Анну, и глаза его заблестели от интереса.

— Хе! А была не была!

Анна отпрянула от стены.

— Что это значит?

Он даже не взглянул на неё.

— Пересменки в полночь и в семь утра. У вас будет не более десяти минут на всё. Я объясню, что и как сделать. Пройдёмте.

Он кивнул Филиппу, и тот, бросив взгляд на Анну, пошёл с Эрзетом на выход.

— Я возьму всё на себя. Даже если нас поймают, вам ничего не будет, — с горячностью уверил Филипп.

— Вы забавны, ваше высочество! Я не настолько глуп, чтобы подставляться под трибунал. Я не собирался вам помогать действием. Просто объяснил принцип. Делайте с этим знанием что хотите.

Филипп понимающе кивнул. На большее рассчитывать действительно было глупо.

— И напоследок. Вы действительно в ней уверены?

«Нет», — закричали мысли, но Филипп твёрдо сказал:

— Да.

У него был план на её счёт и множество вариантов ответов на любое слово против.

— Как знаете. — Эрзет сморщился, словно сожалея. — Надеюсь, она действительно того стоит.

Таким был их последний разговор. Последний разговор Филиппа с кем-либо до полуночи. Он прокручивал в голове схему, рассказанную Эрзетом. Казалось бы, ничего сложного. Не сложнее того, что они с Григом проделывали на острове, но отчего-то намного волнительнее. Оттого ли, что это происходило прямо под носом у командования и отца. Оттого ли, что нужно было действовать не одному. Филипп старался не думать о причинах и давил страх. Слишком поздно было идти на попятную.

Он спокойно шёл по ночным коридорам, в кулаке была зажата тонкая палочка с руническими узорами, которые подходили всего одной двери во всём мире. Надёжнее ключей и к тому же активирующая подавляющие магию заклинания. Эту палочку нужно было вернуть Эрзету до утра.

Двое на страже, те же, которых он видел пару часов назад, без вопросов пропустили его, сделав вид, что не заметили. Их караул кончался через пятнадцать минут, значит, у Филиппа было чуть больше двадцати, и он знал, что не успеет. Нельзя было добраться от одного конца подземных темниц-лабиринтов до другого за десять минут.

О большинстве ходов не догадывался никто из солдат, и Филипп с неудовольствием подумал о том, что и сам не знал, насколько велики и полезны эти коридоры. Они служили для эвакуации командования в экстренных ситуациях, выходили в разные концы холмов, на которых находился гарнизон, и были защищены сильнейшими маскировочными заклинаниями. Не знаешь, что за камнем должен быть выход — ни за что не заметишь.

Главное, успеть к смене — это повторял себе Филипп, спеша по коридору. Может, ему не придётся проводить ночь в сырости и темноте, если они сделают всё чётко и быстро…

Глаза Анны блеснули ярко-розовыми искрами, когда решётка открылась. Никакой больше блокировки. Никаких ограничений! Не прошло и суток, а она так соскучилась по свободе. Филипп предупредительно прижал палец к губам и поманил Анну за собой. В полной тишине они прошли несколько коридоров, не решаясь зажечь световых шаров или пустить путеводную нить. Филипп шёпотом считал повороты, пока наконец не остановился. Тёмно-сизый прямоугольник перед ними выделялся на фоне чёрных стен.

— Пришли, — выдохнул Филипп. Он надеялся только на то, что они вовремя, что у них есть время между караулами. Анне нужна была пара секунд: выйти за поле и переместиться подальше, но он переживал так, словно она собиралась идти пешком.

— Ты даёшь мне столько возможностей тебя предать, Филипп! — Она смотрела перед собой, не моргая.

— Да. И по крайней мере одну причину этого не делать.

Филипп повернулся вовремя, чтобы уловить борьбу на её лице. Они встретились взглядами, и Анна с улыбкой покачала головой. Это была плохая причина. Наивная до ужаса. Вызывающая отвращение к самой себе. Но она одна перевешивала все причины его обмануть.

— Я терпеть тебя не могу, Керрелл. — Её ладонь легла ему на щёку. — За то, что ты со мной делаешь.

Анна на мгновение прикоснулась своими губами к его, отстранилась — и исчезла по другую сторону барьера.

Филипп усмехнулся, поглубже вдохнул и медленно пошёл назад. Ему некуда было спешить. Он и так знал, что опоздал.

Дом показался Анне слишком тёмным, пустым и тихим. Орел и Харон должны были быть здесь, но они не подавали и звука, не выходили встречать, как раньше. И было в этом что-то болезненное, словно чего-то не хватало. А не хватало одного человека, который много лет заполнял собой всё пространство, и без него «как раньше» быть уже не могло. Анна осознала это как нельзя ясно, когда вошла в гостиную.

Орел вскочил и посмотрел на неё, как на предателя.

— Ну здравствуй, сестричка, — прошипел он.

— Я тоже рада тебя видеть, Орел. У тебя какие-то проблемы?

Анна остановилась в дверях и упёрла руки в бока.

— Проблемы у тебя, Анка, — выплюнул Орел. — И лучше бы тебе было вовсе не возвращаться. — Анна удивлённо подняла брови. — Я видел, как ты его спасла!

В голосе Орела звучала обида. Холодная, острая, режущая не хуже ножей и бьющая вернее и больнее.

— А Хога ты не спасла! — выкрикнул он, и это было сродни удару под дых.

— Я не успела, — упавшим голосом произнесла Анна. — Ты даже не представляешь, что произошло на самом деле.

— Мне всё равно, — после секундной заминки сказал Орел и скрестил руки на груди. — Надо было его убить сразу.

Он сморщился, словно готовый разрыдаться ребёнок. Анна сжала кулаки, но не успела начать кричать и спорить: в гостиную вбежал Харон.

— Анка! — воскликнул он, кидаясь к ней, но она не позволила себя обнять. Харон растерялся, и лицо его погрустнело.

— Всё в порядке, здоровяк, — попыталась успокоить его Анна, — просто сейчас не до этого… У меня есть важные новости для вас. Вам стоит убраться отсюда поскорее.

— Почему? — Харон почесал голову.

Орел подозрительно прищурился и сморщил нос.

— Совсем скоро начнётся важная операция. Последняя битва. Посёлок просто сравняют с землёй.

— О, сестричка, ты знаешь о планах Пироса? Шпионила там у них? — Слова Орела сочились желчью. — Это ты уходила узнать пару ночей назад? О да, я всё о тебе знаю, Анна! И ты просто так меня отсюда не выпроводишь. Мы можем сражаться, и мы будем это делать, даже так, как тебе не нравится.

— Правда? — иронично подняла брови Анна.

И в следующий момент Орела отбросило назад. Он влетел спиной в застеклённый буфет. С треском разбилось стекло. Орел ахнул и упал на пол. Его кофта порвалась, в спину и руки впились осколки.

— Идиотка, — прошипел Орел, поднимаясь на руках. Осколки впивались в ладони, из порезов сочилась кровь.

— Ты всё ещё уверен, что можешь сражаться? — переспросила Анна. — Харон, забери его, и отправляйтесь домой.

Отошедший от оцепенения Харон моргнул, бросился к другу и, закинув его руку себе на плечи, помог подняться.

— А что насчёт Хога? — осторожно спросил Харон, поворачиваясь к Анне.

Та бросила взгляд в окно и поджала губы. Возвращаться в котлован ей не хотелось, это могло быть опасно, но оставлять его там было никак нельзя. Возможно, ночью не найдётся других самоубийц, рискнувших спуститься в яму.

— Я его достану, — тихо сказала Анна, — а потом вы все вместе отправитесь домой.

— А ты? — проговорил Орел, морщась от боли и разглядывая порезанные ладони.

— А я остаюсь, — сказала она, будто это было само собой разумеющимся.

— Ну конечно! — Орел сверкнул глазами. — Ясно, чего она нас прогоняет! — Он повернулся к Харону. — Она хочет остаться со своим принцем наедине и знает, что я его убью, попадись он мне на глаза.

— Кому-то явно мало стекла в спине, — хмуро заметила Анна, откидывая волосы с лица — и переместилась.

Она снова стояла на краю котлована, глядя вниз. Он напомнил ей чёрную бездну. Она медлила, спускаясь, и чувствовала, как дрожь проходит по телу, а затылок начинает предупредительно ныть. Она не обращала на это внимания, просто летела к тому месту, где должен был лежать Хог. Видеть его не хотелось. Смотреть было страшно. Но не потому, что вокруг лежали покорёженные тела. Не потому, что ей не нравился вид свернувшейся крови или вспухшего тела. Анна просто боялась видеть его мёртвым. Как мог первым умереть именно он? Хог казался ей неубиваемым. Он так ловко уходил от полиции, обманывал всех, кто хотел его убить, а теперь будто поплатился за всё.

Она поёжилась и поняла, что на месте. Вот те обломки, вот те люди, разорванные напополам ударной волной её ауры. Анна сглотнула. Руки задрожали. Вдохнуть оказалось сложнее: пыль, запах, сдавленный воздух и дрожь — они мешали сделать короткий вдох, но иначе взять себя в руки у неё не получалось.

Ещё немного, и она увидела тело Хога. Он безвольно раскинул руки и ноги, голова была прострелена, бескровное, обрызганное почерневшей кровью лицо покрывали неестественного цвета вены.

С уколом сожаления Анна прикрыла глаза и вздохнула, а затем вытянула руки перед собой. Пальцы засветились, такое же сияние окутало тело Хога и подняло его в воздух, вырывая из цепких объятий пыли и камней. Анна вылетела вместе с ним из котлована и переместилась к дому. Тело зависло над крыльцом, и она никак не могла отвести от него взгляд, пока за спиной не послышался тихий голос.

— Анка… — Орел виновато смотрел на неё. — Ань, послушай… — прошептал он.

Анна на него и не взглянула, хотела пройти в дом, но Орел встал в дверях, рукой преграждая проход.

— Нет, серьёзно, послушай. Я не хочу, чтобы из-за Керрелла ты подвергала опасности свою жизнь. Понимаешь? — Анна молчала. Он смотрел в пол. — Я… Ты можешь не верить, да, но я переживаю за тебя.

— Не нужно, — коротко сказала Анна.

Орел покачал головой и протянул ей нож, всё ещё не поднимая взгляд.

— Возьми. Магия магией, но хуже не будет.

Анна посмотрела на нож. Расписное лезвие, рукоять с гравировкой. И жест совсем как шесть лет назад. В ту ночь Орел тоже дал ей нож перед важной и опасной вылазкой.

Анна вздохнула и грустно улыбнулась.

— Спасибо, братец.

До рассвета дом шуршал, избавляясь от последних вещей, которые могли показаться ценными. Орел и Харон снимали каждую картину, каждый горшок, скатывали ковры и пледы, собирали подушки, посуду и прочие мелочи большой кучей на диване. Они собирались забрать это всё с собой, а что делать с добром дальше — не представляли. «Придумаем!» — воскликнул Орел, когда Анна скептически спросила про применение подставки для цветов, которая до этого момента валялась в углу спальни, никому не нужная.

Пожав плечами, Анна ушла на улицу, села на крыльце, прислонившись к деревянному ограждению, и прикрыла глаза…

На улице светлело нехотя, и Анна не представляла, когда успело пройти так много времени. На плечах она обнаружила плед. Пазл медленно складывался, и Анна покачала головой: она слишком привыкла спать в непонятных местах в непонятных позах, чтобы удивляться.

— Утро, Анка. — Харон облокотился на столбик, поддерживающий козырёк веранды, и тот жалобно скрипнул. — Мы, типа, это, готовы. — Он немного помолчал и продолжил: — Я тоже не хочу, чтобы ты тут оставалась. Хога нам… хватило. Если ещё и ты, чё мы делать-то будем?

— Я говорила Орелу, — Анна подняла глаза на Харона, — не нужно за меня волноваться. Вы ещё устанете от меня, когда я вернусь, потому что теперь главная я. И вы оба будете делать то, что скажу я, чего бы там ни хотел мой братец.

Харон покачал головой и вздохнул, а его рот растянулся в улыбке. Анна улыбнулась тоже.

— Меня не так просто убить.

— А кто ж знает? Хога вот убили.

— Это была случайность. И такое больше не повторится.

— Как знаешь… — Харон хотел уйти, но Анна его остановила.

— Принеси мне какой-нибудь листок.

Ей нужно было предупредить Филиппа. Возвращаться на базу она не собиралась — какой смысл добровольно сдаваться тем, кто считает её врагом, когда можно делом доказать, что это не так? Уже не так…