— Ретро-аманиты. Как… очаровательно, — произнесла Сабина, когда Ридстром на следующее утро принес ей смену одежды.
Он с облегчением заметил, что ее лицо и тело за ночь успели зажить. Хотя она только что проснулась, он уже успел искупаться в близлежащих горячих источниках, облачиться в новую одежду и встретиться с дворянами, которые уж слишком стремились передоверить управление — и проблемы — лагеря ему.
Они очень интересовались Сабиной. Была она любовницей короля или только его пленницей, или и то и другое вместе. Ридстром ни в чем не признавался, только приказал, чтобы до того времени, пока она не будет освобождена, к ней проявляли должное уважение — и чтобы всех здесь проинформировали об этом приказе.
Сабина кивком головы указала на одежду:
— Позволь мне догадаться, это — Дуринды?
— Да, это — ее любезность.
После того, как демонесса утром встретила Ридстрома, она вместе с Паком провела его по всему лагерю. Этого сиротку Дуринда рассчитывала в будущем воспитывать. Хотя демонесса, казалось, хорошо знала Ридстрома, он никак не мог ее вспомнить. Но она была достаточно дружелюбной, а мальчик напомнил ему Кадеона в этом возрасте. Тот самый возраст, в котором я отослал брата.
— Дуринда и многие другие отметили отсутствие у тебя одежды прошлым вечером. Они предпочитают более консервативный внешний вид.
С прошлой ночи разговоры о Сабине и личности Ридстрома распространились по всему поселению. Люди беспокоились о присутствии чародейки, в то время как на него они пристально смотрели с… надеждой. Они думали, что он собирается улучшить их жизнь.
Ответственность тяжелым грузом давила на его плечи. Всюду, куда бы он ни взглянул, он видел то, что необходимо сделать. И здесь становилось недостаточно еды. Вся живность в этой местности была истреблена, и охотникам стало нужно уходить дальше от дома, что ставило их под угрозу.
Он сожалел о том, что у него не было никого, с кем можно поговорить. Жалел, что у него нет Сабины, чтобы поговорить. Но сейчас они беседовали только на одну тему.
— Консервативный внешний вид, Ридстром? Разве это не означает скучный?
— Называй это как хочешь.
— Ты, похоже, уже не злишься, как вчера вечером, — заметила она, — но все еще сердит из-за ребенка — или, вернее, из-за его отсутствия?
Ридстром неоднократно думал о прошедшей ночи. Прежде он решил, что она волновалась о нем. Теперь же предполагал, что слышал и видел то, чего на самом деле не было — он желал, чтобы она мечтала о нем, а получил только проклятие.
— Я сержусь не из-за этого, а из-за обмана. И я рад, что ты не беременна.
— Так ли это? — спросила она недоверчивым тоном.
— Я знаю мало детей или зарождающихся семей, но думаю, что между родителями не должно быть никакой ненависти.
— Ридстром, я не ненавижу тебя.
— Вчера вечером ты меня ненавидела.
— Вчера вечером я была в ярости. Послушай, заслужила я или нет то, что произошло со мной за последние два дня, но мне действительно было очень тяжело. А твоя женщина, в любом случае, далеко не кроткая.
Нахмурившись, Ридстром рассеянно произнес:
— Возможно, горячая ванна была бы очень кстати.
Она говорила вполне разумно. И ему стало неприятно, что его первой мыслью было — какова ее игра теперь?
— Оборочки? Твоя месть — дьявольская и полна ненависти, Ридстром. — Как только она искупалась, он одел ее в ниспадающую до лодыжек юбку и блузку с длинными рукавами и — она вздрогнула — с оборочками.
Простой корсет и панталоны служили нижним бельем. Мягкие тапочки покрыли ноги. Она нахмурилась, глядя на них:
— Как, предполагается, я буду ими пинаться?
— Ты и не будешь.
— Ты когда-нибудь видел фото кошек, которых наряжают, как людей? Вот точно так же нелепо я себя чувствую.
— Отлично. Возможно, это хоть чуток обуздает твое эго, — сказал он, провожая ее обратно в шатер.
— Сомнительно. Мое эго слишком огромно, демон. Ты что, согласен с тем, что женщины должны одеваться так? Действительно ли ты настолько стар и скучен?
— Я думаю, что женщины должны одеваться так, как им нравится. В пределах разумного.
Она хотела побольше выспросить у него по поводу его последней фразы, но вдруг заметила, что люди бросали все свои дела, чтобы плюнуть на землю сразу после того, как она проходила мимо.
— Я популярна здесь, ну, это даже неловко, как они подлизываются.
— Я не могу обвинять их в том, что они чувствуют.
— Что?
— Они — одни из тех, кто больше всего пострадал от режима Оморта, — они рискнули проследовать к Царству Мрака, чтобы сбежать от его правления.
— И меня нужно ненавидеть за то, что сделал Оморт? Ты слышал о каком-нибудь конкретном случае, когда я старалась изо всех сил причинить боль кому-либо из местных?
— Нет, так же, как я никогда не слышал ни об одном случае, когда ты изо всех сил старалась бы помочь им.
— Естественно, нет. Я никогда никому не помогаю, если это не приносит мне пользы. У меня есть голова на плечах. Демон, ты требуешь от меня того, чего я просто не могу дать. И ты надеешься увидеть во мне то, чего во мне нет. Я всегда буду лгать, мошенничать и воровать.
— И обязательно убивать любого, кто станет защищать свое золото.
— Ты видел мои сны.
— Да. Я видел твою мать. И я видел твои похороны.
Она сглотнула. Не жалей меня. Не смей делать этого.
— Ты сильная, Сабина. Если бы ты могла умерить свою силу с помощью…
— Сострадания? Доброты? Милосердия?
— Почему бы и нет?
— Ридстром, я даже не знаю, с чего начать… — Она затихла, когда они проходили мимо Дуринды.
Симпатичная демонесса обаятельно улыбнулась Ридстрому. Его губы дрогнули в ответ.
Сабине этот обмен любезностями вовсе не понравился. Она призналась себе, что ревнует. Она испытывала это чувство и до Ридстрома, но к неодушевленным объектам, которыми обладала. И потому теперь ей казалось, что Дуринда посягнула на ее золото. Желая знать, что ее золото само чувствует по этому поводу, она посмотрела на Ридстрома:
— Как думаешь, возможно ли желать другую после того, как найдешь свою женщину?
— Думаю, это зависит от того, насколько сильно хочешь свою женщину.
— Тогда хорошо, что ты одержим мной.
— Почему? Ты беспокоишься, что я мог бы возжелать другую?
От ответа ее спасла вспыхнувшая поблизости драка мальчишек.
Дуринда поспешила вытащить Пака из самой гущи. Он боролся с намного более крупными мальчишками, и это означало, что Пак являлся зачинщиком драки и потому удостоился внимания Сабины. Среди несовершеннолетних мальчиков-демонов она видела и менее симпатичных.
Вероятно, они дразнили его из-за имени.
— Какие родители назвали бы своего ребенка именем, которое рифмуется с ф…
— Мертвые родители, — быстро сказал Ридстром, — они оба мертвы, Сабина. И у него есть проблемы, потому что он — сирота и его еще не усыновила другая семья.
— А Дуринда? Почему не она его новая мать?
— Потому что она… не замужем.
— Демон произнес свою первую шутку. — Он был серьезен! — То, что ты только что сказал, — исключено.
Он в ответ только потер шею.
Когда Дуринда заговорила с Паком на языке демонов, Сабина спросила:
— Что она говорит ему?
— Что с помощью драки ничего нельзя решить.
— Ты… ты издеваешься? — Прежде, чем Ридстром смог оттащить ее подальше, Сабина завопила: — Не слушай ее, мальчик! Драка решает все! Только убедись, что ты выйдешь победителем.
— Хватит! Мальчик не говорит по-английски, как другие. Он вырос в маленькой сельской деревушке и говорит только на демоническом.
— Ты согласен с заявлением о драке, не так ли? Мои темные боги, мир сошел с ума! Скажи мне, что не будешь учить этому своего ребенка, потому что это прервет наше соглашение.
Он приблизился к ней, пристально глядя на нее сверху вниз. Его голос был резок, когда он произнес:
— Я не знал, что ты все еще находишься в стадии переговоров.
Сексуальный демон. Она сглотнула, вновь задаваясь вопросом, наступит ли когда-либо время, когда он перестанет ее волновать. Встряхнись.
— Наши переговоры прервались после того, как ты привел меня в эту богом забытую временную дыру.
Она отвернулась от него. Помидоры появились из ниоткуда. Она уставилась вниз на свою уродливую блузку, которая только что стала еще более уродливой. Несколько подростков бросили в нее гнилые помидоры, которые расплющились о ее грудь. Она не могла в это поверить. Если бы это произошло в другое время в ее жизни, кто-то был бы уже при смерти.
Через сжатые зубы она процедила Ридстрому:
— А теперь — развяжи меня!
Ее ногти до крови впились в ладонь.
Он гневно посмотрел в сторону подростков, и родители вышли, чтобы принести униженные извинения. Ридстром бросил им:
— Я вернусь, чтобы закрыть этот вопрос.
Затем потащил Сабину в шатер.
— Это — все, что ты собираешься сделать? Этого не достаточно, Ридстром. — Она боролась с ним. — Развяжи мои кровавые руки!
— Зачем? Чтобы ты смогла убить несколько ничего не знающих детей?
— Нет, я только нашлю на них кошмары на всю их оставшуюся жизнь.
Из-за того, как люди смотрели на ее глаза, она поняла, что они пылали синевой от ярости. Когда они вошли внутрь, он поволок ее в угол к кровати. Она с тревогой увидела, что, пока их не было, кто-то вбил в землю у кровати палку. К ней была прицеплена длинная веревка. Нет, демон не посмеет…
Он взял с крючка полотенце, затем окунул его в таз с водой. После того, как он снял с нее блузку, он протер ее и облачил в новую ужасную кофту.
— Как ты собираешься наказать этих маленьких панков?
— Я собираюсь сказать их родителям, что ты просила меня быть к ним снисходительным.
— Ну, ты достаточно хитер, демон. Уже работаешь над моим имиджем. Жаль, что это будет ложью. А Хороший Король Ридстром никогда не лжет.
— К тому времени, как я покину шатер, это уже не будет ложью.
— Никогда! Ни за что…
— Тогда я не стану принимать мер, чтобы ты смогла написать сообщение своей сестре. Даже при том, что я уже нашел здесь посыльного, который думает, что сможет доставить письмо в Торнин.
— Действительно? О, прекрасно. Король Ридстром, будешь ли ты снисходителен к бедным, рожденным вне брака сыновьям злых собак, которые бросались в меня гнилыми овощами?
— Я буду рад передать это.
Он взялся за ту длинную веревку, привязанную к палке?
— Даже не думай об этом! — Когда он наклонился, чтобы привязать ее за лодыжку, она замахнулась ногой с теми бесполезными тапочками.
Но он перехватил ее ногу, твердо удерживая ее на весу, пока обвязывал веревкой. Выполнив эту задачу, он направился к выходу.
— Куда это ты собрался? Ты не можешь меня так оставить!
Он остановился, одной рукой придерживая откинутый полог:
— Ты разжигаешь неприязнь, когда находишься вне шатра. Я должен многое сделать, и я не могу постоянно наблюдать за тобой.
— Тогда освободи меня.
— Без вариантов. — Он указал на ее лодыжку. — Веревки достаточно, чтобы ты могла дойти до охраны, стоящей снаружи.
— Охрана? — вскричала она. — Ты думаешь, что я могу сбежать?.. — осознав, она притихла. — Она для моей защиты. Снова ты оставляешь меня беззащитной.
— Охрана не позволит, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Но что мне делать?
— Посиди здесь. Подумай, почему другие могут испытывать желание бросаться в тебя чем-либо.
Когда он вышел из палатки, она прокричала:
— Ты оставляешь меня связанной, как собаку? Тогда ты должен знать, что эта сука — кусается!
Затем он ушел.
Время медленно текло, когда полог палатки вновь откинулся. Удивительно, но это оказался Пак.
— Чего ты хочешь? — спросила Сабина, пытаясь увидеть в его руках овощи. — Пришел, чтобы бросить в меня помидоры?
Мальчик вошел и вытащил из своего кармана нож. Превосходно. Она будет исполосована щенком, едва вышедшим из пеленок. Но он достал из другого кармана кусочек дерева и плюхнулся подле нее на пол, начав строгать.
О.
— Ты можешь сделать углубление размером с глаз в этой палке? Для Ридстрома? — Пак нахмурился, не понимая английский язык. — Или еще лучше, ты можешь использовать свой ножик, чтобы отрезать эту веревку?
Он с непониманием усмехнулся.
Сабина не любила детей, и после ее неудачных попыток объяснить ему его роль в ее спасении, его присутствие начало раздражать ее.
— Убирайся тогда. Выйди.
Он не двинулся с места.
Преувеличенно бодрым голосом она произнесла:
— Ты показал мне, насколько ты искусный резчик по дереву. — И уже своим обычным тоном произнесла: — Так катись далеко в ад. У меня есть более важные вещи, о которых стоит подумать.
Ничего.
— О, я понимаю! Это вроде как некий милый сиротский трюк. Попытка сделать из меня свою новую маму, потому как я замужем. Конечно, у тебя очень хороший вкус, маленький демон. Но, увы, здесь ты обломаешься. У меня нет ничего, что можно было бы отнести к чертам мамы.
Он только наклонил голову набок. А затем с торжественным лицом протянул ей руку, как будто хотел что-то ей дать.
Сабине же действительно хотелось рассмотреть эту вещичку.
— Что это? Позволь мне посмотреть. — Она закатила глаза. — Я привязана здесь, болван, и я не могу дотянуться до твоей руки.
Он положил ей что-то на колени, что-то белое и крошечное. Сабина заметила, что у него не хватало нижнего клыка. Он отсутствовал.
И мальчик, очевидно, хранил его в течение долгого времени.
— О, это совершенно неправильно. — Ее лицо сморщилось в отвращении и не только потому, что это на самом деле было отвратительно. — Разве ты не знаешь, что можешь сделать себе золотой зуб? Что с тобой случилось?