Подарок

Глава 14

— Ты, должно быть, измотана и опустошена, — сказал Саймон, подавая Ярдли холодную бутылку «Короны». — Это был нелегкий день и очень долгий.

Он присел рядом с ней на край не разобранной постели.

— Для тебя тоже, Саймон. Ты еще и от поездки не отдохнул. Прости, что не смогла выбраться пораньше. Мими меня жутко перепугала.

— Понимаю, ты ведь так предана бабушке. И рад за тебя, что с ней все обошлось. Теперь ты здесь, а это все, что имеет для меня значение.

От этих его слов Ярдли пронизала дрожь. Она устремила взгляд в его темные глаза, потом склонилась к нему, радуясь, что они сейчас так близко друг к другу.

— Но я заставила тебя ждать и чувствую себя виноватой.

Сделав глоток пива, она поставила бутылку на ночной столик, перебралась ему за спину и принялась массировать основание его шеи, чувствуя, как мышцы под ее руками постепенно расслабляются и как весь он освобождается от нервного напряжения.

Саймон немного согнул плечи.

— Ох, какое блаженство.

— Ну, до блаженства еще далеко, Саймон Блай. Вот если ты стянешь с себя этот свитер…

Когда она помогала ему освободиться от свитера, он, оглянувшись через плечо, весело посмотрел на нее.

— Если ты надеялась, что я буду возражать, то, как видишь, тебя постигло жестокое разочарование.

— Вот и прекрасно.

Она поцеловала его в плечо и продолжила массаж.

— Ты расстроилась, что Мими разозлилась из-за твоего ухода? — спросил он.

— Она это переживет. Не могу сказать, конечно, что для нее большая радость видеть, что я среди ночи уезжаю из дома с мужчиной. Что ни говори, она моя бабушка и до сих пор считает меня подростком.

— И все же ты пошла со мной.

— Мими вынуждена считаться с тем, что ее внучка в настоящее время находится в любовной связи. Когда я впервые покидала ее дом, мне еще и двадцати не было. Возможно, она стала так зависима от меня, потому что, вернувшись, я все время находилась рядом с ней.

— У меня сложилось впечатление, что Мими вполне способна сама о себе позаботиться.

— Знаешь, Саймон, мне так хотелось бы, чтобы у вас нашлось что-то общее.

— Уже нашлось. Это ты, бэби.

— И дедушкина форма, — задумчиво проговорила Ярдли, взглянув на статуэтку сельской девушки, стоящую; на крышке комода.

Саймон промолчал. Он медленно потягивал свое пиво, потом не спеша отставил бутылку и только потом сказал:

— В эту ночь, Ярдли, я не хочу затевать разговор о форме.

— Вопрос не решится сам собой лишь потому, что мы будем избегать разговоров о нем.

— Эта форма свела нас. Можно ли сказать о ней что-нибудь более важное и значительное?

— А я была бы рада, если бы эта проклятая штуковина разбилась вдребезги. Пытаюсь понять тебя, пытаюсь согласиться с тем, что ты затеял. Но до тех пор, пока эта форма существует, она будет стоять между нами и нашими семьями.

Саймон повернулся и обнял ее за талию.

— Иди ко мне. Я не затем привез тебя сюда, чтобы говорить о древней, трухлявой и ни на что не годной форме.

Смеясь, Ярдли попыталась выскользнуть из его объятий, но он подхватил ее и усадил себе на колени. С удовольствием сдавшись ему на милость, она, обняв его за шею, прошептала:

— Но я ведь не закончила тебя массировать.

— Ох, да, массаж… Но знаешь, еще малость твоего массажа, и я засну. А мне хочется чего-то совсем другого.

Он стащил с плеча одну из блестящих бретелек и попытался обнажить ее грудь.

— Хорошо, что под этим платьицем не мог бы укрыться ни один, даже самый мизерный бюстгальтер!

Его прикосновение мгновенно пробудило в ней все чувства, она отозвалась на него всем своим существом, ощущая, как нарастает в ней желание. Жар пронизал все ее тело, и она пылко прильнула к нему, прошептав в самое его ухо:

— Все эти дни я не знала, как мне быть…

Не переставая ласкать ее грудь, Саймон спросил:

— А теперь? Теперь знаешь?

— О да, знаю. Но что-то тревожит меня.

— Не думай ни о чем.

Когда он не спеша снял с нее платье и легкая поблескивающая ткань соскользнула на пол, оставив ее в одних только кружевных эфемерных трусиках, глаза его наполнились восторгом. Он протянул руку и легкими прикосновениями пальцев, будто очерчивая контур, проводил плавные линии. По коже ее пробежала легкая дрожь.

— Ты сказочно прекрасна, — прошептал он, продолжая рисовать ее очертания, и она удивилась, что его сильные руки могут так легко и нежно касаться ее.

Затем начались взаимные ласки, становясь все более пылкими и повергая их в глубины почти бессознательной нежности и жажды наслаждения.

— Я хочу, чтобы ты была со мной, Ярдли, — прошептал он, улыбаясь, гладя ее по волосам и стараясь заглянуть в эти таинственно мерцающие глаза. — Я обожаю тебя и страшно боюсь потерять.

— Я здесь, Саймон, с тобой. Я не покину тебя, пока ты сам меня не прогонишь.

— Как я могу тебя прогнать? Этому никогда не бывать. Такое просто невозможно. Да я сам молюсь всем мыслимым и немыслимым богам, чтобы ты не оставила меня.

Ласки их возобновились, и тот жар, что охватил их тела и души, казался еще пламенней от завывания холодного осеннего ветра за окном и от предчувствия зимы, которым, казалось, был пронизан даже воздух в доме, тем более что камин без присмотра начал уже остывать.

— Я с тобой, любимый, я здесь.

— Мне хочется быть для тебя самым лучшим. Хочется быть таким, каким никто для тебя никогда не был.

Она погрузила пальцы в его густые темные волосы, затем поискала какие-то особые, необыкновенные слова, чтобы выразить всю полноту своих чувств, но, не найдя, просто сказала:

— Ты такой и есть, Саймон. Самый лучший из всех, не сомневайся.

Она заглянула ему в глаза и улыбнулась. Ласки его горячих рук сводили ее с ума, ей казалось, что весь мир погрузился в море любви.

— Так хочется тебе верить, бэби.

— Ты и поверь. Знаешь, в тебе чувствуется сила, которая поможет тебе преодолеть все. Я не сомневаюсь в тебе. Что бы ты ни делал и что бы ни говорил, я знаю, ты любишь правду и справедливость и стремишься к тому, чтобы сделать мир лучше, пусть хоть немного, но лучше. Я знаю, что ты прав. Иначе меня бы здесь не было.

Он провел пальцем вдоль тонкой цепочки, обегающей ее шею, и тихо проговорил:

— Я ведь не давал тебе особо много поводов думать так.

— Не знаю, как объяснить, но я чувствую, что…

Саймон не дал ей договорить, рукой прикрыл ее губы, заглянул в удивленные синие глаза и спросил:

— А может, я просто похож на кого-то, с кем ты хотела бы быть?

Медленно убрав свою руку, он освободил ее рот.

— Нет никого, похожего на тебя. Знаешь, Саймон, я все хочу тебя спросить об одной вещи…

— Именно сейчас? Впрочем, у нас впереди вся ночь. Если тебе так хочется, спрашивай.

— Просто я чего-то не понимаю…

Он слегка нахмурился.

— Чего же?

— Почему для тебя так важно признание общественных лидеров? Почему важно, что они о тебе говорят, что думают?.. Словом, зачем тебе уважение людей, до которых, в общем и целом, тебе нет никакого дела?

— Потому что мне нужна будет их поддержка, когда я выставлю свою кандидатуру в муниципальный совет. Я хочу этого, чтобы иметь возможность помогать людям — всем людям, а не только богатым. Здесь, в этом городе, я родился, это мой дом, и я вернулся сюда по тем же причинам, что и ты. Но кроме того, я хочу, чтобы здесь наступили перемены к лучшему.

Она улыбнулась.

— Уж мой голос ты получишь точно, дорогой.

— Ну вот и прекрасно! А теперь хватит разговоров. Разговоры совсем не то, чего мне сейчас хочется, — проинформировал он ее, осторожно стаскивая с нее трусики. — Мы договорим потом, не возражаешь?

Ярдли не возражала.

Утром, проснувшись, Саймон обнаружил, что вместо Ярдли обнимает подушку. А сама Ярдли исчезла так же загадочно, как пресловутая форма.

Проморгавшись, он поднял голову, рукой откинув упавшие на лоб пряди волос. Часы показывали половину десятого, хотя ему казалось, что он проснулся раньше. Сквозь задернутые оконные шторы пробивался такой слабый свет, что ясно было: небо по-осеннему хмурое.

Но где же она?

Он встал и, не найдя своей одежды, голый прошел в ванную, где натянул пижаму, побрился, причесался и умылся. Нос безошибочно вел его к кухне, откуда веяло соблазнительным кофейным ароматом.

Ярдли, совершенно потонувшая в его тренировочном костюме, так что ей пришлось подвернуть рукава и штанины, стояла у окна, смотрела на лужайки, расстилавшиеся внизу, и потягивала кофе из чашки, которую держала в обеих руках. Она обернулась и посмотрела на него с нежной, но грустной улыбкой.

— Доброе утро, бэби.

Когда он подошел поцеловать ее, в груди его что-то сжалось. Раньше он и вообразить не мог, что какое-то человеческое существо может оказаться столь притягательным для него, и эта возникшая в его жизни зависимость заставила его вдруг почувствовать себя страшно уязвимым.

Саймон всегда втайне гордился, что умеет владеть собой и распоряжаться собственной судьбой. Но он понимал, что ее сердце его воле не подвластно. Теперь она решила быть с ним, это ее выбор, но что он будет делать, если ее чувства переменятся и она оставит его в одиночестве? Как он будет жить без нее, познав столь блаженную близость, столь волшебное единение? Сможет ли он вернуться к прежней жизни, проводимой им в гордом одиночестве? Или как планета, сорванная с орбиты, пропадет навеки? Может ли он надеяться, что она любит его так же сильно, как он ее? И знает ли он в полной мере сам, что такое любить достаточно сильно?

Все эти вопросы, теснясь в сознании, сильно смутили его, но он постарался справиться с собой, сосредоточившись на кофейном привкусе, оставшемся на его губах после того, как он поцеловал ее.

— Ты так рано встала… Мы ведь почти не спали эту ночь. Почему не разбудила меня?

— Ох, милый, — пролепетала она с легкой улыбкой на устах. — Во сне ты выглядел таким прекрасным, что мне жаль было тебя будить.

— Для тебя, радость моя, я был бы рад пожертвовать своим отдыхом и покоем. Но ты же совсем не выспалась, Ярдли.

Она грустно вздохнула, веки ее поднялись и взор синих глаз устремился на него. Она опустила руку и положила ее себе на живот.

— Я проснулась, что-то такое почувствовав… И больше заснуть так и не смогла.

— Ты должна была меня разбудить. Кстати, а что ты имеешь в виду? Что ты почувствовала?

— Слушай, Саймон, а что будет, если я забеременею?

Саймон ошеломленно посмотрел на нее, потом, развернув стул, сел на него верхом и какое-то время не мог выговорить ни слова. Чувства его смешались, но вскоре удивление сменилось каким-то непонятным возбуждением.

— Ты что, уже забеременела? — спросил он недоверчиво, потом притянул ее к столу и заставил сесть.

Ярдли уронила голову на руку.

— Не исключено. И это терзает меня. Выкинуть такое после всего, что я думала о Селине и что я говорила ей, укоряя за легкомыслие…

— Ярдли, успокойся. Ты торопишься. Мы ведь были осторожны. И потом, о чем тебе волноваться? Если ты и вправду беременна, это и меня касается, согласна? Разве я могу снять с себя ответственность?

Она посмотрела на него глазами, затуманенными печалью.

— Хорошо, Саймон, но что же мы будем делать?

— Скорее всего, говорить об этом еще рано, но, согласись, речь ведь о нашем ребенке, твоем и моем. Мы же вместе сотворили его, и первое, что должны будем сделать, — порадоваться ему, как невероятному и прекрасному чуду.

— А ты действительно обрадуешься ему?

Он отвел назад ее волосы и нежно погладил по голове, как гладят испуганного или обиженного ребенка, чтобы успокоить.

— Да как же иначе? Неужели огорчаться, узнав, что скоро я могу стать отцом? Но если уж у меня должен быть ребенок, то я, черт меня побери, приложу все силы, чтобы он явился в мир, надлежащим образом для него устроенный. Я хочу, чтобы он родился в нормальной семье, в доме, где его встретят мама и папа. — Саймон усмехнулся чему-то своему, мелькнувшему перед его мысленным взором, и продолжал: — И что, кстати, может сделать ребенка счастливее, чем присутствие рядом мамочки, которая днем и ночью заботится о нем и с удовольствием будет участвовать в нудных заседаниях родительского комитета, когда ее дитя начнет ходить в школу?

— Ты смеешься надо мной.

— С какой стати мне смеяться? Я заранее горжусь и ребенком, которого рано или поздно мы заведем, и его нежной и любящей мамочкой, которая, уверен, никогда не оставит его. А я, со своей стороны, сделаю все, чтобы она его не покинула. Ох, Ярдли, а я-то все пытался придумать, как получше сделать тебе предложение. Думаю об этом все время с тех пор, как вернулся. Да и в поездке думал о том же.

— Саймон, ты благородный человек и не желаешь оставить женщину в подобном положении. Но ты должен знать: я в состоянии сама позаботиться о себе и своем ребенке. Не подумай, что своими разговорами о беременности я пытаюсь вынудить тебя на определенный шаг. Просто я не могла не сказать тебе… А уж как там сложится…

Он потупился, запустил обе пятерни в свою шевелюру и довольно мрачно сказал:

— Черт возьми, Ярдли! Я хочу иметь семью. И всегда этого хотел, но давно уже потерял надежду, что встречу кого-то вроде тебя, кого-то, с кем я захочу соединиться в браке. Даже успел убедить себя, что счастье не для меня, что со мной никогда не будет в этом смысле ничего хорошего. Но вот, когда я уже совсем отчаялся, произошло чудо — я все же тебя нашел, единственную, такую желанную для меня женщину. Впервые мир открылся мне в своем истинном свете, впервые мне засияла надежда, а ты говоришь такие вещи… Да если у нас будет ребенок, разве я допущу, чтобы он жил без отца? Кому, как не мне, понимать, что ребенку нужны оба родителя. Оба, Ярдли!

— И все же знай: я не заманиваю тебя в ловушку, Саймон.

— Такие женщины, как ты, Ярдли, никого не заманивают в ловушку. А теперь успокойся, тем более что тревога может оказаться ложной. Первое, что надо сделать, это удостовериться, верно ли твое предположение.

— Да, конечно, я это сделаю, не откладывая. Но знаешь, я совсем не была готова… Правда, последние несколько дней у меня кружилась голова, поташнивало, да и задержка небольшая… Но я как-то не обратила на все это внимания. А вот сегодня утром вдруг задумалась… Впрочем, все это, возможно, просто последствия стресса.

— Стресса?

— Ну да. Это то, о чем сказал мне врач по поводу моих коротких недомоганий.

— Думаю, в том отчасти и моя вина. А потом ты столько провозилась с приступом Мими, перенервничала, не мудрено почувствовать после этого слабость. Да и вообще, все эти споры, раздоры… Послушай, давай теперь же поедем в Лас-Вегас или еще куда-нибудь и поженимся, не дожидаясь, пока выяснится с беременностью.

— Тайно? — спросила она.

— Почему бы и нет?

— Я не могу.

Он помрачнел.

— Не можешь выйти за меня замуж?

— Не могу сделать этого тайно. Я не хочу выходить замуж вдали от моей семьи. Мими и так уже получила удар, узнав, что Селина, мало того что сбежала, еще и без ее ведома замуж выскочила. И потом, Саймон, а как насчет твоего отца? Я ведь никогда даже не видела его. И вообще, я ведь еще не сказала, что хочу выйти за тебя замуж. Нет, все это просто сводит меня с ума…

— Послушай, бэби, я бы с удовольствием выпил чашечку кофе, если мне предложат, конечно.

— Ох, прости.

Она налила ему кофе, и он сделал первый глоток. Кофе был превосходен, но успел уже немного остыть.

— Знаешь, Ярдли, — вновь заговорил он, — когда я был ребенком, то ненавидел отца за то, что мама оставила его. Думал, что если бы он действительно любил ее, то наверняка мог бы что-то сделать или просто что-то такое сказать, что удержало бы ее от бегства. Я и себя ненавидел, потому что подчас мне думалось, что она бросила нас из-за меня. Так что беременна ты или нет, тебе следует знать: единственное мое желание — сделать тебя счастливой. Ты понимаешь? Кстати, без тебя и сам я буду несчастен, ибо хочу, чтобы ты была моей женой и чтобы у нас были дети, когда бы ни родился наш первенец — сейчас, через год, через два года. Об одном только прошу тебя, не слишком его балуй.

— Его? — спросила Ярдли.

— Ну, если это будет девочка, ей все равно придется играть со мной в футбол. Так что давай сначала мальчишку.

Встав со стула, Саймон прихватил со стола чашку, сделал глоток кофе, но совсем не почувствовал его вкуса. Слишком уж был взвинчен. Поставив чашку, он подошел к Ярдли и, став за ее стулом, слегка помассировал ей плечи, а потом просто обнял и прижал к себе.

— Если мы будем вместе, Ярдли, мы превозможем все трудности. Просто давай воспринимать окружающее таким, как оно есть. Существуют на свете вещи, которых никто и ничто не сможет изменить. К ним и относится моя любовь к тебе. Просто оставайся со мною, бэби, и ни о чем не беспокойся. А я сейчас переоденусь и поеду — чуть не сказал «побегу» — в ближайшую аптеку, чтобы привезти тебе эти тесты или как их там… Точное знание всегда легче неведения.

Она покачала головой.

— Никуда не беги, дорогой. Лучше я схожу на прием к доктору. Это будет надежнее. Прямо в понедельник и схожу.

— Прекрасно.

— А знаешь, Саймон, Селина при мне сказала Мими, что она видела, как дедушка отдал тебе форму селянки.

— Не может быть! Это было так давно. Неужели она помнит?

— Потому-то я и решила никак не препятствовать тебе в воспроизводстве этой статуэтки. Форма по праву принадлежит тебе. И у меня даже права нет просить тебя, чтобы ты не продавал копии. Но если уж мы заговорили о нашем совместном будущем, то я рискну попросить тебя об этом.

Он выпустил ее из своих объятий.

— Проси о чем хочешь, родная, но только не об этом.

— Это для тебя так важно? Ты ведь и без того создал немало прекрасных вещиц, я знаю, поскольку интересовалась этим. Какая особая нужда у тебя в этой сельской девушке? Ты и без нее прекрасно обойдешься.

— Да пойми же ты, Ярдли, что покупатели только потому и обратили на меня внимание, что я вышел на рынок с этой вещицей. «Коллекция Киттриджей» старая и известная фирма, у которой никогда не было и не будет проблем с подобной публикой, она обладает и связями и большими возможностями в сфере сбыта продукции. Иными словами, одна статуэтка не разорит вас. А «Эвергрин Имиджес» — фирма новая. И хотя люди хотят чего-то нового и отличного от старых вещей, но все стараются попридержать деньги, пока кто-то другой не начнет покупать. А ты просишь меня отказаться от проекта, над которым я столько работал, и именно теперь, когда мне предлагаются такие выгодные контракты, которые мне и во сне не снились. Нет, не могу я отказаться от этого, даже ради тебя. Я никогда не смогу вновь пробиться, работая на кого-то и зарабатывая слишком мало. У меня никогда больше не будет шанса подняться. У меня нет семейной, наследственной фортуны, которая удержала бы меня от падения. Когда я был ребенком, мой дед показывал мне журналы с фотографиями сельской девушки и рассказывал о том, каким прекрасным художником был его отец. А я уже и тогда не понимал, почему при своем таланте, при том, что о его произведении пишут в журналах, прадед ничего не оставил своей семье и умер чуть ли не нищим. И в один прекрасный день я решил восстановить справедливость, восстановить имя художника, чего бы это мне ни стоило. Не думай, что это все просто банальная месть. Это мечта, выношенная мною в тяжкие годы, мечта, которая помогла мне подняться и преодолеть хроническое невезение моего семейства. Так что согласись наконец: ты не можешь, даже права не имеешь просить меня отказаться от этого.

— Я ведь не для себя прошу. Сама-то я прекрасно понимаю, почему ты веришь, что должен так поступать.

— Так ты стараешься для Мими? А она, кажется, и без тебя уже сумела взять ситуацию в свои руки.

Ярдли растерянно спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Форма исчезла, Ярдли.

— Ты… Когда ты узнал об этом?

— Вчера вечером.

— И ничего мне не сказал?

— Я не хотел, чтобы ты подумала, будто я обвиняю тебя.

— Но я и вправду ее не брала, Саймон.

— И я никогда не поверю, что ты могла это сделать теперь. Мне кажется, мы оба знаем, кто ее взял.

— Мне горько, Саймон. Но я попытаюсь убедить ее в том, что это большая ошибка. Она вернет тебе форму.

— Нет, она, скорее всего, сразу же разбила ее. И ты даже не говори ей, что я обнаружил пропажу.

— Но твои заказы… Твои новые клиенты…

— Оригинальная форма в безопасности. Примерно год назад я создал новую статуэтку, потратил несколько месяцев, чтобы восстановить ее, воссоздав все, вплоть до мельчайших деталей, потом с новой скульптуры снял форму. Ее-то мы и использовали для репродуцирования статуэтки, так что старая форма хранилась у меня как сувенир, как нечто, оставшееся на память от прошлых времен.

— И все равно… Как она могла!

— Ну, Ярдли, ты же всегда знала, что она хочет забрать у меня форму. И даже хотела помочь ей в этом.

— Да, но тогда я была уверена, что форма у нас украдена. А теперь-то все объяснилось, теперь и Мими знает, что вещь тебе передал сам Джеррид. Впрочем, ее никогда особенно не волновало, что она может задеть кого-то своими действиями. Даже если речь шла обо мне. А теперь еще она узнала, что я на твоей стороне…

— Она, должно быть, в отчаянии от этого.

— Дед достаточно хорошо обеспечил Мими, ей не грозит нищета, зачем же она так поступает?

— Не думаю, что из-за денег. Просто решила преподать мне урок. Поставить, как говорится, на свое место. А теперь, пытаясь саботировать мои начинания, она делает это еще и для того, чтобы я потерял в твоих глазах всякую привлекательность. Она боится, что ты оставишь ее, Ярдли.

— Теперь, после того, что она сделала, я даже не знаю, как посмотрю ей в глаза.

— Буду рад, если ты останешься здесь. Более чем рад.

— Это для меня сейчас тоже не выход. Послушай, ведь ты сказал, что я могу у тебя просить все, кроме сельской девушки.

— Да, я сказал это и не отказываюсь от своих слов.

— Нужно добиться, чтобы твой конфликт с Мими закончился перемирием… прекращением военных действий. Очень прошу тебя, попытайся достичь этого. Если ты прав и Мими боится потерять меня, постарайся убедить ее, что моя любовь к тебе совсем не означает, что я навсегда отвернусь от нее.

Саймон внимательно посмотрел на нее и согласился:

— Хорошо, пусть будет так.

Глаза ее сразу оживились.

— Спасибо тебе, дорогой.

— Не за что. Ведь я не меньше твоего хочу положить конец этой вражде.

Она от всей души улыбнулась ему и сказала:

— Я верила, что ты согласишься. Только надо подойти к делу осторожно. Постарайся не задевать ее гордость.

— Пойду приму душ.

Саймон встал, направился к ванной и тут заметил, что она идет за ним следом.

— Ты куда? — спросил он.

— А разве в этом доме не требуется экономить горячую воду?

Он усмехнулся и, не успела она ахнуть, подхватил ее на руки и потащил в спальню. На полпути, прижимаясь к нему и смеясь, она проговорила:

— Послушай, разве мы шли не в ванную? А мне так хотелось принять с тобой душ, помыть тебя… всего. Я давно уже вынашиваю этот замысел.

Саймон подкатил к фасаду особняка Киттриджей, выключил мотор и искоса взглянул на Ярдли, будто ждал дальнейших распоряжений.

— Ну что ж, идти так идти, — сказала она.

Он кивнул, вышел из машины и открыл дверцу с ее стороны.

Затем они молча поднялись по лестнице, Ярдли чуть впереди, он за ней. Передняя дверь была не заперта. Она открыла ее и вошла в дом. Саймон следовал за ней. В гостиной и столовой никого не было.

— Должно быть, она в кабинете, — предположила Ярдли, проходя через столовую, в которой витал слабый запах мебельной полироли.

Мими, в бледно-розовой просторной пижаме и пушистых домашних тапочках, восседала на кушетке, читая журнал. Недокуренная сигарета дымилась в пепельнице рядом с ней.

— Как ты себя чувствуешь, Мими? — спросила Ярдли.

Мими подняла взгляд на внучку. Если она и удивилась, увидев за ее спиной Саймона, то виду не подала.

— Просто устала, дорогая. Ты завтракала?

— Нет.

— Прекрасно. У меня есть немного свежего кофе и прелестные свежие датские булочки. Почему бы нам не пойти на кухню и не позавтракать? Вы, мистер Блай, естественно, присоединитесь к нам?

— Конечно, — пробормотал Саймон.

— А где все? — спросила Ярдли, когда они шли на кухню.

— Селина и Кэйси куда-то спозаранку уехали. С этим Бо.

— Уехали?

— Селина определенно имеет пристрастие к странствиям. Она сказала, что хочет вернуться со своим мужем в Теннесси.

— Что же заставило ее переменить решение?

— Ярдли, ты же знаешь Селину, чему тут удивляться? Она человек настроения, настроения ею и движут.

— Но я просила ее остаться. Бо мог бы найти работу и здесь.

— Ну, он в некотором роде музыкант. Ему позвонили, и он должен теперь немедленно возвращаться домой.

— Жаль, что они уезжают, но все же я рада ее решению дать Бо шанс. Думаю, он способен сделать и Селину, и Кэйси счастливыми.

Мими покачала головой и деловито принялась выкладывать на блюдо булочки, доставленные прямо из пекарни. И только покончив с этим, заговорила:

— Это бы превзошло все мои ожидания. Уж и не знаю, что может сделать эту девочку счастливой. Я предложила ей прекрасный вариант, церковное венчание, пышный свадебный прием, а она отказалась. Объяснила это тем, что Бо надеется на ее поддержку, пока он будет развивать свою несколько неосуществленную еще карьеру.

— Ну, Мими, Селина всегда делала только то, что сама себе выбирала. С этим нельзя не считаться. Ей необходима независимость. Кстати, Бо, когда женился на ней, не знал ни о Киттриджах, ни о «Коллекции Киттриджей», так что корысть тут углядеть трудно. Будем надеяться, что он испытывает к ней настоящее чувство.

— Сомневаюсь только, что сама Селина способна на какие-то чувства. Вот посмотришь, не пройдет и шести месяцев, как она вернется. Вероятно, беременная. Ведь тот факт, что детям нужен отец, никогда ее особенно не волновал.

— Отец Кэйси умер, Мими. Потому Селина и не могла выйти за него замуж.

Мими несколько растерянно сжала левой рукой ворот пижамы.

— Почему никто не сообщил мне об этом?

— Я думала, что Селина сказала. Она собиралась поговорить с тобой.

— Да как было поговорить с ней, — огорченно покачав головой, сказала Мими. — Она все время куда-то исчезает с этим своим Бо.

— Но сейчас она не совсем уехала? Надеюсь, она вернется, чтобы проститься с нами?

— Да, но только вернутся они сегодня поздно.

Мими поставила блюдо на стол, затем принялась за варку кофе.

— Послушай, Мими, мы с Саймоном хотим поговорить с тобой.

Подкрашенные бровки поднялись, явив этим некое вопросительно-подозрительное недоумение.

— Я уж и то смотрю… А иначе с чего бы вам заявляться ко мне вдвоем и парить надо мной в позе невыразимой почтительности. Садитесь за стол. Поговорим.

Ярдли села и нервно сцепила пальцы.

Саймон подошел к Мими и торжественно проговорил:

— Я очень сильно люблю вашу внучку, миссис Киттридж. Ярдли вас любит и ценит, и она хочет, чтобы мы с вами нашли общий язык.

Мими удостоила его взглядом.

— Так это она затащила вас сюда?

— Нет, Мими, он пришел добровольно, — довольно резко ответила за него Ярдли.

— Мистер Блай, вы набросили на мою семейную фирму тень подозрения, обвиняя нас в нечестности, чем смутили и насмешили многих. Мой муж был добр к вам, он терпеливо учил вас своему мастерству. Однако вы не нашли сделать ничего лучше, как покинуть нас, а после того, как вы вернулись в Киттридж, от вас одни трудности и проблемы, одна за другой. И после всего этого вы ожидаете от меня, что я одобрю тот факт, что вы соблазнили мою внучку?

— Мими! — возмущенно воскликнула Ярдли.

Почтенная леди, эффектно вскинув голову, снисходительно посмотрела на внучку.

— А что такое, деточка? Разве ты не уехала с ним в третьем часу ночи? И разве не провела с ним всю ночь? Так что ж, ты думаешь, я не понимаю, чем вы там занимались? Силы небесные, да я еще не настолько стара, чтобы забыть, что к чему в этом мире. Остается только надеяться, что ты в один прекрасный день не принесешь мне, как говорится, в подоле незаконнорожденного правнука. Могу себе представить! Мне же тогда и носа нельзя будет высунуть в город.

Ярдли покраснела, потом сердито сказала:

— Да я сама соблазнила его. — На этот раз пришел черед возмутиться бабушке, а Саймон, тот даже кулаки сжал. Его просто в жар бросило, хотя в кухне было не то чтобы холодно, но достаточно свежо. Однако возмущались они оба молча, а Ярдли тем временем продолжала: — Мы с Саймоном любим друг друга, и я в самом деле считаю, что нам необходимо сесть втроем и серьезно обсудить все, что касается сельской девушки. И исходить придется из того, что много лет назад Киттриджи украли оригинал у семьи Саймона.

Мими поджала губы и спросила:

— В самом деле? А я и понятия не имела. — Она бросила тревожный взгляд на Саймона. — Хорошо, раз уж вы пришли, давайте поговорим.

Ярдли стояла на тротуаре перед рестораном «У Джордано». Руки она держала в карманах белой накидки из искусственного меха, дыхание на морозном ночном воздухе выбивалось из губ легкими облачками пара, щеки раскраснелись от холода и хорошего расположения духа.

— Пицца была просто великолепна, Саймон, спасибо тебе. Но в следующий раз плачу я.

— Ол-райт.

— Как? Ты не возражаешь и не заводишь обычных разговоров, какие заводят мужчины с уязвленным самолюбием?

— Зачем? Если тебе хочется платить за пиццу, плати на здоровье. При чем здесь мое мужское самолюбие? Оно от этого ничуть не пострадает.

Она осмотрела почти пустынную улицу. Закрытые лавки и магазины светились красными глазками охранной сигнализации, призванными отпугивать воровскую братию. Единственный случайный автомобиль проехал мимо них и скрылся в ближайшем переулке.

— Пойдем, — сказал Саймон, кивнув в сторону монумента на центральной площади городка. — После столь сытного ужина не мешает прогуляться.

— Скоро здесь повсюду загорятся рождественские огни, — меланхолично заметила Ярдли.

— Я никогда особенно не любил праздники. Люди просто сатанеют, носятся, как лунатики в полнолуние.

— Да уж, воистину! А то ярмарочное надувательство ты помнишь? — Ярдли слегка поддела его кулачком под ребра. — Ту гадалку? Какого черта она кривлялась? Хотела запугать, чтобы вытащить из нас побольше денег? Я-то вижу, Саймон, что у нас все складывается просто чудесно. Я это чувствую. Ты победил Мими. Она просто вынуждена была признать, что только настоящий художник мог создать столь прелестную статуэтку. Нравится ей это или нет, но у нас в роду таких сильных художников не водилось, против этого ей нечего было возразить. К тому же твое производство действительно ничем не сможет повредить нашей фирме, ведь остальные твои вещи так отличаются от наших, что тут даже о конкуренции говорить не приходится. Знаешь, я даже подумываю, а почему бы нам не объединить наши фирмы? Ты меня понимаешь? Первый шаг сделал ты, теперь она должна изъявить свою добрую волю для сглаживания наших противоречий. Ее, вероятно, не меньше нашего утомила эта вражда.

Саймон едва воздержался от ехидного замечания, что подобные предложения поступают от женщины, которая однажды попыталась воровски пробраться в его дом. Несмотря на то что при последнем их разговоре Мими покровительственно ему улыбалась и согласилась со всем, о чем они с Ярдли толковали, он знал: она скорее даст заковать себя по рукам и ногам в кандалы, чем смирится с напечатанными рядом именами Киттридж и Блай. Он, во всяком случае, допустит подобную возможность, лишь когда увидит такую этикетку собственными глазами. А до тех пор вряд ли сможет поверить, что старая леди смирится с этим…

— Саймон, у тебя есть какие-то планы на День Благодарения?

— Да нет, ничего особенного я не планировал. Для меня, Ярдли, это обычный день. Надеюсь, ты не пригласишь меня…

— На обед у Мими? Нет, дорогой. Мы оба должны признать, что для нее это было бы слишком… К тому же на этот уик-энд она приглашена своими старыми друзьями — Коннектикут. Но моя мачеха, Франческа, всегда отмечает этот день согласно традициям и готовит все надлежащие этому празднику кушанья — неплохо, замечу, готовит. Так что, надеюсь, ты не откажешься поехать со мной, заодно я представлю тебя своему отцу. Мне кажется, вы с папой легко найдете общий язык. Он, как и ты, недолюбливал дедушку, хотя, впрочем, не до такой степени, и потому постарайся не особенно поносить Джеррида, все-таки он приходится моему папе отцом. И, возможно, если верить словам Селины, мне действительно пора сойтись с ним поближе.

— Ты предлагаешь провести весь уик-энд в Аризоне?

— Да.

— Рад твоему приглашению. Но не особенно уверен, что могу именно сейчас, когда все так завертелось, уехать из Киттриджа.

— Возьмешь с собой свой портативный компьютер, а я подыщу там тебе спокойный уголок с телефоном, — сказала она и, подняв голову, устремила взгляд в небо.

— Послушай, ведь тебя еще что-то тревожит? — спросил он.

— Нет. Правда, какое-то странное состояние… Мы оба знаем, что рано еще думать о подобном, но все же часть своих надежд я возлагаю на бэби.

Он подошел и обнял ее.

— Я тоже был бы разочарован, Ярдли, если тебе все это лишь показалось. Но мы не должны унывать, впереди у нас масса времени, и не сегодня-завтра мы займемся этим вплотную. Единственное, в чем я хочу быть уверен, что с тобой все вы порядке.

— Конечно, со мной все в порядке. Просто, желая получить все сразу, я, видно, спешу и опережаю события.

Он рассмеялся.

— Не возьмешь ли на сохранение одну вещицу?

— У тебя? — спросила она. — Не уверена…

Он охватил ее лицо ладонями и заглянул в самую глубину глаз.

— А ты попробуй. — И вдруг как фокусник извлек из кармана пальто небольшой сверток в подарочной упаковке.

— Что это? — спросила Она.

— Открой и увидишь.

Когда она развязывала серебряную ленточку, руки ее чуть заметно дрожали. Внутри оказалась белая коробочка, на крышке которой красовался фирменный знак лос-анджелесского магазина.

— Ты привез это из Калифорнии?.. — проговорила она и тотчас, стоило ей поднять крышку коробочки, изумленно воскликнула: — Саймон! Где ты умудрился достать такую прелесть? — Она вынула со дна атласного лона кольцо и восхищенно сказала: — Никогда в жизни не видела ничего подобного.

Он забрал у нее кольцо с такими словами:

— Невероятное и невиданное кольцо для невероятной и невиданной женщины. Ярдли, выходи за меня замуж.

— Ох, Саймон! Ты меня просто ставишь в тупик! — И она подала ему руку, чтобы он мог надеть на палец кольцо. Выглядел он в этот момент торжественнее, чем целый церковный хор мальчиков. — Так ты действительно купил его, когда был в Калифорнии?

— Ну, теперь ты поверила, что я уже тогда хотел жениться на тебе, беременная ты там или нет?

— О Господи!.. Как я люблю тебя, Саймон, ты не представляешь! И всегда буду любить. Если хочешь, я могу прокричать это на весь Киттридж.

— Береги свое горлышко, дорогая. Сейчас тебя все равно никто не услышит, все спят. А воздух морозный. Давай лучше продолжим наши перешептывания. Вот я, например, могу заверить тебя, что готов любоваться тобой даже тогда, когда твои волосы поседеют. Ты веришь мне? Поверь! Ну, а теперь твоя очередь что-нибудь мне прошептать.

Крупные слезы радости катились по щекам Ярдли. Ее настолько переполняли чувства, что ответ свой она и вправду могла только прошептать:

— Ничего большего я от жизни и ожидать не могла. Я была так одинока, но даже не понимала этого, пока не встретила тебя.

Шепот ее Саймон расслышал очень хорошо.

Он обнял ее и повел назад, к автостоянке, где их ждал «ягуар».

— Больше ты никогда не будешь одинока, бэби. Никогда.