Мия придвинулась ближе и прижалась к его обнаженной груди. Она снова хотела заняться любовью. И снова. И снова. Сколько должно пройти времени, прежде чем он снова захочет ее? Она двигалась на нем, повинуясь инстинкту, устраиваясь рядом с ним самым подходящим образом.
— Ой, я чувствую, что ты снова готов.
Сознавать, что она так действует на мужчину, было удивительно и приятно. Мия чувствовала свою власть и одновременно нежность. А больше всего она чувствовала голод по нему, ей хотелось снова разделить с ним то непередаваемое чувство, которое теперь только и занимало все ее мысли. Она приподнялась на коленях, но не успела дотронуться до него — он схватил ее за бедра и притянул к себе так, что в одно мгновение снова оказался в ней. Мия только ахнула. Она начала приподниматься и опускаться на нем, словно скакала на лошади.
Правильно ли это? Ей было все равно. Она чувствовала, что это правильно, и продолжала двигаться, пока не ощутила, как их обоих захватывает взрыв удовлетворения. Словно со стороны, она услышала собственный вскрик:
— Это слишком много, слишком много…
Хотя это было не так и никогда не будет так.
Дэвид, казалось, тоже это знал, он ничего не сказал, но прижимал ее бедра к своим так, что они оба оставались неподвижными. Потом она лежала на нем, желая прикасаться всем своим телом к его телу, пока не начала засыпать. Тогда она соскользнула с него и снова легла рядом.
Не может быть, чтобы секс был таким чудесным всегда, с любым мужчиной, каждый раз. Будь это так, куртизанки были бы самыми счастливыми людьми на свете.
Мия устроилась рядом с ним, свернувшись калачиком, и подумала: почему же мужья и жены спят порознь? Дэвид снова поцеловал ее в макушку. Это было единственное место, поцелуи в которое совсем не возбуждали. Он должен был целовать ее со страстью, заявлять о своей вечной любви. А это похоже на поцелуй какого-нибудь кузена или дальнего родственника, да еще престарелого.
— Мия, тебе нужно спать в своей комнате. Нельзя, чтобы ты была здесь, когда утром горничная придет разжечь камин.
— Неужели обязательно нужно быть таким практичным? Мне все равно, кто узнает, что мы любовники.
Она уткнулась лицом в его шею и поцеловала чувствительную кожу в этом месте.
— Но мне не все равно.
Дэвид повернулся так, чтобы видеть ее лицо. Сильный и мужественный, он был намного больше Мии, и ей нравилось ощущение его превосходства. Она так его любила, что чуть не пропустила мимо ушей его следующие слова:
— Мия, мы должны сохранить это в тайне.
Он сел. Мия надеялась, что представляет собой очень соблазнительное зрелище, когда лежит на постели, открытая его взгляду, с распущенными вьющимися волосами. Однако он не сжал ее в объятиях и не признался в любви, а отвернулся.
— Как долго? — Мия в конце концов перестала надеяться, что он снова поцелует ее. — Пока мне не исполнится двадцать один год? Или столько, сколько тебе удастся скрывать это от герцога и Елены?
Дэвид встал с кровати, высокий, широкоплечий, великолепный в своей наготе, у него было такое тело, что и монашка не устояла бы перед искушением. Он поднял с пола нижнюю рубашку Мии и бросил ей.
— Мия, не затевайте спор. Наденьте рубашку и возвращайтесь в свою комнату.
— Нет.
Мия села и отодвинулась к дальнему краю кровати, чтобы ее отделяло от Дэвида хоть какое-то расстояние. Двое рассерженных людей рядом могут быть такими же неразумными, как двое возбужденных.
— Вы должны мне объяснить, как вам удается заниматься со мной любовью так, как мы занимались, а через минуту стать таким холодным и практичным, как будто разговариваете с незнакомым человеком.
— Это потому, что у меня есть некоторое количество здравого смысла. Мы не будем афишировать наши отношения, если, только вы не хотите объявить о нашей помолвке!
— Dio mio, нет!
Мия слезла с кровати и надела нижнюю рубашку. Потом взяла испорченное платье и нижнюю юбку. Оглядываясь в поисках остальных предметов туалета и туфель, она посмотрела на Дэвида.
— Я сделаю так, как вы просите. Никому ничего не расскажу. И даже сочиню версию для Джанины.
Дэвид кивнул.
— Это даст нам обоим время решить, что делать дальше. Мия, вы знаете, что придется сделать, если окажется, что вы беременны?
Об этом она как-то не подумала.
— Так, по выражению вашего лица я вижу, что такая мысль даже не приходила вам в голову, когда вы выдергивали шпильки из волос и делали все, чтобы стать неотразимой.
Мия подумала, что она не должна забеременеть. А если это случилось, то ей придётся уехать в Шотландию и выдавать себя за вдову. Но что делать после того, как родится малыш? Она не откажется от ребенка, от ребенка Дэвида.
— Это значит, что мы должны будем пожениться.
— Нет! — Мия попыталась совладать с паникой, охватившей ее при этой мысли. — Я никогда не выйду за человека, который женится на мне только по обязанности!
При мысли о том, что у нее просто не будет права голоса в этом вопросе, ей становилось плохо. Неужели она никогда в жизни не сможет принимать самостоятельные решения? Или одно принятое ею решение диктует другие, далеко не столь желанные?
— Мы поговорим об этом позже. А сейчас идите.
Мие хотелось с ним поспорить, вызвать у него раздражение, разозлить так, чтобы он израсходовал все свое раздражение и вышла наружу любовь, которую он, должно быть, где-то скрывал. Потому что она знала, что он к ней что-то чувствует, не мог он прикасаться к ней так, как прикасался, обнимать, заниматься любовью, если у него нет к ней никаких чувств. Она достаточно хорошо его узнала, чтобы это понимать. Сегодня ночью Дэвид Пеннистан выдал себя, и сделал он это из-за чувств, которые к ней испытывает. И есть только один способ заставить его это понять.
— Нет, Дэвид, мы не поговорим об этом позже. Это конец. Когда вы поймете, что можете говорить о любви, когда вас больше всего на свете будет волновать не ваша драгоценная хлопкопрядильная фабрика, тогда, если вам очень повезет, вы найдете меня и будете умолять принять вас обратно.
Не дожидаясь его ответа, Мия на цыпочках прошла по коридору и зашла в свою комнату. Свеча, оставленная Джаниной, еще догорала, в ее дрожащем свете все краски элегантного убранства комнаты казались такими же унылыми, как ее настроение. Но по крайней мере дверь в комнату для переодевания была закрыта. Мия бросила одежду в кучу на полу, забралась под одеяло и закрыла глаза. Она надеялась, что Дэвиду так же не спится, как ей. Если она беременна, то брак не единственный выход. Она могла бы уехать в Америку, назвавшись вдовой, и после родов остаться и растить ребенка там. Деньги у нее есть, но вряд ли Дэвид это допустит. Она могла бы отдать ребенка Дэвиду, чтобы его растил он. Но никогда не видеть собственное дитя, не быть частью его жизни — нет, это было бы невыносимо. Должны быть еще какие-то варианты, помимо брака с мужчиной, который ее не любит. Мысленно твердя себе, что шансы забеременеть с первого или второго раза очень малы, Мия заснула.
Утром, когда Дэвид пришел на завтрак, он оказался в столовой один. Кантуэлл сказал, что Франклин и Кайл ушли на реку рыбачить, а дамы завтракают в своих комнатах.
— Мисс Кастеллано… — начал Кантуэлл.
Дэвид отметил, что он не объединил Мию с другими дамами.
— Мисс Кастеллано переодевается, чтобы сходить в деревню. Она сказала, что до того, как вы отправитесь в Пеннфорд, ей нужно нанести один визит.
— Передайте ей, что мы уезжаем до полудня.
Кантуэлл кивнул и вышел из комнаты.
В кабинете Дэвид принялся складывать чертежи и документы. Он знал их как свои пять пальцев, как дорогу домой. Ему нужно было думать, что сказать герцогу и как убедить брата профинансировать его предприятие полностью. Но он мог думать только о том, как объявить о помолвке с Мией. В душе он не сомневался, что им нужно пожениться. Они занимались любовью, и это навсегда определило их судьбу, даже если ни один из них никому об этом ни словом не обмолвится. Даже если они сами этого не хотят. И не потому, что он ее погубил, во всяком случае, не только поэтому, но потому, что его желание слишком велико, чтобы он мог его побороть. Если его чувственное влечение к Мии со временем угаснет, они будут такими же, как большинство женатых пар в свете; хотя в семействе Пеннистан станут исключением. Сначала Гейбриел, потом Оливия, а недавно и сам герцог взяли в жены, а Оливия — в мужья своих любовников, и, по-видимому, это было к лучшему.
Правда, бывали времена, когда Оливия проводила в кухне больше времени, чем было необходимо, а герцог, случалось, разговаривал короткими, отрывистыми фразами. И то, и другое означало, что у них разногласия с супругами. Но гораздо чаще Оливия счастливо улыбалась, а герцог бывал мягким, и это перевешивало. Если брак Дэвида не будет успешным, то он примет эту неудачу как плату за одну ночь самого прекрасного секса в его жизни. Как, только Мия Кастеллано станет леди Дэвид Пеннистан, он сможет сосредоточиться на более важных вещах. На финансировании хлопкопрядильной фабрики. Занятость населения, деньги — это будет шаг в будущее, столь необходимый герцогству Мерион. И успех, который так долго от него ускользал.
Дэвид закончил упаковывать кожаную дорожную сумку и обратил свой взгляд на книжные полки. Нужно было найти идеальный подарок для его предприимчивой и авантюрной будущей невесты. Нужно нечто блестящее, чтобы Мия не заметила, что в его предложении выйти за него замуж любовь даже не будет упомянута. Он способен любить, в этом он убедился на Мексикадо, он узнал.
Цену любви так хорошо, что никогда больше не повторит эту ошибку, не полюбит снова.