Письма к тайной возлюбленной

Глава 11

С озера дул прохладный ветер. Линдси и Роб шли, держась за руки, по дороге к его дому. Линдси не верилось, что Роб на самом деле держит ее за руку. Конечно, в баре она это начала первая — но он продолжил. Она просто не знала, что и думать: кто он, этот таинственный незнакомец? Этот человек, который взял и сказал, что у них свидание.

Но она была слишком счастлива, чтобы об этом думать, и, к тому же, слишком полна желания. Низ ее живота с каждым шагом, приближавшим ее к дому, ныл все сильнее. Конечно, на ней были туфли на высоком каблуке — если точнее, то босоножки с леопардовым рисунком, — так что идти приходилось медленно. Но это ее нисколько не огорчало. Ей хотелось насладиться каждым мгновением, проведенным с ним. Несмотря на ветер, было не так холодно, как в предыдущие дни, а высоко у них над головами светилась половинка луны, отбрасывающая на воду дорожку света.

— Хороший вечер, — сказала она.

Он сжал ее пальцы и глухо объявил:

— А скоро будет еще лучше.

О, Боже! А это обещание отдалось в ее теле еще сильнее. Она и не знала, что Роб умеет обольщать. Но ей это определенно нравилось.

В этом приближении к дому Роба поздним вечером, под пение сверчков в лесу, было что-то такое, от чего ее влечение к нему еще усилилось. Ей казалось, что он ведет ее в темную бухту соблазна, как будто, это место было совершенно не тем, куда она приходила прежде. Может быть, это говорило о том, насколько сильно ее тянет к этому мужчине. Теперь ее влекло к нему не только его тело. Ей хотелось приблизиться к его душе, оберегающей свое одиночество.

Когда Роб открыл массивную деревянную дверь и включил неяркий свет, Кинг залаял — немного неуверенно, явно не ожидая гостя в такой час.

— Эй, приятель, — сказал Роб псу, — успокойся. Это же просто Линдси.

Простые слова, сказанные Кингу, звучали так, как будто… как будто ей действительно были здесь рады. Как будто она… дома.

— Привет, Кинг! — тихо поздоровалась она, решив, что ей надо с ним подружиться.

Роб никогда ни слова не говорил про своего пса, но было совершенно ясно, что Кинг ему дорог. И когда Кинг устремил на нее свой темный собачий взгляд, она даже наклонилась, чтобы погладить кончиками пальцев его мохнатую голову и почесать за ухом. Кинг стоял неподвижно, позволяя ей себя гладить.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Роб.

— Ну… кажется, мне хватит. Я немного опьянела.

— Да, знаю, — отозвался он, вешая куртку на вешалку у двери. А потом он приподнял бровь и ухмыльнулся: — Тем легче мне будет добиться от тебя того, чего мне захочется.

Ее телу стало еще жарче. Роб взял ее за руку и потянул к лестнице, которая вела в его спальню в мансарде. Если вспомнить, как отчаянно Роб боролся с их влечением всего несколько дней назад, то его разговор о близости — пусть даже шутливый — возбудил ее до предела.

Первое, что она увидела наверху, была большая деревянная кровать из узловатой сосны, застланная красивым деревенским лоскутным покрывалом, бело-розово-голубым.

— Покрывало сделала Милли, — сказал он, по-прежнему продолжая держать ее за руку. Линдси очень нравилась эта его новая привычка. — Я думал было его заменить, но оно очень подходит к этой комнате, и это ведь… Милли.

— Да, здесь хорошо, — подтвердила она и, нагибаясь, провела рукой по покрывалу, ощущая шероховатость стежков, которыми Милли прошила пестрый ситец.

А потом ее взгляд сместился к кушетке, стоящей у окна.

— Милли держала здесь свою коллекцию плюшевых медведей, — сообщил он, — но перед смертью она подарила ее больнице в Уайтфише, для детской палаты. Так что иногда, когда идет дождь, я сплю здесь. Даже если холодно, я оставляю окно открытым. Люблю запах дождя. Люблю слушать его шум.

— Сейчас погода хорошая, — произнесла она. — Но ведь нам можно открыть окно и без дождя?

— Конечно, — ответил он и, перегнувшись через кушетку, распахнул створки окна.

В комнату ворвались ночные звуки и ароматный весенний воздух.

Когда они любили друг друга прошлые два раза, все было жарко, поспешно и умопомрачительно волнующе. Но сегодня, после того как они не виделись несколько долгих дней, ей захотелось узнать его — по-настоящему узнать. Изучить его. Доставить ему наслаждение. Ее обуревала потребность просто подарить ему себя. Она приехала в Монтану, пытаясь что-то у него забрать, — и Карла по неведению постоянно ее к этому подталкивала, и даже сама Линдси продолжала время от времени об этом думать… Но в это мгновение она поняла, что ей больше не хочется забирать у Роба этот дом или станцию проката каноэ. Ей просто хочется быть с ним рядом.

Когда он повернулся от окна, она загородила ему путь, встретила его взгляд в неярком свете стеклянного цветка «Тиффани», который он включил у порога, и услышала свой негромкий приказ:

— Здесь.

А потом она уронила на пол у себя за спиной свой жакет.

— Как скажешь, — отозвался Роб, тоже понижая голос, который стал чуть хриплым он желания.

Его большие руки легли ей на бедра, охватывая их изгибы.

Сев на край кушетки, Роб поставил ее между своих раздвинутых ног и, подавшись ближе, поцеловал ее в живот через топик. Из-за чего ей сразу же захотелось, чтобы ткани тут не было.

— Сними его с меня! — прошептала она.

Она удивительно быстро почувствовала себя с Робом уверенной и сексуальной. Ей самой не верилось, что она отдала такой приказ — особенно в свете той катастрофы с передничком.

Но, по крайней мере, в том, что касалось секса, с Робом она всегда чувствовала себя целиком желанной. И это чувство только усилилось, когда он стянул ей через голову топ и устремил жаркий взгляд на надетый под него розовый лифчик в черный горошек и с черным бантиком между чашечками. Ее груди поднялись над чашечками, заставляя ее чувствовать себя непристойно сексапильной.

— Ты нашла в гостинице прачечную? — спросил он, и уголки его губ чуть приподнялись.

Она кивнула. Его дыхание грело ей кожу, так что говорить становилось почти невозможно.

— Угу.

— Мило, — сказал он и кончиками пальцев провел вдоль внутреннего края чашечки.

Слова его прозвучали неровно и жарко, так что она с трудом сдержала дрожь.

— У меня трусики такие же, — с трудом проговорила она.

— Покажи.

— Помоги! — ответила она.

И Роб взялся за пуговицу на ее джинсах.

Спустя секунду она уже помогала ему спустить джинсы с ее бедер, после чего они сами упали до щиколоток, и она вышла из, них — и одновременно из своих леопардовых босоножек.

— Какая красота, — пробормотал он, задержавшись взглядом на ее трусиках и заставив каждую клеточку ее тела заныть от страсти. А потом его взгляд переместился на пол. — Убийственные туфли. — Он снова посмотрел ей в глаза. — Можешь их не снимать, если хочешь.

Она тихо рассмеялась и, не задумываясь, обняла его за шею.

— Твой фетишизм опять дает о себе знать, мистер Коултер.

— У меня его не было, до того как…

— До того как — что?

Он медленно передвинул руки ей на талию и скользнул взглядом по ее груди.

— Как я встретил тебя.

Она едва расслышала эти слова — так тихо он их произнес. Но они отдались глубоко в ней, заставив ее переместиться к нему на кушетку, закинув ноги ему на бедра.

Он положил ее на спину на подушки и приподнялся над ней, чтобы уронить возбуждающий поцелуй на край ее груди, который усилил все ее ощущения — все желания, всю страсть. Его мужественное лицо было всего в нескольких сантиметрах от нее — и от этой близости она задохнулась.

Его губы были нежными и требовательными. И, как всегда, когда Роб целовал ее, она ощущала себя полностью захваченной его властной силой. Когда его большая рука легла ей на грудь, она жарко выдохнула и его поцелуй стал еще более крепким. Все ее тело наэлектризовалось, когда он начал ласкать ее сквозь лифчик, нежно поглаживая набухшие соски подушечками больших пальцев. Ее дыхание стало частым, поясница заныла от желания.

Линдси дернула его за рубашку — простую бежевую рубашку на пуговицах, — показывая, что хочет его от нее избавить. Роб чуть повернулся, чтобы между их телами образовалось достаточное пространство, позволившее ему сорвать с себя рубашку и отбросить в сторону.

Она успела мельком увидеть его сильную мускулистую грудь, прежде чем он снова опустился на нее, и их тела соприкоснулись, и взгляды встретились. А потом он опять приподнялся, чтобы спустить ей лямку лифчика.

Он сдвинул вниз чашечку и, не теряя времени, сомкнул на ее соске горячие влажные губы. Ощущение было настолько острым, что Линдси ахнула. Она обвила ногами его бедра, притягивая его к себе, инстинктивно начиная ритмичное движение. А потом он втянул ее сосок в рот, а она запустила пальцы в его шевелюру. Ночной ветерок овевал их, сверчки громко пели, и весь мир казался еще более приятным местом, чем Линдси считала всего пару недель назад.

Услышав свое учащенное дыхание, которое звучало громче песни сверчков, Линдси прижала ладони к груди Роба и, надавив на нее, заставила его приподняться и перевернуться, так что теперь они поменялись местами и на спине лежал он. Она прижалась губами к его рту, ощутив подбородком шероховатость чуть отросшей щетины.

Она могла бы целоваться с ним всю ночь, но заставила себя оторваться от его губ и проложить цепочку поцелуев по его щеке, по шее, которую он подставил ей, со вздохом запрокинув голову, и по его широкой груди.

Она медленно спускалась все ниже, покрывая его тело поцелуями и нежными укусами, неспешно прикасаясь и лаская, изучая его руками и глазами. Она обнаружила у него под ребрами небольшой шрам, а у пупка — крошечную родинку. Она изо всех сил старалась не обращать внимания на татуировку у него на груди, хотя сердце у нее сжалось, когда ей пришлось целовать наколотые буквы.

Линдси прислушивалась к его дыханию: да, оно было таким же возбужденным, как ее собственное, — разглядывая узкую полоску волос, которая вела к его ширинке. Она приложила ладонь к бугру его эрекции, ощущая его страсть даже сквозь толстую ткань, всего на несколько секунд и наконец расстегнула ему брюки. Представшая перед ней картина заставила ее задохнуться.

Она подняла голову — и их глаза встретились. Его взгляд был бешеным, диким и, как это ни странно, почти испуганным, как у зверя, который не уверен в том, что будет дальше. Она никогда еще не видела Роба таким, хоть в какой-то мере.

А потом она вспомнила. До нее он не был с женщинами со времени своего приезда в Лосиный Ручей. По меньшей мере, год. А кто знает, сколько еще до того?

Она не знала, что именно ему пришлось пережить, но почему-то сейчас поняла, что это было намного страшнее того, что с ней сделал Гаррет. И если она при этом чувствовала себя так ужасно, то что же должен был испытывать Роб? Что заставило его замкнуться, отгородиться от людей, от женщин? А может, даже важнее было понять, что заставило его открыться — хотя бы отчасти — ей самой?

Но она и без того уже влюбилась в него слишком стремительно, так что не успела задуматься над этими вопросами.

Она ласкала его плоть и слышала в ответ его жаркие вздохи наслаждения. Мощь его желания и сильная красота его тела с каждой секундой захватывали ее все сильнее. Ей хотелось открыть ему рай. И Линдси уже казалось, что она близка к этому, когда заметила, что его пальцы, утонувшие в ее волосах, дрожат. Она подняла взгляд к его лицу и увидела, что у него дрожат губы, а остановившиеся глаза пылают. Ей хотелось довести его до пика наслаждения, и наплевать на собственное удовольствие — она получит его оттого, что хорошо будет ему.

Но тут он приподнял ее голову и оттолкнул.

— Слишком быстро! — прохрипел он. — Мне еще много надо сделать.

— Ладно, — прошептала она и стала с поцелуями двигаться вверх по его телу, по-прежнему пытаясь не обращать внимания на татуировку «Джина», что ей не очень удавалось.

Когда она встретилась с ним взглядом, то смогла заглянуть глубоко ему в глаза. Они были невероятно темными и таинственными. Они были полны тайн, но в эту минуту они не убегали и не прятались… Он просто позволил ей стать частью своего мира — по крайней мере, на эту ночь.

Он приподнялся, чтобы поцеловать ее — нежно и медленно, — а потом прошептал:

— Ты порой бываешь такая славная, Эбби.

Она слабо улыбнулась, продолжая пристально смотреть ему в глаза.

— Ты уже один раз говорил нечто похожее. Это тебя удивляет?

Он откинул голову на подушки.

— Просто, когда я с тобой встретился, я ожидал совсем другого.

— Покажи мне, насколько я тебе нравлюсь! — тихо попросила она.

Вместо ответа он ее поцеловал. Его язык страстно толкнулся в ее губы, и он повернулся к ней так, что они оказались на кушетке лицом к лицу. И она встретила его язык своим, вернувшись в то состояние, когда важнее всего ей стало ее собственное наслаждение. Руки Роба скользили по ее телу с неспешной внимательностью, благодаря которой она ощущала себя драгоценностью и жадно впитывала это пьянящее чувство. Особенно когда его ласки переместились ниже, сначала на ягодицы, а потом вниз, к шелковому треугольнику.

Она с шумом втянула в себя воздух, когда его пальцы скользнули в шелковые складки, теребя и поглаживая. Она раздвинула ноги, прошептав его имя:

— Роб! О, Боже! Роб…

Он ощутил, насколько сильно она его хочет, и у него вырвался страстный стон. А потом он принялся тереть, гладить и водить пальцами между складок — и привел ее в неистовство. Ее наслаждение усиливалось — быстро и резко.

И она снова не смогла сдержать слова:

— Ах, Роб! Да, пожалуйста! Вот так!

— Господи! — выдохнул Роб.

В какой-то момент с приближением оргазма ее глаза закрылись. Боже! Он совершенно точно знал, как к ней прикасаться — и в каком именно месте. Она толкалась в его пальцы, глотала сладкий воздух и теперь уже совершенно забылась, забыла о нем. Теперь важны были только страсть и бездумное блаженство.

Линдси понимала, что это произойдет скоро — вот-вот. И впервые в жизни ей хотелось кончить не только ради собственного наслаждения — но и ради этого мужчины. Она знала, что ему важно доставить ей удовольствие. Так же, как ей недавно хотелось доставить удовольствие ему.

Словно читая ее мысли, он прошептал:

— Не думай обо мне, милая. Сейчас все только для тебя.

Он еще не хотел кончать — и теперь она была только рада этому.

«Потерпи. Пусть это будет дольше».

И она разжала пальцы, приникла к его губам — и снова поднялась навстречу его рукам, прижалась к нему теснее, так что ее соски терлись о его грудь, и все соединялось именно так, как нужно, блаженно и безупречно… а потом она взлетела к вершине экстаза.

Наслаждение толчками растекалось по ее телу, согревая ее кожу подобно жарким лучам солнца, поднимая ее к небесам — да, да! — а потом она, наконец, вернулась обратно к нему, на кушетку. О, Боже! Да…

Может, этот оргазм и не стал самым стремительным, мощным или долгим в ее жизни — но, пожалуй, он был самым сладким.

Когда последние отголоски стихли, она прикусила губу и улыбнулась Робу.

— Хорошо? — спросил он.

Ей было приятно, что ему тоже хочется услышать ее подтверждение.

— Угу, — промычала она, еще не в состоянии ответить членораздельно.

Он наклонился и поцеловал выпуклость ее груди.

— Ты была такая чудесная, — сказал он, и на секунду ей показалось, что эти простые слова, произнесенные Робом, могут снова подарить ей оргазм.

— Но я все равно хочу, чтобы ты был во мне, — прошептала она.

И он снова стал двигаться, как никогда медленно, погружаясь как можно глубже, потом постепенно выходя почти до конца — и снова возвращаясь. Ей казалось, что она впервые близка к тому, чтобы заниматься любовью. Легкий ночной ветерок влетал в окно, охлаждая их тела. Она завела ноги ему на спину, чтобы полнее вобрать его в себя. Ох, как же это было хорошо! Лучше, чем… чем все, что она могла бы представить. Лучше, чем все, что было с Гарретом. Лучше, чем все, что было в Чикаго. Просто хорошо — и все.

Так они двигались вместе… она даже не могла бы сказать сколько. Это не имело значения. Тут не было спешки — было только удовольствие. Она чувствовала, как он купается в неспешном, глубоком, тягучем наслаждении точно так же, как это делает она сама.

Иногда они целовались, а иногда переставали. Иногда он чуть приподнимался, чтобы обхватить ее груди ладонями или провести языком по набухшему бутону соска. Порой она шептала его имя, говорила ему, как ей хорошо. Он тоже шепотом называл ее сладкой, повторял, какая она тугая и жаркая, говорил, что хотел бы провести так всю ночь.

Это не продлилось всю ночь — но гораздо дольше, чем у Линдси было прежде. И когда, наконец, Роб кончил, глубоко войдя в нее и застонав от наслаждения, заставив ее ощутить его последние мощные толчки в самой сердцевине своего существа, она поняла, что когда он разорвет их контакт, у нее будет такое чувство, будто она лишилась частицы самой себя. Настолько долгим было соединение их тел.

И когда он начал приподниматься, она положила руки ему на бедра и прошептала:

— Останься так. Еще минутку. Ладно?

Он даже не стал ничего спрашивать. Просто сказал:

— Ладно.

Когда Линдси вернулась из ванной, она не знала, захочет ли Роб, чтобы она сразу же уходила. Чего ей, конечно, совершенно не хотелось бы делать. Пусть даже ей придется спать, положив щеку на имя «Джина».

И, шлепая босиком по дощатому полу, она с радостью увидела, что он остался на кушетке, укрывшись синим пледом, а теперь отгибает его край, чтобы она могла забраться к нему.

М-м! Боже, он был такой теплый и уютный!

А это означало, что ей следует уйти. Ради того, чтобы сохранить рассудок. Она и так начала слишком сильно привязываться к Робу, и если она будет спать рядом с ним обнаженной, это только ухудшит дело.

Но когда его рука удобно обняла ее и она чуть сильнее придвинулась к нему на кушетке, то поняла, что у нее нет ни малейшей надежды уйти.

— Сегодня было еще лучше, чем когда я в первый раз встретилась с тобой в «Ленивом лосе», — тихо заметила она.

Она скорее почувствовала, чем увидела его обаятельную улыбку, потому что выключила свет, перед тем как забраться в постель. Теперь комнату освещала только полоса лунного света, косо падавшего в окно.

— Можно мне задать один вопрос?

Роб снова посмотрел на нее в темноте, но взгляд его был настороженным, и ответ прозвучал уклончиво:

— Попробуй. Была ни была!

— Это из-за Джины ты… гм… редко позволяешь себе быть с женщинами?

Она была просто потрясена, когда у него вырвался тихий смешок.

— Нет.

Она прикусила губу и, подняв голову, посмотрела ему в лицо.

— А кто она?

— Я не хочу о ней говорить.

— Тогда почему у тебя на труднее имя?

Он вздохнул у нее над затылком.

— Ладно, вводим новое правило. Ты больше не пьешь.

— Я уже не пьяная, — заверила она его. — Просто любопытная.

— Ну, так прекрати это. Спи.

Она чуть поколебалась, но потом решила, что продолжать было бы бессмысленно. Она и так была почти уверена, что он ничего ей не скажет — хотя порой он и поступал не так, как она ожидала. Просто этот раз к числу исключений не относился.

— Роб! — прошептала она вместо этого.

— М-м?

— Было хорошо.

— Угу, — согласился он негромко.

Она повернулась к нему спиной, стараясь устроиться поудобнее, чтобы заснуть, и он обнял ее сзади, а его ладонь как-то очень естественно легла ей на грудь. Сначала ей даже показалось, что так она ни за что заснуть не сможет, но потом решила об этом не думать, потому что это было слишком приятно.

Ночью Линдси выскользнула из теплых объятий Роба, чтобы сходить в туалет. Возвращаясь, она приостановилась, любуясь тем, как лунный свет льется в окно и падает на его сонное лицо. Она постаралась запомнить его взлохмаченные волосы, сонно приоткрывшийся рот, сексапильную щетину на подбородке. Даже во сне он оставался невероятно притягательным, так что у нее внутри зародилась легкая дрожь. Ей до сих пор не верилось, что она здесь, спит в его постели.

Она повернулась, собираясь лечь, но легкий ветерок, созданный ее движением, сдул на пол листок бумаги, лежавший на столе в углу. Она нагнулась, чтобы его поднять, и невольно прочла слова, написанные на первой строчке. «Милая Джина!»

О Господи! У нее замерло сердце — и она быстро пробежала взглядом по страничке.

О, Боже!

Ясно, что письмо лежит тут уже давно — по крайней мере, с зимы, до того, как Милли умерла. Наверное, оно было написано тогда, когда он за ней ухаживал. Оно дало Линдси ответы на некоторые вопросы, но одновременно создало массу новых.

Почему он не отправил его, как и другие письма, о которых упоминал? Очевидно, он не знает, где сейчас Джина. И сколько же писем он написал этой женщине?

Линдси резко вздохнула, а потом повернулась, убеждаясь, что он не проснулся.

Господи! Уже татуировка была достаточно неприятным фактом: татуировка могла говорить о неправильном решении, которое он не может изменить! Но знать, что он писал ей письма и много лет о ней тосковал… Это было болезненным ударом.

Глядя на листок бумаги, который она все еще держала в руке, Линдси вернула его на стол, с которого он слетел, и убедилась в том, что стол покрыт слоем пыли. Похоже, Роб уже много месяцев не вспоминал про это письмо.

Выходит, это хороший знак, так ведь? Пусть он и написал ей массу не отосланных писем, но он не пишет их постоянно: каждую неделю, каждый день. И может быть, он не вспоминал про Джину с тех пор, как встретился с Линдси… или хотя бы с тех пор, как стал с ней спать.

«Тебе надо забыть про это письмо».

Но разве она сможет про него забыть? Оно говорит о том, что Джина — это не давно забытая женщина из его прошлого, ее имя попало к нему на грудь не по ошибке, не из-за опрометчивой поспешности. Оно говорило о том, что Джина ему важна. До сих пор.

«Но ведь он сегодня лег в постель не с ней, так?»

Возвращаясь в его сильные объятия, Линдси постаралась утешиться этой мыслью.

Когда на следующее утро в окно ворвался солнечный свет и Линдси ощутила прохладу, которую приносил касающийся ее лица ветерок, она испугалась, что осталась на ночь и теперь Роб пожалеет о том, что она здесь.

Она повернулась лицом к нему. Его глаза были мирно закрыты, растрепанные волосы топорщились во все стороны, щетина на лице стала еще темнее, чем ночью, когда она рассматривала его в лунном свете. Он был невероятно красив — от одного только взгляда на него у нее начинало сильнее биться сердце.

В эту минуту его глаза медленно открылись.

— Привет! — сказал он негромко.

— Привет! — ответила она.

Когда Роб чуть замялся, она подумала: «Ну, вот и все. Сейчас он вспомнит, что любит другую. Теперь все пойдет наперекосяк, и мне придется быстро одеваться и убегать отсюда, как случайной знакомой».

Вместо этого он спросил:

— Ты любишь яичницу?

— Яичницу? Э… да.

— Можем приготовить. Если хочешь.

Завтрак! Он хочет с ней позавтракать. Она заглянула ему в глаза — и постаралась не слишком демонстрировать свою радость.

— Это было бы славно.

«Привет, влюбленные!

Ах, какой чудесный день в Лосином Ручье! Я проснулась в постели моего возлюбленного, и меня приветствовал солнечный луч, падавший на подушку и на моего возлюбленного. Жаль, что вы не видели моего Роба, девушки! Извините, парни, но отведу минутку нашему, девичьему! Он такой сексапильный, большой, мужественный и сильный, что порой я готова растаять от одного только взгляда на него. А когда я оказываюсь в его объятиях, то определенно таю.

Мы вместе приготовили завтрак — просто яичницу и тосты, но все это получилось прекрасно — и сели завтракать на заднем крыльце. Признаюсь, на улице было прохладно, но мне все равно понравилось. Я для тепла надела его большую фланелевую куртку и спортивные брюки. Наверное, вид у меня был нелепый… ну и пусть! (вот уж не думала, что когда-то скажу такое)… мне слишком хорошо, чтобы думать об этом. Знаете, я думала только о том, что я с этим парнем, что мы вместе, — а не о том, как я выгляжу. Невероятно, Влюбленные, но это правда. Ему сегодня надо было работать, несмотря на субботу, потому что у него много дел, и он должен выполнять свои обязанности. Но это не страшно, потому что у меня тоже немало дел. После этого я съездила с Карлой в Калиспелл, чтобы купить подарки для детских игр и забрать короны и призы, которые были заказаны заранее. Фестиваль состоится завтра, и, по-моему, будет просто здорово! Я вам говорила, что буду короновать Мисс Рыбку?

Вот пока и все новости, друзья. Но я хочу поблагодарить вас всех за ту огромную поддержку, которую вы мне оказываете с тех пор, как я вернулась в Интернет. Извините, что не успеваю ответить лично каждому, но я прочла каждое слово и всех вас за это люблю.

И я вижу, что некоторые из вас даже начали снова задавать мне вопросы про свою личную жизнь. Я ценю вашу веру в меня, но простите, если… Ну, мне пока неловко на них отвечать. Как все вы знаете, я ещё не совсем разобралась в своей личной жизни, а вы уже готовы доверить мне собственную. Если мне удастся привести личные мысли о любви в порядок, тогда, может быть, я и буду считать себя достойной советчицей.

До следующей встречи. Надеюсь, что ваша суббота тоже идет как по маслу (это намек на фестиваль рыбной ловли и жарки)!»

Нажав кнопку «Отправить», Линдси откинулась на спинку кресла и стала смотреть в окно на озеро, которое этим субботним днем было спокойным и безмятежным.

Уже собираясь встать и уйти, она нажала кнопку «Обновить», чтобы проверить, нет ли первых откликов на ее новый пост, и — вот это да! — увидела, что к ней заходила Все еще Одинокая из Саванны.

«Линдси, мне так жаль, что тебе пришлось пройти через такое, но, пожалуйста, не прекращай давать советы тем, кто в них нуждается! Не знаю, как и благодарить тебя за то, что ты сделала для меня. Я давно не выходила в Интернет потому, что была в свадебном путешествии! Да-да: я предложила Карлу жениться на мне, и он сказал „да“. Когда он понял, что для меня важны брак и дети, он умчал меня на Ямайку, где мы поженились на берегу моря и всю следующую неделю нежились на солнышке и… много времени проводили у себя в номере. Линдси, ты изменила мою жизнь, дав мне смелость добиваться того, что мне нужно. И теперь благодаря тебе у меня это есть!»

Силы небесные! Просто не верится! Все еще Одинокая из Саванны больше не одинока! Благодаря ее совету! И, похоже, довольна, как кошка с блюдечком сметаны!

Линдси не могла вспомнить момента, когда она испытывала бы такое удовлетворение. Может быть, это означает, что она не так уж безнадежна в том, что касается советов?..

Не то чтобы она вдруг почувствовала себя вправе снова их давать, но… может, когда-нибудь в будущем. Может быть, даже скоро.

Роб замерил доску, которую собирался распилить пополам… а потом повторил замер еще раз. Правилу насчет того, чтобы семь раз… ну, хотя бы два раза отмерить и один раз отрезать, он всегда следовал. В том, что касается работы, отец дал ему немало полезных советов, просто он этого не понимал во время школьных каникул в старших классах, когда ему хотелось общаться с парнями и гоняться за девочками, а не помогать целыми днями отцу в его работе. Но теперь, наверное, ему надо бы сказать спасибо отцу, который дал ему полезную профессию и привил правильное отношение к работе. И Роб обнаружил, что ему очень нравится что-то создавать, оставлять нечто там, где прежде не было ничего. Это помогало ему почувствовать, что он жив и тоже хоть что-то значит.

Спустя минуту, прибивая доску на место, он поймал себя на том, что мысленно оказался не здесь — вернулся к тем летним месяцам. К жарким и тяжелым временам работы в летнее время. И к более прохладным и приятным вечерам с девочками, приятелями и с пивом, которое его лучший друг Билли всегда утаскивал из холодильника в гараже у своего деда. Всегда было очень приятно вырваться из поганого домишки, где они жили. Приятно было оказаться с людьми, которым он нравился. А потом он открыл для себя секс, в те первые разы с его первой девчонкой, когда все было таким невероятным и новым.

Сколько раз они занимались этим в то лето после окончания школы, когда он думал, что у него впереди большая и совершенно нормальная жизнь!..

Черт! Наверное, в чем-то он был все-таки нехорошим парнем. Но он был таким, каким сделало его детство. Он просто пытался жить, как умел.

Роб тряхнул головой, прогоняя воспоминания, и сосредоточился на работе, забивая очередной гвоздь. Он больше не позволял себе думать об этих проблемах.

А если ему хотелось думать о сексе, то было правильнее думать о нем в настоящем, с Линдси.

Иногда он ужасно жалел, что начал все это, потому что непонятно было, куда это ведет, а Роб был из тех людей, кому необходимо было держать все в своих руках, иметь полный контроль.

Но в тоже время он… черт! получал столько удовольствия, что нечего было и думать, чтобы от этого отказаться. И это было не просто удовольствие. Он мог лгать самому себе и говорить, что больше ничего тут нет, но тут было гораздо большее — и он это знал.

«Тебе следовало бы перепугаться насмерть, приятель».

В конце концов, он ведь не случайно не позволяет себе сближаться с другими людьми.

Однако он подбодрил себя мыслью, что она здесь просто проездом. Скоро ей надоест и он сам, и Лосиный Ручей, и Милли — и она вернется к своей жизни в Чикаго, и все будет отлично. И может, поначалу ему будет немного тоскливо — он быстро привык к ее присутствую как у себя в постели, так и вне ее, — но он ведь и раньше привыкал быть один, привыкнет и сейчас.

А пока ему даже трудно поверить, с каким нетерпением он ожидает этот завтрашний фестиваль, как ему хочется увидеть, как будут блестеть у Линдси глаза, когда она будет короновать эту самую рыбную королеву… или как там они ее называют. Ему хочется держать ее за руку и гулять у озера, провести с ней весь день — и чувствовать себя нормальным человеком.

Странно, что может сделать с мужчиной женщина!

Час спустя Роб закончил работу и отправился домой. Войдя в дверь, он привычно потрепал Кинга по голове и сказал ему, какой он умник, а потом вскинул голову, услышав телефонный звонок. Господи! В последнее время ему скучать не приходится!

Но теперь ему даже в голову не приходило не ответить на звонок.

— Алло!

— Привет, это Линдси.

От одного только звука ее голоса у него начинало сильнее биться сердце.

— Привет.

— Ты сегодня вечером занят? Если да, то скажи прямо. А если нет… у меня для тебя есть сюрприз.

«Скажи, что ты занят, парень. Это было бы умно. А если она женщина умная, то сама все поймет. Она даже оставила тебе выход».

Но Линдси обещала ему сюрприз. И с Линдси ему просто хорошо, вот и все.

— Я не занят, — сказал он.