В тот день, когда Дмитрий Савичев впервые увидел Лаэртию Справедливую, он не мог сказать сам себе, какие именно эмоции в нем вызвала эта надменная девчонка, которая изо всех сил пыталась казаться взрослой и, надо признать, в этом преуспела. Красивая? Несомненно. Эта раса обладала просто уникальной красотой. Как мало времени понадобилось, чтобы начать воспринимать вещи, как должное — всего лишь несколько дней в лагере Оцилл, среди этих циничных красавиц с холодными сердцами и жаждой мужской крови. По завершению своего частично увеселительного времяпрепровождения в лесной общине он уже перестал удивляться экзотической внешности амазонок, мог даже позволить себе со скрытым злорадством делить их на «ничего» и «так себе».
Его утомила дорога, но он старался этого не показывать. Серые предрассветные сумерки сделали очертания деревьев более четкими, яркие звезды постепенно тускнели, утренняя прохлада проникала под кожу. В попытке согреться Савичев сделал несколько отжиманий от дощатого пола повозки, но эта упрощенная тренировка была прервана нацеленными в лоб копьями оставшихся в повозке воительниц. После ночного происшествия с него не спускали глаз, и градус дружелюбия значительно понизился. Проницательные девы лесов просчитали их с Ведикусом махинацию в два счета. Роксана больше не появлялась, демонстрируя этим свое презрение, но Дмитрий уже и думать о ней забыл. «Пора выбираться из этого древневековья, — думал он, наблюдая сквозь прореху в куполе повозки занимающийся рассвет, — надеюсь, эта воспетая всеми подряд матриарх будет сговорчивее, и я попаду в храм Бога времени»…
Лесной массив закончился неожиданно резко, и теперь их путь пролегал по травянистой равнине. Сумерки замерли в одной точке, не позволяя рассмотреть больше, да и узкий периметр прорехи скрывал видимость. Кажется, ему все же удалось задремать под мерное покачивание повозки, а когда он открыл глаза, первые солнечные лучи озарили притихший пробуждающийся мир. Как оказалось, здесь присутствовали аналоги окон, и когда одна из девушек потянула за резные шнуры, повозку залило призрачным светом яркого солнца. Савичев буквально подскочил на месте, прогоняя остатки полусна, завороженный открывшейся взору картиной.
Вдалеке виднелась ласковая гладь океана, лучи занимающейся зари превратили его в расплавленное золото. Высокие опоры акведуков расходились стрелами в стороны, крыши и дворцовые купола города еще тонули в утреннем тумане — его трудно было рассмотреть издалека. Гряда невысоких гор тянулась дугой к подножию Атланты. «Полуостров», — отметил Савичев, не в состоянии оторвать глаз от этого первозданного великолепия. Больше всего на свете он сейчас жалел о том, что при нем не оказалось хотя бы старого мобильного телефона с самой простейшей камерой. Если бы ему удалось запечатлеть это великолепие!
Со злости он ударил кулаком по дощатому полу. Ему даже не пришло в голову, что этот телефон у него бы отобрали в первую очередь. Пока же Савичев подавил вспышку негодования и жадно вглядывался в древнюю архитектуру. Аналогия с Дубаем и отелем «Парус» уколола воспоминанием. Он непроизвольно успел разделить свою жизнь на «до» и «после», и сейчас его цивилизованный мир, такой далекий и недосягаемый, казался практически сном. Даже мысль о том, зачем он со скрупулезностью ученого отмечает детали архитектуры и природного ландшафта, вызвала недоумение. Что, если он никогда не сможет вернуться?
Колеса повозки коснулись крупной брусчатки ближайшего акведука, стук копыт смешался с шелестом волн и криком чаек. Океанская свежесть бодрила, оседая солью и запахом водорослей на губах. Возможно, ему стоило переживать о предстоящей встрече, или хотя бы предвкушать встречу с героиней найденных летописей, но пейзаж за окном не оставлял шанса иным размышлениям. Дмитрий даже разочарованно вздохнул, когда городские ворота распахнулись, и повозка въехала в пробуждающийся город древнейшей империи. Океанская панорама оказалась скрыта за светлыми стенами строений.
Меньше всего Савичев переживал о том, чем в итоге обернется для него это знакомство с матриарх великой империи. Настолько, что цинично улыбался внутренне на слова Роксаны о том, что попадет в гарем этой варварской королевы в качестве экзотического подарка. Заочно относился к этой невообразимо возвышенной и прекрасной красавице как к очередному объекту своих исследований и источнику важной информации.
Сейчас его пытливый ум ученого анализировал увиденное, фотографировал в памяти для дальнейшего описания на страницах научной работы, а куда сильнее он переживал за отсутствие фотоаппарата, чем за новый виток в собственной судьбе.
Он знал, что нравы империи отличались повышенной жестокостью, что в мужчинах, если они не были рождены в аристократических кланах, древние феминистки видели исключительно безмозглый скот и источник плотского удовольствия (притом, если повезет), но сейчас, вглядываясь в надменные лица горожанок, которые уже заполнили обширную площадь в столь ранний час, отказывался в это верить. Казалось, отбрось античные декорации высоких зданий, отсутствие технического прогресса и непривычный уму мелодичный язык, — и окажешься на театрализованном шоу показа мод. Разных возрастов, разного цвета волос и телосложения девы империи выглядели подобно ангелам. Красота этой расы поражала воображение. Их законы не признавали кровосмешения. Браки здесь именовались "вольными союзами", и избранниками прекрасных амазонок становились достойные воины отдаленных земель. Самые красивые дети всегда рождаются в союзах разных национальностей.
Некоторые женщины были в кожаных латах-ремнях с оружием. Другие — в тяжелых шелках и драгоценных украшениях. Изредка в толпе встречались мужчины, но лишь немногие из них вышагивали рядом с горожанками, как равные — большая часть их жалась к стенам домов, уступая дорогу женщинам, склонившись в подобострастных поклонах.
Рядом с ними поравнялась колесница. Совсем юная белокурая девушка в темно-синем одеянии из мерцающего шелка грациозно возлежала на богато расшитых подушках, с умилением наблюдая за спутником — белокожем мужчиной в богатом одеянии, который стоял, удерживая одной рукой поручень колесницы, а другой прижимая к себе белокурую девчушку трех зим отроду, и что-то нашептывал ей на ушко. На его лице играла улыбка счастливого семьянина. Светловолосая красавица скользнула незаинтересованным взглядом по повозке и поймала взгляд Савичева. Дмитрий успел заметить, как на ее безмятежном личике дрогнула тень недоумения и возмущения.
Скучающая в углу повозки Оцилла, проследив за направлением взгляда пленника, презрительно улыбнулась.
— Рабам, осмелившимся воздеть очи на деву аристократической крови, грозит ослепление раскаленным острием меча.
— Почему мужчина едет с ней в колеснице подобно ровне? — Дмитрий непроизвольно обрадовался возможности завязать разговор с девушкой, на подругу которой накинул плащ этой ночью. — В нем течет кровь ваших основателей?
— Это вольный спутник девы почитаемого рода. На нем печать богов, потому как он был избран ею. Антал даровал таким свою благодать, подарив дочь.
— Стало быть, ваше презрение к мужскому роду избирательно? — он не планировал дразнить лесную воительницу, но жажда знания сейчас отодвинула все остальное на второй план.
— Вольный избранник достоин уважения и восхищения. Криспида не поражает своими стрелами недостойного атлантской дочери.
Савичев задумчиво проводил взглядом удаляющуюся колесницу. Повозка двигалась медленно, потому как площадь уже заполнялась людьми. Видимо, здесь привыкли вставать очень рано. Женщины вели себя практически так же, как и в его времени: обменивались объятиями, смеялись, разговаривали, заполняли открытые террасы и пили напитки из кубков. Тонкий аромат кофе висел в воздухе, смешиваясь со слабым шлейфом цветов.
К тому времени, как повозка подъехала к резным воротам дворца матриарх, Савичев перебывал в состоянии легкого эстетического шока и чувствовал себя практически подростком, которого случайно закрыли в раздевалке черлидерш. Давление подскочило, сердце отбивало рок-н-ролл, разгоняя по телу волну зарождающейся эйфории. Умом он понимал, насколько обманчиво это восхищение, но сейчас ему было наплевать абсолютно на все, кроме этого желания закрыть глаза и представить увиденных красавиц без одежды. Даже огромный столб и колодки на помосте дворцовой площади не прогнали этого упоения. Может, часть сознания поставила галочку в очередной главе будущего научного трактата напротив пункта "дисциплинарные взыскания", клятвенно пообещав себе осмыслить этот факт немногим позже. Если бы Дмитрий сел за работу в подобном состоянии, это получился бы самый красивый любовный роман с пикантными подробностями, а уж никак не диссертация. Хотя не исключено, что он бы по подобию своих энергичных студентов написал бы ее за одну ночь на подобном подрыве.
Огромные золоченые ворота дворца захлопнулись за его спиной, отрезая гул толпы и любопытные взгляды. Взору открылась огромная аллея. Как оказалось, дворцовых зданий здесь было двое: одно выходил витражными окнами на площадь, другое располагалось среди зелени садов, журчания фонтанов и пения птиц, с другой же стороны к нему подступали воды моря. Это было некое подобие полуострова, напомнившее ему Дубай и его отель "Парус".
Дмитрий полагал, что они сразу направятся во второй дворец, но облаченные в доспехи стражницы окружили повозку, заставив свернуть с садовой аллеи вглубь высоких насаждений к рабочим постройкам. Яркий свет утреннего солнца ударил в глаза, стоило Савичеву спрыгнуть на землю. Он непроизвольно поднес ладонь ко лбу. Три женщины из дворцовой охраны моментально окружили его, направив острия мечей ему в грудь.
— Приветствую тебя, Малистратия, и вас, благородные Пантеры, — поклонилась Роксана. — Наш дар прекрасной Лаэртии умаялся в дороге. Прошу простить невежество иноземного варвара.
— Его одежда… несколько странная, — язвительно заметила самая молодая из амазонок, девушка с белокурыми волосами, уложенными в косы вокруг головы. В ее светлых глазах горела решительность и непримиримый огонь.
Савичев догадался, что, сделай он резкое движение, она, не задумываясь, проткнет его мечом.
— А его взгляд настолько дерзок, что гнев Справедливой будет неминуем. Но полно об этом. Стремительная Старейшина, нам велено испить с тобой кубок темного эликсира и получить необходимые познания относительно этого самца, прежде чем мы сможем представить его матриарх, будучи уверенными, что он не представляет опасности.
— Димитрий не доставит хлопот и проявит подобающее уважение к нашей великой правительнице, верно? — хитро улыбнулась Роксана, обращаясь к Савичеву.
Несмотря на ее приятную улыбку, в глазах застыло предупреждение. Дмитрий не горел желанием бесить эту мудрую женщину и усугублять свое нынешнее положение, поэтому опустил глаза и поклонился, едва не коснувшись грудью острий направленных на него мечей. Старшая из Пантер заливисто рассмеялась.
— Превосходно. Настоящий дикарь. Верховная наставница отдала бы свою жизнь Анталу без промедления, если бы увидела подобный поклон. Роксана, у него тело воина. Позволь мне потешить свой взор и лицезреть его без этих нелепых одеяний!
— Малистратия, сестра, Справедливая будет крайне недовольна, если ты узришь мой дар ранее нее в первородной наготе, — Роксана все так же улыбалась, но в ее голосе звенели стальные нотки.
— Но поскольку раб не отмечен печатью стального пламени именем матриарх… — неуклюже возразила блондинка. Старейшина сделала вид, что не расслышала, по-прежнему обращаясь исключительно к главной Пантере.
— Он не раб. Справедливая оставила решение за собой, кем она захочет видеть иноземного воина подле себя — как равного на троне или же как презренного невольника у своих ног. Нам неведомо, какая участь уготована моему трофею, а посему нам стоит проявить осторожность. И напоить нас обоих эликсиром темных зерен, поскольку выдалась бессонная ночь, и мы крайне утомлены дорогой.
Девушки переглянулись, прежде чем стражница убрала меч в ножны. Ее примеру незамедлительно последовали остальные. Роксана сделала приглашающий жест, довольная тем, что Савичев принял негласные правила игры и не собирается делать глупостей. Ее тонкие пальцы опустились на его плечо, и хотя она продолжала улыбаться, Дмитрий чувствовал, что, соверши он хоть малейшую ошибку, последствия будут малоприятными.
— Не поднимай глаз на благородных Пантер и не произноси ни слова, пока с тобой не заговорят. Займешь место на полу. Постарайся не злить этих дев. Справедливая наверняка их расспросит, как ты повел себя, и если они останутся недовольны, ее отношение будет соответствующим.
Савичев вошел вслед за воительницами в небольшое помещение, устланное тканными коврами. Послушно опустился на пол в расслабленной позе отдыхающего, чем вызвал беззлобную ухмылку Роксаны. Малистратия попыталась что-то сказать по поводу его вольготной позы, но Савичев бесхитростно улыбнулся в это миловидное, но свирепое лицо.
— Лаэр будет довольна, — протянула она, вложив в ладонь Савичева стальной кубок. Аромат кофе ударил в ноздри, и сама атмосфера вдруг сменилась, словно он вернулся домой в теплый уют. — Он не похож на остальных. Роксана, но мудро ли, если он предстанет перед ее очами в подобном виде?
— Никаких умащиваний и золотой пыли для тела. Тем более Справедливая должна увидеть мой дар в одеянии его земель. Что с ним делать дальше, сама решит.
Старейшина пила кофе и переговаривалась с девушками. Через несколько минут они забыли о Савичеве и затеяли между собой разговор о делах империи, о возможной военной угрозе со стороны Кассиопеи и о том, что Лассирия, скорее всего, не выстоит, но угроза Спаркалии сейчас куда более опасна. Одобряли политику матриарх, которая все силы направила на защиту империи от династии Фланигусов, пели хвалебные оды Лучезарной, которая, они верили, поставит спаркалийского выскочку на место и заставит подписать необходимые соглашения.
Поразительно, но Дмитрий не нервничал и не думал о том, что же его ждет впереди. Вслушивался в разговоры атлантских воительниц, разве что сожалея о том, что не расспросил Роксану или оциллу из повозки о храме Бога времени. Оставалось надеяться на матриарх, о красноречии которой ходили легенды. Пока что он наслаждался горьким кофе, втайне радуясь, что хоть что-то из привычных и любимых вещей здесь осталось, и пытался за неимением записной книжки запомнить ценные крупицы истории древнего мира.
— Его земли лежат за Спаркалией? Это имя сынов Грекии, откуда родом мой отец. Его имя носит их Богиня плодородия, — третья девушка, доселе молчавшая, скосила глаза.
— Уйми любопытство, Никасия, — старшая Пантера отставила кубок. — Мера масла на исходе, и заседание совета девяти достигло своего конца. Не гневи Антала и не заставляй матриарх томиться ожиданием. Мудрая Роксана, мне стоит прислать Ангерона?
— Нет, цепи нам не понадобятся. Мой подарок сиятельной Лаэртии проявляет чудеса благоразумия. Думаю, так же продолжит его проявлять, когда увидит количество дворцовой стражи, которые приучены долго не раздумывать.
Роксана одернула тунику и поднялась, пропуская впереди себя Малистратию. Предупреждающе кивнула Савичеву.
— Я все понял.
Они шли по тенистому саду, удаляясь от служебных построек. Савичев поймал себя на мысли, что, возможно, больше не увидит эту мудрую женщину с обаятельной улыбкой и проницательным взглядом, которая при всем своем обращении с ним все же видела в нем равного, не позволяя свойственному атланткам шовинизму отравить свой разум. Он испытывал к ней почти дружеское расположение и сейчас понял, как же ему будет не хватать их бесед.
— И я рад, что ваши боги свели наши дороги вместе на короткий миг.
— Пора прощаться наступила, — тихо констатировала Роксана. — Но от моего отца мне достался дар видеть впереди. Возможно, в грядущем мы не раз еще разделим с тобой трапезу и уже как с равным, отмеченным любовью матриарх и печатью Антала. Но иногда образы играют со мной, а посему прими мой добрый совет: умерь свою гордыню, которая граничит с глупостью, и сделай все, чтобы найти отклик и сердце Лаэртии. Твоя судьба лишь в твоих руках, не позволь излишнему тщеславию сделать тебя безынтересным и обречь на праздное существование в гаремах правительницы. У тебя путь воина и мудрого ученого, но как часто одна ошибка способна навсегда похоронить подобные таланты.
— Я попробую, — Савичев не сомневался, что у него это получится.
— Тебе не надо быть тем, кем ты не есть. Просто помни об этом, когда предстанешь перед глазами Лаэртии. Ее сердце истекает слезами по павшему смертью храбрых вольному спутнику. Молва гласит, что возродить в ее сердце пламя никому не под силу, но мне ведомо лишь то, что никто и никогда не пытался этого сделать, ибо все они были слабы духом. Остерегайся Атлантиды — свергнутая матриарх умна и коварна. Если сможешь расположить ее к себе, твоя жизнь будет легка и беззаботна. Она единственная, к кому Лаэртия способна прислушаться. Не считая Латимы Лучезарной.
Савичев кивнул в знак согласия и решился задать интересующий его вопрос:
— Храм Бога времени в столице?
Роксана ответила не сразу. Они как раз подошли к мраморным дворцовым ступеням, и два темнокожих стража распахнули пред ними двери с резной позолотой.
— Нет, и тебе никогда не преклонить колени пред жертвенным кольцом колеблющихся вод. Мужи не могут переступить порог храма Хроноса.
Уверенность пошатнулась сразу. Савичев едва успел скрыть свое разочарование, но он не привык сдаваться. Если понадобится, то убьет, не задумываясь, каждого, кто помешает ему попасть домой. Но пока что оставалось только играть в обманчивую покорность. До тех пор, пока он не выяснит расположение этого храма.
"Кольцо колеблющихся вод". Скорее всего, это именно то, что ему нужно: временной портал, где искажается время и пространство, а колебания "кротовой норы" действительно выглядят как легкая рябь на воде. Что ж, половое неравенство — серьезная преграда на пути к заветной цели, но недостаточное препятствие для того, чтобы он отказался от своих намерений.
Высокие своды дворца сомкнулись над головой золоченым куполом. Солнечный свет лился сквозь прозрачную сферу, освещая живописные фрески под этим сводом. Цвет империи, нежно лазурный и приятный глазу, преобладал в интерьере. Золоченые ступени убегали вверх, упираясь в створки резных ниш. Колонны голубоватого мрамора были увиты белыми и красными цветами — символами империи. Такими любили украшать свои волосы Оциллы. Здесь царил не просто достаток, это была самая потрясающая роскошь из всех, что Дмитрию приходилось прежде видеть. Отель "Парус" и резиденция Абу-Гасана казались бюджетными хостелами рядом с этим великолепием даже притом, что сюда технологический прогресс не мог добраться по определению.
Пантер, встретивших их на садовой аллее, сменили другие. В их облачении присутствовали золотые украшения, а вместо кожи тела облегали одеяния из тяжелого черного шелка. Эти амазонки не таращились на необычного гостя, открыв рот — их лица казались высеченными из мрамора, они невозмутимо образовали квадрат, взяв его с Роксаной в подобие оцепления. Одна из них велела следовать за собой и держаться на почтительном расстоянии, обратившись исключительно к вождю Оцилл. Мраморные сходни вели в огромный зал верхнего яруса. Поразительная тишина вестибюля канула в Лету, стоило только молчаливым чернокожим мужчинам распахнуть украшенные голубой эмалью и серебряными решетками двери.
Огромное помещение в форме круга было заполнено людьми. Если на городской площади преобладали женщины, здесь присутствовали также и мужчины, судя по одежде и уверенному, не раболепному поведению — представители аристократической знати или же вольные спутники прекрасных дев Атланты. Изумленный рокот прокатился по толпе, когда присутствующие поспешно отступили в стороны, образовав коридор, чтобы Пантеры и гости матриарх могли беспрепятственно пройти.
— Не поднимай глаз! — шепнула Роксана.
Но в этот раз Савичев ее не послушался. Если придворные мало отличались от тех, кого он видел в богато украшенных колесницах по пути к дворцу, то две женщины, восседающие в высоких золотых креслах прямо по центру зала — на подобии подиума, возвышения, обрамленного ступенями, не могли остаться без пристального внимания.
Молодая и пожилая. Мать и дочь.
Если бы Роксана не предупредила о том, что во дворце гостит бывшая матриарх Атлантида, он бы догадался об этом сам из-за сходства двух женщин. Немаловажную роль сыграл и тот факт, что обе восседали на троне. Молодая — на высоком и богато инструктированном камнями и золотом, зрелая — на более сдержанном, не таком кричащем.
Нет, мир Савичева не встал вверх тормашками, когда его глаза встретились с голубыми озерами глаз Лаэртии Справедливой, хотя отрицать жаркую волну по позвоночнику он тоже не смог. Безусловно, она была невообразимо красива и утонченна, в ее взгляде читался интеллект и тщательно скрытый темперамент.
Длинные ноги в разрезе платья, ниспадающего складками к серебристым сандалиям, высокая грудь, стесненная корсажем из голубой шелковой парчи, роскошные волосы цвета бликующей платины с вкраплениями солнца, забранные в высокую прическу с мерцанием бриллиантов в тонкой диадеме. Смуглая кожа, отличительная черта этой невообразимо красивой расы, высокие, элегантно очерченные скулы и чувственный абрис губ, напоминающий изгиб лука. Возможно, Дмитрий на сегодняшний день вдоволь насытился прелестями атлантских красавиц, и только поэтому не воспылал моментальной страстью к царской особе, может, специально дал себе установку не расклеиваться раньше времени, памятуя о словах Ведикуса. Или же просто лимит потрясений на сегодняшний день был исчерпан.
Взгляд женщины медленно сканировал его, изучая, словно артефакт — без излишнего восхищения и пиетета, словно явление гостей из будущего было вполне привычной вещью в их обществе. Но стоило перевести взгляд на мать этой красавицы, как мужчина ощутил приятный, почти сладостный удар в затылок лишь от понимания того, что матриарх Лаэртия продолжает смотреть на него.
Атлантида, в отличие от дочери, загадочно улыбалась. Ей могло быть сколько угодно зим, но годы, казалось, не были над ней властны. Только едва заметная с такого расстояния сеточка морщин мудрости вокруг ее ясных, обманчиво теплых глаз, выдавала возраст. Со спины их с матриарх наверняка можно было принять за ровесниц — тело бывшей правительницы, скрытое алыми шелками, было подтянутым и стройным. Несмотря на улыбку, которая, на первый взгляд, казалась почти ласковой, от нее исходили волны едва уловимой опасности. Взгляд Лаэр продолжал изучать Савичева, и он дерзко вскинув голову, напрочь забыв о предупреждениях Роксаны. Но Старейшина не позволила ему этого сделать, просто вышла вперед, якобы случайно закрыв его собой, и неспешно приблизилась к ступеням подиума.
— Матриарх Справедливая, да ниспошлет тебе Антал всемогущий долгих зим и процветания!
— Роксана, хранитель зеленых лесов, пусть твой путь озаряет сияние Фебуса, щедро воздав тебе силы, — проворковала матриарх.
От звука ее ровного мелодичного голоса Дмитрий непроизвольно вздрогнул. Образ, который он из последних сил собирался воссоздать в своем сознании — заносчивость совсем еще молодой девчонки, которая нацепила корону и сочла себя выше всех богов, дрогнул, рассыпавшись на мелкие осколки. Ее речь лилась, подобно горной реке, лаская слух мягкими переливами и изысканной красотой речи. Наверное, легенда о сиренах имела под собой вполне приземленную почву. Он даже не понял, что непроизвольно шагнул навстречу, лишь движение руки дворцовой Пантеры заставило его остаться на месте.
— Невия в день не столь отдаленный мне весть принесла, что смутила мой разум, и пламя познания и ожидания сразу ускорило бег моего неспокойного сердца, — при всей своей начитанности и образованности Савичев едва ли смог бы говорить так красиво и без заминок, как это получалось у матриарх древнего мира. — Я принимаю твой дар, и возьми же в ответ то, что снимет смятение твоей души и откроет пути для успеха. Моя любознательность спутницей мне была эти долгие круговороты. Подойди, чужеземец.
Савичев не сразу понял, что она обращается к нему. Обманчиво опустил глаза, не забыв о приеме бокового зрения, и сделал несколько уверенных, даже расслабленных шагов к подножию трона. Лишь когда убедился, что Роксана, Пантеры и притихшая толпа придворных остались за спиной, спокойно поднял взгляд, словно вонзая ледоступы в ледяные покровы этих серо-лазурных озер.
Пусть он был очарован сладкими речами этой титулованной красавицы, играть роль раба или слабака под каблуком существующей здесь системы не собирался. Надо показать этой девочке, какой троянский дар она только что получила в свое распоряжение.
В другое время он бы улыбнулся ей своей фирменной обаятельной улыбкой, от которой мастера пикапа всех времен и народов массово сожгли бы свои лицензии. Но давать этой модели плейбоя древнего мира обманчивые надежды не собирался. Сколько он ни говорил себе во время пути, что готов ради достижения своих целей притвориться из хищника в ласкового котенка, столкновение с матриарх лицом к лицу лишило их обоих какой-либо фальши.
Если его взгляд, призванный расставить все точки над i, как-то задел или смутил матриарх, она не выдала этого ни словом, ни жестом. Хотя он готов был поклясться, что эта девчонка в короне видит подобные взгляды не так уж часто.
— Назови свое имя, неведомый странник, — в ее голосе плескались мед и молоко.
На миг Савичеву показалось, что, последуй он первоначальному плану с опущенными в пол глазами, обращение было бы иным. «Раб» или, на худой конец, «варвар».
— Дмитрий, — сделал ей одолжение Савичев, намеренно задержавшись взглядом на высокой груди правительницы.
Толпа изумленно притихла. Но напрасно он пытался смутить этим гордую и прекрасную королеву. Казалось, вызов восхитил эту потрясающую женщину — и отчего-то ему показалось, что она прочитала его мысли в тот же момент.
— Меня известили, ты прибыл из неведомых земель. Поведай нам, какое же имя носит твоя страна, земля невиданной силы, вступившей в союз с высоким разумом.
Сердце сделало кульбит от бархатных ноток в ее голосе. Эта женщина могла вести за собой толпы одним лишь тембром, похожим на перезвон хрусталя и плеск воды. Изначальное желание посмеяться над матриарх исчезло тут же. Ее не просто хотелось слушать. С ней хотелось говорить. Долго, обстоятельно, наслаждаясь беседой и забывая обо всем.
— Моя страна — Украина. Она лежит за чертой окончания вашего мира.
— Я не слышала упоминаний о сей земле даже в летописях, — заметила Атлантида. В ее голосе было предупреждение. Лаэртия внимательно посмотрела на мать и улыбнулась, продемонстрировав ряд ровных белых зубов.
— Дмитрий устал с дороги.
Произношение его имени в устах этой сладкоголосой сирены было необычным. Она единственная произнесла его правильно, без добавления излишних гласных.
— Мы продолжим нашу беседу на закате. Отдыхай, путник, чтобы силы вернулись к тебе. У меня осталось много невысказанных вопросов.
«Это все?» — разочарованно подумал Савичев, когда Пантеры, выпустив из кольца Роксану, окружили его, опустив руки на плечи и развернув к двери. То, что Лаэртия не стала вести ласковый допрос при большом скоплении народа, не пришло ему в голову. Они покинули зал под шепот изумленной толпы, а взгляд королевы ощущался спиной. Савичев решительно вскинул голову, не позволяя ментальным отголоскам смутить свой разум.
— Это и есть дар Роксаны?
Дмитрий только сейчас понял, что за все время нахождения за вратами города не слышал мужского голоса. Высокий мужчина с гладко выбритым черепом в белых одеяниях, напоминающих богато отделанную вышиванку, шагнул навстречу, и Пантеры расступились.
— Привет, — пожал плечами. Роксана настаивала на правилах этикета в зале приема матриарх, но здесь это было лишено смысла.
— Это твое имя? — мужчина протянул руку, чтобы ухватить его за бицепс. Савичев отреагировал моментально, перехватив кисть лысого на излом.
— Полегче, братан.
У Пантер отвисла челюсть. Но довольно скоро их изумление сменилось любопытством и весельем. При всей своей серьезности они оставались обычными женщинами — сбились в стайку, не выпуская Дмитрия и лысого из поля зрения, и зашептались. До слуха Савичева долетела фраза «распорядитель гарема» и «варвар с норовом».
— Мое имя Критий. Я должен проводить тебя в покои, где ты отдохнешь с дороги. — Несмотря на боль и согнутые плечи, голос лысого звучал ровно. Даже привычно. — Прекрати же причинять мне боль, ибо нет угрозы, и проследуй за мной. Гостевые покои — небывалая честь и редкостное предложение…
Похоже, красноречие матриарх было «маст хэв» в этом дворце. Как и агрессия таких вот «подарков», или же просто напросто Савичев находился в более привилегированном положении по отношению к другим обитателям гарема белокурой красавицы.
— Кофе организуй и лист пергамента, — холодно распорядился Савичев, отпуская его кисть.
— Пергамент?
— Эликсир темных зерен, и на чем вы там пишите свои трактаты, — махнул рукой Дмитрий. Ему хотелось записать все увиденное, чтобы не растерять впечатлений. И заодно хотя бы на время прогнать образ Лаэртии, который не желал покидать его мысли…