Похищенная страсть

Глава 9

Сердце громко застучало, кровь в венах пульсировала. Он отстранился от нее.

— Встань передо мной на колени.

— Пол жесткий, — заметила Брайар.

— Это правда. Сейчас будет удобнее. — Фелипе перенес ее на плюшевый ковер перед кроватью. — Будет ли так удобнее твоим королевским коленям?

Она моргнула.

— Я…

Он взял ее за подбородок и посмотрел в глаза.

— Встань на колени передо мной.

Она сделала это, ему пришлось зажмуриться и стиснуть зубы, чтобы немного пригасить возбуждение. Она даже не дотронулась до него, но этот простой акт повиновения возбудил еще больше, чем активные действия.

— Сними это. — Он указал на халат. — Я хочу тебя видеть.

Дрожащими пальцами Брайар развязала узел, и шелковая ткань соскользнула с плеч. Обнаженная, она предстала перед ним на коленях, черные волосы упали на плечи, очертания фигуры были столь соблазнительны, что он с трудом себя контролировал, так хотелось наброситься на нее, овладеть, прервав эти ролевые игры.

Поскольку она была девственницей, то вряд ли использовала средства контрацепции. Он не воспользовался презервативом в первый раз и не собирался использовать впредь. Он будет только рад, если она забеременеет и, таким образом, ребенком будет привязана к нему навсегда. Не сможет уйти. По крайней мере, это будет нелегко. Ах да, он ведь сын своего отца. Пришлось снова отгонять эту мысль. Запустив пальцы ей в волосы, он притянул ее голову к себе.

— Возьми в рот, — приказал он.

Она смотрела на него непонимающе. Неужели откажется? Ведь именно к этому он ее подталкивал. Может, именно этого и хотел. Переломить ситуацию. Сделать что-то, чтобы ей стало противно. Подобное средство должно существовать.

Но она не отвергла его. Напротив, расположилась удобнее и провела пальцами по всей его длине. Наклонилась вперед, сначала провела языком, потом медленно взяла в рот.

И что бы он себе ни вообразил, все развеялось как дым. Его разум был пуст, тело горело. У нее не имелось абсолютно никакого навыка, и она никогда ничего подобного не проделывала с мужчиной, однако это самый замечательный эротический опыт в его жизни.

Ведь она это делала только для него. Это и есть настоящая близость, нечто особенное, имеющее значение только для него, с ним такого никогда не случалось. Он и не надеялся. Она хотела его так, как никого и никогда в жизни.

Щедро одаривала его. Давала гораздо больше, чем он заслуживает. Ее неопытные руки двигались в едином ритме с губами и языком, доставляя ему удовольствие. Так женщина сделала бы для своего любимого, а не для похитителя. Не для человека, который приказал ей встать на колени и удовлетворить его орально, будто так и надо.

Он больше не мог контролировать себя. Запустив пальцы ей в волосы, заставил ее поднять голову.

— Не так.

Она поднялась с колен, покачиваясь, он притянул ее к себе и снова подарил жгучий поцелуй.

Потом повалил на кровать, издавая стоны наслаждения от прикосновения ее обнаженного тела. Она невероятно мягкая. Совершенная. Нежная. Прекрасная сверх всякой меры.

Не для него.

И он чувствовал себя форменным преступником, удиравшим с места идеального преступления. Это чрезвычайно приятно — владеть чем-то слишком прекрасным, он этого недостоин. Возможно, другие мужчины и почувствовали бы вину. Но не Фелипе. Ведь он настоящее чудовище. И она знала это. И тем не менее желает его.

Он спустился к ее груди, провел языком по соску, втянув его в рот, посасывая. Она застонала от удовольствия.

— Почему ты хочешь меня?

Она посмотрела на него, в темных глазах появилось выражение полного замешательства.

— Что?

— Ты слишком хороша для меня. Слишком мягкая. Почему тебя ко мне влечет? Это неразумно. Я должен быть тебе противен. Ты что, не понимаешь? Я плохой человек. А ты — хорошая девушка. Очень хорошая. Мягкая, хрупкая. И все же набросилась на меня. Это безрассудно.

— Ты попросил меня, — объяснила она. — Я на тебя не набрасывалась.

Вот так просто.

Он принялся за другой сосок, она снова застонала и выгнула спину. А потом он отпустил ее.

— Ты со мной. И мне нужно знать причину.

— Тебе никогда не приходило в голову, что в тебе есть то, чего нет у меня? Ты жесткий, а я мягкая. Ты опасен, иначе говоря, отрицательный персонаж, не так ли?

Она прикоснулась к его щеке, а он, поймав губами ее руку, прикусил зубами за палец.

— Есть немного.

— Может быть, я слишком правильная, и для равновесия мне не хватает твоей отрицательной энергии.

Он раздвинул ей бедра, чувствуя, насколько она податлива.

— Тебе нужна моя темная сторона.

Тяжело дыша, она обхватила его за плечи.

— Да.

А ему нужен свет, исходящий от нее. Но он не озвучил это, поглощенный процессом. Дюйм за дюймом проникал внутрь ее, медленно и осторожно, опасаясь сделать больно. Но опасения быстро исчезли, когда он больше не смог сдерживаться, ощутив насущную необходимость раствориться в ней. Слиться с ее светом.

Тьма стала его постоянной спутницей, зато сейчас он будто стоял на краю пропасти. И только она удерживала его от падения.

Забыв обо всем, Фелипе уткнулся ей в шею, и его настигла вспышка наслаждения, которое могла дать ему только Брайар. Ее ногти впились ему в кожу, сладкий стон, так приятный уху, вырвался у нее из груди. Прижавшись к нему, она достигла пика наслаждения, громко вскрикнув и оставив глубокие следы от ногтей у него на спине.

Следы их свидания невозможно было скрыть. Беспорядок. Прекрасный хаос. Он нашел свою принцессу.

Нет. Свою королеву.

И пока ее тело сотрясали судороги, он, синхронно получая собственное удовлетворение, бросился во тьму, зная, что ее свет останется с ним, когда он упадет на дно.

Следующие несколько дней прошли в бурной деятельности. Брайар почти не видела Фелипе в светлое время суток. Зато ночью! Что это были за ночи!

Да, они проводили вместе каждую ночь. Если она была в своей комнате, он настигал ее там. Он хотел ее и занимался с ней любовью по несколько часов. Находя на ее теле чувствительные точки, о существовании которых она и не подозревала.

Правда, утром Брайар всегда просыпалась одна, мучаясь подозрением, будто он с ней и не засыпал. Дожидался, пока она провалится в сон, и просто уходил.

Были мгновения, когда она остро чувствовала одиночество. Разлуку с матерью. Если бы вернулась в Нью-Йорк, она смогла бы поговорить с Нелл об этом. В общих чертах. Конечно, она бы не стала посвящать ее во все детали отношений с Фелипе.

Щеки горели.

Она не знала, как относиться к этой ситуации. Иметь физическую близость с мужчиной, от которого следовало бы держаться подальше.

Когда Брайар пыталась думать о своей прежней жизни, до появления Фелипе, та представлялась призрачной. По какой-то причине последние недели в Санта-Милагро оказались такими красочными и насыщенными, что умудрились вытеснить прежние воспоминания.

Просто фокус какой-то. Будто Фелипе наложил на нее волшебное заклятие. Хотя она и не верит в магию. Точнее, не верила до тех пор, пока не выяснила, что принцесса, а потом оказалась перенесенной в чужую страну прекрасным, но властолюбивым принцем.

Невероятно, но факт. В чужой стране, в непривычной для себя роли ей стало гораздо комфортнее, чем когда-либо. Не только потому, что она занималась образовательными программами, разработкой грантов и схем финансирования для учреждений культуры, каталогизацией произведений искусства из музеев, которые были закрыты в период правления короля Доменико.

Искусство всегда заставляло ее чувствовать себя живой, правда, было и нечто большее. Фелипе не требовал от нее ничего, кроме того, чтобы она принимала его сторону и находилась рядом, когда ему хотелось насладиться ею. И не требовалось, чтобы она вела себя определенным образом, играла роль совершенства или тихони. Фелипе нравилось заводить ее, он наслаждался проявлением активности в постели. Когда Брайар думала об этом, ее щеки начинали гореть.

Она разбирала произведения искусства, находившиеся в дальних комнатах дворца. Там было много интересных артефактов, хотелось рассортировать их, пригласить оценщика, чтобы узнать их истинную ценность.

Она изучала историю новой родины, пытаясь представить обстановку, в которой создавались эти произведения. Выяснилось, что периоды мира и процветания были гораздо короче, чем времена деспотических режимов. Однако творцы создавали прекрасные шедевры даже в смутные времена.

Во дворце хранились в основном личные коллекции. Портреты прежних правителей и их родственников, драгоценности и короны, запертые в хранилище. Брайар хотела, чтобы все это было выставлено, а не пылилось в закрытых комнатах. Фелипе, казалось, было все равно, поэтому она действовала по собственному усмотрению.

Фелипе оставался для нее загадкой. Иногда приятный и обходительный, а потом вдруг грубый и агрессивный. Любителя порядка, следящего за своим внешним видом, в ночь смерти отца вдруг обуяла страсть к хаосу и разрушению, направленному в том числе и на нее.

Брайар чувствовала, что щеки стали еще горячее. Еще раз глубоко вздохнула и обратила внимание на картины, сваленные у стены. Переворачивая и рассматривая их, нашла пейзажи и натюрморты в позолоченных рамках. Как вдруг среди них обнаружился портрет незнакомой женщины, очень красивой. Черные волосы были собраны в пучок, губы изогнулись в полуулыбке. Казалось, она скрывает порочные тайны. Женщина напомнила Фелипе.

— Что ты делаешь?

Она подпрыгнула от неожиданности.

— Изучаю предметы искусства, как мы и договаривались. Делаю описи для музеев.

— Это не искусство. — Его тон был странным.

Она нахмурилась.

— Это картина.

— Это моя мать, — бросил он жестко.

Она посмотрела на картину, потом на него.

— Вообще-то я поняла.

Он улыбнулся.

— Правда? А мне казалось, мы с ней не похожи.

— Так и есть, — сказала она мягко, не уловив его настроения. Попытка отследить эмоции и чувства Фелипе походила на желание удержать горстку песка в руке. Казалось, вот он, на ладони, но одно движение, и все, высыпался, а ладонь пуста.

— Я бы предпочел, чтобы ее вещи остались здесь.

— Я не знала, что это вещи твоей матери.

Он кивнул.

— Да. Думаю, к ним никто не прикасался со дня ее смерти.

— Сколько тебе было лет, когда она умерла?

— Семь.

Он пересек комнату и подошел к окну, снабженному решетками. Она знала, что их ставят, чтобы избежать несчастных случаев, и почему-то подумала об этом именно сейчас.

— Она умерла здесь, — сообщил он.

— Она была больна?

— В каком-то смысле. Во всяком случае, не совсем в порядке, это точно.

Она промолчала, поскольку с некоторых пор заметила: если Фелипе хотел о чем-то рассказать, он рассказывал, а если уж решил молчать, принуждать его было бессмысленно. К нему нужен иной подход.

Она опять вспомнила, как они вели себя недавно. Он жестко взял ее за запястья, держал руки у нее над головой. Сейчас грубая щетина покрывала его подбородок, и ей это понравилось. Брутальный мужчина.

Он прижал ладони к стеклу, она заметила, что он смотрит на свои манжеты. И опять промолчала. Собирая о нем информацию буквально по кусочкам. С момента, когда впервые увидела. Он очаровал ее, затронул глубинные струны души. Почему? Это необъяснимо. Разве что, казалось, он нуждается в ней.

Всю жизнь она нуждалась в людях, ее окружавших. Вела себя правильно, старалась быть хорошей, чтобы оправдать чужие ожидания.

Он нуждался в ней так, что даже похитил ее. Возможно, с помощью столь странных умозаключений она старалась его оправдать.

— Мои манжеты были не идеальны, — оправдывался он.

— Что?

— Все началось с этого. Я никогда не слыл безупречным, как мой отец. И он винил в этом мать. Требовал недостижимого совершенства. У меня не было нянек, отец настаивал, чтобы мать сама ухаживала за мной. Иначе на что еще она была годна?

— Как ты узнал об этом? Ведь неправильно, когда маленький мальчик становится свидетелем родительских ссор.

Злая улыбка промелькнула на его лице.

— Отец хотел, чтобы я был свидетелем того, что он делает с матерью. Если я плохо вел себя, он давал пощечину матери у меня на глазах. И, наоборот, наказывал меня за ее проступки. Видишь ли, гораздо больнее видеть, как твоя мать пострадала из-за того, что ты, к примеру, заговорил в тот момент, когда нужно молчать. Она всегда была очень деликатной. И сбежала от него. Улетела как птица.

— Она бросила его?

— Выпрыгнула из окна. — Фелипе ударил по стеклу. — Вот почему здесь решетки. Думаю, отец не хотел, чтобы кто-то другой из его семьи погиб подобным образом. Это плохо отразилось бы на его репутации.

Фелипе сказал это бесстрастно, но у Брайар перехватило дыхание от горя и сочувствия матери и маленькому мальчику, на глазах которого разыгралась трагедия.

— Мне очень жаль. Не понимаю, как ему это сошло с рук. Он мучил вас обоих. А как же общественное мнение?

— Все думали, что это несчастный случай. И конечно, мой отец следил за тем, что писала пресса. Поэтому никто не задавал вопросов.

— Значит, никто не знал. Никто ничего не знал.

— Да, — сказал он жестко. — Для страны, для мира нужно было делать вид, что все хорошо.

— Какое отношение это имеет к твоим манжетам? — Она давно заметила, что он постоянно их поправляет, запомнила это навязчивое движение с первой встречи.

— Был прием на государственном уровне. Мой отец должен был присутствовать там со своей семьей. Мои рукава были закатаны. Мама пыталась защитить меня. Отец направил свой гнев на нее, ударил ее. Снова и снова. А потом она подошла к окну. И вышла из него. — Он нахмурился. — Я хотел последовать за ней. Но подумал, что это небезопасно. Хотя не понимал почему, ведь мать выпрыгнула. Я осознал все гораздо позже.

У нее пересохло в горле, она не могла произнести ни слова. Фелипе внимательно посмотрел на нее.

— Ты шокирована?

Брайар прижала руку к груди.

— Да. Страшная история. Должно быть, это было ужасно. Ты видел ее, видел свою маму.

— Да. Теперь ты понимаешь, почему я так ненавижу отца. Он отвратителен, Брайар.

Она молча кивнула, с трудом сглотнув. Ее удивило, что он находится в этой комнате, стоит около окна. Если бы она пережила нечто, никогда не смогла бы сюда войти.

— Тебе интересно, как я себя чувствую здесь. Со мной все в порядке. Возможно, тебе это покажется странным. Так показалось бы любому нормальному человеку, имеющему сердце. Но у меня его нет. Я его вырезал себе много лет назад. Потому что опасно испытывать чувства. Если ты чувствуешь, тебя можно сломать. Мой отец пытался это сделать. Заставил меня приходить сюда. Сказал, что не позволит мне стать мягче, слабее, не разрешит создать здесь святилище матери. Сейчас, когда у меня появилась реальная власть, я расскажу всему миру о его преступлениях, перепишу учебники истории. Дело не в комнате. Это всего лишь четыре стены и окно. Дело в моих воспоминаниях, а они всегда со мной.

Впервые Брайар действительно увидела монстра внутри его. Память и ужасы, которые он пережил. Этим обусловлены его безумные поступки. Но это совершал не он. Она видела перед собой маленького брошенного мальчика, пережившего то, что не предназначено для него, и который наивно полагал, что может улететь в окно вслед за матерью.

— У тебя есть сердце, Фелипе, — сказала она приглушенным голосом.

Он нахмурился.

— Не уверен. Да и зачем оно мне?

Она не могла ответить. Но хотела дать понять, что он не сломлен, а у его отца нет власти, чтобы удерживать сына в неэмоциональном состоянии, необходимом для его безопасности. Старик мертв и бессилен. Она хотела, чтобы он это понял.

«Для чего? Для тебя? Потому что хочешь, чтобы это было правдой?»

Она сделала шаг назад, эти мысли заставили ее промолчать. Может быть, это было из-за нее. Из-за того, что она хотела, чтобы он нуждался в ней.

— Не знаю.

— А я знаю, что мне нужно делать. Для моей страны. А для этого сердце не нужно. Разве я не добр к тебе?

— Ты похитил меня.

Он махнул рукой.

— Разве я не доставил тебе удовольствие, дорогая?

Удовольствие — это не любовь. Но она этого не сказала.

— Да.

— Для этого мне не нужно сердце. Мне нужно только это.

Он взял ее руку и прижал к брюкам, чтобы она почувствовала его возбуждение.

И как после этого злиться на него.

— Ты очень плохой. — Она не осуждала его. — И сам это знаешь.

— Да, — ответил он легкомысленно.

И поцеловал ее, чтобы доказать, что все это не имеет значения. И доказал достаточно эффективно.

Тепло затопило ее тело, сердце. Брайар не могла отрицать правды. Она полюбила его, и не имеет значения, есть у него сердце или нет. Она нуждается в нем, хочет, чтобы и он полюбил ее. Позже она выяснит, почему чувствует это, а сейчас просто прижалась к нему. И почувствовала уверенность, какой никогда не испытывала. Она не чувствовала, что отличается от других людей. Больше не чувствовала себя неправильной. Будто потерянный пазл наконец нашелся и встал на свое место.

Она хотела быть ему необходимой и надеялась, что сможет. Это ее место. Здесь, с ним. Фелипе — король, а для того, чтобы править, ему нужно сердце. Верит он в это или нет.

Поэтому она полна решимости вернуть ему сердце.