Глава 16

Ридстром понятия не имел, сколько времени провел без сознания. Он открыл глаза. Он на кровати в своей камере? Боль, которую он никогда прежде не испытывал, накрыла его, но только выше шеи — ниже ее он ничего чувствовал.

— Приведите Ведьму! — приказала Сабина кому-то невидимому. — Быстро!

Неизвестно насколько позже в камеру, еле передвигая ноги, вошла старуха с рулоном бинтов и болтающейся сумкой из мешковины. Она села подле него на кровать, достала из сумки сильно пахнущую травами густую мазь и стала смазывать его раны. Тьфу, этого он тоже не чувствовал.

Пока «Ведьма» работала, Ридстром наблюдал за Сабиной из-под полуопущенных век, поэтому она не заметила, что он очнулся.

— Сколько времени займет его восстановление? — требовательно спросила девушка.

— Два дня, — ответила старуха, — пока что ты не сможешь украсть его семя.

Сабина, казалось, не удивилась смелости женщины.

Еще одна девушка вошла внутрь.

— Замок гудит о том, что ты кричала на Оморта.

Она была черноволосой и в раздражении грызла ногти. Черты ее лица были немного похожи на черты Сабины. Ее родственница?

— Черт, Аби, ты что, хочешь кончить, как оракул? — Она перевела взгляд на постель. — О, твой демон! Неудивительно, что ты так взбесилась.

Сабина возобновила нервное хождение по камере.

— Дай нам противоядие, Ведьма! Я знаю, ты можешь сделать его.

— Я связана соглашением. — Женщина начала раскручивать бинты. — Если я его нарушу, то буду убита, и вам дадут новую смесь.

— Что тебе надо, чтобы ты дала его мне? — спросила Сабина, понизив голос до шепота.

— Один из тех, кто вступил в соглашение, должен освободить другого. Или умереть.

— Должен быть другой путь.

— Ты мечтательница, чародейка, — пробормотала женщина, — а мечты сбываются только во сне.

— Я плету интриги. А интриги имеют место в каждой минуте каждого дня.

Они обе уставились друг на друга. Что здесь происходит? Ридстром моргнул, и внезапно старуха предстала перед ним молодой черноволосой эльфийкой. Что за черт? Сабина, казалось, этого не заметила.

Хриплый звук вырвался из его горла, прерывая напряженный момент.

Сабина повернулась к нему, подошла к кровати.

— Не смотри вниз, демон.

Сабина во всей ее ярости предотвратила его смерть. Пока. Но разве она не понимала, что Оморт вернется, будет снова и снова нападать как трус, которым он и был?

Она легко прочла его мысли:

— Я буду охранять тебя. Это не случится снова.

Она нежно дотронулась до его лба, потом, нахмурившись, уставилась на свою руку. Затем отдернула ее, торопливо оглядывая вокруг, чтобы понять, не заметил ли кто-нибудь ее движения.

— Спи, демон.

Больше он не мог держать глаза открытыми.

«Не читай мои мысли, — подумал он, — не делай этого…»

— Не буду, — сказала она.

«Дай мне клятву!»

— У тебя она есть, — пробормотала она, — теперь спи, демон. И мечтай. Мечтай о том, в чем нуждаешься больше всего.

Его веки отяжелели. И он уснул, погрузившись в мечтания.

Со стула возле огня Ридстром пристально смотрел на свою жену в их кровати. Мерцающий свет играл бликами на ее лице, пока она мирно дремала. Их любимый сын спал тут же в маленькой кроватке.

Снаружи океанский шторм с яростью боролся со стенами замка, внутри же было тепло и уютно. Ридстром наблюдал за своей семьей, оберегал ее.

Никогда еще он не чувствовал себя так умиротворенно.

Малыш заплакал от голода, и Ридстром подошел к кроватке. Нежно качая его в колыбели рук, он поднес его к груди матери. Все еще не совсем проснувшаяся Сабина любовно обняла их сына и пробормотала имя Ридстрома.

Моя семья…

Его глаза резко распахнулись. Я нуждаюсь в этом больше всего на свете. И она — ключ ко всему этому.

В ту же секунду его пронзила резкая боль, тысячами мелких иголок вонзаясь в его тело с каждым вдохом. Его позвоночник исцелился. Как долго он приходил в себя?

Тут же в камеру вбежала Сабина. Она была одета в новое металлическое бюстье, глаза обведены темно-синим. Сколько же времени прошло?

— Я ненадолго. Я только зашла, чтобы проведать моего невероятно глупого демона.

Он видел, что она была на взводе, ласковая и мягкая Сабина куда-то ушла.

— Как долго я приходил в себя? — спросил он с усилием. Он лежал на кровати с кандалами на одной лодыжке и свободными руками, но еще не мог ими двигать.

— Один день. Твое тело быстро исцелилось. Твои позвоночник и шея уже восстановились, как и избитые легкие, раз ты можешь говорить.

Когда он осматривал бинты, обернутые вокруг его тела, она произнесла:

— Кожа еще не затянулась на ранах, но это скоро произойдет. Тебе повезло, что ты не пострадал сильнее. Зачем, ради всего святого, ты стал дразнить Оморта?

— Потому что было замечательно… в конце концов сделать это.

— Если бы не я, ты бы умер.

Хитрость и сила Сабины были неописуемы. Она оказалась столь же влиятельной, как и Оморт — скорее, даже больше, потому что чародей хотел ее.

Но отвечала ли она на его чувства? Спали ли они? Подобные отвратительные вещи происходили в их видах. Может быть, поэтому она и предана ему.

Или потому что не могла убить его? Не будь Оморт бессмертным, могла бы она выступить против него? В этом случае она была бы очень полезной.

Что, если Ридстром смог бы убедить ее, что меч сработает? Смогла бы она сделать последнее движение?

Королева на шахматной доске, ожидающая момента, чтобы ударить.

Ридстром мог попытаться. Что он теряет?

Сабина скрестила руки на своей обтянутой металлическим бюстье груди:

— Подозреваю, что ты не чувствуешь потребности поблагодарить меня. Ты — очень нелюбезный демон в придачу к тому, что чрезвычайно глуп.

Он никогда не был более уверен в том, что умрет, но она предотвратила это. Но…

— Во-первых… я здесь из-за тебя и твоего обмана! — На него вновь нахлынула волна боли, исходящая от его ран.

— Именно из-за меня Оморт не трогал тебя все эти годы. Ты никогда не задавался вопросом, почему он не преследовал тебя, чтобы убить?

Ридстром задавал себе этот вопрос, тем более что он поселился в Новом Орлеане и жил в течение нескольких месяцев на одном и том же месте. Он любил свой дом там. Этого было достаточно, пока он не вернул свое королевство. Пока он не забрал Торнин и не очистил его. Глаза демона закрылись при воспоминании о том, что он видел вчера вечером.

— Ты спишь с Омортом?

— Я не сплю с ним. Я ни с кем не сплю. Чтобы при появлении наследника никто не смог оспаривать его происхождение.

Она не отрицала то, что, возможно, когда-то спала с Омортом, но он почему-то считал, что это не так. Или, вероятно, он просто отказывался верить этому — потому что это навсегда вычеркнет ее из его будущего.

— Почему ты дралась с Хеттией? — спросил он. Теперь каждое слово давалось ему гораздо легче.

— Она напала на меня. Она искала способ отомстить мне в течение многих столетий.

— Почему?

— Наверное, потому, что я сделала венок из ее кишок перед всем двором. Я вынимала ее органы несколько раз. Я могла бы хранить их в банках на моем ночном столике. И вампир говорил, что я убиваю ее?

— Нет… ты этого не делала.

— Неужели? Мне не хватает ее желудка и селезенки. — Она подошла к столу, на который до этого поставила тарелку. — И, на этой ноте, ты голоден?

Он бросил раздраженный взгляд на тарелку, полную фруктов и овощей — мяса на ней не было.

— И как, чародейка, ты ожидаешь, что я исцелюсь… когда кормишь меня одной травой?

За прошлую неделю Сабина должна была бы уже догадаться обеспечить его мясом и демонским варевом — сильно забродившим напитком. Чародеи пили тошнотворно сладкие вина и коньяки, называя демонское варево грязным варевом. Он же не мог переварить их сладкие творения.

— Я все забываю, что мой питомец — хищник. — Она поставила тарелку на стол. — Вот, я добавлю тебе комфорта.

Она махнула рукой, и внезапно камера превратилась в его старую комнату. На этот раз она добавила еще и бурю снаружи. Как если бы она знала?..

— Ты читаешь мои мысли, не так ли?

— Да, — сказала она отсутствующим тоном, хотя лицо выражало интерес.

Он подозревал, что она часто скрывала выражения своего лица. В будущем он не станет наблюдать за ее лицом, но будет смотреть на ее руки, на напряжение худых плеч.

— Ты часто нарушаешь свои клятвы?

— Постоянно, — кивнула она головой — я бы даже сказала, регулярно.

Его разозлил не тот факт, что она нарушила свое слово, а полное отсутствие стыда за свой проступок — что было намного хуже.

— Никаких известных лжецам оправданий?

— Это не моя вина, правда. Ты и я, мы чужие друг другу. Мы даже никогда не были представлены друг другу должным образом.

— И что же ты узнала, когда влезла в мою голову?

Она, казалось, готовилась к чему-то, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Она не выглядела взволнованной, но снова нервно заходила по комнате.

— Ты когда-то засыпал здесь, убаюканный штормом. И давно не посещал свою комнату в башне. У тебя сложные отношения с твоим братом, что очень тебя тревожит. Ты негодуешь на него за то, что он потерял твое королевство.

Все думали, что он обвинял своего брата в том, что потерял королевство. Частично это было так — неужели можно предположить, что он будет доволен этим? Но кроме того, Кадеон лгал, обманывал и стал наемником ради прибыли. В его жизни не было никакого смысла.

А в твоей?

Она же продолжала:

— У тебя есть две сестры — Миа и Зоя, с которыми ты едва разговариваешь. Они живут своей жизнью, и тебя всегда интересовало, можно ли привлечь их к твоим поискам. Ты стыдишься того, что завидуешь своему другу, потому что он нашел свою пару. Ликану. Мне кажется, его зовут Боуэн Макрив?

Ридстром выдержал ее пристальный взгляд, но его встревожило то, что она увидела. Поскольку зависть расценивалась им как слабость. Хороший человек был бы счастлив за друга.

Но Ридстрома можно было понять — он один из самых древних представителей Ллора, и за долгие годы его жизни, казалось, практически каждый его товарищ уже нашел свою пару.

Все они испытали то, о чем он мог только мечтать… что-то столь жизненно важное, что каждый из них начал жалеть его.

Его лицо стало непроницаемым, но она могла бы поклясться, что он встревожен всем, что ей открылось.

— Что-то еще, чародейка?

— Много, очень много. — Демон был одиноким мужчиной. Он имел друзей, но был слишком одержим стремлением подчинять их. Он не одобрял своего постыдного брата или команду его наемников, из-за чего не проводил свободное время с ними.

Сабина не забирала его ни у какой любовницы.

— Главным образом, — сказала она, — я видела, что ты… одинок.

И его одиночество расстраивало ее, что удивляло Сабину и усиливало ее общее чувство досады. Прошлой ночью, когда она представила боль, которую испытает Ридстром, если ему оторвут руки, она была настолько поглощена стремлением предотвратить это, что даже не услышала приближения Хеттии. Чувства делали людей глупыми и уязвимыми.

Но больше всего ее смущало то, что Ридстром увидел в зале. Она никогда не забудет его взгляд и выражение отвращения на его лице, когда он рассмотрел то, что некогда принадлежало ему.

По каким-то причинам ей не хотелось, чтобы он думал, что она похожа на них только потому, что живет здесь.

То, что я не вздрагиваю, вовсе не означает, что я слепая.

— Ты не имела никакого права быть в моей голове! — Он вертелся на кровати, его губы сжались от очевидной боли. — И зачем ты заставила меня мечтать о…

— Мечтать о чем, Ридстром? — зацепилась она. — Я предлагала тебе помечтать о том, в чем ты нуждаешься больше всего. Я имела в виду выздоровление. Твой мозг построил другие видения?

На его лице появилось замкнутое выражение.

— Это не должно тебя беспокоить.

Она позволила ему закрыть эту тему. Пока.

— Я так же видела, что ты хочешь переманить меня на свою сторону. Это действительно было бы удачным ходом. Есть только одна проблема — я вряд ли бы выжила, если бы восстала против одного из самых влиятельных чародеев.

— Я видел твою мощь. Ты гораздо сильнее его.

— Не льсти мне, демон. — Она уставилась на свои ногти. — Это тебе не поможет.

— Перейди ко мне, и я предоставлю тебе убежище.

— Убежище? Где? В твоем замке? Ой, я забыла, у тебя его нет. По крайней мере, с Омортом я всегда защищена от представителей твоего рода.

— Встань на мою сторону, и никто никогда не причинит тебе боль снова.

Она села в ногах кровати:

— В этом и есть различие между нами. Я не буду пытаться переделать тебя. Думаешь, мне нравится, что ты никогда не лжешь и уважаешь такие черты, как доблесть? Конечно, нет. Но я не пытаюсь избавить тебя от этого. Почему твой вид всегда стремится изменить наш?

Это было то, что она ненавидела в них всего больше — не их странные парадоксальные верования как таковые, — а то, что они навязывали их другим.

— Потому что мы живем более содержательной жизнью. Мы преданы, верны и честны.

— Все три качества переоценены вами. Единственный шанс продемонстрировать любое из них состоит в том, чтобы отказать себе в чем-то или ком-то, желанном вами.

— Тогда, следуя этой логике, — что насчет твоей верности Оморту? Ты не испытывала желание присоединиться к его врагам?

— Никогда, — солгала она. Она постоянно испытывала соблазн предать его. Особенно сейчас, когда он разрывался между подавлением восстания мятежников, вампирами, ожидающими у стен замка захода солнца, чтобы напасть, и насмешками глупой Валькирии.

Идея объединиться с демоном… На самом деле, Сабина, возможно, могла бы устоять против Оморта. Она вспомнила, когда он впервые нашел ее. Он, как тогда казалось, галантно спас ее и Ланте от нападения невежественных людей. То, что он позволил им жить на равнине, где не было людей или Врекенеров, позволило сестрам почувствовать себя в безопасности под защитой Торнина. До того, как Оморт положил свою руку ей на бедро.

Конечно, они не считали его сводным братом просто потому, что он им так сказал. Но им было известно, что их мать, Элизабет, совершила какой-то грех, который заставил благородное семейство Клана Чародеев отречься от нее. Какие-то проступки заставили ее чувствовать себя недостойной и считать бесполезного отца Ланте хорошей партией.

От Оморта они узнали, что Элизабет была Сосудом того времени и родила абсолютное зло — его…

Ридстром прервал ее мысли:

— Оморт не сможет отбиться от союза, который создает Валькирия Никс. Не в одиночку.

— Ах да, ваша Армия Достойных. Это то, как Никс назвала его.

— Ты говорила с ней?

— Скорее, переписывалась. Она совсем помешалась, кстати. Ты доверил бы сумасшедшей вести свою армию?

— Ее безумие лишь метод, — сказал он сухо, но она услышала оттенок уважения в его голосе.

К счастью, Сабина не хотела его уважения, поэтому не ревновала к Валькирии. Она могла бы добиться его уважения в любое время, как только захотела бы — если бы захотела.

— Кроме того, Оморт не будет одинок. Ты видел членов его армии.

Которые покинут его, если Оморт не получит полноценную власть в ближайшее время.

— Это Воцарение пройдет успешнее.

— И тебя не беспокоит, что мы будем по разные стороны баррикад?

— Ты говоришь так, будто мы не всегда там были.

— Возможно, раньше. Но больше этого не будет.

— Тогда ты должен присоединиться к Правусу. Потому что я планирую быть на стороне победителя.

И все же впервые она задумалась. Оморт оказывался беспомощным против угроз, окружающих их. Без него у руля армия становилась неуравновешенной и нестабильной. Несколько соглашений на стене уже сломались, когда небольшие фракции дезертировали из Правуса.

Этим вечером с приближением сумерек Сабина и Ланте должны рискнуть своими жизнями, потому что он не мог принять этот вызов.

— Демон, ты должен понять одно — Оморт действительно не может быть убит. Нет никакого способа победить его.

— А что, если есть?

— Ты все еще веришь в меч Грута? — Она одарила его снисходительным взглядом. — Это — сказка, Ридстром. Даже если это было бы правдой и ты был бы свободен, ты никогда не смог бы подобраться к Оморту настолько близко, чтобы воспользоваться им.

— Он сработает. Никс поклялась, что сработает. Она никогда не ошибается.

— Она, должно быть… — Сабина затихла, когда снаружи раздался вопль. Вслед за ним послышался цокот копыт и топот идущих солдат.

Закат. Вампиры напали.

— Я должна идти. Я не вернусь в течение какого-то времени.

— Почему? Куда ты идешь?

Пытаться залепить дырки в здравомыслии моего брата. И если не получится, то…

— Сражаться.

Загрузка...