Подарок

Глава 10

Саймон взял Ярдли за руку и повел от парадного подъезда дома к воротам своих владений. Сухие листья шуршали под ногами, привлекая тем к себе внимание. А под ноги стоило посмотреть — там осень выстлала великолепный ковер из красного, золотого и оранжевого, и все это было украшено бриллиантами редких дождевых капель, бриллиантами, сверкающими под лучами бледного вечернего солнца. Свежий воздух наполнял легкие.

Ярдли шла молча. Когда он искоса посмотрел на нее, такую красивую и независимую, у него сжалось сердце. Саймон и как художник, и как мужчина никогда не мог пройти мимо редкостной красоты. Ярдли Киттридж была изваяна Богом весьма старательно. Порой, когда она оставалась неподвижной, ему казалось, что Бог изваял ее из тончайшего, почти прозрачного фарфора, хрупкого на вид, но способного долгие годы сохраняться без малейшего изъяна.

Она улыбнулась, подняв лицо к солнечному свету, и он дорого дал бы, чтобы узнать ее мысли. У Ярдли было лицо, на которое он никогда не устанет смотреть. Саймон даже не знал, что существуют подобные лица, как, впрочем, никогда не думал, что будет так страшиться ухода женщины. А ведь он прожил на свете достаточно и знал многих женщин. Почему же никогда не заботило его, как они к нему относятся? Он думал только о себе, о том, как он к ним относится. С малых лет завися от других и наконец обретя независимость, он не спешил подчиниться какой-нибудь женщине. Это было не местью, а чем-то таким, что выработало несчастное детство в его характере. Уж хоть тут-то, с женщинами, он не обязан был подчиняться.

И вот теперь в его жизни появилась Ярдли Киттридж. Она не просто стала его возлюбленной, она увидела в нем то хорошее, чего он сам в себе не видел. И даже узнав, что он замыслил отомстить ее семейству, она, вместо того чтобы испугаться, попыталась его понять. Саймон подумывал сдаться, но знал, что не может себе этого позволить. То, что стояло между ним и Джерридом, к несчастью, встало между ним и Ярдли. Несмотря на возвышенные чувства и уважение к ней, он не мог забыть, что она любыми способами решила вернуть себе форму, пыталась его обокрасть. Будь Ярдли с ним честна, он попытался бы понять, почему ей так важно оправдать в его глазах своего деда.

После невероятного везения, после того как она согласилась провести с ним весь уик-энд, да не просто, а любовный уик-энд, когда они почти не расставались и он изучил, как ему казалось, до подробностей, что значит каждая ее улыбка и каждый жест, исследовав и поняв, где ее кожа нежнее и чувствительнее всего, Саймон вдруг осознал: она как была для него загадкой, так и осталась. Единственное он знал точно: когда она пробуждается в его объятиях, когда ее белокурые локоны шелковым покрывалом лежат у него на груди, а томные полночно-синие глаза улыбаются ему, день его начинается с надежды и радости, которые озаряют всю его жизнь. Но почему она здесь, с ним? Он ничего не может дать ей, кроме постели. Сам-то он этим счастлив, но чувствует, что Ярдли одного секса мало. И потому боится, что в один прекрасный день она покинет его.

Он привез ее сюда в пятницу вечером, и с тех пор они почти не покидали постели, разве что затем, чтобы сходить в ванную или на кухню, за какой-нибудь едой. Такое времяпрепровождение всегда казалось ему бессмысленным и нелепым. Он не мог припомнить, чтобы в последние годы проводил уик-энд с кем-нибудь, кроме своего компьютера. Так что собственные благостные ощущения изумляли Саймона.

На два с половиной дня они забыли весь мир, включая тень покойного Джеррида. Но сегодня, в воскресенье, она решила уйти. Он не хотел ее отпускать. Будь его воля, он не отпустил бы ее никогда. Ему, что нож в сердце, необходимость возвращать ее в дом Джеррида. Он долго жил один и ценил свою независимость, но отпускать ее не хотел. Его донимало ноющее предчувствие, что после их теперешнего расставания что-то непременно изменится, причем не в лучшую сторону.

Когда они не спеша приближались к мостику через ручей, Ярдли, подбрасывая ногой листья, заговорила:

— Какой прекрасный день! Таких до зимы будет уже немного. И почему мы не погуляли здесь раньше?

— Раньше мы были заняты. — Щеки ее порозовели. Саймон улыбнулся. Он уже знал, что к моменту расставания его ангел обычно воспаряет. — Ненавижу расставаться с тобой.

— Ну знаешь, Саймон, надо же дать друг другу передышку.

Остановившись на мостике, Ярдли стала спиной к деревянным перилам, уперлась в них руками, подпрыгнула и села. Саймону вспомнилось, как она висела на его заборе, зацепившись за что-то брюками. Нет, он определенно сумасшедший, раз вступил в любовную связь с этой авантюристкой! Он подошел ближе, встал между ее раздвинутых коленей и обнял ее.

— В передышке нет никакой необходимости. Оставайся на ночь. Мы съездим к тебе, заберем твои вещи и машину. Отсюда до твоего офиса не дальше, чем от дома Мими.

Ярдли резко помотала головой, как будто он предложил нечто возмутительное и непристойное.

— Нет, мне надо домой, — тихо сказала она и погладила его по колючей щеке, явно нуждавшейся в бритве. — Я ведь уже говорила тебе, что рядом с тобой перестаю соображать.

— О чем тебе думать, милая? Не знаю как для тебя, а мне этот уик-энд показался самым невероятным за всю мою жизнь.

Она посмотрела на него с какой-то непонятной улыбкой и сказала:

— Послушай, Саймон, я ведь не в Китай уезжаю, буду неподалеку, всего лишь в паре миль отсюда. Сам подумай, не можем же мы остаток нашей жизни провести в постели.

Он нежно гладил ее по спине, не в силах оторваться от этого ставшего ему столь близким существа.

— Знаешь, назови это чем хочешь, хоть суеверием, но у меня предчувствие, что, если я отпущу тебя сегодня, произойдет какая-то непоправимая перемена.

— А я чувствую, что у нас с тобой ничего плохого случиться не может. Довольно стыдно тебе, такому здравомыслящему человеку, прислушиваться к неким неясным ощущениям.

Он глядел на нее, чувствуя, как в горле у него встает ком.

— Мне никогда не будет тебя достаточно. — Он пробежал пальцами по водопаду ее шелковых золотистых волос, потом посмотрел ей прямо в глаза. — Все, что имело в моей жизни хоть какое-то значение, меркнет перед тем, что я обрел с тобой. Ты должна это помнить.

— Хорошо, я не забуду твоих слов, Саймон. А теперь мне пора. Я еще не знаю, не поняла, что мы друг для друга значим. Мне надо побыть одной и все обдумать. Наверное, нам надо попытаться пожить какое-то время друг без друга. Я не жалею, что приехала сюда, но, честно говоря, не уверена, что это хорошо для нас обоих.

— А завтра ты вообще скажешь, что ничего не было?

Саймон вновь запустил пальцы в ее длинные волосы, вспоминая, как они лежали на подушке и приятно щекотали его кожу, когда они творили любовь. Он не верил в любовь. В его мире люди заботятся только о себе или спиваются. Но что делать с чувством, которое он испытывает по отношению к этой женщине, он и сам не знал. Какими словами объяснить ей, что она для него значит?

Тревожные мысли обрушились на него тяжестью снеговой лавины, за одной мыслью накатывала другая, и он страшился, что будет погребен под грузом этой непомерной тяжести. А как из-под нее выбраться? Признаться ей в любви? Но как переступить через остатки гордости, забыть свои подозрения? Нет, слова признания застревали у него в глотке. Ведь она, можно сказать, и так уж почти что одержала над ним верх.

Да и с чего он взял, что его любовь ей нужна?

И вместо объяснения в любви Саймон склонил голову и поцеловал ее в розовые губы, сладкие и хмельные, как свежий сидр. Потом снова привлек ее к себе и замер, держа ее в своих объятиях, из которых не в силах был ее выпустить. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он все же заставил себя отступить.

— Спасибо тебе, милый.

— За что ты благодаришь меня?

— За этот чудесный уик-энд. За все, что было.

Уголки его губ чуть приподнялись в подобии улыбки.

— Не забудь: я не отступаюсь ни от чего, что для меня важно. Так что можешь уезжать хоть в Китай. Я все равно найду тебя.

— Хотелось бы в это верить. Ну, пора…

Саймон подхватил ее за талию и, как пушинку сняв с перил, поставил на землю, затем увидел, что Ярдли пристально на него смотрит. Она тотчас опустила глаза, боясь, что он снова заговорит и, не дай Бог, начнет задавать вопросы.

«Ягуар» Саймона подкатил к дому Мими и остановился возле грузовичка Бо. Сам он на лужайке перед домом играл с Кэйси в футбол. Забавно было смотреть, как этот огромный медведь стоит в напряженной позе, готовясь принять мяч с подачи такой малявки. Да и мяч в его лапе казался гораздо меньше, чем был на самом деле. Но игра шла всерьез, Бо, во всяком случае, относился к ней не менее серьезно, чем малыш.

— Прибыли в самый разгар матча, — усмехнувшись, сказала Ярдли. — Футбол, кажется, твоя любимая игра, или я ошибаюсь?

Саймон, не выключая мотор, прочесал пятерней свою шевелюру.

— Может, я поеду домой?

— Да нет, что ты, побудь немного. Раз Бо здесь, Селина, я думаю, сама себя превзойдет, состряпав на обед какое-нибудь фантастическое кушанье. Мы с тобой за весь уик-энд толком не поели, так давай хоть сейчас отведем душу.

Делая вид, что соглашается с явной неохотой, даже слегка укоризненно приподняв брови, Саймон все же выключил мотор и изволил выйти из машины. Наблюдая за ним, Ярдли чувствовала, как сильно она его любит, ибо даже смотреть на него было наслаждением. Хотя, вообще говоря, это странное ощущение напоминало ей хождение по канату, натянутому опасно высоко над землей. Не слишком ли далеко позволила она себе зайти?

Но даже если он и не способен дать ей большего, чем уже дал, она хочет быть рядом с ним. Она счастлива просто слышать его голос. Впрочем, к чему кривить душой? Не просто голос: она страстно хотела услышать от него, что он любит ее. Этого одного хватило бы ей на всю жизнь, даже если сегодняшние мечтания в этой жизни и не сбудутся.

А Саймон тем временем сбросил куртку, чем явно выразил желание присоединиться к футболистам.

— Ну конечно, янки[6] всегда появляются к концу матча и присоединяются к будущим победителям, — сказал Бо при появлении на поле Саймона, засучивающего рукава рубашки.

— Да уж, мы, янки, своего не упустим, — сказал Саймон, обернувшись к Ярдли и подмигнув ей. — Я сразу смекнул, кто тут выигрывает. Тут Кэйси выигрывает, так что я смело могу войти в его команду, ничем не рискуя.

Предоставив мужчинам наслаждаться азартом игры, Ярдли направилась к дому. Селину она нашла на кухне, нарезающей исходящее душистым парком мясо.

— Привет, сестричка.

Та бросила на нее мимолетный взгляд и ехидно проговорила:

— А-а! Пропащая душа изволила вернуться! Думаю, мэм, мне не следует спрашивать, как вы провели свой уик-энд. Если бы он у вас с самого начала не задался, ты вернулась бы гораздо раньше.

Ярдли покраснела, но постаралась справиться с собой и принялась демонстративно вдыхать запахи.

— Что за божественные ароматы! А всего-то пошлый кусок свинины… Впрочем, в руках хорошей стряпухи и козлятина будет пахнуть не хуже. — Помолчав, она добавила: — Не люблю эти воскресные вечера, как-то грустно становится, завтра опять на работу… А ты вроде надумала вернуться с Бо в Нэшвилл?

— Вовсе нет, я только тем и занята, что пытаюсь объяснить ему, почему не могу поехать с ним.

— Кажется, все твои попытки ни к чему не привели. — Ярдли кивнула в сторону окна.

— Ох, он такой тупоголовый. Слышит только то, что хочет слышать.

— Знаешь, Селина, это, конечно, не мое дело, но он очень милый и, кажется, сильно влюблен в тебя. Ведь ты же согласилась почему-то выйти за него замуж. Так не лучше ли попытать счастья с ним, чем предаваться воспоминаниям?

— Давай оставим в покое мои воспоминания. — Селина вытерла руки о фартук. — Лучше достань из холодильника картофельный салат. Саймон останется обедать?

— Думаю, да. Он сейчас играет с Бо и Кэйси в футбол.

— Прекрасно. Еды всем хватит, — сказала Селина, подходя к окну. И вовремя: Саймон, атакованный малышом, упал на ворох листвы, и Кэйси, заливаясь смехом, покатился туда же. — Взрослые мужики, а ведут себя ничуть не умней ребенка. Знаешь, мне кажется, твой Саймон будет хорошим отцом.

— Ну, а твой Бо и вообще становится при виде Кэйси помешанным, да и рядом с тобой — тоже. И пожалуйста, не вздумай сказать Саймону, что он будет хорошим отцом, а то он просто сбежит с твоего обеда. И вообще, Селли, прошу тебя, не позволяй себе всяких таких высказываний и комментариев в его присутствии. Мало ли о чем мы с тобой можем говорить наедине. Должна тебе сказать, его родители разошлись, когда он был маленьким, и потому он вряд ли хорошо относится к институту брака.

— Не могу поверить, что самая яркая звезда клана Киттриджей станет довольствоваться лишь сердечной привязанностью. А как же быть с большим церковным обрядом венчания, кружевной фатой, свадебным платьем и розовыми розами, о которых ты всегда говорила? Нет, с его стороны просто свинство лишать тебя всех этих радостей.

Ярдли возмущенно фыркнула.

— Пару недель назад ты старательно заталкивала меня к нему в постель. Ну скажи, зачем ты тогда пригласила его на обед?

— Вы взрослые люди и знали, что делали. Неужто вы сошлись лишь потому, что вас подталкивали к этому? Я просто малость подыграла вам, потому что и без того было видно, куда вас клонит. Мне с одного взгляда стало понятно, что ты влюблена в него по уши. И ему надо было быть просто слепым, чтобы не увидеть того же. О чем вы вообще говорите с ним? Небось, решаете производственные задачи?

— Н… нет.

— А кстати, не лишним было бы обсудить это. Знаешь, Саймон, конечно, красавчик и все такое, но мне кажется, что если он и вправду любит тебя, то мог бы отказаться от затеи делать копии вашей куколки.

— Статуэтка не имеет никакого отношения к тому, что происходит между нами.

— Ну, имеет или не имеет, но ты же знаешь, что эту чертову вещицу уже рекламируют. Или ты об этом не слышала? Пишут, что это будут точные копии оригинала, сама прочла в утреннем выпуске «Нью-Йорк таймс». Да ты, может, и газет в эти дни не читала?

— Нет, не читала, — побледнев, ответила Ярдли.

— Ну конечно, где тебе! Слишком была занята, да? А Саймон уже принимает предварительные заказы. Он собирается загрести кучу денег еще в этом году, на Рождество. Представляю, какой бранью разразятся покупатели ваших статуэток. Человек заплатил триста пятьдесят долларов за статуэтку и вдруг узнает, что цены на нее упали до пятидесяти. Ну как тут не возмутиться? Я бы и сама возмутилась.

— Не пойму, что это ты так беспокоишься о делах компании?

— Я беспокоюсь о тебе.

— У Саймона дело на ходу. Ему не было нужды затаскивать меня в постель для того, чтобы изготовлять статуэтки и продавать их на Рождество.

— Ты, сестренка, видно, совсем свихнулась, иначе знала бы о его рекламе и уже сделала бы несколько публикаций, объяснив покупателям, что им предлагают дешевые подделки. И почему ты до такой степени поглупела, что мне приходится объяснять тебе подобные вещи?

Ярдли горестно вздохнула. Что она, в самом деле свихнулась?

— Ты считаешь, он просто забавляется со мной?

— Не знаю, что и думать. На вот, отнеси это на стол. — Селина передала ей поднос с посудой. — А мне придется пойти и хорошенько прополоскать Кэйси, прежде чем подпустить его к столу.

— Хочешь, я пойду умою его?

Селина покачала головой.

— Нет, ты загоняй команду в дом, а с Кэйси я сама управлюсь, у меня выработана целая система, как отмывать этого малого.

Ярдли вышла на порог и провозгласила:

— Футболиста Кэйси ожидают в ванной. — Она посмотрела на Саймона и Бо, они тяжело дышали, вспотели и оба по-дурацки улыбались. — Мне кажется, что и вам водные процедуры не помешали бы.

Катя перед собой мяч, Саймон обошел понуро направляющегося к дому Кэйси и оказался рядом с Ярдли. При его приближении по ее телу пробежала дрожь, и она с ужасом осознала, как сильна его власть над нею. Да, наверное, Селина права. Надо как-то взять себя в руки, восстановить былую уверенность в себе, иначе недолго повторить ту же ошибку, что она допустила с Грантом.

А Саймон обнял ее за плечи и прижал к себе. От него исходило живое тепло, что было особенно заметно в холодном осеннем воздухе. Последний солнечный луч исчез, начинали сгущаться сумерки. Он чмокнул ее в губы, и легкий жар пробежал по ее щекам. Когда он отстранился, она непроизвольно сжала кулаки, чтобы не вцепиться в него, стараясь удержать возле себя. Заметив ее напряженность, он нахмурился.

— Что случилось?

В этот момент Бо проскочил мимо них и исчез в доме.

— Насчет статуэтки, Саймон… Я знаю, что не имею права просить тебя не продавать копии, но…

Его темные глаза потемнели еще больше.

— Бэби, ты же знала о моих намерениях. Я ничего не скрывал и не обманывал тебя. Если бы у меня были какие-то сомнения насчет того, кому в самом деле принадлежит форма, если бы я знал, что она — законная собственность вашей семьи, то никогда не решился бы на репродуцирование статуэтки. Только не говори мне, что ты надеялась это переменить.

Она отшатнулась от него, даже отошла подальше, затем, тряхнув волосами, посмотрела ему прямо в глаза.

— Может, и надеялась. Какое теперь имеет значение, кому принадлежала вещь шестьдесят лет назад? Все те, что имели хоть какое-то отношение к созданию статуэтки и торговле ее копиями, уже мертвы. Зато теперь это встало между тобой и мной.

Он приблизился к ней на шаг.

— Почему именно сейчас ты заговорила об этом?

— Твоя реклама, Саймон. Как ты думаешь, что я скажу теперь близким? Даже сестра смотрит на меня, как на идиотку.

— Ярдли, если ты считаешь, что я дурачу тебя, то не должна была оставаться на уик-энд в моем доме.

— Я осталась там, потому что люблю тебя.

Саймон издал нечто вроде стона.

— Мы так близко сошлись, и вот теперь… Прошу тебя, не обвиняй меня в том, в чем я перед тобой не виноват. Дело начато задолго до нашей встречи, и оно будет закончено. Я целое лето проработал в мастерской твоего деда, добился известного мастерства, учась в Европе. Работал на других, мечтая скорее покинуть их, и каждую минуту думал о дне, когда наконец сполна расплачусь с Джерридом Киттриджем за все то зло, которое он причинил моей семье.

— Ты мстишь мертвецу. Я еще могла бы понять, если бы это помогло восстановить попранную гордость твоего отца и возвратило бы тебе мать и брата… Но ведь нет, ничего уже не исправишь и никого не вернешь. Ты хочешь что-то обрести, а вместо этого обнаруживаешь в себе полную опустошенность. Я не верю, что ты на такое способен, ты лучше. Посмотри на себя, Саймон. Ты человек умный, трудолюбивый и талантливый, ты способен к состраданию. И совсем не такой высокомерный и бесстрастный, каким хочешь казаться.

— Я плачу свои долги и имею право на высокомерие. И я вовсе не такой жалостливый, каким тебе хочется меня видеть.

— В самом деле? Многие ли из людей поступают с пробравшимся в их дом грабителем так гуманно? Ты же мог просто вызвать полицию.

— Я знал, бэби, что ты не вооружена. Я ведь обыскал тебя, прежде чем ты очнулась. — Она задохнулась от возмущения, но ничего не сказала, и он продолжил: — Теперь ты понимаешь, что я совсем не такой прекрасный и благородный, как ты вообразила?

— Нет, я тебе не верю.

— Ярдли, неужели репутация «Коллекции Киттриджей» настолько хрупка и легковесна, что ее так легко разрушить?

— Нет. Конечно нет. Я выставлю тебя перед всеми беспринципным эксплуататором чужих идей.

Он иронично улыбнулся.

— А я никогда и не сомневался, что ты на такое способна.

Она пожала плечами.

— Поступай, как считаешь нужным. Но знай, я тоже не буду сидеть сложа руки. И помни, в этом нет ничего личного.

— Хорошо, можем мы теперь поесть? Я страшно проголодался.

— Конечно.

Селина наготовила столько, что насытило бы целую футбольную команду. Даже после весьма обильной трапезы холодильник был забит едой, которой должно хватить до конца недели. А когда Ярдли упихивала в него последние свертки и миски, из гостиной донеслись переборы гитарных струн. Затем зазвучал глубокий, мягкий голос.

— Так этот Бо еще и поет! — удивленно воскликнула Ярдли, взглянув на Саймона. — Пойдем послушаем.

Они вошли в комнату, и Бо, расположившийся на оттоманке с гитарой на колене, кивнул им, приглашая присаживаться, и взгляд его вновь устремился на Селину, сидевшую с Кэйси на диване. Он исполнил несколько печальных народных баллад и песен о тяжелых временах и безответной любви.

Ярдли сидела в одном из кресел, Саймон устроился на его подлокотнике. Взглянув вверх, она перехватила его теплый взгляд — из тех, от которых сердце ее замирало. Не слишком ли она вверилась ему? Но она не умеет любить наполовину. А его, видит Бог, она любит.

Звук подъезжающего к дому автомобиля отвлек Ярдли от убаюкивающего пения Бо. Она встала, подошла к окну и, отодвинув штору, прижала лицо к стеклу, чтобы заглянуть в передний двор, где с удивлением обнаружила такси. Водитель вышел первым и, обойдя вокруг машины, открыл дверцу. Впрочем, еще до того, как пассажир вышел, Ярдли поняла, кто приехал. Паника захлестнула ее, рука, сжимавшая край шторы, задрожала. Она обернулась, услышав, что Бо перестал играть. Все смотрели на нее, Саймон — с тревожным вниманием.

— Ну? Кто там? — спросила Селина.

Сцепив руки, Ярдли поспешила к парадной двери, но перед тем, как покинуть гостиную, обернулась и сообщила ожидавшему объяснений обществу:

— Мими вернулась.