Деметрис был рассержен. Нелепо, но это так. К тому же у него нет права сердиться.
Он знал, что прошедшая ночь не повторится и, проснувшись, он никогда больше не утратит контроля над собой. Однако сознание этого не облегчало чувство жаркого гнева, который внезапно вспыхнул в нем.
То, что он еще способен иметь какие-то чувства, поразило его.
— Как ребра? — отрывисто спросил он. Ему не следует сидеть здесь обнаженным. Он должен преодолеть желание, которое до сих пор терзает его. Ему нельзя даже думать о том, чтобы сорвать с тела Шанталь эту мокрую одежду и прижаться губами к теплой коже.
Невозможно забыть, что он чувствовал, когда она была под ним. Он готов снова овладеть ею, гладить ее груди, живот, бедра, чувствовать, как она стонет от удовольствия.
— Прекрасно, — коротко ответила Шанталь, крепко сжимая в руке белье.
Деметрис почувствовал, что его губы кривятся в свирепой улыбке. Ночью Шанталь была сломлена… но утром явно вспомнила, кто она и кто он. Принцесса Шанталь Мари Тибоде, урожденная принцесса Шанталь Мари Дюкасс, вероятно, самая красивая, самая известная принцесса в мире. Никого не фотографировали столько, сколько ее. Ни у кого не было более царственного вида.
И она сохраняет его даже сейчас, хотя длинные темные волосы разметались у нее по плечам, а стройное тело облегает мокрая одежда.
— Потрудитесь отвернуться, пожалуйста, — ледяным тоном произнесла она, указывая ему пальцем.
Деметрис скрипнул зубами. Неужели она искренне полагает, что он ничего не видел? Что он не запомнил каждый изгиб ее тела, каждую ямку и впадинку?
Но она устремила на него повелительный взгляд, и, раздраженно вздохнув, он встал.
Сердце у Шанталь затрепетало и едва не выскочило из груди, когда Деметрис медленно поднялся на ноги.
Как она могла с таким пылом упасть в его объятия?
Он огромен. Мускулист. Арман был типичным аристократом — среднего роста, гибкий, стройный. У него были руки как у пианиста — узкие запястья, длинные, тонкие пальцы. Деметрис Мантеакис совсем не похож на него. У него крепкое тело, широкие плечи и грудь, мускулистые ноги. Грудь поросла темными волосами, треугольником сбегающими к плоскому животу и ниже. Я — мужчина с ног до головы, кричит его сильное тело.
Деметрис повернулся к ней спиной; она с трудом сняла блузку и, тихо постанывая, попыталась застегнуть бюстгальтер. При каждом подъеме руки ее пронизывала острая боль. Смахивая ресницами слезы, Шанталь сделала вторую попытку.
— Достаточно, — проворчал Деметрис и, повернувшись к ней, ловко застегнул крючок. — Нелепо, что ты не позволяешь мне помочь тебе.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Она никуда не годится, не так ли? — Деметрис наклонился и, подняв блузку, протянул ее Шанталь.
— Ты не должен… — Она умолкла, и, закусив губу, удержалась от упреков. Нельзя винить его. Она сама позволила, чтобы это случилось.
Хуже того, она хотела, чтобы это произошло.
Деметрис застегнул ей блузку и даже заправил ее в юбку. Шанталь бросало в жар каждый раз, когда его пальцы прикасались к ее коже.
— Благодарю, — чопорно сказала Шанталь, когда он закончил и отступил на шаг. И она упрекнула себя за холодность, хотя на самом деле все в ней горит. Она должна забыть. Вычеркнуть из памяти, как, вонзив ногти в плечи Деметриса, содрогалась от наслаждения и едва не потеряла сознание, когда он прильнул жадными губами к ее соску.
Откуда некоторые мужчины знают, что именно надо делать? Почему Арман при всем его опыте ни разу не доставил ей удовольствия? Как произошло, что ночь, которую она провела в объятиях Деметриса, лежа на песке, оказалась самой сексуальной, самой чувственной в ее жизни?
— А трусики? — лениво протянул он.
Шанталь бросило в жар, потом в холод, и ей пришлось сделать усилие, чтобы не опустить взгляд ниже его талии. Его великолепное могучее тело полностью обнажено, и она заметила, что он возбужден, очень возбужден. Это открытие шокировало и взволновало ее. Что он думает о прошедшей ночи? Получил ли он наслаждение?
Деметрис не сводил с нее темных глаз.
Шанталь почувствовала, как дрожь пробежала у нее по спине. Утром он кажется еще сильнее, чем ночью. Он держал ее в объятиях, когда бушевала буря, и она чувствовала себя в безопасности, и теперь ей ясно почему. Шторма и тропические бури бессильны против него. Ничто не может сокрушить его.
— Я могу помочь, — напомнил он.
— Пожалуйста. — Ей хотелось, чтобы в ответе прозвучал сарказм, но ее голос предательски дрогнул. Она снова теряет контроль над собой и знает, что этого делать нельзя. — То была ошибка, мистер Мантеакис…
— Я думаю, что формальности теперь излишни, Шанталь.
То, как он произнес ее имя, отозвалось в ее теле жаркой дрожью. Пламя зажглось в ее крови.
— Не могли бы вы одеться?
Деметрис улыбнулся. Это была мрачная улыбка.
— Конечно, принцесса.
Он был чудесен, когда они были в самолете. Она была счастлива иметь такого друга, но теперь… теперь…
Никогда.
— Чем вы занимаетесь в жизни? — спросила Шанталь, ковыряя в песке палочкой и пытаясь совладать с пожирающим ее изнутри жаром. Если верить часам, скоро полдень, и он все еще отказывается разрешить ей вернуться к самолету — какой абсурд! — но сейчас, когда у нее болят ребра и голова раскалывается от головной боли, она не в силах спорить с ним.
— У меня собственное дело.
Шанталь попыталась представить, какое именно у него дело.
— Процветающее?
— Вполне.
Она кивнула и глубже ковырнула палочкой. Сквозь слой песка просочилась вода.
— И у вас есть остров?
— Да.
Шанталь послышалось, что где-то вдали гудит авиамотор.
— Вы слышите? — спросила она, запрокидывая голову и глядя в безоблачное голубое небо. Не дожидаясь, пока он ответит, она с трудом поднялась, прижимая к боку правую руку, чтобы не потревожить ребра.
Внезапно над верхушками высоких деревьев появился самолет.
— Они нашли нас! — с облегчением воскликнула Шанталь.
Самолет делал круг, постепенно снижаясь, чтобы зайти на посадку.
— Нам надо идти. Он садится, — сказала она, проверяя, застегнута ли блузка и проводя рукой по юбке, покрытой пятнами от соленой воды.
Деметрис не шелохнулся.
— Это не наш самолет.
— Это спасательный самолет. — Шанталь была измучена жарой и голодом, ей хотелось принять душ и переодеться. Если он не намеревается возвращаться, пусть остается, но она не задержится здесь ни секунды. — Прекрасно. Оставайтесь здесь. Мне все равно.
Деметрис протянул руку и схватил ее за щиколотку.
— Это не наш самолет, — повторил он.
Шанталь едва не лягнула его, чувствуя, как горячие пальцы сжимают ее ногу.
— Отпустите.
— Как только вы сядете.
Дело не во власти. Речь идет о выживании. Ей не справиться с ним.
— Я не хочу садиться. Я хочу присоединиться к моей свите, хочу подняться на борт этого самолета…
— Мы будем ждать, когда прилетит другой самолет, принцесса.
Шанталь почувствовала, как теплая ладонь крепче сжала ее щиколотку, и задрожала.
— Мне кажется, что вы не понимаете меня, Деметрис. Я не хочу ждать другого самолета. Мне нужен этот.
— Сожалею.
Она дернула ногой. Тщетно.
— Отпустите меня. Прекратите эту игру. Я хочу уйти.
— Нельзя.
Шанталь похолодела, чувствуя, как ее охватывает страх.
— Вы начинаете пугать меня.
— У меня нет желания пугать вас. Моя работа заключается в том, чтобы защищать вас. — Деметрис отпустил ее и гибким движением поднялся на ноги. Ваша безопасность — моя главная забота.
Она долго смотрела на жесткое, красивое лицо с пробивающейся на подбородке щетиной.
— Почему? Что вы хотите этим сказать?
— Вы не знаете, кто я, не правда ли?
Сжав губы, Шанталь попыталась справиться с охватившим ее смятением.
— Нет. — Ей хотелось спросить о многом, но она давным-давно научилась задавать только самые важные вопросы, решать только самые неотложные задачи. И сейчас перед ней стоит именно такая задача. — И кто же вы?
Деметрис прищурился. Похоже, он наслаждается шуткой, известной только ему одному.
— Ваша тень.
Шанталь ненавидела сарказм и уклончивые ответы. Это был ответ, типичный для Армана и людей из его окружения, которые считали, что ей не следует знать некоторые вещи, потому что она женщина. Ее можно игнорировать, ей можно… лгать.
Шанталь сжала пальцы так, что ногти впились в ладони. С нее достаточно лжи и умолчания.
— Моя тень? — Она вглядывалась в Деметриса, пытаясь понять, какие мысли и чувства скрываются за мужественным непроницаемым лицом. — Вы — телохранитель?
— Точно.
Она нахмурилась, ощущая все большую неловкость. Она никогда не занималась подбором службы охраны, но новых сотрудников ей всегда представляли.
— Я не нанимала вас.
— Не нанимали.
Шанталь нахмурилась.
— Тогда…
Деметрис задумчиво посмотрел на нее, как будто решая, сказать ли ей. Она поняла, что он не привык доверять женщинам.
— Ваш шурин, король Нури, нанял меня…
— Малик?
— С благословения вашего дедушки.
Несмотря на жару, Шанталь стало холодно. Подняв руку, она вытерла со лба пот.
— Боюсь, что жара плохо действует на меня. Я не понимаю. Все, что вы говорите, бессмысленно…
— Вы просто не слушаете меня.
Ей нужно принять ванну. У нее на теле корка от песка и соли. Жара и влажность тоже делают свое дело.
— Тогда повторите, что вы сказали.
— Ваша семья наняла меня, чтобы я защитил вас.
— Почему?
— Вы в опасности.
Нет. Ничего подобного. Это нелепо.
— Кто-нибудь сказал бы мне об этом. Моя сестра… дедушка.
— Я слежу за вами две недели, принцесса.
Шанталь вздрогнула, в ужасе глядя на него.
— Две недели?!
— Везде, где были вы, был и я.
— На демонстрации мод?
— На приемах и коктейлях.
У нее закружилась голова.
— За завтраком в отеле?
— Официантка, обслуживавшая вас, обслуживала и меня.
Шанталь попыталась сосредоточиться.
— Почему вы думаете, что мне угрожает опасность?
Прежде чем он успел ответить, гул, который они слышали, постепенно превратился в мощный рев двигателей. Самолет, приземлившийся пятнадцать минут назад, пошел на взлет.
Шанталь долго смотрела ему вслед.
Внезапно ее охватил страх, и она закричала:
— Нет! Нет! Не улетайте без меня!
Она побежала за самолетом, шлепая по воде и спотыкаясь на песке.
Но самолет набирал высоту. Шасси были убраны. Слезы выступили у нее на глазах, когда он исчез в безбрежной голубизне неба.
Упав на колени, она молча заплакала. Ей нужно домой. Она никогда не находилась в разлуке с Лилли дольше недели. Это был ее предел. С самого начала она ясно заявила, что будет выполнять свои королевские обязанности, но при составлении расписания ее приемов и визитов, какими важными они ни были бы, должно учитываться то, что она не покинет дочь больше чем на неделю.
Она должна была быть дома прошлой ночью. Сегодня уже восемь дней с тех пор, как она оставила Лилли.
— Скоро приземлится мой самолет.
Шанталь не услышала, как к ней подошел Деметрис. Она ненавидит его, ненавидит за то, что он не дает ей соединиться с дочерью.
— Я хотела сесть на тот самолет. Я хотела попасть домой. Сейчас. Сегодня. — Она подняла руку и смахнула слезы. — Вы не можете себе представить, как я скучаю по Лилли.
В этом принцесса ошибается. Он понимает, как она скучает по дочери. Он потерял жену и ребенка. И у него никогда не исчезнет потребность видеть и обнимать их.
Как он молил Бога, обещая отдать ему свое сердце, дом, душу, только бы он пощадил Катину и их дочь! Но Бог не идет на сделки, с горечью понял Деметрис.
— Я скучаю по ней, — тихо повторила Шанталь, глядя, как в небе крохотной точкой исчезает самолет.
— Она тоже будет скучать, но нам нужно, чтобы вы были в безопасности.
Деметрис смотрел, как ветер развевает темные волосы Шанталь. На горизонте появились первые тучки. Скоро поднимется ветер, соберутся дождевые облака, и, как это обычно бывает в тропиках, разразится сильная гроза.
— Когда прилетит ваш самолет? — Ее голос дрогнул.
— Скоро.
— И мы полетим в Ла-Круа?
Деметрис долго молчал.
— Мы не возвратимся в Ла-Круа.
Шанталь была рада, что она сидит на песке. Ее охватила страшная слабость.
— Не вернемся домой?
Деметрис приблизился к ней, и его тень накрыла ее.
— Не сейчас.
— Моя дочь в Ла-Круа, — спокойно и твердо возразила Шанталь, чувствуя, что годы тренировки научили ее скрывать свои чувства.
— Я знаю. Но мы не полетим туда.
— Тогда куда же?
— На Рок.
— На Рок? Что это?
— Мой остров.
Шанталь попыталась скрыть испуг.
— А Лилли?
— Она будет в безопасности с вашей семьей в Ла-Круа.
С семьей Армана. Шанталь отвернулась, глядя на волны, начинавшие приобретать темно-зеленый цвет. Надвигается шторм. Опять. Она почувствовала, как по ней пробежала дрожь. Она не хочет быть здесь, когда разразится буря. Ей не пережить еще одной грозы с Деметрисом Мантеакисом. Он сам — воплощение урагана.
— Моя дочь должна быть со мной.
— Будет.
— Они не выпустят ее из страны. — Шанталь осторожно подбирала слова, чувствуя, что ей больно говорить правду. — Одно из условий моего… контракта… как принцессы заключается в том, что я могу покидать страну, но Лилли, которой предстоит вступить на престол, это запрещено. — Комок, вставший у нее в горле, мешал дышать; у нее закружилась голова. — Она единственная наследница Ла-Круа.
— Тогда на некоторое время она останется в семье своего отца. — Голос Деметриса звучал твердо и почти равнодушно, и Шанталь склонила голову, чтобы скрыть боль.
— Мне нужна дочь, — с трудом проговорила она. Так долго дочь была для нее всем — единственной причиной жить, дышать… Лилли — это сама жизнь.
— Вы будете вместе. — Деметрис присел перед ней на корточки и, приподняв за подбородок, твердо посмотрел в глаза. — Как только это будет безопасно. Для вас и для нее.
Острая боль пронзила ей сердце.
— Вы же не думаете, что она в опасности?
— Она — нет, вы — да.
Шанталь поежилась; не его слова напугали ее, а он сам. Она знает, что остальных пассажиров уже нет на острове. Они одни, по-настоящему одни, и это вызывает у нее страх. Он, она, одни. Он, она…
— А когда мы окажемся на вашем острове…
— Я смогу обеспечить вашу безопасность по-своему.
Она не поняла.
— По-своему?
— Мои люди, мой остров, мой контроль.
Он называет это островом? — спросила себя Шанталь, наклоняясь к иллюминатору, чтобы рассмотреть появившуюся внизу сушу.
Греческие острова считаются красивыми. Это же была черная скала посреди моря.
Спустя несколько минут самолет пробежал по немыслимо короткой посадочной полосе. Выйдя из самолета, они немедленно сели в черный «мерседес». Деметрис занял место водителя.
Шанталь прижала руки к кожаному сиденью. Она чувствовала, что ее нервы напряжены до предела.
Во время полета они пообедали и поспали. Деметрис был неразговорчив.
Но теперь, сидя за рулем, он бросил на нее взгляд, как будто только впервые ее заметил.
— Мы почти у дома, — сообщил он.
Шанталь не могла даже представить, что кто-то может жить на такой голой, неприветливой, пустынной скале.
— У настоящего дома?
— С водопроводом. — Его губы скривились в усмешке.
Но Шанталь не было весело. Меньше всего ей хотелось смеяться.
— Когда я смогу позвонить дочери?
Усмешка мгновенно исчезла с лица Деметриса.
— Вы не сможете.
Он не может запретить ей позвонить семье. У него нет такой власти.
— Вы забываете, Деметрис, что работаете на меня.
— На самом деле, принцесса, я работаю на султана.
Шанталь передернуло от интонации, с которой он произнес слово «принцесса». В его голосе она услышала властность и насмешку.
— Он не одобрит, как вы обращаетесь со мной.
— Мои методы ему известны.
— Я бы не была так уверена в этом! — вспыхнула она, отчаянно пытаясь сохранить остатки королевского достоинства. Каким-то образом ему удалось лишить ее всего остального.
— И моим людям тоже, — добавил он, бросив на нее предостерегающий взгляд. — Не думайте, что они одолжат вам телефон, лодку или самолет.
— Вашим людям?
Деметрис утвердительно наклонил темноволосую голову.
— Рок — это мой мир. Все, что есть на острове, составляет часть этого мира, и это единственный мир, которому я доверяю. Люди, которые живут и работают здесь, работают на меня.
— Вы уверены, что они принадлежат вам? — съязвила Шанталь, раздраженная его словами. Она вспомнила годы, прожитые в Ла-Круа. Арман вел себя так, будто она — его собственность, и это вызывало в ней ненависть.
Но Деметрис был невозмутим. Он посмотрел на нее и пожал плечами.
— Нет. Они же не предметы, которыми можно владеть. Но их верность принадлежит мне. Они мои люди.
Шанталь смотрела на его чеканный профиль, и тысячи вопросов теснились в ее голове. Короткая поездка из аэропорта к дому показалась ей бесконечной.
Напряжение все сильнее возрастало в ней, пока она не почувствовала, что похожа на деревянный детский волчок, который вот-вот сорвется с места в бешеном кружении.
А вдруг султан, муж Николетты, вовсе не нанимал его? Что, если он работает на кого-то другого? Что, если…
Шанталь бросила на Деметриса подозрительный взгляд. Выразительное лицо с высокими скулами и прямым носом не внесло успокоения в ее душу. Она никогда не встречала ни одного мужчину, чье лицо казалось высеченным из камня.
— Если вас что-то беспокоит, — спокойно сказал Деметрис, не отводя глаз от извивающейся горной дороги, — скажите мне.
Сказать? — удивилась она про себя, думая о прошлом. Дело в том, что она молчала слишком много лет, держала язык за зубами, не высказывала свой протест. Она не знает, как сказать о том, что ей нужно, где найти подходящие слова…
Долгие годы ее вежливо игнорировали. Годами все внимание было приковано к мужчине — воплощению опыта и мудрости. В Ла-Круа она никогда не была женщиной, живым человеком, принцессой королевских кровей. Она была просто сопровождающей. Как будто каждый визит, каждая поездка, каждое появление на публике устраивались только ради Армана. Ее видели только тогда, когда она была рядом с ним.
Его интересы. Его удовольствие.
Иногда, когда она была одна, ожидая Армана, люди заводили с ней разговор. Но стоило ему появиться, как их дружелюбие мгновенно исчезало. Наступало молчание. Все обращали внимание только на Армана.
Всю жизнь она уступает, соглашается, отдает, отдает. Придет ли время, когда она будет принадлежать себе? Найдется ли где-нибудь место для нее? Как выжить женщине в таком мире?
— Я не смогу успокоить вас, потому что вы не говорите, что вызывает ваше беспокойство.
— Я не беспокоюсь.
— И я не смогу помочь, если вы не скажете, что вам нужно, — продолжал Деметрис, как будто не слыша ее.
Помочь ей? Как он может помочь ей? Он мужчина. Шанталь охватил гнев, и, сжав пальцы в кулаки, она с трудом сдержала ярость.
— Приехали, — коротко объявил Деметрис, остановив машину у высокого побеленного здания, безликого, непритязательного.
У Шанталь перехватило дыхание. Она никогда не видела такого мрачного дома. Как он может жить здесь? Это здание, такое холодное и неприветливое, похоже на больницу.
Или на тюрьму.
Деметрис выключил зажигание.
— Добро пожаловать в ваш новый дом.