Поцелуй короля-демона

Глава 25

За долгий день пути пейзаж постепенно менялся. Подлесок стал гуще, ветки хлестали их по ногам, ветер шелестел листьями деревьев, заполняющих рощи. Плато разрезали витиеватые реки, окруженные скалами.

Ридстром и Сабина продолжали подниматься, пересекая один мелкий поток за другим.

Сабина рассматривала каждую ягодку ежевики, рассматривала солнце, пылающее над головой, рассматривала демона, когда он помогал ей пить из фляги.

Ридстром не мог перестать думать о том, что узнал сегодня утром. Где он находился пятьсот лет назад, кода Сабина была так беспомощна и так страдала?

Возможно, если бы он не стремился вернуть свою корону и вместо этого стал бы искать ее, то смог бы защитить. Моя женщина, так сильно раненая в детстве.

Она боялась? Она знала, что должно с ней произойти?

Она сказала, что это был не единственный раз, когда ее убивали, и он ей верил. Так сколько именно она пережила смертных случаев? Как конкретно она умирала? Сколько ей было лет?

Неудивительно, что она проявляла в жизни так мало заботы.

Он кричал на нее сегодня утром, встряхивал ее, чтобы заставить говорить. И что-то произошло. Она посмотрела на себя, и ее глаза забегали. Ее развязность исчезла.

Как он и подозревал, когда она приходила в замешательство, то маскировала выражение своего лица иллюзией насмешки или покровительственной снисходительности.

Теперь не было никаких иллюзий. Она настолько привыкла прятаться за ними, что уже не помнила, когда обучилась этому. Сегодня злая, саркастическая Сабина начала краснеть. Всякий раз, как она ловила его взгляд на своей седой прядке волос или шее, розовый румянец окрашивал ее широкие скулы. Она вела себя так, будто он узнал недостаток ее характера, который она ранее пыталась скрыть.

Сабина стала открытой книгой. И то, что он читал, его очень тревожило.

Она спросила, смягчило ли его то, что он узнал о ее прошлом. Он почти чувствовал себя неспособным гневаться, как если бы его замешательство по отношению к ней обескуражило его. На каждом шагу она сбивала его с толку. Словно самая сложная головоломка, с какой он когда-либо сталкивался.

Эта ситуация напомнила ему о том, как его друг ликан Боуэн пытался получить симпатичную ведьму Марикету. Они оба начали плохо — он заманил ее в ловушку с Инкубами и не приходил на помощь в течение нескольких недель.

Ридстром вспомнил, как был озадачен смятением и странной агрессией друга. Ридстром оказался настолько самонадеянным, что спокойно посоветовал Боуэну рассуждать здраво. Он вспомнил также, как Боуэн резко бросил, что будет развлекаться, когда Ридстром найдет свою женщину. Она заставит его рога выпрямляться каждый раз, просто прогуливаясь мимо. Боуэн жаждал увидеть, как она подорвет невозмутимость Ридстрома.

Я был когда-то невозмутимым? Кажется, это было вечность назад. Теперь я постигаю то, через что прошел Боуэн. В итоге ликан использовал хитрость и ум, чтобы обыграть ведьму. Как только они сочетались браком, Боуэн сказал демону: «Я извлек урок — со своей парой не делай ничего, что нельзя было бы исправить. Есть границы, которые ни при каких обстоятельствах нельзя переходить в общении с женщиной, в противном случае возврата может и не быть. И конечно, бессмертный в этом случае будет сосать».

Не делай ничего, что нельзя было бы исправить. Оставляя Сабину связанной, Ридстром зарабатывал ее ненависть. В то время как он воплощал свою месть, делал ли он что-то, что она никогда не сможет простить? Не имело значения, что фактически было правильным или неправильным, или справедливым — важно, чему она верила…

Когда он помогал ей преодолеть очередной речной поток, она спросила:

— Почему ты так сильно хочешь вернуть свое королевство?

Никто и никогда не спрашивал его об этом. Несколько недель назад Валькирия Никс поинтересовалась: «Чего ты больше всего жаждешь? Свою королеву или корону?». Он часто вспоминал ту ночь. Он ответил: «Корону», — выбор был так прост.

— Это мое право по рождению, — ответил он наконец.

Но так было не всегда. Ридстром не был воспитан как наследник Роткалины. Второй сын бессмертного короля — он никогда не думал, что вообще когда-либо станет правителем. У судьбы оказались другие планы на его счет, и он уступил ей.

— Я хочу видеть, что мой народ снова процветает.

— Почему?

— Потому что я — их король. Их благосостояние — моя ответственность.

— По крайней мере, ты честен и не несешь вздор, вроде того, что: «Я люблю их, как отец любит своих детей».

Ридстром боялся, что недостаточно любил своих людей. Иногда он негодовал на них, негодовал за то, что пойман в ловушку бесконечной борьбы за корону, которая никогда не должна была принадлежать ему.

Его старший брат Нилсон и их отец, великий король, вступили в битву с Ордой. Они проигнорировали обычай, предписывающий разделять наследника и короля во время войны, и оба погибли.

Оставив Ридстрома растерянным молодым правителем.

После этого он от греха подальше отослал своего наследника — брата Кадеона, — как только тот достаточно подрос, воспитываться в другую семью. В которой Кадеон провел девятьсот лет изгнания…

— Я так же хочу получить назад свой дом, — добавил Ридстром, — чтобы вернуть ему былую славу.

И очистить от нечистот.

Никогда он не чувствовал себя так непринужденно, как в прошлые века в Торнине. Он всегда хранил воспоминания о своей семье в нем, о Мии и Зое, играющими в прятки с Кадеоном, когда тот был всего лишь щенком, об их смехе, эхом разносившемся по большим залам.

Как только Кадеон вырос, он проигнорировал вызов Ридстрома вернуться в замок и сдерживать наступление их противников. Кадеон захотел остаться со своей приемной семьей. Торнин пал…

Если бы Ридстром мог вернуть обратно свое королевство, то, возможно, напряжение между ним и его родным братом исчезло бы.

— Ты думаешь, что заслуживаешь это королевство? — поинтересовалась Сабина.

— Оно мое по праву.

— Стало таковым, — поправила она, — в любом случае, был ли ты таким великим королем, что это справедливо для тебя — хотеть вернуть его назад?

— Полагаю, что был. — Конечно, он являлся правителем в течение всего лишь непродолжительного периода.

— Ты оставил свое королевство погрязшим в прошлом веке. Никакого прогресса за целые века. Никаких дорог, налогов, постоянно открытых порталов между Роткалиной и другими провинциями.

— У меня не было времени! Я находился в состоянии войны с Ордой с первого дня моего правления. — Причем корона с самого начала была великовата для его головы. — И ты забываешь, что очень многие из моего вида могут телепортироваться. Существа формируют их мир по необходимости. Не было потребности в звуках глухих ударов металла при сооружении хитроумных конструкций или взрывах горы, чтобы строить дороги.

— Если ты правишь царством без связующих артерий, то только те, кто могут телепортироваться, будут процветать. Держу пари, что сейчас для тебя словно кол в заднице то обстоятельство, что ты не можешь больше перемещаться.

— Из-за Оморта, — прорычал он. В прошлом Ридстрому легко удавалось телепортироваться в другие равнины и цивилизации. Теперь он находился в своем королевстве, пересекая Царство Мрака — пешком.

Всего лишь еще одна причина убить Оморта. С его смертью способности Ридстрома и Кейда восстановятся.

Сабина продолжала:

— А как насчет других существ, не-демонов, которые, возможно, захотят сделать Роткалину своим домом? Ты ничем не привлекаешь их, чтобы они поселились здесь.

— Таких существ, как Чародеи?

— Может быть. — Она вздернула подбородок. — Мы не без талантов.

— Роткалина не имеет недостатка в пьющих рабовладельцах.

Она проигнорировала его саркастический комментарий.

— Не то, чтобы они в любом случае хотели переехать в эту средневековую равнину. Мы веселее, а демоны ярости нудные и закостенелые.

— Тогда, каково твое оправдание желания остаться?

— Здесь нет Врекенеров и нет людей. Демон, даже злой чародейке необходимо иметь безопасный дом, который она могла бы назвать своим.

Если бы ты приняла меня, то я бы дал тебе его.

— Хотя Торнин и не походит на прекрасный замок, — говорила Сабина, — ты действительно хочешь вернуть Торнин не из-за власти колодца?

Он насторожился:

— Ты знаешь, что он может делать? — Потому что сам он этого не знал.

— Возможно, знаю. Но не переживай, я не скажу. Мне нравится, как у всех с дикой силой работает воображение. Некоторые думают, что он — мистическая тюрьма, поддержка в политике или исполнение желаний. О, и что он даже воскрешает мертвых, ты представляешь?

— Я знаю, что мой род демонов был создан исключительно для защиты этого колодца. Торнин построили, чтобы предоставить под него помещение. И моя обязанность — охранять их.

— И ты всегда исполняешь свои обязанности. Тебе никогда не наскучивает это? Думаю, я привлекательна для тебя только потому, что встряхнула твою разумную, упорядоченную, рациональную жизнь. Спорим, ты испытал больше азарта со мной за последние дни, чем за все прожитые века?

Это заявление было слишком близко к правде.

— А я думаю, что не знал никого столь эгоистичного, как ты.

— Эгоистичная? Скорее, уверенная в себе. Я должна быть кроткой вместо этого, а? Ты сильнее захочешь меня тогда?

— Нет. Я никогда не хотел кроткую женщину. Я хотел королеву.

— Теперь она у тебя есть.

Они продолжили путь в тишине, поскольку местность становилась все более труднопроходимой, и это позволило ему обдумать ее слова. Даже с их историей фактом оставалось то, что у него была она.

Та, которую он хотел…

Она снова начала отставать. К счастью, подлесок уходил вниз, открывая местность перед ними. Солнце освещало яркий зеленый бассейн водоёма, питаемый несколькими водопадами.

— Неужели мы должны пересечь эту воду, а? — Она плечом протерла лоб, пытаясь стереть пот с глаз. — Я не смогу плыть. Даже если ты развяжешь мне руки.

Он открыл флягу и помог ей попить, а затем и сам сделал большой глоток.

— Все существа Ллора умеют плавать. Это инстинкт.

Она горько рассмеялась:

— Я могу доказать тебе, как неверно это утверждение.

— Ты тонула?

— Я не умею плавать. Никогда не умела. Я не любительница свежего воздуха.

— Ты-то-ну-ла? — прорычал он.

— Не-раз? — огрызнулась она, и глаза ее стали голубыми от ярости.

Очевидно, это было больным местом у Чародейки.

— Я устал от этого, Сабина. Ты даешь мне намеки на то, что тебе нравится, на свое прошлое. Я, как предполагается, должен тратить остальную часть дня, задаваясь вопросом, тонула ли ты? Или почему тебе не нравится, когда кто-то касается твоего лица?

— Прости, но сейчас из меня фиговый собеседник! Я выдохлась и нуждаюсь в отдыхе.

Он покачал головой:

— Мы должны поднажать и…

— Мы должны остановиться! Я страдаю. Мои руки связаны двадцать четыре часа. Когда ты в последний раз носил металл на голой коже? Единственная причина, чтобы надевать это бюстье, — в нем выглядишь потрясающе! Но не в походе через дикую местность! Потому что здесь под него забивается песок, который трется о мою грудь. А она и так уже слишком восприимчива, потому что ты чересчур много целовал и сосал ее вчера ночью!

В ту же секунду в его голове вспыхнуло воспоминание об их прошлой ночи, и он с трудом подавил стон. В течение дня он с удовольствием вспоминал те вещи, которые проделывал с ее телом, и с нетерпением планировал, что сделает с ней сегодня.

Больше азарта, чем за все прошлые века? Она была права.

— Демон, ты слушаешь меня? Это не равнозначность, я не причиняла тебе боли и не вредила твоей плоти.

— Ты бессмертна. Ты исцелишься с заходом солнца.

— Только посмотри на них! Они будут розовыми и чувствительными! И, бьюсь об заклад, мое лицо становится все более загорелым.

Это действительно было так, и загар сделал заметными ее веснушки на переносице, от чего она еще меньше походила на злую Чародейку. Черт бы ее побрал. Ее тело более хрупкое, чем у других женщин Ллора. Валькирии или фурии посмеялись бы над экскурсией по этому ландшафту.

— Ты хочешь исправить это? — Он расстегнул ее бюстье, а затем рывком снял его, бросив на землю.

Если он ожидал, что она задохнется от возмущения и будет волнительно заикаться, то он ошибался. Вместо этого она вздохнула, выгибая спину и откидывая голову назад.

Ее груди были розовыми и выглядели чувствительными. Бутоны сосков расцветали на глазах. В его рту скопилась слюна, чтобы лизать и сосать их.

— Ах, даже не думай об этом, демон!

— Ты смеешь злиться на меня? — Злиться из-за самой его потребности в ней? Когда сама разжигает в нем огонь желания.

Сабина рванулась к нему: обнаженная, с волосами, пылающими огнем на солнечных лучах.

— Да, смею! — Она пнула его в голень металлическим наконечником своего ботинка.

Он сжал зубы.

— Сделай это снова, Чародейка, и тебе не понравятся последствия.

— Я начинаю жалеть, что не заказала больше мальчиков для твоего мытья.

Его глаза сначала расширились, затем сузились:

— Ты ноешь для того, чтобы я опять отшлепал тебя, не так ли? Продолжай, и я непременно сделаю это.

— Тебе это понравилось, да? Думаю, причина, по которой ты не хочешь освобождать меня, в том, что ты должен был бы расстаться с этим гневом, и тогда не смог бы использовать меня как сексуальную рабыню каждую ночь. Это настолько хорошо для тебя, что ты не можешь позволить гневу пройти.

Он обхватил ее затылок:

— Возможно, ты и права.

— Конечно! — Ее глаза были голубыми, губы раскрылись при вздохе.

Она выглядела так чертовски сексуально, даже слишком.

Он притянул ее к своей груди. Она приподнялась на цыпочки?

А потом они целовали друг друга, сумасшедше, бешено. Как в ночь, когда он брал ее. Целовать ее дрожащий рот было безумием, наркотиком. Вырывая эти тихие стоны и прерывистое дыхание… Он мог целовать ее вечно. Когда она выгнула спину, он застонал, подняв руку к ее мягкой нежной груди.

У нее заурчал живот. Громко.

Он прервал поцелуй, прислонившись лбом к ее лбу, восстанавливая дыхание.

— Мы остановимся здесь на ночь, сладкая. — Он снял свою тунику, прикрыв ее грудь, словно передником, и связав рукава за спиной. — Похоже, что я должен пойти на охоту для своей женщины.

— Ты не нужен мне, чтобы охотиться. Ты нужен мне, чтобы собирать ягоды.