Полуночный Валентайн

ГЛАВА 10

Тео хватает вилку, разламывает ею омлет и забрасывает огромный кусок в рот. Он жует ровно два раза, потом заглатывает все одним глотком, а затем снова впивается со стуком о тарелку столовым прибором в омлет так сильно, будто это живот его злейшего врага. И расправляется с долей одним укусом.

Официантка, решив, что Тео, похоже, доволен своей едой, посылает мне облегченную улыбку, а затем убирается так быстро, как только может.

– Я знаю прием Хеймлиха^[5], если все эти злобные жевательные движения случайно заставят кусок бекона встать у тебя поперек горла.

Тео отрывается от еды, чтобы попялиться на меня. Но он уже должен понять, что я не пасую, когда он делает свое фирменное лицо серийного убийцы.

– Интересно вот что, – спокойно продолжаю я. – Мне кажется, что я обнаружила причину твоей таинственной проблемы со мной.

Он затихает, от чего создается впечатление, что он не дышит.

Я указываю на его тарелку.

– Денверский омлет с беконом и лимонным пирогом. Это то, что я заказала в первый вечер, когда приехала в город, ты тогда сидел в кабинке позади меня в закусочной. Помнишь?

Его лицо заметно бледнеет.

Жизни не хватит, чтобы понять, что не так с этим человеком.

– Ты злился, потому что я скопировала твой заказ, верно?

Тео вздрагивает и моргает. Нельзя с уверенностью сказать, застала ли я его врасплох, потому что права или потому что мое заявление далеко от истины, а может он тупо пытается понять, о чем, черт возьми, я говорю. Так что, конечно, у меня начинается поток моей речевой диареи, которая никогда в истории ничего не решала, но ведь у нас всех есть присущие только нам черты характера.

– Ну, я хочу сказать, что если ты всегда заказываешь здесь эту еду, то, вероятно, заказываешь такие же блюда везде, когда хочешь перекусить. Это имеет смысл. Я поступаю точно так же. Черт, да я обожаю денверский омлет и пирог с лимоном! Как ни странно, это моя любимая еда! Итак, ты подслушал, как я заказала то же, что и ты, и решил... ну, не знаю, может быть, ты подумал, что я издеваюсь над тобой?

Выражение его лица – полное смятение.

– Ты прав, это похоже на бред. Перед тобой не было тарелки, когда я приехала, так что я не могла знать, что ты там ешь. Хм. Так что, может быть, тебя просто взбесило, что кто-то еще в мире любит те же два блюда, что и ты? Ну, то есть, учитывая твое отвращение в целом к человеческой расе. Или, может быть, странные совпадения делают тебя таким сумасшедшим, как и меня, потому что знаешь, ну нет такой вещи, как причинные связи между чем-либо, но глупая часть нас отказывается в это верить?

У меня заканчивается дыхание и теории.

Тео долго таращится на меня, разглядывая мое лицо, его тело все еще как у статуи. Затем он осторожно кладет вилку, берет телефон и начинает печатать. Он даже не утруждается отправить его, просто держит сотовый, чтобы я могла прочитать текст.

«Тебе не светит стать детективом».

Я посылаю ему свою сладчайшую улыбку, способную вызвать кариес.

– А тебе, Солнышко, не светит стать клоуном. Итак, вот мы два человека, которые херово общаются, лопают одинаковые омлеты в понедельник утром и заставляют дерьмо другого выплескиваться, хотя только один из них знает причину. Разве жизнь не прекрасна?

Я поднимаю вилку и продолжаю копаться в своем завтраке.

Через мгновение Тео строчит сообщение в телефоне и протягивает его мне для прочтения.

«Для того, кто не материться, ты определенно много ругаешься».

Я смотрю на него. Он приподнимает плечо, типа «просто наблюдение». Потом я начинаю смеяться, потому что-либо это, либо начать рыдать.

– Ты меня просто убиваешь, ты в курсе? Проблемы гиперболической геометрии менее непонятны, чем ты.

«Гиперболическая геометрия? Это твой способ сообщить, какой у тебя большой мозг?»

Закатывая глаза, я отодвигаю его телефон от своего лица.

– Солнышко, мой мозг размером с твое плохое отношение.

Тогда происходит чудо – мы улыбаемся друг другу.

– Вам нравятся Ваши блюда?

Официантка появляется у нашего стола. Из кухонной двери на другой стороне ресторана три кухонных сотрудника в белом таращатся на нас, держа руки за спинами.

Когда я приподнимаю бровь, они в мгновение ока исчезают на кухне.

Тео делает знак «ОК» официантке. От кого-то другого этот жест выглядел бы дружелюбным, но ему удается сделать его враждебным. В ужасе, официантка испаряется без звука.

Глядя, как она уходит, я вздыхаю.

– Боже. Да ты можешь и монахиню заставить захотеть совершить убийство. Ты когда-нибудь задумывался, ну не знаю, чтобы быть дружелюбным время от времени? Или это идет в разрез с кодексом Мистера Высокий-Темный-и-Угрюмый?

Он поворачивается и смотрит на меня сияющими глазами и изогнутыми уголками губ. Хлопая длинными ресницами, он делает невинное лицо и указывает на свою грудь.

– Да, ты, – я возвращаюсь к своему омлету, покачав головой и удивляясь тому, что снова улыбаюсь. Я начинаю наслаждаться его резкими перепадами настроения? Вот это поворот!

Мы едим. Интересно, чувствует ли он меня, также как я его? Каждое его небольшое движение фиксируется у меня голове, как шкала Рихтера, отслеживающая магнитуду землетрясения. Я никогда не встречала кого-то столь противоречивого. По моему опыту, мужчины, как правило, намного проще женщин, но этот конкретный представитель сильной половины человечества сложнее, чем кубик Рубика.

Или, может, он просто чокнутый.

– Я хочу поговорить с тобой кое о чем. О том, что ты прислал мне по электронке, – небрежно говорю своей тарелке.

Тео принимает это как сигнал, чтобы снова нацепить застывшую мину на лицо, но так как я ожидала такой реакции, то не позволяю ей сбить меня с толку.

– Ты написал, что не стабилен. Что, честно говоря, очевидно. Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь, но с одной стороны, ты говоришь мне нанять тебя, а с другой, ты заявляешь, что слышишь голоса, видишь призраков и что у тебя есть история с наркотиками, законными и не очень. Видишь ли ты в этом проблему с точки зрения потенциального клиента?

Ответа я не ждала, поэтому, когда его не получаю, то продолжаю говорить.

– Мне очень нравится Куп. Я слышала много хорошего о твоей кампании, твоем трудолюбии и таланте. Книга с компьютерными изображениями, которую ты приносил, невероятна. Конкуренты и рядом не стояли. Но ты, мистер Валентайн, вызываешь тревогу. Честно говоря, я не знаю, что с тобой делать. Не думаю, что могу тебе доверять. А при совместной работе наличие доверия даже не обсуждается. Ты сказал, что мы никогда не сможем быть друзьями, и я могу принять это... Но не буду принимать неопределенность в твоей способности делать свою работу. Я должна быть уверенной, что ты будешь на месте, будешь профессионалом и будешь абсолютно адекватным, независимо от твоих личных проблем.

Я поднимаю голову и изучаю его. Он смотрит на меня с болезненным выражением на бледном лице.

– Этот дом для меня больше, чем просто здание, – объясняю ему низким, но уверенным голосом. – Мой спасательный круг. Обещание. И, наверное, единственное, что я когда-либо полюблю снова. Ты понимаешь?

Он вглядывается мне в глаза далеко за грань вежливости. Потом присылает сообщение.

«Да. Больше, чем ты можешь себе представить».

Изо рта вырывается вздох, потому что «Здравствуйте, загадочное заявление, садитесь и присоединяйтесь к разговору». Следом после первого, приходит второе смс.

«Мне жаль, если я задел твои чувства комментарием про друга. Последнее, что я хотел сделать, это обидеть тебя. Просто находиться рядом с тобой тяжело».

Я отрываю глаза от телефона и смотрю Тео в глаза.

– Скажи, почему, – требую с колотящимся сердцем.

Он ерзает возле меня с неровным дыханием и дикими глазами.

– Тео. Ты не получишь работу, если не объяснишь свое поведение. С меня хватит этого шпионского бреда.

Он смотрит вниз на остатки своего омлета, словно ищет там ответ. Затем ненадолго закрывает глаза, задумывается и поднимает трубку.

«Потому что ты ужасно страшная. Обезьяны в зоопарке и то красивее».

– Ладно, – раздраженно бормочу я, потому мне казалось, что я близка к разгадке этой непонятной ситуации. С грохотом ударяю своим телефоном об стол. – Рада знать, что ты считаешь это забавным. Было интересно познакомиться с тобой. Удачи!

Я отодвигаю стул назад, готовая прорваться мимо него или даже перелезть, если он не будет двигаться. Но Тео протягивает руку и касается моей кисти кончиком пальца.

Статическое электричество потрескивает на моей коже, горячее и острое, словно нож. Я выдергиваю руку, втягиваю вздох и пялюсь на него, моргая от удивления.

Его губы расходятся, и клянусь, клянусь, он собирается что-то сказать. Но потом делает резкий вдох, сердито качает головой и лезет в бумажник. Швыряет банкноты на стол, вскакивает со стула и оставляет меня в одиночестве смотреть за его уходящей спиной, когда он проходит через ресторан.

Через несколько минут на мой телефон приходит еще одно сообщение.

«Потому что из-за тебя все мои раны нарывают».

Когда официантка приходит с двумя тарелками лимонного пирога, я все еще неподвижно сижу, перечитывая смс Тео в сотый раз.

Длинная прогулка до дома на холоде не очищает мою голову и не успокаивает нервы. Я все также в замешательстве, когда открываю входную дверь. Я провожу несколько часов в интернете в поиске других подрядчиков, пока не набираю небольшой список новых перспектив. Почувствовав уныние, что не могу дозвониться до первых двух, решаю оставить все до завтра.

Провожу остаток дня в депрессии, оплачивая счета, занимаясь стиркой и другими отвлекающими делами, пока не наступает время сна. Я раздеваюсь и лезу под покрывало под звук рычащего живота. После самого странного завтрака на свете у меня не было настроения для приема пищи.

Я заставляю его раны нарывать? Что, черт возьми, мне с этим делать?

Ничего, отвечает моя прагматичная сторона. Забудь его. Этот человек безнадежен.

Проблема безнадежных идей в том, что они безумно соблазнительны для тех, кто знает, что значит быть потерянным.

Около полуночи я все еще таращусь в темный потолок, думая о Мистере Загадка, когда вдруг ощущаю запах гари.

Мое сердце подпрыгивает к горлу. Принимаю вертикальное положение, скидываю одеяло и включаю свет. Все в спальне выглядит нормальным, но едкий запах безошибочен. Я бегу вниз, борясь с нарастающей паникой, и следую, принюхиваясь, через дом, ударяя по каждому переключателю, мимо которого прохожу, пока дом не загорается, как рождественская елка.

И нахожу искомое в гостиной.

Черные клубы дыма вздымаются от электрической розетки возле окна. Это та самая розетка, треск которой я слышала несколько раз. Тонкое серое облако зависло на потолке, продвигаясь наружу медленными, расширяющимися волнами, как рябь на воде после того, как в нее бросили камень.

Матюгнувшись, я подбегаю к окну и распахиваю его в попытке проветрить комнату от дыма. Холодный ночной воздух врывается внутрь, дым начинает вырываться наружу. Я бегу обратно наверх за мобильным телефоном и набираю 911 на обратном пути вниз. Отвечает бойкий женский голос.

– Девять-один-один, что у Вас случилось?

– Мой дом горит!

– Назовите ваш адрес и номер для обратного звонка, мэм.

Я называю адрес, она повторяет его за мной, я подтверждаю, после чего она просит меня рассказать ей, что именно происходит.

– Замыкание внутри стены на первом этаже на западной стороне здания с видом на пляж. Не знаю, насколько огонь большой, но там много дыма, – мне удается звучать рационально, хотя у меня трясутся руки и я не могу перевести дыхание.

– Где вы сейчас находитесь, мэм?

– Недалеко от выхода.

– Мне нужно, чтобы Вы немедленно покинули дом, мэм! Отойдите на безопасное расстояние и дождитесь прибытия пожарной службы. Вы понимаете?

Диспетчер просто издевается. Не могу сказать, что виню ее, но мне не хочется уходить.

– Мэм! – гаркает она, когда я не отвечаю.

– Я выхожу, – поворачиваюсь на пятках и бегу к входной двери, но потом резко останавливаюсь у лестницы. Выдыхая холодным, как снег дыханием, я поднимаю глаза на второй этаж.

Свадебный альбом.

Я тороплюсь вверх по лестнице в главную спальню. Диспетчер, должно быть, слышит мое тяжелое дыхание и топот ног по полу, потому что спрашивает:

– Вы сейчас снаружи?

– Почти! – отвечаю, затаив дыхание. – Мне нужно кое-что забрать. Я не могу покинуть дом без...

– Мэм, необходимо, чтобы Вы немедленно покинули помещение! – кричит она.

Теперь я действительно разозлила ее. По любому, она хочет просунуть руку в трубку и придушить меня. Я бросаюсь к шкафу, хватаю белый кожаный фотоальбом с полки над вешалкой для одежды, засовываю его подмышку и в который раз возвращаюсь к лестнице, задыхаясь и ругаясь под нос с нарастающей паникой. Диспетчер бормочет что-то еще, чего мне не разобрать из-за собственных бормотаний «Пожалуйста нет, пожалуйста нет, пожалуйста, Боже нет» в голове.

Если «Баттеркуп» сгорит дотла, я потеряю последнее, что связывает меня с Кассом. Если наша мечта покроется пламенем, не думаю, что переживу это.

Я уже на нижней ступеньке лестницы, когда Тео открывает входную дверь.

Она с грохотом ударяется о стену. Деревянные щепки разлетаются повсюду. Я прибываю в ступоре, теряю равновесие и роняю альбом и телефон, плюхаясь на задницу в процессе всего. Двигаясь с невероятной скоростью, Тео бежит по коридору в сторону кухни. Затем распахивает дверь в подвал. Я слышу, как тяжелые сапоги маршируют по лестнице. Спустя один удар сердца, весь дом погружается во тьму.

В панике и дезориентации, я выкрикиваю его имя.

Вдалеке, вой сирены прорывается сквозь ночную тишину.

В течение нескольких секунд стук шагов Тео эхом отдается от деревянной лестницы подвала. Затем ослепляющий белый луч света прорезает темноту. Мужчина приближается, немного пружиня. Он проносится мимо меня в гостиную, настолько сосредоточенный, что даже не замечает моего присутствия.

Вместе с фонариком он несет кувалду и огнетушитель.

– Алло? Вы там?

Громкий крик диспетчера доносится через мобильный телефон, валяющийся на ступеньке рядом со мной. Игнорируя это, подбираю фотоальбом и пробираюсь к Тео в гостиную.

Когда я вхожу в комнату, он устанавливает фонарик на пол. Тот направлен на стену, освещая место, из клина белого света которого поднимается дым. Затем мужчина берет кувалду в руки и поднимает ее высоко над головой.

От громкого звука разбивающейся на куски штукатурки я подпрыгиваю.

Длинными, плавными ударами Тео взмахивает кувалдой снова и снова, пока не проламывает огромное отверстие в стене над розеткой. Дым выплывает. Подвергнутые новой волне кислорода небольшие языки оранжевого пламени с большей яростью подпрыгивают и вспыхивают.

Тео роняет кувалду, хватает огнетушитель и разбрызгивает белую пену на стену, огонь и полыхающую розетку, пока в канистре ничего не останется.

Завывание сирен пожарной машины раздается еще ближе.

Тео замечает меня, стоящую в дверях и сжимающую в руках свадебный альбом, дрожащую так сильно, что стучат зубы. У него тяжелое дыхание. Его шея обмотана проводами. В игре света и тени его лицо выглядит красивым, потусторонним и ужасающим, словно ангел мщения явился, чтобы свести счеты.

Я хрипло бормочу:

– Ч-что... Как... – мое заикание прерывается кашлем, вызванным дымом в комнате.

Тео указывает на меня и тычет пальцем в сторону входной двери.

Я понимаю, что он велит мне убираться, но не могу пошевелиться. Могу только пялиться на него. Шок пригвоздил меня к месту.

Он отшвыривает огнетушитель и пересекает комнату несколькими длинными шагами. Затем поднимает меня на руки и движется к входной двери, в то время как я цепляюсь за него одной рукой, а другой прижимаю свадебный альбом к груди с бешено бьющимся сердцем.

Я рассматриваю его профиль, когда он выносит меня в ночь и через улицу. Тео мягко опускает меня на ноги на тротуаре, убеждается, что я устою на ногах, затем поворачивается обратно к дому.

– Тео.

Он останавливается и смотрит на меня.

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю дрожащим голосом.

С ревом двигателя пожарная машина поворачивает за угол и начинает подниматься к дому. Тео достает маленький блокнотик из кармана и начинает писать. Когда заканчивает, вырывает лист бумаги и протягивает его мне. Я беру его дрожащими пальцами, а Тео поворачивается и возвращается в дом.

Когда пожарная машина замедляется около меня, я читаю его слова под красными мигалками, запахом дыма, который щиплет мой нос и морским бризом, который охлаждает мою разгоряченную кожу.

«Я всегда буду рядом».