Похищенная страсть

Глава 10

Фелипе не собирался рассказывать Брайар обо всем. Но было в ней что-то особенное. Она пробралась ему под кожу, разрушила защиту. Он ее постоянно хотел. Но и это не причина его беспокойства.

Газеты пестрели заголовками, вопрошающими, не социопат ли он, поскольку нарушил традицию и отказался устроить отцу пышные похороны. Не желая делать шоу из смерти диктатора, так и заявил об этом прессе. Последствия не заставили себя долго ждать. Его обвиняли в том, что он ничем не отличается от отца, у него нет сострадания к нему. Возможно, они правы.

Он вышел из комнаты для пресс-конференций, срывая с себя микрофон. Больше никаких интервью.

Удивленный, он увидел Брайар, одетую в зеленое шелковое платье, подол которого открывал бесконечные ноги. Он бы предпочел, чтобы эти ноги обвивались вокруг него.

Почти уже решил схватить ее и увлечь в свою комнату, и не важно, какие у нее планы. Она принадлежит ему. Его королева. Он может делать с ней, что пожелает. Если хочет ее, то она должна отменить свои планы и проследовать за ним. Он нахмурился. Именно так поступал отец по отношению к матери. Пользовался ею, когда считал нужным.

— Я искала тебя. — Ее яркая улыбка не соответствовала состоянию его духа.

— Правда?

— Да. Думала, мы поужинаем вместе.

— Судя по новостям, я устроил небольшой скандал. Лучше нам сегодня не выходить в свет.

Брайар посмотрела на него упрямо и решительно. Фелипе уже знал: когда она в таком настроении, с ней лучше не спорить.

— Я видела заголовки. Это несправедливо. Конечно, ты не должен был устраивать пышные похороны. Это бы походило на фарс. Я понимаю. Именно поэтому мы должны показаться на людях. Ты хочешь, чтобы я поспособствовала улучшению твоего имиджа. Позволь мне этим заняться.

— Не понимаю, о чем ты.

— Мы вместе демонстративно поужинаем в публичном месте. Все увидят: что бы ни писала пресса, я на твоей стороне. Что бы ни говорили, я поддержу тебя.

Ее голос звучал так убедительно. Он этого не заслужил.

— Не уверен, что это что-то изменит.

— А я уверена, — заявила она тоном королевы.

— Я смотрю, ты чувствуешь себя комфортно в новой роли.

Она откинула голову назад, волнистые волосы пришли в движение.

— А ты бы предпочел, чтобы я по-прежнему чувствовала себя неловко? Думаю, гораздо лучше, если я буду хорошо играть свою роль, а ты — действовать по моему плану.

— Ответь мне, моя королева, ты похищаешь меня?

Она улыбнулась:

— Да.

— Тогда мне придется подчиниться.

Пресса ждала у ворот дворца, и, когда они с Брайар подъехали на лимузине, машину окружили журналисты. Брайар крепко сжимала его руку, глядя в окно.

— Мы действуем сообща, — сказала она жестко. — Я верю, что ты поступил правильно, сделал это для себя и своей матери. И если даже этого никто не поймет, пойму я.

— Осторожно, — предупредил Фелипе. — Нас могут сфотографировать и через окно.

Он не знал, защищает ли тонированное стекло от мощных вспышек.

— Мне все равно. Я обещала. И пусть все видят, что я тебя поддерживаю. Что ты мой. Более того, я попрошу, чтобы нас высадили недалеко от пункта назначения. — И она постучала по разделительному стеклу, водитель его опустил. — Остановите около университета, — приказала Брайар.

Ему очень нравилось видеть ее такой легко справляющейся со своей ролью. Благодаря этому он чувствовал себя спокойнее, меньше корил себя, меньше ощущал себя злодеем и похитителем.

— В университете нет ресторанов, — заметил Фелипе, убирая волосы с ее лица. — Кроме фастфуда, конечно.

— Знаешь, я ничего не имею против картофеля фри. Но на сегодняшний вечер у меня другие планы. А еще мы должны кое-что увидеть, прежде чем доберемся до нужного места.

Он обнял ее, зарывшись лицом в волосы, губами коснувшись ее уха.

— Я бы хотел прямо сейчас добраться до нужного мне места. Для этого даже не нужно ужинать.

— Позже. — В ее темных глазах читалось обещание.

Почему-то эти слова заставили его сердце сжаться. Вызвали воспоминания. Чувства. Потери. Последний раз он чувствовал нечто подобное в семь лет.

— Это обещание? Настоящее обещание? Ты его не нарушишь?

— Я когда-нибудь лишала тебя моего тела?

Не лишала. Он не мог понять почему.

— Нет.

— Тогда просто поверь мне.

Он не мог вспомнить, когда последний раз кто-то просил довериться ему, и также не мог вспомнить, когда сам кому-то доверял. Хотя и очень хотел бы.

— Я запомню это, — пообещал он.

Машина подъехала к университету, и они вышли. Брайар взяла его за руку, будто это самое естественное движение на земле. Когда он держал так женщину за руку? Да и держал ли когда-либо вообще? У него были любовницы, и не одна. Но их взаимоотношения начинались и заканчивались в спальне, поэтому не было причин ходить, держась за руки. Ее прикосновение вовсе не прелюдия к сексу. И по его понятиям, оно бессмысленно. Однако почему-то именно сейчас это стало важно, более того, необходимо как воздух. Почему так получилось — необъяснимо. Но сейчас он просто наслаждался теплым прикосновением ее мягкой кожи.

Наконец Фелипе понял, что Брайар ведет его в музей.

— Ты ведешь меня на торжество? Должен предупредить, я не в том настроении.

Она прищурилась.

— А какое настроение нужно для этого?

— Более покладистое. Сегодня я на это не способен.

Она издала пренебрежительный звук.

— Тебе не нужно быть покладистым. Это торжество и ужин — только для нас.

— Я думал, что смысл выхода в свет, чтобы нас увидели?

Она распахнула дверь.

— Да, так и есть. Но мы будем на виду столько времени, сколько я выделю.

И посмотрела на него с озорством. Его сердце забилось быстрее, он почувствовал возбуждение в паху.

— Если бы я ничего не знал, подумал бы, что ты хочешь меня соблазнить. — Ему не понравился собственный тон, слишком сухой и неискренний, хотя на самом деле это не так. Он подошел к Брайар ближе и дотронулся до ее щеки. — Заметь, я не жалуюсь.

Она накрыла его руку своей рукой.

— Я так и поняла.

— Ты устроила нам ужин?

— Ужин приготовили слуги, которые работают на тебя. Я не умею готовить. Но я привела тебя сюда не для того, чтобы впечатлить яствами.

Она зажгла свет, старинная люстра осветила вестибюль. Внутри все было убрано. Мраморный памятник у подножия лестницы свидетельствовал о невероятном мастерстве скульптора, его создавшего.

— Все почти готово. — Ее голос срывался от волнения. — Мне хотелось, чтобы ты это увидел. Благодаря тебе все это увидят люди. Произведения, прославляющие историю и красоту страны. Все, что было скрыто от них так долго. Теперь каждый сможет насладиться искусством.

Фелипе был поражен. Не столько искусством и ее работой, сколько степенью увлеченности. Счастьем, которое она испытывала. Почему она так счастлива? Почему счастлива здесь, с ним? Довольна, что он поручил ей эту задачу, при этом лишив привычного дома? Он не понимал ее.

И не понимал, почему она так рада, не понимал ее страсти к искусству. Которое, как ему казалось, существует только потому, что это красиво, на это приятно смотреть. Красота всегда казалась ему легкомысленной, в его жизни ей не было места.

— Иди сюда, — позвала Брайар. — Они поставили стол в моем любимом зале.

— А какой твой любимый?

— Там, где импрессионисты. — Она остановилась, довольная, что он задает подобные вопросы.

— Почему? — не унимался он, следуя за ней по длинному коридору в большой зал с картинами.

Стол с яствами и приборами был сервирован в центре. И никаких свечей. Его это не удивило. Она бы не стала подвергать произведения искусства опасности быть сожженными.

Озадаченная, она ответила:

— Я не знаю. То есть знаю, но трудно объяснить. Это проникает мне в душу.

Ее слова нашли отклик в его душе. Он представил, как гладит ее темную кожу, чувствует ее всем телом, проникает в нее. Фелипе никогда не испытывал ничего подобного. У него было множество женщин, ни с одной не сложилось таких ощущений.

— Эти изображения лишены подробных деталей, — объясняла она. — Они не идеальны, я бы даже сказала, неряшливы, хаотичны. Однако если смотреть на картину в целом, она прекрасна.

— Почему это направление искусства так трогает твою душу? Ведь ты совершенство, принцесса.

Она задумалась.

— Полагаю, хочется думать: если когда-нибудь я стану не такой, какой хотела бы себя видеть, найдется человек, который отступит на шаг назад и попытается увидеть мою красоту.

— Ты всегда будешь красивой. Иначе невозможно.

— Ты говоришь о внешнем виде. Но для меня не это главное. Мои родители, которые остались в Нью-Йорке, приняли меня в семью, когда сами уже были немолоды. И любили меня. Вели себя так, будто я им родная дочь. У них никогда не было собственных детей. Но они испытывали постоянную тревогу за меня. Поэтому я делала все возможное, чтобы они меньше волновались. Из чувства благодарности мне всегда хотелось быть для них самой лучшей.

— Это подвиг. Пытаться быть совершенством, чтобы оправдать собственное присутствие. Ни один ребенок не должен так себя вести.

У него всегда была цель существования, ведь он наследник отца. А потом к этому добавилась и вторая, тайная цель — исправить то, что совершил отец против своего народа.

Интересно, что она пыталась быть самой лучшей для родителей, не зная, что от нее зависит судьба целого королевства, и у нее есть мать с отцом не только в Нью-Йорке, но и в Верлорене. От нее все скрывали.

Он презирал свою роль и роль в этом своей семьи. Своего отца. Тут не было ничего нового. Отец губил жизни.

— Я не могу вспомнить ничего другого. Так было всегда. С тех пор, как начинаются мои воспоминания.

— Ты можешь вообразить что угодно. Если бы не могла, тебе бы не нравились эти картины.

— Да, возможно.

Замолчав, она проводила его к столу.

— Если бы ничего не знал, решил бы, что ты хочешь соблазнить меня.

— Да. — Она улыбнулась и поднесла к губам бокал вина.

— Для этого тебе не нужно вообще ничего предпринимать, просто покажи себя, и все.

Ее выражение лица изменилось, взор подернулся туманом.

— Это касается только меня или справедливо для всех женщин, с которыми ты это делал?

— Я никогда не делал это с другой женщиной. О, конечно, у меня были любовницы, Брайар. Но я никогда, заметь, никогда не общался с женщинами вне спальни.

— Никогда?

— У тебя тоже никогда не было отношений. Почему тебя так настораживает то, что у меня их не было?

— У меня никогда не было «сексуальных» отношений. Меня настораживает это слово. Ты был физически близок с кем-то и никогда не имел отношений.

— Ты часто используешь слово «близость» для обозначения сексуальных отношений, а для меня секс сам по себе мало что значит. — По выражению ее лица он видел, что ей неприятно. — В прошлом, — добавил он более мягко, чувствуя ответственность за ее эмоции.

— Значит, я отличаюсь от других, — произнесла она с надеждой, и он в очередной раз удивился, почему она связывает с ним свои надежды.

— Тебе так важно быть особенной.

И вдруг он понял все, что она говорила в том числе про импрессионистов.

— Каждая женщина хочет быть особенной для своего любовника. — Она вертела в руках бокал, наблюдая, как в нем плещется темная жидкость.

— Да, в этом все дело. — Он положил свою руку на ее. — Ты больше чем просто любовница. Ты станешь моей женой. Будешь иметь больше власти, играть более важную роль, чем какая-либо другая женщина.

Она улыбнулась, явно обрадовавшись. Он был счастлив доставить ей удовольствие и не мог вспомнить, когда последний раз радовался чужому счастью. Кроме отдельных моментов. Он смутно помнил, как пытался подбодрить мать, которую обижал отец. Рассмешить ее. Будто выходки маленького мальчика могли нивелировать действия тирана.

Он и не смог. Это понятно. Если бы смог, мать была бы с ним, не выбросилась из окна. Он дотронулся до манжет рубашки. Нет, его усилий оказалось недостаточно.

Как и тогда, улыбка на лице Брайар, вероятно, не продлится долго. Но она станет королевой. И у нее будет искусство. Занятие по душе. А еще их страсть. Он будет верен жене. Вдруг Фелипе вспомнил, что никогда не говорил с ней об этом.

— Я не буду повторять грехи отца.

— Какие грехи?

— Я буду верен тебе.

Она моргнула.

— Я не думала, что это обсуждается.

— Я не обещал тебе верности.

Брайар нахмурилась.

— Мне казалось, в браке это само собой разумеется. Если только ты не ужасный человек. Как твой отец.

— Я похитил тебя. В какой момент ты начала думать, что я порядочный человек?

— Ты никогда не причинял мне вреда. Я понимаю, ты сделал это, знаю, тебе нужна моя помощь. И я с удовольствием ее окажу.

Ему это не понравилось. Она предложила ему помощь. Это в очередной раз демонстрировало то, что она совершенство. Он не хотел этого.

В этом нет никакой логики. Хотеть чего-то от женщины, которую он заставил принять его предложение.

«Предложи ей свободу. Посмотри, что она сделает».

Нет. Он не мог пойти на это. У нее не будет свободы. Ей нельзя давать такую возможность. Он нуждается в ней. Да, это так. Что бы она ни желала, ей придется довольствоваться тем, что есть. И у него есть все, что он хочет.

Но он не тот, кого хочет она. Ибо эту жизнь себе не выбирала. Хотя с какой стати ему волноваться об этом? Лишь несколько недель назад его это вовсе не заботило. Вообще. Он просто похитил ее из больницы.

А сейчас, сидя в тихом музее и держа ее за руку, он сгорал. Страдал. Желал больше, чем надо. Хотел того, что противоречит его целям.

— Если планируешь играть со мной роль жертвы, лучше и не начинай.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе. Выполнила твои пожелания. Раньше тебя не волновало, почему я согласилась. Ты даже угрожал мне. Кто я, если не жертва?

— Ты предлагаешь мне помощь, говоря, что все понимаешь, глядя на меня своими ангельскими глазками. Жалость. Ты смотришь на меня, как на собаку, которую жалеешь. Возможно, я вытерплю это от королевы, но не от моей любовницы.

— Я пытаюсь помочь. Сделать то, чего ты ждешь от меня. Пытаюсь найти здесь свое место. Мне это так же сложно, как и тебе. Я не знала, для чего живу. Чувствовала какую-то неправильность. Понимала, что мой дом в другом месте. Люди, меня окружавшие, знали свое происхождение, а я нет. Я не могла вспомнить первые четыре года моей жизни. Оказалось, я рождена стать королевой. И я очень стараюсь. Хочу, чтобы это было мое место. Ради себя. А ты обвиняешь меня в стремлении к пустому совершенству.

Он не знал, почему заговорил об этом, почему это вообще его заботит, и чувствовал щемящую боль в груди, когда думал о том, как бы она лежала, выполняя супружеские обязанности.

Он хотел испортить ей жизнь. Да что там ей, им обоим.

— Я вынуждал тебя совершать каждое действие. А ты вынужденно доказывала мне твою ценность. Почему я должен думать о тебе как-то иначе?

Вскочив, Брайар оттолкнула стул, сверкнув темными глазами.

— Что тебе нужно? Доказательство того, что я здесь по своей воле? Сделала свой выбор? Не просто подчиняюсь?

Она завела руку за спину, и он услышал звук расстегивающейся молнии. Платье упало на пол, Брайар переступила через него.

— Когда я просто подчинялась, Фелипе? — Расстегнув бюстгальтер, она отбросила его, за ним последовали трусики, и она предстала перед ним обнаженная, из-за высоких каблуков ее ноги казались еще длиннее. — Я вопила и кричала, когда ты похищал меня из больницы, отказывала тебе, пока…

— Пока не обнаружила, что проще согласиться. — Он явно провоцировал ее, желая посмотреть, как она будет отбиваться.

Брайар подошла и наклонилась к нему, опершись руками в спинку его стула так, что грудь оказалась прямо перед его лицом.

— Ты думаешь, я слабая? Испугалась тебя?

— Уверен. — Он коснулся ее подбородка. — Я причиняю людям вред. Если думаешь, что избежишь этой участи, вынужден тебя разочаровать.

— Возможно, тебе стоит причинить мне вред. Возможно, нам обоим это не помешает.

Это было созвучно его мыслям.

Дотронувшись до ее плеч, Фелипе провел пальцами по позвоночнику до ягодиц. Его охватило сильное возбуждение, брюки внезапно стали тесны. Он запустил пальцы ей в волосы, она откинула голову назад и села к нему на колени.

Он поцеловал ее туда, где у основания шеи бился пульс, провел кончиком языка вверх, жестко и неделикатно раздвинул губы, чтобы язык проник внутрь.

Брайар ахнула, неловкие пальцы пытались расстегнуть рубашку, развязать галстук, расстегнуть пряжку ремня, до тех пор, пока не освободила его член. Обхватила его тонкими нежными пальцами, и это заставило его потерять над собой контроль.

— Покажи мне. — Фелипе крепко обхватил ее бедра. — Покажи, как ты меня хочешь.

Она направила его внутрь, медленно опускаясь на него. У Фелипе перехватило дыхание, так туго и тепло было у нее внутри. Хотелось закрыть глаза, полностью отдаться этим ощущениям. Но он заставил себя открыть их, смотреть, как она движется, как подпрыгивает ее грудь.

Он смотрел на произведения искусства, развешанные на стенах. Брайар превосходила их, была лучше, красивее. Он крепко обхватил ее за талию, поддерживая, помогая ей двигаться. Наклонился и захватил губами сосок. Она издала низкий хриплый крик, волны удовольствия накрыли ее. Она смотрела прямо ему в глаза с выражением ожесточенной страсти и сосредоточенности.

Все это предназначено ему. Она никогда не целовала другого мужчину, у нее ни с кем не было отношений. И вот он внутри ее, наслаждается глубиной ее удовлетворения, воспринимая его как собственное. Он этого не заслужил, не заслужил ее. Однако остановиться он уже не мог.

В момент пика наслаждения Брайар откинула голову назад, обхватив плечи Фелипе и последний раз опустив бедра, получая удовольствие от его кульминации.

Выпрямившись, взглянула ему в глаза. Он отвел взгляд, заметив выражение уязвимости, скрывающееся внутри нее. Этим мог воспользоваться такой, как он. Воспользоваться, чтобы уничтожить ее.

Ему нужно быть с ней мягче, нежнее. Но вместо этого он обхватил ее еще крепче, подчиняясь собственной страсти. Пик наслаждения обнулил все эмоции, заставил отбросить все сомнения. Фелипе растворился в Брайар так же, как она растворилась в нем.

Мягкая улыбка изогнула ее губы, на его лице появилось выражение восхищения. Глядя на него, она дотронулась до его лица, провела пальцами по подбородку. Никто никогда не смотрел на него так. Будто он — нечто невероятное. Кудесник.

Надо объяснить ей, что он не волшебник. Он не особенный и может уничтожить ее.

Однако Фелипе обхватил ее запястья и заставил обнять себя за шею, при этом ее губы оказались прижаты к его.

— Мы поженимся на следующей неделе. Тогда будешь моей по-настоящему.

Ресницы затрепетали, Брайар была слегка шокирована, потом улыбнулась:

— Я рада.

Она не должна быть рада. И он чувствовал, что не будет. Ее самопожертвование больше подошло бы другому мужчине, лучше, чем он. Он не достоин.

И поэтому это невозможная ситуация. Для нее.

В то же время у него есть все, чего он хочет.

Дракон внутри был доволен. А мужчина? Уже хотел ее снова. Будто она открыла ящик Пандоры. Отныне он никогда не будет полностью удовлетворен.

Но для этого у них впереди целая жизнь.

А потом Брайар сделала то, чего Фелипе уж точно не мог предвидеть. Наклонившись, нежно и сладко его поцеловала.

— Я люблю тебя.