Подруга дочери. Летнее наваждение (СИ)

Глава 5 Соня

Прошла неделя. Семь дней итальянского рая… и семь дней тихого безумия, которое расцветало в моём сердце, словно дикий жасмин в садах Соренто. После Амальфи всё изменилось. Нет, внешне всё по-прежнему. У Инны и её друзей — бесконечные ночные клубы, шумные вечеринки на вилле, сон до обеда. У меня — тихие утро и день, наполненные ароматом моря и цветущих лимонов.

Только теперь эти тихие дни наполнены ещё и… им. Артуром. Его присутствием, его голосом, его взглядами, от которых замирает сердце.

Он не навязывается. Но он есть. Каждое утро мы встречаемся за завтраком на террасе, когда Инна и компания ещё спят в своих роскошных постелях. Мы пьём кофе, обжигающий и горький, как мои мысли о нём. Едим свежие круассаны, которые печёт Мария, добавляя в тесто по щепотке любви и итальянской магии. Разговариваем, кажется, обо всём и ни о чём одновременно.

О книгах — ну кто бы сомневался, что он окажется настолько начитанным! Его глаза загораются, когда он говорит о любимых авторах, и я тону в этом пламени. О музыке — у нас совпали вкусы на джаз, и теперь каждый вечер я слушаю рекомендованные им мелодии, представляя, что это Артур играет их для меня. О смешных случаях из прошлого — его улыбка освещает даже самые пасмурные дни. Иногда просто молчим, глядя на море, раскинувшееся у наших ног, как драгоценный сапфир. И это молчание… комфортное. Наполненное каким-то душевным теплом, которое я не испытывала ни с кем другим.

Мы путешествуем. Недалеко, на один день. Он предлагает — я соглашаюсь. Словно невидимая нить, тонкая и прочная, как паутинка, тянет меня к нему. Я знаю, что это безумие. Что каждая такая поездка — шаг в пропасть, где нет дна и нет пути назад. Но отказаться не могу. Как наркоман не может отказаться от новой дозы счастья, даже понимая, что в конечном счёте это убьёт его.

Вчера мы были в Равелло — городе, парящем в облаках, словно мечта. Сады Виллы Чимброне встретили нас ароматом роз и глициний, их лепестки кружились в воздухе, как конфетти на празднике любви. Бесконечные террасы, увитые цветами, вели нас всё выше и выше, открывая виды на море с высоты птичьего полёта.

Мы гуляли по узким тропинкам, вырубленным в скале, и его рука иногда касалась моей, когда он словно невзначай помогал мне пройти по неровному месту. Каждое прикосновение действовало на меня как удар током, пробегая дрожью по всему телу. Я ловила его взгляд на себе — задумчивый, тёплый, проникающий в самую глубину души. Что он думал? Видел ли он во мне что-то большее, чем подругу дочери? Или я просто… приятное развлечение?

— Вы здесь словно на своём месте, Соня, — сказал он вдруг, когда мы сидели на скамейке в тени древнего кипариса, чьи ветви шептали нам свои секреты. — Не пытаетесь казаться кем-то другим.

Я покраснела, чувствуя, как жар поднимается к щекам, как вино, разлитое по венам.

— А зачем пытаться? Я — это я. Соня Петрова, студентка журфака из провинции. В вашем мире я — как инопланетянин. Попытки казаться «своей» будут только нелепы и смешны.

Он повернулся ко мне, его лицо стало серьёзным, словно высеченным из мрамора.

— Ваш мир, Соня, — он сделал паузу, и время словно остановилось, — гораздо богаче и честнее, чем мой. Не меняйтесь. Никогда.

В его глазах была такая искренность, такое… разочарование? Мне захотелось прикоснуться к его руке, утешить, подарить ему частичку своего тепла. Но я сжала пальцы в кулаки, боясь разрушить хрупкое волшебство момента.

В этот миг Равелло замер, словно ожидая нашего решения, а море внизу продолжало свой вечный танец, не замечая человеческих драм.

Вечером того же дня небо над виллой словно потемнело, предвещая беду. Первая трещина в этой сказочной реальности появилась незаметно, как паутинка на рассвете. Инна вернулась раньше обычного — уставшая, раздражённая, с глазами, полными невысказанных обид.

Она застала нас с Артуром за ужином на террасе. Мы просто ели пасту, обсуждали какой-то фильм, но её взгляд, острый как бритва, мгновенно разрезал атмосферу уюта на части.

— О, папочка и Сонька опять свои посиделки устроили? — прозвучало слишком громко, слишком язвительно. — У вас тут свой клуб по интересам, да?

Каждое её слово вонзалось в моё сердце тысячами иголок. Артур нахмурился, его лицо стало непроницаемым.

— Инна, не понимаю твоих упрёков. Мы просто ужинаем.

— Просто ужинаете, — передразнила она. — Ага, конечно! Сонь, я тебя сюда привезла отдыхать и веселиться со мной, а не скучать с моим папой! Ты что, парней нашего возраста совсем не замечаешь? Димка вон, например. Отличный парень, и уже несколько раз спрашивал про тебя.

Её слова ударили меня, словно пощёчина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица, как земля уходит из-под ног. Слёзы подступили к глазам, обжигая их солью.

— Инн, прости… — начала я, но Артур резко встал.

— Инна! Извинись! Ты переходишь границы!

Спор разгорался, как лесной пожар, пожирая остатки спокойствия. Я не могла больше этого выносить. Тихо, стараясь не привлекать внимания, я выскользнула из-за стола и побежала в свою комнату.

Стыд и страх сдавили горло железными тисками. Она права. Всё правда. Что я делаю? Я предаю свою лучшую подругу. Влюбляюсь в её отца! Это грязно, мерзко, непростительно!

Слёзы текли по щекам, размывая мир перед глазами. Море, которое ещё недавно казалось таким ласковым и приветливым, теперь выглядело холодным и чужим, словно насмехаясь над моими страданиями.

Дверь в комнату тихо открылась. Вошла Инна — без макияжа, растрёпанная, растерянная. Та, которая всегда казалась такой уверенной, сейчас выглядела уязвимой и разбитой.

Подруга села на край моей кровати.

— Сонь… прости, — пробормотала она. — Я… я просто устала. И завидно стало. Вы с папой так… спокойно сидели, болтали о чём-то. А у нас вечный цирк. И он с тобой разговаривает… по-другому. Совсем иначе. Не как с придурочной дочкой.

В её голосе звучала не ревность, а боль — глубокая, незаживающая. Моё сердце разрывалось на части. Я хотела крикнуть: «Я влюблена в него! Прости меня!» Но слова застряли комом в горле.

Вместо этого я обняла её, прижала к себе, чувствуя, как дрожит её тело.

— Инн, дурочка, — прошептала я. — Мы просто… иногда говорим. Он интересный собеседник. А ты — его любимая дочь. Всегда. Никто тебя не заменит. И потом, ты думаешь, что ему хочется проводить время со мной? Уверена, он хочет видеть на моём месте тебя.

Ложь. Горькая, необходимая ложь. Я знала, что это не так. Иначе… Зачем ему проводить время со мной? Вежливость? Воспитание? Хорошие причины, правильные. Но неверные. Ему интересно со мной. Ему интересна я. Это читалось между строк, в каждом взгляде, в каждом жесте, но Инне об этом знать было нельзя.

Я чувствовала, как внутри меня борются два человека: одна часть хотела защитить подругу, другая — признаться в своих чувствах, как бы низко это ни было. Но дружба оказалась сильнее. Или, может быть, подспудный страх потерять всё ради призрачного конечного намёка на счастье оказался ещё сильнее.

Она всхлипнула, и этот звук пронзил моё сердце острой иглой:

— Правда? Ты так думаешь?

— Правда, — солгала я, глядя в стену невидящим взглядом, чувствуя, как ложь царапает горло. — Ты очень дорога папе, и ему не хватает тебя. Общение со мной — лишь жалкие попытки заполнить чем-то пустоту твоего отсутствия. Не обижайся, Инна. Я не пытаюсь увести твоего папу. И я не хочу тебя терять. Ты моя лучшая подруга.

Она успокоилась, ушла, а я осталась одна со своей тайной, которая словно ядовитая змея извивалась внутри, раздирая душу на части. Я танцевала на краю пропасти, балансируя между реальностью и мечтой, между дружбой и любовью.

С одной стороны — Артур. Его глубокий смех, от которого теплело внутри. Его умные глаза, в которых я тонула, как в океане. Его нежность, которую я начала чувствовать всё острее, всё явственнее. Каждое его прикосновение, каждый взгляд прожигали меня насквозь, оставляя неизгладимый след в душе.

С другой — Инна. Моя подруга, чьё доверие я предательски разрушала. И страх — ледяной, парализующий страх, что всё это лишь иллюзия для него. Красивый флёр итальянского отпуска, который растает, как утренний туман, стоит только солнцу подняться выше. А потом… Москва, реальность, где я — никто, а он — Артур Пронский, человек из совершенно другого мира.

Но сегодня утром… Сегодня утром он встречает меня на террасе. Инна и её друзья уже уехали на весь день, чтобы поплавать на яхте. Я ни разу не ходила в открытое море и испугалась морской болезни. Поэтому осталась снова на вилле. Поэтому стою сейчас перед ним, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

Он молча протягивает мне маленькую коробочку. Мои пальцы дрожат, когда я перехватываю тёплый бархат и откидываю крышечку. Внутри, на шёлковой подушечке, лежит серебряный кулон — тонкий полумесяц, инкрустированный крошечными сапфирами, по цвету так сильно напоминающими море в нашей бухте.

— За Равелло, — тихо говорит Артур, и его голос проникает в самое сердце. — И за вашу искренность, которая так редка. Пожалуйста, не отказывайте мне в такой мелочи.

Я не могу выдавить из себя ни звука. Просто смотрю на него, на этот кулон, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Он берёт мою руку, его пальцы обхватывают мои — тёплые, сильные, нежные. В его глазах… Боже, в его глазах я читаю то же, что переполняет моё сердце. Страх, сомнение, но и… надежда. Что-то настоящее, искреннее, то, что заставляет трепетать каждую клеточку моего существа.

— Соня… — начинает он, но тут звонит его телефон. Он вздыхает, отпускает мою руку. — Извините. Мне нужно ответить. Звонок из Москвы. Важный, я его очень ждал.

Он уходит, скрывается за дверями своего кабинета, отвечая на ходу, а я остаюсь тут, под палящим утренним солнцем, сжимая в ладони холодный металл кулона. Сегодня моё имя прозвучало в его устах чуточку иначе. Это было такое же простое «Соня», как и в любой другой день, но само произношение стало вдруг иным. Оно звучало как что-то близкое, дорогое сердцу, как обещание, которое витает в воздухе.

Я прижимаю кулон к губам, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза. Я знаю, что это ошибка. Огромная, прекрасная ошибка, которая может разрушить всё. Но я уже падаю. И остановиться невозможно. Даже если внизу — бездна. Я готова лететь. Хотя бы до конца этого отпуска. Лететь до конца, наслаждаясь каждым мгновением, каждым взглядом, каждым прикосновением, даже зная, что это может стать моим самым большим падением.