Похищенная страсть

Глава 11

Брайар не собиралась говорить это вслух. Но и не пожалела о сказанном. А как иначе? Она влюбилась. Впервые в жизни. Этот дикий, неукротимый человек, страдавший от невосполнимой потери, переживший невообразимую боль. Брайар просто хотела, чтобы он почувствовал то же, что и она. Яркие, интенсивные эмоции, от которых трудно дышать, они заставляли ее плакать, смеяться, кричать.

Она чувствовала себя храброй и испуганной одновременно, испытывала больше, чем когда-либо в своей жизни. Разве можно не поделиться этим?

— Я этого не требовал. — Фелипе убрал руки с ее бедер, и она остро почувствовала потерю, сердце обдало холодом. Она обхватила себя руками, по коже поползли мурашки.

— Все в порядке. Тем не менее я это испытываю.

— Почему? Неужели так легче принять мое предложение? Не ошибись, принцесса. Это не предложение, а требование. Тебе не нужно предлагать что-то взамен. Если только это не нужно для спасения твоей совести. — Он прищурился. — Дело в этом? Ты обеспокоена тем, что тебе нравится тело человека, которого ты не любишь? Поэтому пришлось придумать эмоции, чтобы оправдать оргазм?

Жар опалил ей щеки, прогоняя ощущение холода, которое она испытывала всего несколько минут назад.

— Нет необходимости оправдывать оргазм, — заявила она с неизвестно откуда взявшейся смелостью. — Я хочу тебя, и мне не стыдно за это, независимо от чувств. До этого я никогда не желала мужчину и не ищу причину, по которой желаю тебя. Я люблю тебя не поэтому.

Холодная, жестокая улыбка скривила его рот.

— Тогда продолжай. Перечисли причины, почему я духовно привлекателен. Могу понять, почему я физически неотразим. Пусть это и нескромно, но я нравлюсь женщинам. Так что, если эти причины как-то связаны с моим телом, я должен с грустью констатировать, что твои рассуждения не являются ни оригинальными, ни тешащими мое самолюбие. Это похоть, моя дорогая, и больше ничего.

Она понимала его. Злая ирония скрывала за собой душевные раны, держала на расстоянии. Он ведет себя так с самого начала, хотя ненадолго сделал усилие и открылся ей. Но сейчас опять отступил.

Он ее недооценивает. Увы, Брайар познала не только его тело, но и увидела боль, которую он таил внутри себя. Она хотела все исправить, найти способ стать нужной ему, его идеалом.

— Ты сильный, волевой. Делаешь то, что считаешь правильным. Твой моральный кодекс не такой, как у остального мира, но он есть, и он нерушим.

— Да. Это сильно. Я делаю все от меня зависящее, чтобы править разумнее, чем отец, чтобы моя роль в истории превзошла его роль, а страна прирастала ресурсами и богатством, вступала в выгодные альянсы с соседними народами. Если ты представляешь меня альтруистом, должен тебя разочаровать. Просто я гораздо умнее и собираюсь эффективнее использовать собственную власть.

— Эти слова вполне в твоем стиле. Но они не отражают полной картины происходящего.

— Думаешь, ты знаешь мои мотивы лучше меня?

— Да. И думаю, что ты скрываешь истинные мотивы. Не могу винить тебя. В детстве тебя вынуждали все скрывать из-за отношения к тебе отца.

Фелипе рассмеялся:

— О нет, принцесса, не делай ошибку, воображая, что я до сих пор маленький мальчик, который трясется от страха. Того мальчика давно нет. Я закалился, научился выживать, прятаться. В тот день я не выбросился из окна вместе с матерью, но она забрала с собой кое-что важное. Любовь. Я на нее не способен. Теперь уже нет. И не хочу этого. Что бы ты ни говорила, ни чувствовала по отношению ко мне. Пойми, время вспять не повернуть. Я с удовольствием возьму твое тело, Брайар, ведь я не хороший, не добрый человек. Все, что могу дать взамен, — доставить тебе удовольствие.

Опять она оказалась перед ним голой, а он одетым. Она уязвима, он защищен. Тем не менее она понимала, что все это иллюзия. Она голая, потому что сильная. Нужна огромная воля, чтобы стоять перед кем-то без прикрытия. С обнаженным телом и открытой душой.

Он, с другой стороны, отчаянно скрывает себя настоящего. Так старается защититься, воздвигнуть барьер. И она хорошо его понимает. Иногда она задавалась вопросом, почему держится особняком от друзей, мужчин, охвачена идеей совершенства и пытается найти свое место в мире, опасаясь потерь. Потому что, хотя у нее и нет воспоминаний о жизни до Нью-Йорка, внутри себя она ощущает пустоту. Ее память не в голове, а в сердце.

— Я не верю. Не верю, что у тебя ничего не осталось внутри. Возможно, тебе кажется, что ты ничего не чувствуешь. Но у нас впереди вечность. Я могу подождать. Пока ты меня не полюбишь.

— Я не полюблю, — сказал Фелипе жестко. — Не смогу.

У Брайар перехватило горло, слезы обожгли глаза.

— Тогда я буду любить за двоих.

— Ты все еще собираешься выйти за меня замуж?

— Конечно. Мы начинали наши отношения не с любви. Почему они должны закончиться из-за ее отсутствия?

Легко сказать. Брайар чувствовала себя опустошенной. Часть ее была уничтожена. Как можно надеяться, что Фелипе ее полюбит? Как они до этого дошли? Она до сих пор удивлялась, как от страха и ненависти к нему перешла к тому, что он стал ей нужен. Словно дыхание. Самый необыкновенный человек. Очень сильный. И определенно недолюбленный.

Вдруг Брайар ощутила гнев, направленный не против его отца, а против матери. Она покинула своего ребенка. Как она могла? Почему не осталась? Неужели ее любви было недостаточно, чтобы защитить маленького мальчика? Или найти способ убежать вместе с ним?

Она бы осталась. Независимо от того, сможет или нет он сейчас дать ей что-то. Брайар верила, что потом все изменится. Просто никто и никогда не любил его по-настоящему. Значит, она станет первой. Даже если будет больно. Она даст ему то, в чем он так нуждается.

— Очень прагматично. — Выражение его лица стало непроницаемым.

— Вообще-то нет. Это просто слепая надежда. Но ведь кто-то должен надеяться. Ты хочешь, чтобы в твоей стране победила красота, воцарился свет. Думаю, один из нас должен верить, что так и случится, не правда ли?

Филипе схватил ее за шею, привлекая к себе и яростно целуя.

— Надейся, Брайар. Верь. Но не удивляйся, если все, что ты увидишь, окажется тьмой.

Следующие несколько дней Брайар не удавалось поговорить с Фелипе. Зато ночью он оставался таким же страстным, как всегда. Назначил дату свадьбы, объявил ее журналистам, Брайар была шокирована тем, как быстро разносятся новости, если они касаются богатых и знаменитых персон.

У нее уникальное дизайнерское свадебное платье, сшитое специально по этому случаю. Подготовлено меню, десерты. Огромное количество гостей подтвердили свой приезд.

Свадьба принца Фелипе Каррион де ла Винья Кортез и давно потерянной принцессы Талии определенно привлекла внимание всего мира. Все хотели поучаствовать в этом событии.

Со своей стороны, Брайар чувствовала себя будто в ступоре. Ее родители — все четверо — были приглашены, и ей казалось странным, что она увидит их вместе.

Независимо от того, что он сказал ей, она все еще любила его. Наблюдая, как он готовится к свадьбе, вершит государственные дела, пытается изменить страну к лучшему, влюблялась все больше.

Утро в день свадьбы выдалось ясным, солнечным, во дворце вовсю кипела подготовка к торжеству. У Брайар не было возможности наблюдать за этим, ее захватили в плен стилисты, которые пытались сделать ее еще красивее, и это напоминало марафон. Скрабы, эпиляции, пилинги, гели довели кожу до совершенства. Волосы были подняты и уложены в сложную прическу, лицо припудрено особым видом светящейся пудры, на губах помада вишневого оттенка, в тот же тон окрашены ногти.

На нее надели большие золотые серьги с драгоценными камнями, на голову водрузили корону, носить ее было тяжело и непривычно.

Платье имело облегающий лиф и объемную юбку из белого сатина, драпированную в складки, ниспадающие до земли и тянущиеся красивым шлейфом. Она вынуждена была признать, что выглядит как принцесса, невеста. Ей хотелось быть невестой, о которой мечтал Фелипе. Она нервно сплела пальцы перед собой. Может быть, это глупо, по крайней мере, он так думал. Пусть в результате этой свадьбы он приобретет такую репутацию в мире, которая нужна для политических игр.

Но она должна в это поверить. Кто-то должен верить в него. Она это сделает. И будет делать, пока он не предоставит ей альтернативу.

В конце концов, она должна была выйти за него замуж. К лучшему или худшему. И только смерть разлучит их.

Внутри все сжалось, Брайар положила ладонь на живот, пытаясь успокоиться и восстановить дыхание.

Потом дверь в спальню открылась, и она встретилась глазами с Фелипе. О спокойствии можно позабыть. Она так и не привыкла к тому, как он на нее действует, даже после недели любовной связи.

Интересно, будет ли она когда-нибудь спокойно смотреть на этого мужчину с лицом падшего ангела, телом греческого бога и темной душой?

Что у нее общего с таким человеком? Немыслимо. Непостижимо.

— Ты не должен видеть меня до свадьбы.

Засмеявшись, Фелипе сел в кресло.

— Начало наших отношений шло вразрез с традициями, какой же смысл сейчас поклоняться суевериям?

Брайар пожала обнаженным плечом:

— Да, пожалуй, ты прав.

Его лицо потемнело.

— Ты готова?

— Не знаю. Как можно быть готовой к тому, что никогда не делала? Клятва в вечной верности, «только смерть разлучит нас» и все такое.

— Если ты выйдешь за меня замуж, — заявил он бескомпромиссно, — это станет пожизненным обязательством.

— Я знаю, Фелипе. Если помнишь, я люблю тебя, так что для меня невелико бремя провести с тобой остаток жизни. На самом деле, если любишь — это и есть твоя цель.

Он вздрогнул, когда она это сказала, будто ударила его.

— Это лишь слова.

— Хочешь, чтобы я бросилась на пол и закричала, что не выйду замуж, потому что ты негодяй и я не вижу с тобой совместного будущего? Это было бы неловко и неискренне. К тому же я бы испортила прическу.

— Это имело бы больше смысла. Ты слишком покорна. Чересчур подчиняешься своему року.

— Ты говоришь — рок, я говорю — судьба.

— Это синонимы, принцесса. В любом случае я ожидал чуть больше эмоций в этот знаменательный день.

— Почему? Разве я не продемонстрировала, что я здесь, с тобой? В тот день ты всех выгнал из бального зала, Фелипе. Велел всем уйти, а я все же осталась. Ты мне рассказал про мать, и я была с тобой. Я показывала тебе произведения искусства. Отдала тебе свое тело, продолжала делать так каждую ночь с тех пор и впредь буду. Ты единственный, кого, кажется, возмущает грядущая свадьба. Несмотря на то что ради этого события ты пересек земной шар и совершил преступление.

Он помрачнел, его настроение ухудшилось.

— Нет. Меня удивляет отсутствие у тебя эмоций. — Он вышагивал по комнате, потом остановился перед ней. — Тебе надо что-то почувствовать. Ты должна что-то сделать.

— Я исповедовалась тебе в своей любви. И не моя вина, что ты не считаешь любовь эмоцией, Фелипе. Но должна заметить, на свете существуют и другие эмоции, помимо злости, горя, ненависти. И они также имеют значение.

— Да, ты выглядишь очень счастливой.

Она моргнула, уголки губ поползли вниз.

— Я не уверена, что слишком счастлива. Немного боюсь. Как все сложится между нами. Что может произойти дальше. Какими способами ты будешь причинять мне боль. Но я люблю тебя. Приняла решение и не собираюсь притворяться, приклеивать на лицо искусственную улыбку, если испытываю сложные чувства.

Эти слова вызвали его гнев, сработав как спичка, поднесенная к бензину.

— Так ты признаешь, что не очень-то стремишься замуж. Все твои слова о любви навсегда — это просто слова. Причина в том, что ты, сжав зубы, пытаешься выполнить свой долг. А еще лжешь нам обоим о своих чувствах, чтобы попытаться оправдать происходящее.

— Нет, — сказала она приглушенно. — Нет. И я не знаю, что сделать, чтобы доказать тебе, что это не так. Раздевания догола в музее недостаточно? Рассказа о том, как я усердно старалась все это время заслужить любовь, тоже недостаточно?

— Нет, этого недостаточно. Ты здесь, потому что хочешь получить доступ к твоей семье. Боишься уйти, потому что опасаешься за свою страну и народ. Играешь роль мученицы, — он словно выплевывал эти слова, — и делаешь это для успокоения собственной совести. Таким образом ты чувствуешь себя нужной, особенной. И если ты называешь это любовью, пусть будет так. Но это не оградит тебя от жизни со мной, принцесса.

Она схватила его за галстук.

— Меня не нужно ограждать от тебя. Не смей обвинять меня в слабости, во лжи. Я всю жизнь пыталась плыть по течению, не создавая волн. Пыталась быть достойной заботы, которую проявляли мои родители. Ты прав. Я всю жизнь пытаюсь быть идеальной. Пытаюсь поступать правильно, делать как лучше. Словом, все возможное, чтобы никто не пожалел о том, что взял меня в семью. Однако с тобой все иначе. Я не боюсь тебя, не боюсь с тобой бороться, задеть тебя. Не ошибитесь, король Фелипе. Когда говорю, что я готова стать королевой, это вовсе не значит, что я готова быть твоим аксессуаром. И не собираюсь смиренно стоять рядом. Я намерена изменить ситуацию и в стране, и в твоей жизни. Если придется задеть тебя, я сделаю это. Если придется бороться с тобой, я и это сделаю. Ты никогда не будешь таким, как твой отец, Фелипе, я не позволю этого, поскольку знаю тебя и вижу, что ты лучше, чем кажешься. Ты можешь этого не знать, но я-то знаю. Знаю.

Он схватил ее запястье и потянул руку, пытаясь оторвать пальцы от галстука.

— Ты думаешь, моя мать думала, что станет жертвой отца? Сильно сомневаюсь. И все же… все же.

— Я не твоя мать. — Брайар поглаживала пальцами его губы, удовлетворенно отметив, что он реагирует на ее прикосновение. — А ты — не твой отец.

— Такая уверенность во мне. — Он раскрыл губы, кусая зубами ее пальцы, оставляя небольшие отметины. — Почему? Отчего?

— Любовь, Фелипе. Та, которую ты считаешь ложью. Случайностью. Но это не так. Это то, что будет держать тебя на плаву, удерживает меня рядом с тобой. Я хочу быть с тобой, стать нужной тебе. Идеальной для тебя.

Она пыталась быть идеальной для отца и матери, заботившихся о ней, потом прибыла сюда и почувствовала себя свободной от чужой опеки. Теперь она заботилась и любила его. И вернулась к попыткам быть кем-то.

Она почувствовала, что он тоже это осознал.

— Была ли любовь в том, чтобы видеть, как мать прыгает в окно, Брайар? Ведь это единственная любовь, которую я когда-либо знал, мягкая и слабая. Это может быть использовано против тебя. Может тебя уничтожить.

— Ты думаешь, что уничтожишь меня, Фелипе? И злишься на меня за то, что я думаю иначе? Именно это сейчас происходит? — Она нервничала, голос дрожал. Он уничтожит ее? Это в его власти. Но ей все равно.

— Почему ты вообще поверила в меня? В этом нет ничего хорошего. Ничего не выйдет.

— Чего ты хочешь? Тащить меня к алтарю, упирающуюся и кричащую, чтобы тебя воспринимали злодеем? Это неправда, потому что ты заботишься о своей репутации. Так что ты сам играешь злодея. Но я по-прежнему не понимаю почему.

— Ты пытаешься понять меня, словно я головоломка, дорогая. И предполагаешь, что ее можно собрать. Но я сломан после ремонта и уже говорил, что моя мать сделала свой последний прыжок в окно вместе с моим сердцем, и это никак не исправить. Но, что более важно, я не хочу, чтобы это исправили.

— Перестань обвинять себя во всех смертных грехах. Не принимай на себя все обязательства. Ты обвиняешь меня в том, что я мученица, а кто ты, Фелипе? Ты уж определись. Грешил твой отец, почему ты наказываешь себя?

— Кто-то должен ответить за это. Старик мертв и, надеюсь, горит в аду за все совершенное им, только у меня нет уверенности, что в моей жизни все можно исправить.

— У тебя и не будет ничего хорошего, пока ты так считаешь.

— Я не могу. — У него перехватило дыхание. — Не могу позволить себе отвлекаться.

Она знала, что он не это собирался сказать. Есть что-то другое. Но она также знала, что он не собирается полностью снимать броню и говорить откровенно. Его нервировало любое событие вроде свадьбы или признания в любви. Пугало. И не важно, что он это отрицал, Брайар все видела.

Если бы она могла просто заставить его увидеть все, понять, что она может быть такой, какой нужно ему. Чтобы она могла все исправить.

Ее ранило то, что сейчас происходило.

Она убедила себя в том, что, если бы вела себя определенным образом, смогла бы заслужить его любовь, сделать так, чтобы он увидел, что она не станет обузой, даст ему все, в чем он нуждается. В итоге он будет счастлив, что встретил ее. Ах, если бы она стала для него идеальной.

Брайар уже не могла вернуться к тому, от чего ушла. Из-за себя самой. Он так боится сломать ее. Однако если она не научится отстаивать собственные интересы, он ее сломает, и в этом не будет его вины. Она не может заставить его измениться. Для этого недостаточно мило улыбаться и приглашать его в постель. Ему придется полюбить ее.

Она будет требовать этого, а не просто сидеть и ждать его.

Она собирается грести, а не плыть по течению. Примет на себя риск того, что, в конце концов, ничего не получится. Это единственное, чего она всегда боялась больше всего.

Брайар остановилась, глубоко вздохнула и посмотрела на Фелипе. Внутри ее все дрожало.

— Я люблю тебя, Фелипе.

— Ты уже говорила.

— А ты меня любишь?

— Я уже давал ответ на этот вопрос.

— Помню. Но я должна спросить еще раз. Чтобы быть абсолютно уверенной.

— Я не могу, — сказал он грубо. — И ты здесь ни при чем.

Она медленно кивнула.

— Понимаю. Мне нужно, чтобы и ты понял. Я не могу выйти замуж за тебя. Без твоей любви.

— О, так теперь ты требуешь любви, а до этого говорила, что отсутствие любви ничего не изменит.

— Ну, скажем, я передумала.

— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я обманул тебя, произнеся нужные слова, и они будут иметь магическую силу, заставят тебя выйти за меня замуж?

У нее перехватило горло, задрожали руки. Брайар еле сдерживалась. Хотелось броситься перед ним на колени и закричать, что она выйдет за него, несмотря ни на что, и останется с ним навсегда в надежде, что все образуется.

Свет внутри ее тускнел и тускнел. Фелипе будет ее использовать. В конце концов подпишет им смертный приговор. Во всяком случае, их счастью точно.

— Нет, — выдавила Брайар с трудом. — Я буду знать, что это неправда.

— И поэтому поставила меня в неудобное положение.

— Это ты нас втянул в невозможную ситуацию, Фелипе. Потому что ты не монстр, каким себе кажешься. Ты похитил меня, притащил сюда. И если бы все действительно было ужасно, я бы легко могла сопротивляться. Но факт в том, что ты не такой, просто сломлен. И что бы ни говорил, ты скорее маленький мальчик, потерявший мать, а не дракон. Но я не могу исправить это в тебе, хотя и попыталась. Но я могу сломаться, делая это. Ты прав. Я не буду мучиться по этой причине. Ты просил меня передумать, пришел сюда ради этого. Оттолкнуть меня. Сделать так, чтобы я ушла. — Она моргнула, смахивая слезы. — Поздравляю. Ты выиграл.

— Полный зал гостей, все ждут нас, чтобы услышать клятвы, принцесса. Ты хочешь, чтобы они разочаровались?

— Лучше я разочарую их сейчас, чем это сломает меня позже. Этому надо положить конец. Я ухожу. И если после моего ухода ты сможешь заглянуть внутрь себя и выяснить, что твое сердце, которого, как тебе кажется, нет, на самом деле нуждается во мне, найди меня.

— Если уйдешь, — напомнил Фелипе, скривив губы, — ты знаешь, что пострадают твои родители.

Брайар медленно кивнула, на этот раз дав слезам течь по щекам.

— Я знаю.

— И ты потеряешь все. — Его тон был жестоким. — Потеряешь меня, потеряешь Санта-Милагро, подведешь приемных родителей, подставишь короля с королевой и Верлорен. Этого ты хочешь?

— Нет, не хочу. Но, к сожалению, я никогда не смогла бы стать принцессой Талией, которой родилась. Я могу быть только Брайар Харкорт. А ей не нужно ничего этого. Она лишь хочет быть любимой. И в конце концов, я думаю, она этого заслуживает. — Брайар покачала головой, иронизируя над тем, что говорит о себе в третьем лице. Было так трудно сказать то, что необходимо. — Я достойна любви, заслужила ее. Когда-нибудь, Фелипе, я найду мужчину, который полюбит меня, не будет выслеживать на другом конце земли, чтобы использовать в политических целях. Того, кто пойдет за мной на край света ради поцелуя. Кому я нужна без титула. Как личность. Я никогда раньше не признавала, что заслуживаю этого, обладаю достаточной ценностью, зато теперь точно знаю.

Она посмотрела на кольцо, сверкающее на пальце, своеобразное обещание, которое не будет исполнено, сняла его и протянула Фелипе.

— Думаю, что я монстр. — Она мягко положила украшение в его ладонь. — Но этого монстра ты создал сам. Сделал меня собой. Но боюсь, если останусь, это не продлится долго, исчезнет, если я попытаюсь угождать тебе, заставляя полюбить меня так, как я люблю тебя. Мы оба заслуживаем большего, в противном случае это лишь самосбывающееся пророчество, неужели не видишь? Я начинаю чувствовать, что не достойна любви, поскольку не могу ее заслужить. И ты станешь монстром, которым всегда опасался стать, если будешь медленно ломать меня на мелкие кусочки. Я не буду делать это с тобой. И с собой.

Она ждала. Если бы он, несмотря ни на что, бросился к ее ногам, заключил в объятия и признался в вечной любви, она наверняка бы осталась. Даже если это ложь. Ничего бы не потребовалось. Половина удара сердца, взмах его ресниц, губы, искривленные в усмешке. Просто знак. Маленький. Она сдастся, и все благие намерения превратятся в пепел.

— Убирайся, — сказал он жестко.

— Что?

— Ты меня слышала. Убирайся с глаз моих. Покинь мой дворец.

Взмахнув рукой, он с ожесточением бросил ее кольцо. Брайар была в шоке. В кольце великолепная жемчужина, а он отбросил его, словно мусор.

Тем не менее она ему не подчинилась, просто стояла, не в силах двинуться с места.

— Вон! — кричал он, переворачивая туалетный столик. Зеркало и флаконы духов полетели на пол, разбившись на мелкие осколки, в воздухе повисла смесь различных ароматов.

Брайар отскочила назад, прижав ладонь к груди, сердце гулко билось. Она застыла в ступоре.

Он подошел к ней, излучая ярость, глаза горели черным пламенем.

— Ты думаешь, я пошутил, а генетика и воспитание отца никак на меня не повлияли? Я такой же монстр, как он. Убирайся с глаз моих. Молись о том, чтобы мы никогда не встретились, иначе, если увижу тебя снова, не могу обещать, что опять не сделаю тебя пленницей. Правда, на этот раз все будет куда менее приятно, я тебя уверяю.

— Фелипе.

Он схватил ее за подбородок, сжимая так крепко, что ей стало больно.

— Я тебя не люблю. Мне недоступно это чувство. Зато умею ненавидеть. Не советую тебе проверять на себе это мое умение.

Он вышел. На этот раз окончательно. Это к лучшему, она понимала. Кроме того, она показала свое истинное лицо. Открыла то, что творилось в его сердце. Если он не мог полюбить ее, чтобы удержать, никогда и не полюбит.

— Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было. — Он окончательно закрыл за собой дверь.

Брайар оглядела комнату, ее охватила паника. Она не знала, что делать, куда идти.

Глубоко вздохнув, попыталась успокоиться. Брайар просто сделала то, что нужно. Но чувствовала себя при этом ужасно. Лучше не стало, складывалось ощущение, что пройдет много времени, прежде чем что-то изменится. Она выждала несколько минут. Чтобы быть уверенной, что Фелипе точно ушел.

А потом распахнула двери, подобрала подол платья и побежала по пустому коридору. И бежала, пока в легких не кончился воздух. Выбежала из дворца, пересекла двор. Поскользнулась, упала, ударившись коленями о камни. Лежала и думала, что эта поза отражает ее внутреннее состояние.

Потом Брайар встала. Приняла решение. Назад возврата нет. Она решила, что достойна любви. Она должна быть кем-то большим, чем средство погашения долга своего отца, кем-то более значимым, чем средство улучшения репутации Фелипе. Больше, чем идеальная дочь.

Она Брайар. Независимо от того, где родилась. Именно ею она стала. И теперь необходимо продолжать ею оставаться. Если она останется здесь и попытается стать идеальной для него, потеряет себя.

Недопустимо. Как ни больно уходить. Она навредит им обоим, если останется.