Пленница греха

Глава 6

Следующие несколько дней Гидеон почти не видел Сару. Поскольку она редко выходила из своей комнаты, избегать ее оказалось на удивление просто.

Они вместе трапезничали под любопытными взглядами слуг. Иногда случайно встречались в коридоре, и Гидеон вежливо справлялся о ее здоровье. К счастью, здесь, в Пенрине, не было ни намека на упрямо распускавшуюся, словно почки весной, опасную близость, которая обволакивала их во время путешествия в Пенрин.

Синяков почти не осталось на лице Чариз, и с каждым днем она становилась все красивее. Еще одна жестокая шутка судьбы. Надо же было такому случиться, чтобы пребывавшая в отчаянии, избитая девушка превратилась в на редкость привлекательную женщину.

Едва ли братья выследят ее здесь, в этой глуши, но Гидеон не хотел рисковать. Он позаботился о том, чтобы о ее местонахождении всегда было известно кому-то из слуг. Гидеон привлек к охране дома самых храбрых жителей деревни, на подъезде к поместью был выставлен патруль.

Большую часть времени Гидеон проводил вне дома, занимаясь поместьем. Дел накопилось невпроворот.

Что стало абсолютно ясно в первый же день его пребывания в Пенрине в качестве хозяина, что Пенрин у него в крови. Что это его дом на всю оставшуюся жизнь.

Улети он даже в Константинополь, Пенрин все равно взывал бы к нему. Когда он увидел старый дом вновь, угрюмая, непрошеная любовь наполнила его, пронзительное понимание того, что Пенрину было предначертано принадлежать ему. Он не мог оставить этот продуваемый всеми ветрами уголок королевства заботам управляющего. Впрочем, одному Богу известно, для кого он стал бы хранить и лелеять эту землю. Он последний из Тревитиков. У него не будет наследников.

Эта печальная истина не давала ему покоя, преследовала его, не отпускала ни на миг. После трудового дня, когда Гидеон в полном изнеможении валился на кровать для того лишь, чтобы без сна слушать прибой и думать о Саре. Наконец он засыпал и во сне видел Сару, прикасался к ней так, как не смог бы прикоснуться к ней, бодрствуя.

С каждым часом навязчивое желание прикоснуться к ней усиливалось. С каждым часом боль от сознания того, что ему не дано прикасаться к ней, терзала его все сильнее.

Утром третьего дня своего пребывания в Пенрине Гидеон заперся в библиотеке, полный решимости навести порядок в счетах, оставленных его предшественниками.

Гидеон работал примерно час, когда сквозь высокие окна, выходившие на заросшую сорняками террасу, увидел Сару. И пыльные тома, лежавшие перед ним на столе, тут же утратили для него всякий интерес. Он поискал глазами Доркас или одного из тех деревенских мужчин, которых он поставил охранять Сару, но никого не увидел. Его гостья разгуливала по залитому солнцем росистому саду в одиночестве.

Сара остановилась на тропинке и подставила лицо бледному февральскому солнцу. Губы ее сложились в улыбку, которая была неосознанно чувственной.

Сердце Гидеона учащенно забилось. Сара просто великолепна.

Понимая, что напрасно терзает себя, Гидеон не в силах был оторвать взгляд от ее слегка покачивающихся бедер.

Гидеон склонился над гроссбухом, полный решимости не мучить себя необычайными мечтами. Но не в силах справиться с искушением, снова поднял глаза. Сара исчезла за живой изгородью из разросшихся камелий.

Отсюда начинался крутой склон к клифу. Принимая во внимание то состояние, в котором находилось поместье, тропинка, ведущая вниз, могла быть ненадежной. Камни могли обвалиться кое-где. Для того, кто не знал Пенрина, спуск мог оказаться опасным. Дьявол их побери, где же люди, которым велено за ней следить?

— Проклятие, — пробормотал Гидеон, захлопнул гроссбух, схватил со стола перчатки и бегом бросился за ней.

Чариз сидела на истертой от времени каменной скамье, когда услышала шаги Гидеона. Он очень торопился. Она не могла понять почему. Особенно если учесть, что он избегал ее.

Гидеон вышел на открытое пространство и резко остановился, тяжело дыша. Очевидно, он что-то искал.

Хотя она и поклялась себе, что в его присутствии будет вести себя как подобает леди, хотя и надевала налицо маску холодной вежливости всякий раз, когда им доводилось встречаться в доме, сердце ее учащенно забилось, а слова приветствия застряли в горле. Она не ожидала увидеть его этим утром, и все ее благие намерения рассыпались в прах, стоило ему появиться.

Он посмотрел в сторону моря, окинул взглядом склон и наконец повернулся к ней:

— Вот вы где.

Чариз судорожно сглотнула.

— Сэр Гидеон, что-то случилось?

— Я видел, что вы направляетесь вниз.

Он провел рукой по волосам, но вместо того чтобы пригладить их, взъерошил волосы. Этот художественный беспорядок сделал его еще привлекательнее.

— Я не был уверен в том, что спуск в надлежащем порядке.

Теперь она могла улыбаться, почти не чувствуя боли. Взглянув в зеркало перед выходом на улицу, Чариз впервые узнала свое лицо.

— И вы вновь бросились меня спасать.

Он неопределенно хмыкнул.

— Вы выглядите лучше.

— Я чувствую себя лучше.

— Рад это слышать. Приношу свои извинения за то, что пришлось побеспокоить вас. Поскольку в данный момент вам ничего не угрожает…

— Я буду осторожна.

«Сейчас он уйдет, — подумала Чариз, — и я снова останусь в одиночестве».

Гидеон шагнул к ней.

— Сегодня море кажется ласковым, но не стоит недооценивать его грозную силу.

— Мне так хочется посмотреть на него вблизи. Пенрин обладает сказочным очарованием.

Любовь с первого взгляда к Пенрину за прошедшие дни усилилась. Каждый вечер в своей обшитой деревянными панелями спальне Чариз засыпала под шум моря.

— Как королевский дворец в «Спящей красавице».

И вновь эта полуулыбка. Ее бедное истомленное сердце вздрагивало всякий раз, как она ее видела.

— Клянусь честью, мисс Уотсон, спящих принцесс тут нет.

— Может, принц есть? — игриво спросила она и тут же пожалела о сказанном.

Лицо его снова стало непроницаемым.

— И принцев нет.

Она ожидала, что он сейчас рассердится и уйдет, как ушел из библиотеки, когда она попыталась превратить их общение в нечто более значительное, чем ничего не значащий обмен банальностями. Но он не уходил.

— Каковы ваши планы на Пенрин?

— Поместье может давать прибыль. Когда-то так оно и было. В лесах хватает древесины, и хотя для выращивания зерновых земля не очень подходит, для овцеводства вполне сгодится. Умелых мужчин осталось мало, но мы снова могли бы организовать флот. Прежде всего я намерен возобновить добычу олова.

— Олова?

— Да.

Гидеон подошел еще ближе, поставил на дальний край скамьи ногу. Он оперся одной рукой о бедро и наклонился к ней. По телу Чариз побежали мурашки, дыхание участилось. Она молилась о том, чтобы он этого не заметил.

— Земля изрыта заброшенными рудниками, но руда еще есть. Море и олово — на этом всегда держались Тревитики.

Он говорил так, словно не имел отношения к тем Тревитикам, которых кормили море и олово, но его тон не убедил Чариз. Он не был настолько равнодушным к этому дому, просто притворялся, но Чариз ему не верила. Она видела его лицо, когда он смотрел на Пенрин, когда впервые после возвращения увидел за холмом отчий дом.

— Вы собираетесь восстанавливать дом?

К ее удивлению, глаза его блеснули.

— Я снесу его и построю современную виллу.

Потрясенная, Чариз вскочила со скамьи.

— Это было бы актом непростительного вандализма.

Гидеон тихо рассмеялся:

— Я вас просто дразню, мисс Уотсон. Я заметил ваше пристрастное отношение к Пенрину.

— Не могу поверить в то, что вам все равно. Этот дом нуждается в любви.

— Это всего лишь кирпичи и камень, — сказал Гидеон примирительно.

— Вы по-другому будете к нему относиться, когда у вас появятся дети, — сказала она с чувством, хотя внутренне сжалась при мысли о том, что он может быть мужем другой женщины.

Краткий миг непринужденности закончился.

— Я не собираюсь жениться, — процедил он сквозь зубы.

— Конечно же, вы женитесь. Вы молоды, красивы, вы…

Он заставил ее замолчать резким взмахом руки.

— Не заставляйте меня краснеть, мисс Уотсон.

Его сарказм больно ранил ее, хотя она понимала, что заслужила, чтобы ее осадили. Щеки ее горели от унижения и стыда.

— Простите, — тихо произнесла она. — Я не имела права этого говорить. Вы, должно быть, считаете, что я дурно воспитана.

— Нет.

Просто «нет»? Как следует его понимать? Что он думает о ней? Чариз с трудом подавила желание задать ему все эти вопросы, но вовремя прикусила язык и сменила тему.

— Выйдя из дома, я искала тропинку, которая ведет к пляжу.

Он неодобрительно поджал губы.

— Спуск крутой и опасен для леди. По крайней мере девять лет назад он был таким. Подозреваю, что сейчас дела обстоят еще хуже. Лучше не выходите за пределы усадьбы.

Леди Чариз Уэстон на этом закрыла бы тему и позволила ему вернуться к работе, как он, очевидно, желал. Сара Уотсон была особой более требовательной. Ей отчаянно хотелось отвоевать еще несколько минут его внимания.

— Мы можем хотя бы попытаться?

Внезапно лицо его осветилось веселым удивлением. Он сразу стал выглядеть на несколько лет моложе.

— Вы упрямая малышка, верно?

И что ее удивило еще сильнее, черные глаза его скользнули по ее телу. Он оценивал ее по всем статьям, как порой неосознанно оценивает мужчина приглянувшуюся ему женщину. Между ними мгновенно возникло сильнейшее напряжение. Чариз бросило в жар, сердце подпрыгнуло и ухнуло вниз. Соски стремительно набухли и отвердели, и что-то теплое растаяло внизу живота.

Сильные, незнакомые доселе ощущения напугали Чариз. Ей показалось, будто тело, которое она знала двадцать лет, внезапно стало чужим. С каждым судорожным вздохом твердеющие соски натягивали ткань рубашки. И это трение сводило ее с ума, она не могла его остановить и от этого пришла в ярость.

Она подняла дрожащую руку к груди, чтобы ослабить боль, и лишь затем поняла, что она сделала. Лицо ее пылало. Он не мог не заметить ее состояния. Она была бы рада, если бы в этот момент земля разверзлась и поглотила ее, как кит поглотил Иона.

Чариз опустила голову, пытаясь скрыть свою постыдную реакцию, чтобы прервать этот обжигающий контакт — глаза в глаза.

— Насчет малышки не вполне верно, — пробормотала она и, отвернувшись, оторвала листок от камелии.

— Нет, возможно, нет.

Он хрипло рассмеялся. Смех его был горьким, и веселья в нем не было. У нее не хватало храбрости поднять глаза и посмотреть на выражение его лица.

— Давайте я покажу вам наш замечательный пляж.

Чариз судорожно вздохнула.

— С удовольствием, — ответила она едва слышно.

Чувствуя себя глупейшим созданием на земле, она уронила оборванные листья на землю и отважилась поднять на него глаза и посмотреть снизу вверх из-под ресниц. Она ожидала увидеть гнев, или презрение, или даже брезгливость, но выражение его лица, как это часто бывало, оставалось полной загадкой. Может ли быть так, что он не заметил, как она смутилась?

По крайней мере он все еще был здесь. Более того, он планировал проводить ее до пляжа. Боясь вздохнуть, она ждала, что он возьмет ее под руку, но он лишь жестом указал на заросшую тропинку и пошел следом.

Когда на пути их возникло препятствие в виде разросшегося куста рододендронов, сэр Гидеон вышел вперед. Как и все в Пенрине, сад был сильно запущен. Чариз знала, что глупо так думать, но она чувствовала, словно дом взывает к ней и молит о том, чтобы она его спасла, чтобы вдохнула в него жизнь.

Глупая фантазия. Она всего лишь гостья в этом красивом месте. Скоро она уедет, и Пенрин, как и его хозяин, быстро забудут о ней.

Сердце разрывалось от этой мысли.

Хозяин дома был таким же неухоженным, как и усадьба. Чариз изучала взглядом его высокую фигуру, когда он прокладывал для нее тропинку. На нем были бриджи и рубашка, сапоги — старые, поношенные. И все же он был само великолепие. Пульс ее, который начал приходить в норму, снова пустился в галоп. Воображение рисовало Гидеона стоящим на носу корабля. В ухе у него — золотая серьга. За поясом — абордажная сабля. В зубах нож.

Гидеон остановился, чтобы приподнять над головой колючую ветку ежевичного куста.

— Чему вы улыбаетесь?

Чариз не осознавала, что улыбается.

— Среди ваших предков были пираты?

— Черный Джек Тревитик был одним из «морских ястребов» Елизаветы.

Когда Чариз проходила мимо, Гидеон одарил ее улыбкой, которую иначе как дьявольской не назовешь. Ее сердце сделало сальто. Да поможет ей Бог.

— Его портрет висит в длинной галерее. По крайней мере раньше он там висел. Черный Джек очень похож на меня. Мой отец и брат пошли в родню со стороны моей бабушки, Сент-Леджер. Но я от макушки до пят Черный Тревитик.

— Вы говорите так из-за цвета волос?

— Отчасти да. И еще из-за дурного характера, дурных склонностей, жестокого сердца, и вообще потому, что я черная овца в стаде.

Она не смогла сдержать удивленного смеха, пробираясь сквозь заросли. Теперь она шла первой.

— Господи. Я должна дрожать от страха в вашем присутствии.

Но конечно, это было не так. Общество Гидеона Тревитика было возбуждающим, как шампанское. Он волновал ее сильнее, чем кто бы то ни было до него. Он смущал ее, тревожил, мучил. И все же ей было страшно представить, что, покинув Пенрин, она, возможно, никогда больше не услышит его голоса.

Впрочем, не от одних только разговоров с ним голова у Чариз кружилась от возбуждения. Он красив, силен, смел и мужественен. Ни одна женщина, в жилах которой еще не остыла кровь, не могла бы устоять перед его привлекательностью.

Возможно, узнав, кто она на самом деле, Гидеон решит, что она достойна того, чтобы за ней ухаживать. В Пенрине она не заметила ни одного свидетельства больших богатств. Не исключено, что он заинтересовался бы ею, узнав, что берет в жены самую богатую наследницу в Англии и станет обладателем не только титула графа Марли, но и каждого пенни, каждого акра громадного наследия Уэстонов, которое перешло к единственной наследнице покойного графа, его дочери.

Господи, неужели в ней так мало гордости, что она готова золотом купить внимание мужчины, зная о том, что он ее не хочет?

Выбравшись из зарослей, они оказались на краю обрыва. Под ними сияющим синим шелком расстилалось море. Гидеон остановился позади нее. Недоброе предчувствие заставило Чариз зябко поежиться. Эта сверхъестественная осведомленность казалась даже более значимой, чем физическая реакция.

— Как здесь красиво, — тихо произнесла Чариз.

Она сразу почувствовала, что Гидеон приблизился. Легкий ветерок играл с его густыми волосами. Счастливый ветер — он мог позволить себе с ним вольности, в которых ей было отказано.

— Я не понимал, как сильно мне всего этого не хватало. Моря. Ветра.

Взгляд его был по-прежнему устремлен к горизонту, но у Чариз возникло странное ощущение, что, хотя смотрят они в одном направлении, видит он совсем не то, что видит она. Он видит что-то, что преследует его.

— В Рангапинди я помнил этот вид. И он давал мне силы жить дальше.

— Почему вам расхотелось жить? — спросила она, потрясенная.

Он нахмурился.

— Вы действительно не знаете? Мою историю опубликовали все газеты. Сенсация сезона.

Он говорил с едким сарказмом, но почему, Чариз не могла понять.

— Мои братья держали меня взаперти. Я впервые услышала ваше имя, лишь когда вы представились мне. — Она обхватила себя руками. — Те люди в Портсмуте звали вас героем Рангапинди. Вы были военным?

— Нет, — резко бросил он.

Его невысказанная боль была очевидна, физически ощутима.

— Вы так сильно ненавидели Индию?

Он не спускал с нее глаз, и голос его был чуть хриплым от эмоций.

— Нет, я любил ее.

Гидеон вздохнул.

— Хотел бы я быть тем, за кого вы меня принимаете. Но я не заслуживаю ни унции вашего отношения ко мне.

— Но почему?

— Нет. Я не хочу делиться с вами своими кошмарами.

В улыбке его было слишком много горечи. Он поднял затянутую в перчатку руку. На мгновение ей показалось, что он прикоснется к ее щеке. Ресницы ее затрепетали, глаза закрылись. Сейчас он коснется пальцами ее щеки.

Но он не коснулся. Она медленно открыла глаза и увидела в его глазах пронзительную печаль. Рука его бессильно опустилась.

— Но верьте мне, когда я говорю, что я не герой.

Она судорожно сглотнула.

— Для меня вы герой.

Голос ее дрогнул.

— Мисс Уотсон…

Чариз жестом остановила его. Ей не хотелось выслушивать пошлости, которые обычно говорят в таких случаях женщине, надеясь ее успокоить. Жалость в его глазах ясно указывала на то, что он понял, какого рода запретные чувства она к нему питает. Да как он мог этого не понять? Гидеон был достаточно проницателен.

Она покраснела от стыда и заговорила быстро, чтобы его опередить:

— Разве… разве мы не идем на пляж?

Он расправил плечи, поджав губы. Но не стал спорить с ней по поводу резкой смены темы, за что она была ему благодарна.

— Тропинка здесь.

Гидеон пошел вперед, он не преувеличивал, когда предупреждал ее, что спуск очень крут. Вскоре она увидела всю тропинку — узкую полоску, петляющую по склону.

Чариз посмотрела вниз и обомлела от страха — далеко внизу громоздились острые камни. Она решительно вскинула голову и посмотрела на Гидеона. Он начал спускаться, и Чариз не могла не заметить, как непринужденно он чувствует себя на этой каменистой опасной почве.

Чариз осторожно следовала за ним.

Вначале идти было нетрудно, тропинка шла под уклон плавно. Но становилась все круче и круче. Она оперлась ладонью о камень склона, когда спуск стал еще более опасным.

Слишком долго — на одну роковую секунду дольше, чем нужно, она задержалась взглядом на высоком мужчине, что шел впереди. Чем больше она о нем узнавала, тем больше он разжигал ее любопытство.

Тропинка нырнула вниз. Нога ее потеряла опору — камень, на который она ступила, расшатался. Она изо всех сил вцепилась в каменную стену, но пальцы скользили.

— Гидеон! — завизжала она.

Господи, ей не хотелось умирать. Она хотела жить и заставить Гидеона полюбить ее.

Эта мысль молнией пронзила ее сознание в тот момент, когда она беспомощно скользила к краю обрыва.