Я попросила Матвея отвезти меня на работу. Но он заявил, что я выгляжу больной и без чашки горячего кофе меня никуда отпускать нельзя. Кофе мне не хотелось, так как во рту все еще чувствовался привкус больничного воздуха. Я хотела куда-нибудь, где есть свежий воздух, зеленые листья, вода и нет людей. Так мы оказались в сквере напротив Новодевичьего, на берегу утиного пруда, окруженного старыми ивами. Матвей усадил меня на скамейку у самой воды и сам расстегнул ворот моей куртки. Я жадно дышала, почти пила воздух. А мимо проплывали крякающие выводки серо-коричных птиц с аккуратными головками и пружинистыми шейками. Наверное, утки ждали, что мы будет бросать им хлебные крошки. Но у нас не было хлеба.
Матвей дождался, пока я приду в себя и начну дышать в нормальном ритме, а затем потребовал:
— Ну, а теперь, будь добра, объясни мне свою выходку. Что вдруг на тебя нашло там, в палате? Зачем ты набросилась на эту малолетку?
И я рассказала.
— Теперь из-за бреда этой рыжей Катьки нормальная милая девочка покончит с собой, — мрачно подвела я итог.
— Подожди, — Матвей потер лоб и нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить, — а с чего ты взяла, что Мария покончит с собой? Может, просто так совпало, что ее судьба определилась в это время и в этом месте? Может, ее через пару дней из-за рассеянности собьет машина, а Катькина проповедь ни при чем?
— Да нет, это будет именно самоубийство, — возразила я.
— Почему ты так уверена? Что, аура самоубийц как-то отличается от обычной ауры умирающих?
— Нет, не отличается, — начала я и тут же осеклась.
Потому что Матвей попал в самую точку. Аура самоубийц отличалась. Я не сумела бы описать, в чем состоит это отличие, да и дело было не во внешнем виде, а в том, какое ощущение она порождала у меня. Но я могла совершенно точно сказать, что Мария умрет по своему собственному желанию, а не под колесами машины или от случайно упавшего кирпича. Так же как Лиза. Или как…
— А у Анечки какая аура? — Матвей попал в унисон моим мыслям.
— Она покончит с собой, — констатировала я.
— Сашка, ты понимаешь, что это значит?! — прямо мне в ухо завопил Матвей.
Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.
— Это значит, что мы можем ее спасти! Если Коваленко умудрилась своими словами создать эту обреченность, значит, есть такая же возможность все вернуть на круги своя. Конечно, если человек умирает от неизлечимой болезни или от несчастного случая, мы бессильны. Но самоубийство — это же всегда следствие обстоятельств. Если один человек привел самоубийцу на эту дорожку, то другой человек может с нее увести.
Он был убежден и счастлив. Наконец-то, как ему казалось, в нашем лабиринте обнаружилась путеводная нить.
Он говорил и говорил, а мне становилось все хуже и хуже. Потому что рано или поздно я должна была ему сказать.
Наконец он выдохся.
— Остынь Матвей, — сказала я, — мне нужно кое-что рассказать. Прости, что должна буду тебя разочаровать, но мы ничем не можем помочь ни Анечке, ни Марии.