Пленница греха

Глава 14

В одной рубашке Чариз лежала одна на большой кровати. Уже пробило полночь. На улице похолодало, поэтому в камине горел огонь.

Ни звука не доносилось из гостиной. Дверь в нее была закрыта. Чариз знала, что Гидеон там — готовит себя к тому, что должен совершить. Она тоже весь день укрепляла дух. В животе ее громадные уродливые жабы страха перепрыгивали друг через друга. Дрожащими пальцами она перебирала вышитый край тонкой льняной простыни.

Не случится ли так, что консуммация брака толкнет его за грань?

Гидеон стоял на краю мрачной бездны. Один неверный шаг, и безумие поглотит его. Чариз поняла это прошлой ночью, когда он рассказал ей о Рангапинди. То, что ему довелось пережить, сломило бы любого.

Могла ли она его излечить? Могли хоть кто-нибудь его излечить?

И все же им обоим придется пройти через испытания этой ночи. Она сказала Гидеону, что сможет сделать то, что от нее требовалось. Но каждая минута промедления, каждая минута одинокого ожидания заставляла ее все сильнее сомневаться в том, что испытание окажется ей по силам. Если Гидеон не появится в ближайшие несколько минут, мужество оставит ее.

Чариз прикусила губу и закрыла глаза, молча моля небо о том, чтобы дало ей силы пережить испытание. Ничего не помогало.

Когда она открыла глаза, Гидеон стоял на пороге. Дверные петли в лучшем номере гостиницы, конечно же, были хорошо смазаны.

— Здравствуйте, — сказала она первое, что пришло на ум.

Глупо, если учесть, что она всего полчаса назад покинула его, оставив наедине с бокалом бренди. Весь день они провели вместе. Оба нервничали, избегая говорить о том, что должно произойти ночью.

Его красивые губы скривились в насмешке, которая тут же отпечаталась в ее истомленном сердце.

— И вам здравствуйте.

Он был в рубашке и брюках. Рубашка была расстегнута у ворота. В прорези проглядывала крепкая грудь, покрытая темными завитками волос. Эта волосатая грудь повергла ее в шок. Ступни его были длинными и узкими. Он стоял на пороге босиком. Но на руках его по-прежнему были тонкие перчатки из кожи козленка.

Все это она увидела сразу, окинув его взглядом. Чариз натянула одеяло до самых плеч. Она сидела в постели, прижавшись спиной к резному дубовому, изголовью. Она, как обычно перед сном, заплела волосы в косу. Почему-то ей показалось неприличным оставлять волосы распущенными. Распущенные волосы — слишком узнаваемый атрибут убранства невесты, с замиранием сердца ждущей в постели своего жениха. Разница между ней, Чариз, и стереотипной невестой состояла в том, что в сердце Чариз было куда больше страха, и боялась она не за себя, не за свою девственность, с которой ей вскоре предстояло расстаться, а за своего жениха. Увы, радости Чариз не испытывала.

Она преодолела застенчивость и подняла на него глаза.

— Что… что вы хотите, чтобы я сделала? — спросила она едва слышно.

Гидеон шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

— Ложитесь на спину. Закройте глаза, — сказал он с мрачной серьезностью. — Я постараюсь сделать это быстро.

Сердце Чариз болезненно сжалось. Она была уверена, что, когда другие люди впервые ложатся вместе, они говорят друг другу нечто иное. Нечто более нежное. Но те люди хотят того, что должно произойти. Все в ней восставало против топорной унылой грубости всего происходящего.

Он не приближался.

— Хотите, я погашу свечи?

Чариз кивнула.

— Да, пожалуйста.

Гидеон остановился возле кровати. Поскольку камин был у него за спиной, она не могла видеть выражения его лица. Он провел рукой по волосам, взъерошил их.

— Вы… вы собираетесь раздеться? — неуверенно спросила она.

— Нет.

Гидеон стоял так близко, что она слышала его учащенное дыхание. Она смотрела на потрясающего мужчину, за которого вышла замуж, и каждой клеточкой своего существа мечтала оказаться где угодно, только не здесь.

— Чариз, мне придется откинуть одеяло, — с нежной настойчивостью сказал Гидеон.

Она осознала, что прикрывается одеялом как щитом. Абсурдно. Она сама согласилась на это. Он был здесь ради нее, и этот шаг ему дорогого стоил. Слишком поздно отступать. Сделка состоялась, и она обязана выполнить свои условия договора.

— Конечно.

С трудом она разжала пальцы.

И одеяло соскользнуло. Оно опускалось все ниже и ниже, пока она не осталась лежать неприкрытой до самых кончиков пальцев. Она закрыла глаза, потому что у нее не хватало храбрости смотреть Гидеону в лицо. Щеки ее полыхнули жаром. Он не мог не видеть, что под рубашкой у нее ничего нет. От смущения и нервозности она замерла в неподвижности.

Он стоял, не шевелясь, возле кровати.

Он предупредил ее, что будет неуклюжим. У нее хватило ума ему поверить. Она заклинала его взять ее резко, грубо, но ничего не происходило.

Чего он ждет? Господи, неужели ее вид поколебал его решимость? Теперь, когда настал момент истины, неужели он ощутил себя не способным через это пройти?

— Господи, как вы прекрасны, — хрипло прошептал Гидеон.

Чариз ушам своим не поверила:

— Что?

Выражение лица его оставалось напряженным, но в глазах горела жизнь, когда он скользил взглядом по ее телу.

— Чариз, вы красивее самой смелой мужской мечты.

Как мог он говорить такое? Он делал ей слишком больно. Ее не могли порадовать его комплименты, когда он дрожал от отвращения при малейшем прикосновении к ней.

— Пожалуйста. — Она судорожно сглотнула. — Пожалуйста, давайте покончим с этим.

— Простите, Чариз.

— Не говорите ничего. Просто… делайте то, что вы должны.

— Как пожелаете.

Голос его звучал отчужденно.

Матрас прогнулся под его весом, затем она почувствовала тепло, когда он развел ее ноги руками. Она знала, что акт будет менее болезненным, если она расслабится, но это ей не удалось.

Спустя еще пару секунд он приподнял подол ее рубашки. До бедер. Затем еще выше. Затем положил руку в перчатке на ее живот.

Груди ее напряглись, между ногами стало горячо.

Он отдернул руку, словно она его обожгла. Он дрожал. Чтобы прикоснуться к ней, пусть даже на мгновение, ему пришлось всю волю собрать в кулак.

Она так сильно прикусила губу, что из нее пошла кровь. Она с трудом подавила крик, мольбу о том, чтобы он прекратил. В лице его не было ни кровинки. Она знала, чего ему это стоит.

Она молчала.

Гидеон уставился на Чариз в беспомощном удивлении. Она была прекрасна. Желание бушевало в нем.

Под тонкой рубашкой он ясно различал ее розовые соски, которые затвердели, когда он притронулся к ней.

Ее мгновенная реакция была еще одной насмешкой судьбы. Чариз была создана для наслаждения, но с мужчиной, за которого она вышла замуж, наслаждения ей не придется испытать.

Член его отвердел и набух и пульсировал, упираясь в брюки. Если он возьмет ее сейчас, то разорвет на куски. Сознание его, возможно, и воспринимало прикосновение к ней как пытку. Но его члену было плевать на демонов.

Затуманенный взор ее был устремлен на его лицо. Она была бледна, как только что выпавший снег. Она не смотрела на его тело, хотя если бы она опустила взгляд, то увидела бы, как он возбужден.

Стиснув зубы, он погладил нежную кожу внутренней стороны ее бедра. На один головокружительный миг даже сквозь перчатку он почувствовал ее чарующее тепло.

Затем, как всегда, сознание его вернулось. Крики эхом отдавались в ушах. Плоть ее превратилась в гниющую трупную массу. Ее перечно-гвоздичный аромат стал запахом разложения и смерти.

Он боролся с вопящими демонами. Сражался с ними, пока они не улеглись и не затихли. Битва лишила его сил. Он дрожал. Затем Гидеон стала осторожно скользить вверх по ее бедру.

Он был не маленьким мужчиной. Надо ее подготовить.

Он положил обе ладони на ее бедра и осторожно развел их. В комнате, освещенной лишь пламенем в камине, вход в ее тело был темен и загадочен. Он опустился на колени между ее раздвинутыми ногами, и ноздри его раздулись, уловив ее запах.

Непослушными пальцами он расстегнул брюки. Член его выскочил на свободу. Когда взгляд ее упал на его орган, она сдавленно вскрикнула. Пальцы ее судорожно сжали простыню, словно она пыталась изо всех сил удержаться от того, чтобы не соскочить с кровати.

Он приподнял ее бедра, подложив под них согнутые руки, и медленно вошел в нее.

Она всхлипнула, но не отстранилась. Он толкнул еще раз, чувствуя, как поддается плевра.

К его великому изумлению, она была влажной. Достаточно влажной, чтобы облегчить ему вход.

Но при этом она была чертовски тугой.

Он замер и глубоко вдохнул аромат Чариз. Она жива, она жива, рефреном звучало в его голове, когда он погрузился в нее. Она жива, говорил он призракам, живущим в его мозгу, мысленно затыкая уши, чтобы не слушать их вопли.

Она снова всхлипнула и пошевелилась, втягивая его глубже в себя.

Голоса звучали все настойчивее. Он не мог их сдерживать. На теле выступил холодный пот. Он сильнее сжал ее бедра. В глазах потемнело.

Он должен сделать это, или он подпишет себе приговор.

— Чариз, прости меня, — сдавленно пробормотал он.

Он натянулся как струна и толкнул себя в нее.

Боль пронзила ее, ослепительная и острая, мгновенная, словно удар молнии. Она готова была завизжать, но горло сжал спазм.

И все же стон прорвался. Она чувствовала себя так, словно ее разрубили пополам тупым топором. Боль была невыносимо острой.

Она зажмурилась, моля Бога о том, чтобы все это закончилось прямо сейчас.

Дышать. Она должна дышать.

Она ловила ртом воздух, но Гидеон вжимал ее в матрас своим телом. Он оказался больше и тяжелее, чем ей представлялось. Высокий рост и превосходная координация маскировали обилие мышц.

Словно безумная, она цеплялась за простыни. Он сделал то, что должен был сделать. Почему он не оставит ее в покое?

«Дыши, Чариз, дыши».

Та часть его тела, которую он погружал в ее саднящую нежную плоть, была твердой как гранит. Но в отличие от холодного гранита он был жарче раскаленной печи. Глупо, но она воображала, словно почувствует прохладу, даже холод из-за того, что он не хотел прикасаться к ней.

Его запах, знакомый и незнакомый, окружал ее. Ей был знаком чистый запах его мыла и аромат его кожи. Она догадывалась, что новый пряный запах — это запах мужского возбуждения.

Его дыхание было сбивчивым, и он дрожал. Она подняла руки, чтобы обнять его, но вспомнила, что он не хочет, чтобы она к нему прикасалась. Ему были противны ее объятия даже при том, что он был в ней, что связи теснее, чем та, которая была у них сейчас, не существовало на свете.

Чариз еще раз втянула воздух. На этот раз дышать стало легче. Острая боль прошла.

С тихим стоном он изменил положение. Давление изменилось, стало менее болезненным.

Чариз ждала, что он выйдет из нее. Но мышцы его напряглись, и он вошел в нее вновь. Она подавила стон и вцепилась в простыню, чтобы не соскользнуть с кровати.

Она думала, что все пройдет быстро, за пару секунд. Но он по-прежнему был в ней. Он сделал еще одно движение и глухо застонал.

Еще один толчок. Несколько толчков, и она почувствовала глубоко внутри себя жидкий жар. Он еще раз застонал и навалился на нее всем телом. В жестокой пародии на нежность голова его легла к ней на плечо, и его шелковистые волосы защекотали ей шею.

После всей этой твердости ускользающая мягкость казалась чужой, враждебной.

Гидеон вышел из нее и осторожно поправил ее рубашку, закрыв бедра. Затем он перекатился на спину и уставился в потолок. Рубашка его закрутилась вокруг его тела и выбилась из расстегнутых брюк.

Бросив на него быстрый взгляд, Чариз отвернулась и, следуя его примеру, сосредоточенно уставилась на темные потолочные балки. Она не хотела видеть тот орган, который он вдавливал в ее тело.

Кто знает, как долго они лежали рядом не очень долго, как она догадывалась, хотя секунды тянулись как часы.

Медленно, неловко Гидеон стал ходить по комнате.

Толстый ковер приглушал его шаги. Чариз почувствовала, что он подошел ближе, и невольно напряглась. Он остановился возле кровати. Ее передернуло.

Хотя он больше не притронется к ней. Он никогда не притронется к ней вновь, раз теперь она была его женой де-факто, а не только де-юре.

Он ничего не сказал. Он поставил что-то на тумбочку с тихим стуком и отошел. Поступь его была уверенной, но то не была поступь победителя. Скорее побежденного.

Раздался щелчок — это он открыл дверь, потом второй, когда он закрыл дверь за собой.

Чариз открыла глаза. Огонь гудел в камине, заливая комнату желтым светом. Весь эпизод, вероятно, занял меньше получаса.

Всего полчаса для того, чтобы изменился весь ее мир.

Она повернула голову и увидела на тумбочке бело-голубой фарфоровый таз и стопку полотенец. Он позаботился о ее комфорте и ушел.

И тут Чариз дала волю слезам.

Чариз поднялась и отправилась на поиски мужа.

Не в ее характере было избегать трудностей. Пока она лежала в измятой постели, вдыхая незнакомый запах секса, у нее было время подумать обо всем и даже собраться с духом.

Пришла пора напомнить себе о том, что для него этот акт был связан с куда большим риском, чем для нее. Она вспомнила о том, что он рассказал ей о Рангапинди. И испугалась за него.

Она скатилась с кровати, резкое движение вызвало легкий, но незнакомый доселе дискомфорт. Очередное напоминание о том, что после того, что случилось, ничего в ней не останется прежним.

Накинув на дрожащие плечи одеяло, она подошла к двери гостиной и распахнула ее. Там было тихо и темно. Лишь догорающий в камине огонь освещал комнату.

Может, он ушел? Чариз огляделась и обнаружила, что он развалился в массивном деревянном кресле напротив камина.

— Гидеон?

Она подтянула одеяло и, обойдя кресло, встала перед ним.

Он не смотрел на нее. Он смотрел в огонь, рукой в перчатке сжимал наполовину пустой бокал.

— Возвращайся в постель, Чариз.

Он был похож на тряпичную куклу. И голос его был таким же — безжизненным, отчаявшимся. Он протянул ноги к огню. Рубашка его так и осталась не заправленной в брюки и распахнутой на груди. При виде завитков в вырезе рубашки, казавшихся в свете огня золотистыми, по спине ее пробежала легкая дрожь.

И эта дрожь определенно не была дрожью отвращения.

Чариз поборола трусливое желание повиноваться ему и убежать. Вместо этого она твердо посмотрела ему в глаза:

— Нам надо поговорить.

С напугавшей ее яростью он поднял бокал и запустил его в камин. Последовал резкий звук разбиваемого стекла и короткая вспышка — бренди занялся огнем.

— Господи, нет!

Глаза его горели. В них было столько муки и столько ненависти, что она съежилась.

— Ты теперь возненавидел меня, Гидеон?

Она не узнавала собственного голоса. Она так старалась облегчить для него этот акт, но, к стыду своему, она не могла скрыть того, что ей было неприятно.

Лицо его свело от боли. На мгновение она увидела в его глазах невыносимую муку, но затем он словно опустил шоры на глаза.

— Разумеется, я не испытываю к вам ненависти, — раздраженно сказал он.

— Но…

— Уходи, Чариз. Уходи сейчас.

Голос его срывался.

Она видела, что ему отчаянно хочется остаться в одиночестве. Хотя ей хотелось прямо противоположного — остаться с ним. Одинокая измятая постель в соседней комнате казалась ей похожей на эшафот.

— Спокойной ночи, — прошептала она, опустив плечи.

Он не ответил. Медленно, неохотно, словно к ногам ее привязали гранитные глыбы, она побрела к двери, что оставила приоткрытой.

Один шаг. Два.

Она не хотела его покидать.

Она была уже почти у самой двери, когда услышала за спиной приглушенный звук. Незнакомый звук, но мгновенно и точно распознаваемый.

Подавив желание закричать от ужаса, она обернулась. Он прижал ладони в перчатках к глазам, и его широкие прямые плечи вздымались, когда он пытался вдохнуть.

Чариз бросилась к нему и так же, как прошлой ночью, опустилась рядом с ним на колени.

Сидя на полу, она ждала, что Гидеон отошлет ее прочь. Но он молчал.

Только сейчас Чариз по-настоящему поняла, как ему плохо. Гидеон Тревитик не был ни Галахардом, ни Ланселотом, ни Персевалем. Он не был всемогущим ангелом, ниспосланным с небес, чтобы вызволить ее из беды. Он не был неуязвимым и сильным — он мог быть слабым.

Страдая от собственной беспомощности и чудовищного чувства вины, она слушала, как раскалывается его сердце. Мужчина, который так упорно боролся со слезами, был слаб, как все смертные. Он мог оступиться, мог упасть, мог потерпеть поражение. Он был хрупок, как любой человек из плоти и крови, он перенес больше, чем дано перенести смертному.

Обхватив руками колени, она невидящим взором уставилась в огонь — единственный источник света в темной комнате. Это молчаливое ночное бдение — все, что она могла ему предложить.

Понемногу кризис стал проходить. По крайней мере его внешние проявления. Дыхание его почти пришло в норму.

После долгого молчания она услышала его надтреснутый голос.

— Это несправедливо по отношению к тебе.

Она не смотрела на него. Она продолжала сидеть, прижавшись щекой к коленям. Усталость и печаль тяжким грузом легли ей на плечи.

— Я могу это вынести.

Чариз полюбила Гидеона Тревитика с первого взгляда. Она полюбила его за силу, за достоинство, за ум, за красоту. Она продолжала любить его за это.

Но он был прав, посчитав ее чувство девической глупой влюбленностью. То чувство было тепличным растением, пышным и зеленым, но неспособным противостоять холодным ветрам реального мира.

Этот час изменил его навсегда. Этот час изменил ее самое навсегда.

Ее любовь к Гидеону стала теперь крепче камня.