По воле северных богов (СИ)

Глава 27

Это была самая ужасная дорога в жизни Тир. До этого она десятки раз пересекала море на пути от Норвегии до Англии и обратно, ходила в другие страны, была на Руси, спускалась до Золотой Орды, чувствовала себя как дома на рабовладельческих рынках Азии и Африки, но никогда с ней не было ничего подобного. Жестокая морская болезнь терзала ее денно и нощно. И самое скверное, что так же ужасно она чувствовала себя и на коротких остановках в пути, когда они причаливали к берегу. Все, что ей удавалось уговорить себя съесть, тут же забирало море за бортом. Когда они добрались до дома, Тир уже едва держалась на ногах. Но она была благодарна своей неожиданной болезни. Ей было так плохо, что ни о чем другом, кроме этого, она думать просто не могла. Образ Хьюго, кидавшегося в волны следом за уходящей ладьей, его последние слова, полные горечи и обиды, были бы для нее много страшней и мучительней непрерывной дурноты и рвоты.

— Иисусе! Где вас так долго носило?! — встретила их Аса. — Я уже не знала, что и думать!

— Мы женили твоих голубков, — вымученно улыбаясь, проговорила Тир.

— Неужто? — дородная повариха засияла. — Ты должна мне все рассказать, госпожа моя.

— Позже, — невнятно пробормотала Тир и, зажимая рот рукой, метнулась мимо нее к своей комнате.

— Что с ней? — удивленно поинтересовалась Аса у хмурого мужа.

— Она нездорова с самого отплытия. Считай, полторы недели ничего не ела… Совсем измучилась.

— У Тир морская болезнь? — еще более изумленно переспросила его жена. — С чего бы это?

— Спроси чего-нибудь полегче. И вообще, женщина, что ты кормишь нас одними вопросами?

— Проходите, проходите. Уж я вас попотчую. Чай, соскучились по моей стряпне?

Тир к ужину не вышла. Аса, тихонько ворча себе под нос, наполнила тарелку едой и отправилась к госпоже. Молодая женщина стояла на маленьком балкончике, обращенном к морю. Когда она обернулась на звук отворившейся двери, повариха увидела, до чего ее хозяйка похудела и осунулась. Под серыми глазами залегли темные тени, а у рта появилась горькая складка… Взгляд Тир уперся в тарелку с едой, и она со стоном отвернулась.

— Унеси это. Видеть не могу. Нюхать не могу. Даже чувствовать рядом не могу. Великие боги! Что со мной творится?

— Поешь, госпожа. Может, хоть что-то задержится, а то тебя, того гляди, с этого балкончика ветром унесет.

— Не могу, Аса.

— А я тебе травок заварю. Может и полегчает. Когда началось-то все?

— Как вышли в море.

— Ну-ну… — неопределенно проворчала толстуха. — Давай-ка, садись, поешь. А заодно расскажи новости. Отвлечешься, все и проскочит. Что я тебя уговариваю, как малое дитя, ей богу!

Тир взяла кусочек мяса и пожевала его.

— Соли маловато.

— Никто не жаловался, — повариха пожала плечами. — Давай-ка лучше рассказывай. Я умираю от любопытства.

И Аса принялась со вкусом выспрашивать подробности. Ей хотелось знать все — размеры и устройство Гилфорда, каким оказался прием, оказанный викингам, подробнейшее описание свадебного наряда невесты, и прочие мелкие подробности. Она искренне ахала, слушая повествование Тир о событиях бурного свадебного дня, умилялась, узнав о внезапно объявившемся богатом и знатном старике графе, впоследствии оказавшемся родным дедом Гая, до колик смеялась, услышав о стремительном броске молодоженов из церкви в спальню… Тир пересказала ей все. Кроме одного. Ни в одной из ее историй не присутствовал человек по имени Хьюго.

— Ну, вот и слава богу, — удовлетворенно проворчала повариха, забирая у госпожи пустую тарелку. — А теперь ложись и поспи. Я сейчас тебе травку заварю, принесу.

Однако когда Аса вернулась, Тир уже спала. Толстуха поставила отвар у изголовья и заботливо укрыла госпожу, которой хватило сил лишь на то, чтобы снять сапоги и кольчугу. Потом повариха вышла в зал. Обычно в день возвращения дружины из похода закатывался пир, но сегодня настроения ни у кого не было. Болезнь госпожи наложила отпечаток на все. Вздыхая и ворча, Аса отправилась в их с мужем комнату. Эрик уже лежал в кровати. Женщина задула лучину, быстро разделась и скользнула к нему под одеяло. Муж, засопев, притянул ее к себе.

— Неужто соскучился, медведина рыжий?

— Да, а ты птичка моя?

— Это где ж ты видел птиц такого размера?

— На птичьем дворе в Гилфорде. Индюшками кличут.

— Ах ты…

Потасовка перешла в нечто иное, и когда через полчаса супруги лежали, обнявшись и умиротворенно вздыхая, Аса, поудобнее устроив лохматую мужнину голову на своей объемистой груди, требовательно произнесла:

— Рассказывай.

— Ты же, небось, уже расспросила госпожу.

— А теперь ты расскажи.

Эрик вздохнул и, прикрыв глаза, своими словами пересказал события последних трех месяцев.

— Кто такой сэр Хьюго?

Рыжеволосый бородач даже приподнялся, изумленно глядя на жену.

— Тир, что же, ни разу не упомянула его?

— Нет. А что, должна была?

Эрик откинулся на спину и хмуро уставился в темноту.

— Кто он такой?

Рулевой скривился, хотя и ждал этого вопроса — он слишком хорошо изучил свою супругу.

— Спроси у госпожи, — попытался отбрыкаться он, заведомо зная, что все его увиливания не приведут ни к чему.

Не прошло и получаса, как он сдался.

— Это старший брат Куини.

— Крестоносец? Ну, и что в нем такого особенного? — не унималась Аса.

Она, как хорошая борзая, почуяла след, и теперь ничто не могло унять в ней любопытство. Эрик вздохнул в последний раз и выпалил:

— Он и госпожа Тир стали любовниками.

Асу словно подбросило на кровати.

— Он спал с ней? — тряхнув мужа так, что кровать жалобно затрещала, воскликнула она.

— Да, — буркнул Эрик и удивленно увидел, как его супруга как была — простоволосая, босая и в одной ночной рубахе, выскочила из комнаты.

Аса тихонько пробралась в спальню госпожи и облегченно увидела, что ее отвар не тронут. Ворча себе под нос:

— Это не годится, совсем не годится тебе, дурочка, — она выплеснула содержимое чашки с балкончика.

Потом постояла, задумчиво глядя на разметавшуюся во сне госпожу, и уже было пошла к двери, как вдруг Тир зашевелилась и тихо простонала что-то во сне. Аса вернулась, а потом, помедлив, склонилась к госпоже, ловя ее неровный шепот.

— Хью, о Хью… — вместе с дыханием долетело до нее, и повариха резко выпрямилась, поджав губы.

Набычившись, хмуря густые брови, она пересекла зал, вошла к себе в комнату и вновь запалила лучину. Эрик сощурил на нее сонные глаза.

— Выкладывай, — распорядилась она, и муж, обречено хлопнув себя по лбу, откинулся на подушки.

Сидя на кровати и задумчиво покусывая ноготь, она выпытала у него все.

— Эх, меня не было рядом! Я бы им обоим вправила мозги, — восклицала она. — Наша-то, конечно, известная гордячка, ну, а он-то тоже хорош! И что теперь со всем этим делать?

— Постараться забыть.

— Боюсь, что не выйдет, — почти прошептала Аса и, загасив свет, наконец-то позволила усталому мужу заснуть.

Сама же она до утра не могла сомкнуть глаз, перебирая в памяти события, факты, свои воспоминания, сопоставляла рассказы мужа и Тир…

Наступившее утро вернуло большой северный дом к обычному ритму жизни. Тир искренне пыталась в него вписаться, убегая от своих мыслей, но теперь болезнь, которая в плавании была ее спасением, оказалась ловушкой, которая заставляла ее большую часть дня проводить в постели наедине с воспоминаниями. Аса, которая выхаживала ее, как могла, выбивалась из сил, теряла терпение, уходила, хлопнув дверью, но после возвращалась, вновь и вновь уговаривая свою госпожу съесть хотя бы еще кусочек…

Бывали дни, когда Тир вроде бы чувствовала себя лучше и тогда рьяно принималась за домашние дела. Ладью опять вытащили на сушу и, подготовив к зимовке, спрятали в высокий сарай у берега. Почему-то это обычное дело довело Тир до слез, она забилась в уголок, села возле крутого ребристого борта и долго плакала, словно схоронила кого-то. Медленные слезы катились из ее глаз, она даже не пыталась их вытереть, настолько морально и физически измучилась за последние два месяца, что провела дома. Уже два месяца…

«Осень… Пора свадеб… Что-то сейчас делает Хью? Хью…»

Тир стиснула зубы и зажмурила глаза.

«Не сметь!» — в который раз прикрикнула она на себя.

— Что это ты тут расселась? Земля такая холодная! От воды сквозняком тянет!

— Ох, Аса…

— Пойдем, пойдем. Я тебе бульончика свеженького сварила. Сухариков солененьких сделала.

Тир испытала ставшее уже привычным чувство острого голода, круто замешанное на дурноте. Она сглотнула, подняв на повариху измученное лицо. Потом со вздохом встала и побрела в дом. Аса усадила ее за стол на кухне, налила еду, поставила тарелку с сухарями, а потом сама уселась напротив госпожи.

— Ешь, ешь. Тебе толстеть надо, а не худеть.

За последнее время Аса имела возможность убедиться в своих подозрениях. Все говорило о том, что Тир беременна — и дурнота, и тяга к солененькому, а главное то, что с момента ее возвращения домой месячные крови ни разу не приходили к ней — простыни оставались чистыми. Аса уже много раз порывалась просветить свою не столь умудренную женским опытом хозяйку, но всякий раз сомнения удерживали ее. Как-то примет бедняжка это известие?

— Ну, Хьюго Гилфорд! — часто бормотала она, и это звучало в ее устах как проклятие.

Глядя на мучения Тир, Аса не могла не злиться на мужчину, из-за которого это все и произошло с ней, хотя Эрик, видя эти ее настроения, много раз пытался убедить жену в том, что вина англичанина не столь уж и велика… Рыжеволосый бородач теперь тоже знал о беременности хозяйки. Аса как-то в сердцах проболталась. Когда Тир в очередной раз отказалась есть то, что упорно подсовывала ей повариха, и та, хлопнув дверью, умчалась к себе в комнату, с ее языка сами собой слетели слова:

— Никогда еще не видела такой ужасной беременности! Что за чертенок растет у нее внутри, выпивая все соки?

Эрик как стоял, так и сел.

— Так это беременность, — потрясенно выпалил он.

— А ты думал божий поцелуй? — сердясь еще больше оттого, что проговорилась, взвилась жена. — Скоро это всем станет очевидно. Чертов крестоносец обрюхатил девку, а сам… Ух! Нет управы на ваше жеребячье племя!

— А что госпожа сама думает о своем положении? — робко поинтересовался викинг.

— Ничего не думает. Дуреха так ни о чем до сих пор и не догадывается. А я боюсь сказать!

Это было почти две недели назад…

Тир не столько ела бульон, сколько грызла сухарики, но Аса была рада и этому. Взгляд молодой женщины вяло скользил по сверкающей чистотой кухне.

— Мне никогда не стать такой хозяйкой, как ты, Аса.

— Зачем тебе? Ты госпожа.

— Все равно надо хорошо разбираться во всем. Твоя крошка Куини держит в своих маленьких ручках такой огромный дом…

— Дом, в котором живет сэр Хьюго Гилфорд, о котором ты мне почему-то ничего не рассказала… — тихонько проворчала повариха.

Тир вспыхнула, как маков цвет, и потупилась. Потом Аса увидела, как краска схлынула с ее лица, а горькая складка привычно залегла у рта. Дородная повариха ждала, но Тир так и не проронила ни слова.

— Ну, молчи, молчи, — рассердилась толстуха и, поднявшись, подошла к плите, где в большом котле варился ужин для всех обитателей большого дома.

Аса попробовала густое ароматное варево и удовлетворенно прищелкнула языком.

— Готово!

Тир почувствовала, как дурнота снова подкатила к горлу и поскорее схватила еще один сухарик. От них ей действительно становилось легче. Аса ухватилась за ручки котла, чтобы сдвинуть его с огня. Тир подхватилась, чтобы помочь, но повариха, ругаясь на чем свет стоит, отогнала ее, и уж тут молодая женщина раздраженно вспылила.

— Что я инвалид что ли? Носишься со мной, будто я бер…

Внезапно Тир замерла и, качнувшись назад, медленно опустилась на табурет. Аса с состраданием смотрела на ее потерянное лицо.

— Я беременна? В этом все дело? Ведь так?

— Да, голубка. Беременность, конечно, у тебя, скажем прямо, получилась не легкая, но скоро дурнота должна пройти. Уж поверь мне.

— Я беременна… — потрясенно повторила Тир и закрыла лицо ладонями.

Аса с замиранием сердца ждала продолжения. Плечи молодой госпожи затряслись. Толстуха быстро перекрестилась, шепча про себя молитву. Что-то принесет бедняжке открывшаяся ей правда? Новое горе и унижение или быть может… Внезапно Тир вскочила и порывисто обняла дородную англичанку.

— Ах, Аса!

Потом отстранилась и, сжав поварихе плечи, энергично тряхнула ее.

— У меня будет ребенок. Его ребенок! Его частичка! Плоть от плоти его, кровь от крови! Плод нашей любви…

Тир отпустила плечи Асы, а после осторожно прижала руки к своему еще плоскому животу. Через мгновение добросердечная толстуха с облегчением увидела на ее осунувшемся лице улыбку…

Настроение госпожи теперь менялось день ото дня. Одним утром она могла проснуться совершенно счастливой и щебетать весь день, сверкая улыбками. Расспрашивать Асу о ее беременностях, о родах, живо интересоваться всем, что касалось чисто женских проблем, которые раньше будто и не существовали для нее. На другое утро она вставала мрачнее тучи и сидела в одиночестве на берегу, пока Аса со скандалом не уводила ее в дом, подальше от холода и пронизывающего ветра приближающейся зимы. В эти дни прошлое брало верх над будущим. Тир вспоминала яростное негодование Хьюго, когда она в запальчивости спора угрожала избавиться от возможной, тогда еще лишь предполагаемой беременности. Хью хотел от нее ребенка!

«Он нужен мне, даже если ты откажешься от него!» — вот его слова.

«Наверно, он был бы рад, узнав…» — думала она и, смыкая веки, видела огромного черноволосого мужчину с крохотным ребенком на руках. Вот он поднимает голову и тепло, с любовью улыбается ей… Каким полным могло бы быть счастье.

В эти мгновения она уже готова была оставаться его любовницей, терпеть унижения, покорно принять его жену… Лишь бы хоть иногда видеть его, быть с ним. Она вскакивала на ноги и, стискивая кулаки, замирала, устремляя взгляд за волнующийся горизонт.

«Хью! Любимый!» — беззвучно летело над морем, но даль молчала…

Близился к концу ноябрь. Тир наконец-то отпустила дурнота, и она дневала и ночевала на кухне, отъедаясь за все прошедшие голодные месяцы. Животик у нее уже заметно округлился, грудь отяжелела и налилась. Пару раз Аса заставала ее обнаженной перед зеркалом, когда молодая женщина с острым любопытством разглядывала свою меняющуюся фигуру.

Она должна была разрешиться от бремени по весне, но уже сейчас домашние дарили ей подарки, чтобы хоть как-то поднять настроение. Тир всегда была справедлива и честна со своими рабами, надежна и щедра по отношению к дружине и теперь пожинала плоды. Женщины натащили ей крохотных распашонок и чепчиков. Старая мать Гаррика соткала цветное, очень нарядное и теплое одеяльце, а Сигурд поразил всех, когда однажды вечером внес в главный зал крепкую, украшенную затейливой резьбой колыбель…

По первому снегу в большой дом Тир приехал в гости ее ближайший сосед — богатый бонд[10] Снорри Фергюссон. Они были добрыми соседями, и Тир обрадовалась его приезду. Накрыли столы. Норвежец, щуря свои яркие синие глаза, посматривал на выпирающий живот молодой женщины, но молчал. Тир была благодарна ему за это. Однако после того как ужин окончился, Снорри сдержанно и очень серьезно попросил разрешения поговорить с хозяйкой о деле, причем, по возможности, наедине. Удивляясь в душе, она проводила гостя в свою комнату.

— У тебя тепло, госпожа, — сбрасывая с широких плеч подбитую лисьим мехом безрукавку, проговорил Снорри.

— Присаживайся, сосед, — указывая на кресла у горящего камина, пригласила она, и сама опустилась напротив, со вздохом подсунув под ноющую спину маленькую подушечку.

— Ждешь по весне?

— Да.

— Кто отец?

— Ты об этом хотел поговорить, сосед?

— Получается, что и об этом тоже… Кто-нибудь из твоих?

— Нет.

— Так ты не вышла замуж?

Тир лишь качнула головой, нетерпеливо глядя на Фергюссона. Он вздохнул и, хлопнув себя по широко расставленным коленям, заговорил.

— Ну что ж… Значит так… Хочу я просить тебя стать моей женой, госпожа моя. Об этом и хотел толковать.

Тир пораженно вскинула брови.

— Я же ношу чужого ребенка…

— Раз отец его… не претендует на тебя, мне все едино. Своих у меня уже больше дюжины — одним больше, одним меньше… — викинг хмыкнул.

Молодая женщина, изумляясь все больше, возразила:

— Но у тебя уже есть две жены.

Снорри поморщился.

— Пустое. Две молоденькие гусыни, исправно рожающие сыновей. Настоящей женой мне была моя Хильда, но она умерла прошлым годом. Мне нужна в жены женщина, годная не только для постельных утех. С тобой, госпожа моя, я смогу и поговорить, и посоветоваться, когда надо будет. Я знаю, ты привыкла к свободе и самостоятельности, и не стану сильно давить на тебя. Потребую лишь верности, а в остальном — командуй как прежде. Наши земли прилегают, соседствуют, а нам самим всегда было легко и ладно друг с другом. Опять же, твой малыш получит законного отца. Я приму его без разговоров. Что скажешь, госпожа моя?

Тир лишь развела руками.

— Для того чтобы беседовать, не обязательно жениться.

Фергюссон басовито расхохотался.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что ничто другое в тебе не сможет привлечь мужчину? Особенно теперь, — норвежец выразительно осмотрел пополневшую фигуру молодой женщины, вгоняя ее в краску.

Тир молчала, покусывая губу.

— Это честное предложение, господин Снорри, — наконец заговорила она и открыто взглянула норвежцу в лицо. — И я тоже хочу поступить с тобой по чести. Я никогда не полюблю тебя так, как жена должна любить мужа. Мое сердце отдано другому.

— Я тоже не смогу любить тебя, госпожа, так, как свою Хильду. Но… Мы уважаем друг друга, и могли бы жить в дружбе и понимании. А там — кто знает?

— Я… Я должна подумать, — пролепетала Тир, не зная, что еще сказать или возразить.

Снорри поднялся.

— Могу я, все же, спросить, кто твой любовник? Я знаю его?

— Нет. Он англичанин, — с усилием произнесла Тир.

Норвежец удовлетворенно кивнул.

— Я буду ждать твоего ответа, сколько понадобится. Мне не нужна просто еще одна жена, госпожа моя. Я хотел бы видеть рядом с собой именно тебя.

Тир тоже встала.

— Я постараюсь не затягивать с ответом.

— Вот и хорошо. Тогда, позволь мне скрепить наше соглашение.

Молодая женщина не успела опомниться, как викинг оказался рядом и обнял ее. Его губы были горячими и опытными, рука, словно невзначай, коснулась ее налитой груди, пальцы нащупали сосок и сжали его…

— Ты слаще, чем я мог себе представить, — хрипло проговорил он мгновение спустя. — Но я подожду, ты слышишь? Я подожду.

Дверь отворилась и захлопнулась за ним, а Тир так и стояла, прижав запястье дрожащей руки к горящему рту.

Утром она вышла провожать гостей с покрасневшими, опухшими глазами.

— Надеюсь, не я тому виной? — мягко спросил Фергюссон.

Тир покачала головой.

— Лишь отчасти.

— Так помни, госпожа моя, я буду ждать, сколько потребуется.

— Что он хотел от тебя? — недовольно проворчала Аса, едва сосед со своими людьми отбыл.

— Просил выйти замуж за него.

Аса, было, рассмеялась, но потом, видя, что госпожа не шутит, всплеснула руками.

— Это с чужим-то дитем в животе?

— Похоже, его это не смущает, — Тир дернула плечом и, кутаясь в меховой плащ, пошла в дом.

Аса торопливо зашагала следом.

— И что ты ему ответила?

— Обещала подумать.

— Он хороший человек, — задумчиво всматриваясь в лицо госпоже, проговорила повариха.

— Да, — бесцветным голосом ответила Тир, ускоряя шаги.

«Но зовут его не Хьюго Гилфорд», — подумала про себя толстуха и, вздыхая, пошла на кухню.

Пролетел еще один месяц. Зима властвовала над просторами северной земли, сначала устилая ее снегом, потом сдирая его знобливыми влажными ветрами с моря. Тир уже совсем отяжелела, обрела неловкую утиную походку, но по большей части была вынуждена лежать, подняв гудящие, отекающие ноги на высоко взбитые подушки. Малыш в животе толкался и крутился как волчок, заставляя молодую женщину охать, когда крохотная пяточка или головка попадала по какому-нибудь особенно чувствительному месту.

— Да что ж это за дьяволенок? — жаловалась она Асе. — Ни минуты покоя.

— Месяца через три увидишь, — рассудительно отвечала толстуха.

— Ох, я не доживу до этого дня.

— А куда ты денешься? Такова уж наша бабская доля.

— Неужели все так мучаются?

— Нет. Тебе что-то уж особенно повезло. Но это не значит, что и следующий ребенок доставит столько хлопот — всегда все по-разному.

— Следующего не будет.

Аса вскинула глаза на госпожу.

— А как же господин Снорри?

— Нет, Аса. Это будет нечестно. Да и не смогу я… с ним…

— Он не дурен собой. Одни глаза чего стоят. Как сапфиры.

— Да.

Через неделю после этого разговора Фергюссон приехал, и Тир уединилась с ним в своей комнате. Разговор был долгим. Любопытство Асы было вознаграждено последней фразой, которую викинг произнес уже в коридоре.

— Я не принимаю это за окончательный ответ. Рана в твоем сердце еще слишком свежа, госпожа моя. Я подожду еще, мне некуда спешить.

— Проклятый англичанин, — ворчала толстуха, забывая на время о своих собственных корнях. — Это ж надо было так задурить девчонке голову!

— Каков он хоть из себя, этот Хьюго? — гневливо спрашивала она у мужа позже вечером.

Рыжеволосый бородач, совершенно измученный бесконечными вопросами жены, лишь пожимал плечами, принимаясь нудно описывать рост, телосложение, горбоносое лицо с тяжелым подбородком и густыми черными бровями. По всему выходило, что и взглянуть-то особо не на что.

— И что она в нем нашла?

— Я тоже не этот… ну… Аполлон, однако ж, ты двадцать пять лет со мной, — ворчал Эрик, обнимая жену.

— Зато она у нас красавица! И такой человек к ней сватается!

— Ну, может, что из этого и выйдет.

— Она отказала ему сегодня. И не передумает. Уж я ее знаю.

— Если бы ты видела их вместе с англичанином, не удивлялась бы. Они оба просто светились, казалось о них руки в мороз греть можно.

— Тогда почему же она здесь, а не там?

Эрик угрюмо пожимал плечами, сам давно утомленный попытками найти ответ на этот вопрос.