Поцелую тебя дважды

Глава 23

Деклан

Клуб когда-то был моим охотничьим угодьем. Безопасным, контролируемым и защищенным. Я мог делать все, что захочу, и править каждой душой, которая входила в это место.

Но сейчас, когда я снова перематываю отснятый материал, сосредоточив усталые глаза на экране, заполненном изображением Брейлинн, я ощущаю себя как в тюрьме.

Сделано мной.

Должно быть, я что-то упустил. У меня всего час, может, два, прежде чем приедут федералы. Или так было в наводке. Я хотел сделать это здесь. Не под присмотром Брейлинн.

Они проведут облаву. Я буду присутствовать, и меня заберут на допрос. Вскоре после этого мне пришлют повестку для дачи показаний. Все это уже было раньше, и мне все равно. Все, что меня волнует, это то, что на этих чертовых записях. Шепот в глубине моего сознания предупреждает меня, что все это там.

Через секунду после того, как я нажал на воспроизведение, раздается стук в дверь, и я кричу им, чтобы они ушли.

— Меня здесь нет. Уходите.

Я остаюсь наедине со звуком удаляющихся шагов, а краем глаза камеры видеонаблюдения фиксируют почти полный бар, занавес на сцене закрыт, но готов открыться, когда наступит ночь. Это все посетители. Нет никого, о ком я беспокоюсь в этом чертовом месте прямо сейчас.

Нет перерыва в этой жизни. Нет ни минуты передышки. Даже когда я умоляю кадры показать мне что-нибудь, хоть что-нибудь, мне не дают ни минуты, чтобы все это просто прекратилось.

Было так много часов, когда она оставалась одна с компьютером. Я знаю из истории, что она ничего не отправляла по электронной почте и не сохраняла информацию на портативном носителе.

Федералам сообщили лишь несколько деталей. Несколько строк, которые она, должно быть, запомнила. Никто больше не трогал этот компьютер. На записях с камер видеонаблюдения она не сохраняет данные на USB-накопитель. Но она также не делает никаких заметок. Заметка, которую может найти кто-то другой, или заметка, за которую ей заплатили.

Нет другого выхода. В таблицах были доказательства, уличающие в продаже наркотиков, и она их запомнила, потому что они не имели смысла, скормила информацию кому-то, и это единственное возможное объяснение.

Цифры не существуют в реальности. Они фальшивые. Посажены там только для нее.

Она стучит по экрану в видео, время от времени поглядывая через офис на мое пустое кресло. Клянусь, она улыбается с нежностью, и мне приходится перематывать запись.

Клянусь, она любит меня даже здесь. Это бессмыслица.

Как она могла хотеть меня, как она хочет, пока она планирует передать улики? Раздражение берет надо мной верх, и я швыряю чертов пульт через всю комнату, разбивая его о гипсокартон. Ущерб минимальный, и мне все равно.

Я, черт возьми, не знаю, что произошло, но я ей верю.

Должна быть причина, отличная от передачи информации Брейлинн. Ей пришлось бы запомнить ее, так как она не вышла из офиса с ней. Точные цифры. Это несложно, но это не похоже на Брейлинн.

Видео воспроизводится, и я смотрю, как открывается дверь, и моя Брейлинн выпрямляется, глядя на меня и ожидая приказа. Я смотрю, как я хватаю ее за подбородок, опускаю руку к ее горлу и целую ее. Нет, я, черт возьми, поглощаю ее, и она тянется к моему прикосновению. Жаждущая и желающая. Ноутбук падает на пол, и она не останавливает его. Ей все равно.

Моя грудь сжимается от неприятной боли.

Я правда чертовски люблю ее. Я должен жениться на ней, на всякий случай, если они ее заберут. Тогда она сможет уйти. Она может пойти куда угодно, и федералы не смогут законно допросить ее обо мне. Никто не посмеет тронуть ее, если у нее на пальце будет мое кольцо. Все это, черт возьми, не будет иметь значения.

Я думаю, она бы это сделала. Если бы она могла уйти без беспокойства, она бы согласилась на это в мгновение ока.

Мои братья оставят нас в покое. Они научатся доверять ей, когда все это закончится. И так и будет. Я не позволю этому задержаться и запятнать ее репутацию или мою. Они все увидят, что она хорошая и хорошая для меня.

Я смотрю, как на экране ничего не показывает, кроме пустой комнаты, после того, как я увожу ее. Ноутбук закрыт, и в комнате тихо. Каждая минута отснятого материала такая. Она единственная, кто к нему прикоснулся, и нет никаких разумных объяснений. Но мне больше плевать на логику или разум.

Они научатся любить ее, а она научится любить их и пути этой жизни. Как только эта мысль приходит мне в голову, мой телефон вибрирует в кармане, и я достаю его, чтобы увидеть, как звонит Картер.

Он даст свое благословение. Я знаю, что он даст. Даже сейчас я с нетерпением жду возможности ответить на телефонный звонок. Я не могу избавиться от этого чувства.

— Картер, — отвечаю я и прочищаю горло. Я откидываюсь на спинку сиденья, но напрягаюсь, когда слышу тон в его голосе.

— Деклан, где ты? — Он уже знает, что происходит сегодня.

Холодок пробежал по моей руке. — В баре, жду… — отвечаю я.

— Она ушла. Половину денег и оставила тебе записку. —

— Нет. — Это слово покидает меня, хотя даже я слышу отрицание, заключённое в этом единственном слоге.

— Мне жаль, — говорит он мне, его тон полон раскаяния. Щелкая по вкладкам своей комнаты, я пролистываю их, каждую из них.

Мой взгляд устремляется на пустой экран, я хочу, чтобы она была там, но ее нет.

— Хочешь, чтобы я прочитал записку? — спрашивает он, и кровь отливает от моего лица.

— Что там написано?

— Мне жаль. Я люблю тебя. Я не могу больше здесь оставаться. Клянусь, я не хотела.

— Интересно, что они ей дали. Что федералы могли ей предложить, чтобы она захотела работать с ними, — говорю я.

— Она дружила со Скарлет… ты знаешь, как это бывает. Возможно, Скарлет втянула ее… может, она не поняла, пока не стало слишком поздно. — Картер предлагает объяснение, но оно не помогает мне устоять на ногах, когда реальность обрушивается на меня.

— Она могла мне сказать. В любой момент она могла…

— Она испугалась, Деклан. Мы все это видели.

— Ну нет, она нас продала. — Гнев притупился. Меня переполняет только гребаная душевная боль.

— Она им не звонила. Она позвонила своей матери, и всё.

— Ее телефон все еще прослушивается?

— Ага.

— Что она ей сказала?

— Что она скучает по ней, но боится, — отвечает он, и у меня пересыхает в горле, и мне приходится снова его прочищать. Я это, блядь, ненавижу. Руки онемели, и я провожу ими по лицу.

Какого черта это произошло? Я не понимаю. Я любил ее. Она любила меня.

— Ты там? — спрашивает мой брат.

— Что еще?

— Что она уезжает на некоторое время и что она любит ее.

— У вас есть запись?

— Да. Похоже, она не вернется, Деклан. Она бросила телефон и вышла из машины… взяла такси или поехала автостопом.

— Мы знаем, где она?

— Да… со всеми этими деньгами она поехала в паршивый мотель на межштатной автомагистрали.