Подруга дочери. Летнее наваждение (СИ)

Глава 11 Соня

Итальянское солнце, такое же безжалостно яркое и беспечное, как все эти две недели, теперь обжигает не кожу, а душу. Оно неумолимо отсчитывает последние часы моей сказки. Последние часы, которые я провожу на этой прекрасной вилле.

Сижу на террасе виллы «Маре Блю», сжимая в руках чашку давно остывшего капучино. Перед глазами всё тот же завораживающий вид: ослепительная бирюза залива, величественные кипарисы-стражи, розы, наполняющие воздух пьянящим ароматом. Но краски мира словно потускнели, потеряли свою яркость. Внутри меня — тяжёлый, липкий ком страха. Страха, что вместе с этим рейсом в Москву закончится всё: наш роман, наше чудо, наше «мы».

Слёзы подступают к глазам снова и снова. Быстро их смахиваю, но они упорно возвращаются. Боюсь. Боюсь Москвы. Боюсь его мира — роскошного, холодного, полного чужих глаз и перешёптываний. Боюсь, что для него я всего лишь эпизод, красивое итальянское приключение. Боюсь, что реальность разрушит наш хрупкий хрустальный замок навсегда.

— Опять тучи сгустились? — его тёплый, спокойный голос раздаётся за спиной. Артур опускается в кресло рядом, протягивает руку и накрывает мою ладонь. Его пальцы — сильные, уверенные, надёжные — переплетаются с моими ставшим уже привычным жестом.

— Amore mio ( *Любовь моя ), солнце ещё высоко. И у нас впереди целый день.

Не могу сдержать эмоции. Слёзы катятся по щекам, несмотря на все попытки их остановить.

— Целый день… А потом? — голос срывается, дрожит. — Потом самолёт. Потом Москва. Потом твои дела, твоя жизнь. А я… я вернусь в общагу. К лекциям. К подработкам. К жизни без тебя рядом. — Прячу лицо в ладонях. — Это конец, да? Красивая точка. Итальянские каникулы закончились.

Он тихо смеётся. Не зло, а с нежным терпением. Притягивает меня к себе, заставляя поднять голову. Заставляет посмотреть в свои глаза. А в них — ни тени моей паники. Только спокойная уверенность и… радость? Да, радость!

— Соня, Соня, — качает головой, стирая большим пальцем мои слёзы. — Ты всё перевернула с ног на голову. Это не конец. Это только начало. Начало всего самого главного, самого настоящего. — Артур бегло целует мои мокрые ресницы. — Италия была прологом. Потрясающим, волшебным прологом. А теперь начинается наша книга. Наша история. Наша жизнь. Вместе. В Москве. Я не отпущу тебя, слышишь? Мы будем вместе. Каждый день.

Его слова звучат так убедительно. Глаза горят такой верой в наше будущее. Но страх внутри меня не унимается. Он — Артур Пронский. Он может всё. А я… я просто Соня. Как это будет работать? Сможем ли мы преодолеть все преграды? Сможет ли наша любовь выдержать испытание реальностью?

Прижимаюсь к нему, вдыхая знакомый аромат — смесь моря и его парфюма. Его объятия — как щит от всех страхов и сомнений. Но сомнения всё равно терзают душу. Что ждёт нас там, в Москве? Сможем ли мы построить наше счастье на обломках чужих ожиданий и предрассудков?

— Артур, — шепчу, поднимая голову. — А как же… всё остальное? Твои дела? Твоя жизнь? Я не хочу быть помехой. Не хочу стать проблемой.

— Глупая, — улыбается он, целуя меня в лоб. — Ты — не проблема. Ты — моё решение. Всё остальное подождёт. Главное — мы. Ты и я. Вместе.

В его словах столько уверенности, столько любви. Но сердце всё равно сжимается от тревоги. Как будто предчувствует, что впереди нас ждёт ещё много испытаний. Но сейчас… сейчас я позволяю себе поверить. Позволяю себе надеяться. Позволяю себе любить.

Аэропорт Неаполя. Тот же зал, где всего две недели назад я стояла, оглушённая роскошью и нереальностью происходящего. Тогда я чувствовала себя Золушкой перед балом — растерянной, восторженной, чужой в этом волшебном мире. Сейчас… Сейчас я ощущаю себя Золушкой после бала. Тыква ещё не превратилась в карету, но платье уже теряет свой блеск. И принц… принц стоит рядом, но ему предстоит остаться здесь, в этом сказочном королевстве, пока я возвращаюсь в суровую реальность.

Инна и её друзья уже прошли контроль. Мы задержались у стеклянных дверей, ведущих в зону вылета. Последний рубеж. Артур держит меня за руки, его пальцы тёплые и надёжные. Я изо всех сил стараюсь не разрыдаться, но нижняя губа предательски дрожит, а в горле стоит ком.

— Всего несколько дней, cuore mio ( *сердце моё ), — говорит он тихо, но твёрдо. Его большие пальцы нежно гладят мои костяшки. — Я решу несколько неотложных вопросов, разберусь с накопившимися бумагами и сразу же прилечу. Первым же рейсом. Обещаю.

— Ты обещал… — вырывается у меня, и голос снова предательски срывается. Вспоминаю Рим, ту ночь, его слова любви. Но Оксана тоже когда-то слышала его обещания? Страх — липкий, холодный — снова подползает к горлу, сдавливая его.

Он видит это. Видит моё недоверие, мою боль. Его глаза становятся серьёзными, в них отражается вся глубина его чувств. Он наклоняется, его лоб касается моего. Мы так близко, что я вижу каждую морщинку у его глаз, каждую искру в тёмной глубине его зрачков.

— Я обещал быть с тобой. И я сдержу это слово, — его голос низкий, только для меня. — Ты — моя правда, Соня. Моя тихая гавань после всех бурь. Я летел бы за тобой хоть на край света. А Москва — это всего лишь следующий поворот нашей дороги. Доверься мне. Ещё раз.

Он целует меня — нежно, но властно. В этом поцелуе вся его уверенность, вся его сила. На мгновение страх отступает, остаётся только щемящая боль расставания.

— Фу-у-у! — раздаётся громкий фыркающий звук. Мы разрываем поцелуй. Инна стоит в нескольких шагах, скрестив руки, делает преувеличенно брезгливую гримасу. — Ну хватит уже! Целуйся потом! А то опоздаем, и я опозорюсь перед стюардессами, как в прошлый раз! И вообще, как же тошно смотреть на ваши сюси-пуси! Прямо зубы сводит!

Артур откидывает голову и смеётся — тем самым бархатистым, глубоким смехом, который заставляет вибрировать что-то внутри меня. Он обнимает меня за плечи, прижимая к себе.

— Терпи, крошка, — говорит он дочери, всё ещё смеясь. — Старикам тоже иногда нужны сюси-пуси. Особенно перед долгой разлукой. Пусть и такой короткой. — Он снова целует меня в лоб. — Иди. Звони, как только прилетишь. Каждую минуту буду ждать.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Подхватываю свой скромный чемодан — всё тот же, «минималистичный», по мнению подруги — и, не оглядываясь, иду за Инной на паспортный контроль. Если оглянусь — расплачусь навзрыд. А я должна быть сильной. Хотя бы для вида. Хотя бы для него.

Шаги отдаются эхом в огромном зале. Каждый шаг отдаляет меня от него, от нашей сказки, от всего, что казалось таким реальным и прекрасным. Впереди — неизвестность, страх и надежда. Но я должна верить. Должна верить в его слова, в его обещания, в нашу любовь.

Впереди паспортный контроль, а за ним — реальность. Но в моём сердце остаётся его обещание, его взгляд, его слова. И я знаю — это только начало нашего пути. Трудного, но общего.

Москва встречает нас неприветливо — серым небом, грязными лужами и пронизывающим ледяным ветром. Всё вокруг кажется чужим и холодным после тёплого итальянского солнца.

Общага… Знакомая до боли комната с её специфическим запахом дешёвой еды из общей кухни и пыли. Сейчас она почти пустая — большинство студентов разъехались на каникулы. Кофейня, где я подрабатываю… Всё как прежде. Только я — другая. Разбитая, опустошённая, словно из меня вынули что-то важное, оставив лишь зияющую пустоту внутри.

Тоска — это физическая боль где-то под рёбрами. Она сжимает сердце, когда я вспоминаю его смех, тепло его рук, его прикосновения. Итальянское солнце теперь кажется далёким сном, а воспоминания — слишком хрупкими, чтобы их можно было удержать.

Его звонки и сообщения — единственное, что держит меня на плаву. Утром: «Доброе утро, солнышко. Как спалось?» Днём: «Что на обед? Не забывай есть!» Вечером, когда он, уставший, но всё такой же нежный, рассказывает о своём дне и спрашивает о моём. Его голос в трубке действует как целебный бальзам, но стоит разговору закончиться, как пустота накатывает с новой силой, словно волна, готовая поглотить меня целиком.

А потом начинаются подарки. Неожиданные, трогательные, словно он пытается заменить своё присутствие частичками заботы. Сначала — огромный букет белых роз с запиской: «Чтобы напомнить о Равелло». Потом — коробка изумительного итальянского шоколада: «Твой любимый, с морской солью. Чтобы было сладко, пока меня нет рядом». Затем — мягкий, невероятно нежный плед цвета бирюзового моря: «Чтобы тебе было тепло, пока я не могу тебя согреть». Каждый подарок — как маленькое «я тебя люблю», «я помню», «я скоро буду». Они согревают душу, но не заполняют пустоту рядом.

Прошло всего… пять дней? Кажется, целая вечность. Сижу в своей каморке в общаге, укутавшись в его плед, тупо уставившись в текст книги, который не лезет в голову. Плачу. Опять. Тихими, безнадёжными слезами. Он говорил «несколько дней», но что на деле значит это «несколько»? Дела… империя… А вдруг он передумал? Осознал, что я — ошибка?

Вдруг — громкий стук в дверь. Настойчивый, требовательный. Вздрагиваю, вытираю слёзы тыльной стороной ладони. Наверное, какая-то соседка хочет что-то одолжить. Иду открывать, неохотно волоча ноги, готовая к очередному разочарованию.

Открываю дверь…

И замираю, не в силах пошевелиться.

На пороге стоит он. В тёмном костюме, с каплями московского дождя на плечах, с небольшим чемоданом в руках. Его лицо усталое, но глаза… глаза сияют. Как в тот вечер на вилле, когда он ждал меня на террасе. В них — всё солнце Италии, вся его любовь и торжество. В них — обещание, что наша история только начинается.

Время словно останавливается. Сердце пропускает удар, а потом начинает биться с бешеной скоростью. Не могу поверить своим глазам. Не могу поверить, что он здесь, что всё это не сон. Что он действительно приехал, несмотря на все дела, несмотря на расстояния и обстоятельства.

Он стоит на пороге моей маленькой комнаты, и весь мир вокруг теряет значение. Есть только он и я. И его глаза, в которых отражается всё, что он чувствует.

— Артур… — выдыхаю я, не веря своим глазам. Мой голос срывается, а руки начинают мелко подрагивать. — Ты… как? Ты же говорил…

— Сказал же — решу срочные дела и прилечу, — он улыбается, широко, по-юношески озорно, и в его глазах пляшут весёлые искорки. — Не смог терпеть дольше. Неделя без тебя — уже слишком много.

Он бросает чемодан прямо в коридоре и стремительно шагает ко мне. Его объятия — крепкие, надёжные, всепоглощающие. Такие, что дух захватывает. Я впитываю его запах — дорогой парфюм, прохладный и влажный воздух улицы и что-то неуловимо его, родное, настоящее.

Слёзы снова наворачиваются на глаза, но теперь это слёзы облегчения, безумной, сметающей все страхи радости. Они катятся по щекам, и я не пытаюсь их сдержать.

— Ты здесь… — шепчу я, прижимаясь к его груди, вслушиваясь в размеренный стук его сердца. — Правда здесь…

— Правда, amore mio ( *любовь моя ), — он целует меня в макушку, потом в лоб, потом в губы — коротко, но жарко, так, что внутри всё замирает.

Он отстраняется ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза. Его взгляд серьёзный, полный решимости и чего-то такого, что заставляет моё сердце биться чаще.

— И я не уеду. Никуда. Только если… — он делает паузу, и воздух между нами словно наэлектризован. — … если ты не скажешь «нет». Соня, я не могу жить в Москве, зная, что ты здесь, в этой общаге, в тридцати минутах езды от меня. Я не могу спать, не зная, тепло ли тебе. Не могу работать, не представляя, как ты пьёшь свой кофе, как учишься, как живёшь. — Он делает глубокий вдох, и я вижу, как в его глазах отражается вся глубина его чувств. — Переезжай ко мне. Пожалуйста. Давай попробуем. Жить вместе. Каждый день. Не как в отпуске. По-настоящему.

Моё сердце замирает, потом начинает колотиться с бешеной силой. Жить вместе? В его огромной, роскошной квартире? В его мире? Страх снова шевелится где-то глубоко внутри, холодный и липкий. Это же так серьёзно! Так… окончательно.

Но глядя в его глаза, полные любви и надежды, слушая стук его сердца под моей щекой, я понимаю: альтернативы нет. Без него — пустота, холод и одиночество. С ним — хоть и страшно, но светло. И так будет действительно проще. Ближе.

— Да, — выдыхаю я, обнимая его крепче, прижимаясь к нему всем телом. — Да, Артур. Давай попробуем.

Его лицо озаряется такой счастливой улыбкой, что у меня перехватывает дыхание. Он снова прижимает меня к себе, и в этом объятии — вся его любовь, вся его нежность, всё его обещание будущего, которое теперь кажется таким реальным и близким.

Первые дни в его огромной, залитой светом квартире с панорамными окнами, выходящими на Москву-реку, — это настоящий водоворот эмоций и ощущений. Страх, который поначалу терзает меня — «А вдруг я что-то сломаю?»; «Что подумает его домработница?»; «Смогу ли я хоть немного ему соответствовать?», — постепенно растворяется в его тихой, ненавязчивой заботе.

Он пока не дарит больше пышных букетов роз, но каждое утро, пока я ещё сплю, ставит передо мной чашку идеально приготовленного капучино. Он нашёл место для моих скромных книг на его величественных полках, бережно расставив их среди своих деловых изданий. Он приносит мою любимую выпечку из маленькой пекарни рядом со своим офисом, выбирая каждый раз именно то, что я люблю. Он просто есть рядом — в каждом движении, в каждом взгляде, в каждом жесте.

Вечерами мы делимся историями, произошедшими за день. Он рассказывает о своих делах, но без гнетущих подробностей, больше о забавных случаях, которые случились сегодня. Я делюсь университетскими новостями, своими переживаниями и открытиями. Иногда мы смотрим кино, укутавшись в тот самый плед цвета моря. Иногда ведём тихие разговоры до полуночи, обсуждая всё на свете. А порой просто молчим: он работает за ноутбуком, а я читаю, и наши ноги переплетаются под столом в нежном объятии.

Быт складывается легко и естественно. Он наполнен простыми, но такими важными мелочами: его неожиданные поцелуи в затылок, когда я готовлю ужин; мои записки с сердечками, спрятанные в его портфель; наши совместные прогулки по вечерней Москве — уже не как туристы, а как хозяева своего маленького счастья в большом городе.

Я ложусь спать, прислушиваясь к его ровному дыханию рядом. Его рука лежит на моей талии — тяжёлая, надёжная, дающая ощущение защищённости. За окном мерцают огни огромного, не всегда доброго или дружелюбного города, но здесь, в этой комнате, в его объятиях — только тишина и покой.

И я ловлю себя на мысли, которая кажется одновременно безумной и единственно возможной: а что, если так может быть всегда? Если эта хрупкая гармония повседневности и любви — не временное убежище, а наш новый, настоящий мир? Если наша сказка только сменила декорации, но не закончилась?

Его дыхание становится ровнее, и я чувствую, как расслабляются его мышцы. Он притягивает меня ближе, словно боясь потерять даже в сне. И я засыпаю с улыбкой, уже не веря — зная, что так и будет. Потому что он рядом. Потому что мы вместе. И это — только начало нашей долгой, настоящей истории, где каждый день будет наполнен любовью, заботой и нежностью.

В полудрёме я чувствую, как его губы касаются моего виска, и слышу шёпот:

— Я люблю тебя, Соня. Каждую минуту, каждый день.

И я отвечаю ему тем же, погружаясь в сон с ощущением абсолютного счастья.