Полуночный Валентайн

ГЛАВА 25

Одним из побочных эффектов прописанного доктором Сингером препарата является тошнота. Сильная тошнота, с накатами как при морской болезни, только хуже, потому что она не отступает. В сочетании со звоном в ушах и тревожным ощущением головокружения, лекарство делает меня амебной.

После шести дней рвоты и хождения как в тумане, я смываю оставшиеся таблетки в унитаз. Звоню доктору Сингеру за другим рецептом, но его секретарь сообщает, что он в отпуске и не вернется еще две недели.

Вот тебе и «я всегда буду рядом».

У доктора Андерса нет свободного места еще несколько дней, так что на данный момент моя протекающая психо-шлюпка дрейфует в водах, кишащих акулами.

Я знаю, что не здорова. Я опасно одержима Тео, и его постоянное отсутствие только усугубляет ситуацию. Я все время проезжаю мимо его дома, надеясь увидеть его, но там никого нет. Отправляюсь в Мелвилл и нахожу учреждение, в котором он зарегистрировался. Сижу в машине и глазею на здание, пока не приближается осторожный охранник, желая знать, какого хрена я тут отираюсь.

На что отвечаю, что сама не знаю.

Беспрерывно строчу е-мейлы Тео, которые до него не доходят. Я сохраняю их в папке «черновик», не желая удалять, как будто это может усугубить ситуацию.

Все это время Куп и его работники заняты превращением «Баттеркупа» из гадкого утенка в прекрасного лебедя, используя эскизы Тео в качестве руководства.

Хозяйская спальня – впечатляющий люкс, который заставляет меня падать в обморок своим великолепием – закончена в рекордно короткие сроки. Кровля крыши и штукатурные ремонтные работы идут с невероятной интенсивностью. Каждый день я поражаюсь прогрессу, но если слышу знакомые шаги внизу посреди ночи, то точно знаю, что это только игра моего воображения, потому что Тео попросту не может там быть.

Он появляется на Хэллоуин. Наконец-то.

* * *

– Это вечеринка в честь Хэллоуина, Меган. Что означает, что ты должна надеть костюм, а не свой каждодневный прикид!

Сюзанна складывает руки на бедрах. Она осматривает на меня сверху донизу с выражением отвращения. Сегодня вечер вторника, я только что приехала к ней домой, и мы должны уже быть на пути к ресторану «У Бугера» для ежегодного празднования. Я до сих пор не до конца уверена, что Сюзанна собирается выпустить меня из своего дома, не вырядив в какой-то нелепый наряд, типа того, что сейчас на ней.

– Я отказываюсь выходить на люди, выглядя как рулон туалетной бумаги, Сюзанна.

– Я мистическая мумия! – она явно в ужасе.

– Мистическая? Это объясняет кучу блесток в твоем декольте.

– Серьезно, я не могу выпустить тебя в таком виде, – она машет рукой на мои джинсы и футболку с Боуи, морщась от моего своеобразного чувства стиля.

– Давай представим, что у меня наряд роуди^[10]. Если у тебя есть портативный усилитель, я могла бы таскать его с собой в качестве доказательства.

Она преувеличено сильно закатывает глаза.

– О, точно. Уверена, он где-то у меня завалялся.

– Посмотри под своим париком.

На ее голове огромный, светлый парик, размером с десять ковбойских шляп, украшенный клочьями такой же белой марли, которая обмотана вокруг ее тела. Обрезки должны напоминать льняные бинты, которые использовали для мумификации, но создается впечатление, что Сюзанна получила травму в несчастном случае на фабрике туалетной бумаги.

– Не смей оскорблять мой парик. Эта штука стоила целое состояние! – она приглаживает возвышающуюся стену из синтетического волокна, заставляя ее покачиваться. Затем ее глаза округляются, и она кричит: – О!

С этими словами она бежит по коридору к своей спальне, оставляя за собой кусочки марли.

Я смотрю на Де Ниро, Пачино и Сталлоне, валяющихся на диване и относящихся ко мне со своим обычным кошачьим презрением.

– Не волнуйтесь, мальчики. Из нас двоих здесь нормальная ваша мамочка.

Через несколько мгновений Сюзанна появляется из спальни с настолько ярким фиолетовым париком, что кажется, будто он светится. Она бросает его в меня, я ловлю.

– Надень это.

– Такой цвет не встречается в природе, – искривляю губы.

– Я скажу тебе, чего нет в природе – этих туфлей! – она выставляет ногу в босоножке на пятнадцатисантиметровой шпильке с кожаными ремнями, которые пересекают длину ее голени от лодыжки до колена. Думаю, они задумывались как египетские, но имеют поразительное сходство с одеждой госпожи. Госпожа «Зева-де-люкс»^[11] Мистическая Мумия.

– Ну так одень балетки! – предлагаю я, заставляя ее рвать и метать.

– Балетки! Ха! День, когда я их надену, будет означать, что я потеряла всякую надежду привлечь мужчину!

– Кстати о мужчинах, – говорю я, пытаясь придать тону непринужденность, – думаешь, Куп будет сегодня в «У Бугера»?

Сюзанна принимается усердно копаться в своей сумочке. Вытаскивает оттуда помаду и пудреницу, а затем приступает к перекраске губ в ооооочень аппетитный оттенок красного.

– Куп? Не знаю. Возможно.

– Хочу сказать... Разве ты бы не хотела повидаться с ним?

Она отводит взгляд от пудреницы и прищуривает глаза, изучая меня.

– Что это значит?

Учитывая свое раздражение, когда она пыталась свести меня с Дагом, невысоким пожарным инспектором, я должна действовать осторожно, иначе рискую быть обвиненной в лицемерии.

– Ничего. Только…

Сюзанна швыряет пудреницу и губную помаду обратно в сумку, потом поворачивается ко мне со сложенными руками.

– Только что?

Она уже что-то подозревает. Просто выплюнь это.

– Только я уверена, что он будет рад видеть тебя там.

Ей требуется время, чтобы осознать мои слова, затем она поддается назад, как будто я ударила ее по лицу.

– Не смеши!

– И почему же это смешно?

– Престон Купер – последний человек на Земле, который заинтересовался бы такой девушкой, как я, вот почему! Ему нравятся сладкие, ванильные девчонки, – закипает она, хлопая ресницами. – Унылые домоседки, о которых никто никогда не сплетничает, потому что они никогда не делают ничего интересного! Типа как его жена!

– Бывшая жена.

– Надень этот чертов парик.

В связи с ее раздражением темой разговора, я не настаиваю на его продолжении.

– Кто еще будет на вечеринке?

– Если ты беспокоишься о дамочках из церкви, которые о тебе беспрестанно сплетничают, то да, большинство из них там будет. Как и все остальные в этом городе. Ежегодный карнавал в «У Бугера» уступает только рождественскому параду лодок по популярности. Поэтому тебе необходим костюм!

Я нацепляю парик на голову, поправляю его, чтобы фиолетовые пряди не лезли в глаза и невозмутимо бормочу:

– Та-дааа. Костюм!

– Какая же ты несносная! – она перекидывает сумочку через оголенное плечо и направляется к двери. – Давай уберемся отсюда, пока кошки не решили, что я столбик для царапок и не искромсали меня.

Оказавшись в машине, Сюзанна слишком долго разглядывает мой профиль, что я начинаю волноваться.

– На что пялишься?

– Мы не виделись после церкви. Ты похудела.

– Стало быть, это мне стоило вырядиться мумией, – бормочу я, слишком сильно выворачивая руль на повороте.

– Ты заболела?

– Господи, неужели все настолько плохо?

– Нет, ты на самом деле отлично выглядишь, сучка, просто похудела. И... похожа на призрак.

Я втягиваю воздух и крепче стискиваю оплетку руля машины.

– Я принимала «Эсциталопрам» нескольких дней, но от него мне было плохо, поэтому я перестала их пить. В желудке ничего не задерживалось.

– Меган, я же говорила тебе, что ты не сумасшедшая, – ее тон прямо как у мамочки перед поркой.

– Мой психиатр не согласен.

– Во даёт!

– Жаль, что он не в моем вкусе.

– Хватит умничать, серьезно! Трудный период, не значит, что тебе нужно принимать наркоту!

– Эти лекарства спасают жизни людей, Сюзанна.

– А еще убивают их! – страстно парирует она. – Ты когда-нибудь видела список ужасных побочных эффектов у антидепрессантов? Неконтролируемые мысли о самоубийстве на первом месте!

Полагаю, сказывается ее опыт общения с безумным дядей Роем, но я слишком раздражена, чтобы понимать, что она пытается донести до меня. Люди, у которых никогда не было депрессии, понятия не имеют, каково это. Я не могу сосчитать, сколько раз мне говорили друзья с самыми благими намерениями: «просто смирись» или «сосредоточиться на положительном».

Но потом она заявляет то, что останавливает мое раздражение.

– Хочу сказать, черт возьми, если бы мой парень заперся в психушке, я бы тоже расстроилась, но я бы не занималась подавлением... – она замолкает от тишины и смотрит на меня глазами по пять копеек.

– Откуда ты знаешь, что Тео в психушке?

– Эм…

Понимание ударяет меня в солнечное сплетение.

– О мой Бог. Все в Сисайде знают, где Тео, не так ли?

Она ссутуливается и выглядит виноватой.

– Может быть?

– Каким образом? – ору я.

– Ну, дорогая, только не расстраивайся... У парикмахера кузины Линны, Максин, есть сводный брат. Так он находится в том учреждении, немного отдыхает после продолжительного кокаинового забытья. Максин пошла навестить сводного брата на прошлой неделе и увидела Тео, блуждающего по территории. Она сказала, что он выглядел не очень хорошо. Этим она поделилась со всеми своими клиентами в салоне, одна из которых была кузина Линны, потом кузина Линны рассказала это Линн, а та в свою очередь – она, кстати, любит нести всякую отсебятину, поэтому запросто могла что-то приукрасить – рассказала все в своем книжном клубе и кружке вязания, и...

– Ясно! – кричу с красным лицом. Я не представляю, кто эти люди, но знаю, как работает сарафанное радио и как быстро распространяются пикантные новости.

– Прости. Понимаю отстойность всей ситуации. Если тебя утешит, никто не знает о вас двоих.

Я стону.

– Я не беспокоюсь за себя, я беспокоюсь за него! Что будет с его бизнесом? Будут ли люди относиться к нему по-другому? Как он будет себя чувствовать, зная, что все осуждают его и шепчутся за спиной?

– Вероятно так же, как он чувствовал себя в течение последних нескольких лет, когда происходило то же самое.

Я снова постанываю от мыслей, что Тео подвергался косым взглядам и шушуканьям.

Сюзанна гладит меня по руке.

– Веришь или нет, но люди к нему все равно тянутся. Возможно, это даже пойдет на пользу. Ему уже давно была нужна помощь.

В течение нескольких минут я пытаюсь остыть в гробовой тишине, пока Сюзанна не спрашивает с осторожностью:

– Итак, была у него дома?

– Боже, – резко выдыхаю, – я почувствовала себя идиоткой, сделав это. Надеюсь, у него нет камер наблюдения. Последнее, что нужно бедному мужчине, это беспрерывные звонки и прогулки по его собственности от женщины, с которой у него был случайный перепихон.

Не говорю о том, что частенько к нему наведываюсь, потому что хреново себя почувствовала, сознававшись даже в одном посещении.

– Да уж. Будем надеяться, что он не видел «Рокового влечения».

– Спасибо, – горько говорю я.

– Насчет случайного перепихона...

– Нет.

– «Нет» – значит не будешь об этом говорить, или «нет» – что кроме тех двух больше ничего не было?

– Оба варианта.

– Обломщица, – вздыхает она.

– И не говори.

– Не знаешь, когда снова его увидишь?

– Нет.

– Что он говорит, когда ты его спрашиваешь?

– Я не спрашиваю у него. Он не отвечает на письма, его телефон выключен. К тому же, я вроде как установила это «не спрашиваем, не рассказываем» в наших отношениях, – когда она принимается таращиться на меня, наступает моя очередь вздыхать. – В голове такое звучит лучше, чем вслух.

– Итак... что? – Сюзанна выглядит обеспокоенно. – Тебе просто нужно ждать, пока он ни почтит тебя своим присутствием?

– Принцип такой.

– О, черт возьми, вот это жесть! Ты не какая-то легкомысленная диснеевская принцесса, которая тратит свои лучшие годы, тоскуя по рыцарю в блестящей джинсовой ткани! – она задумывается на мгновение. – Может отправить ему письмо в больницу?

– Ты бы так поступила?

– Ох, нет, дорогая, – смеется она, – я бы уже вломилась в это гребанное место и лишила бы его нижнего белья.

– Конечно, – въезжаю на парковку ресторана «У Бугера», останавливаюсь перед стойкой парковщика, и мы направляемся внутрь.

Ресторане уже переполнен. От стенки до стенки тусуются зомби и ведьмы, призраки и пираты, феи и вампиры. Можно увидеть даже несколько персонажей «Звездных войн» и Вселенной «Марвел». Все смеются и общаются, толпятся на танцполе, пьют напитки. Сюзанна тащит меня через толпу к столику в дальней части комнаты рядом с временным баром, установленным в углу, чтобы хоть как-то справиться с толпой. За стойкой стоит парень в ярко-фиолетовом костюме Джокера. Мне хочется подарить ему свой парик.

И еще я хочу уехать.

Здесь слишком громко, слишком шумно, и моя социофобия вступает в силу с удвоенной силой. Какого черта я на это согласилась? Ненавижу вечеринки.

– О нет, – заявляет Сюзанна, заметив выражение моего лица. – Ты никуда не пойдешь, подруга. Сядь на стул и сделай вид, что тебе весело. Я собираюсь выпить. Что будешь?

– Имбирный лимонад.

Она толкает меня в кресло и направляется к Джокеру, волоча за собой клочья марли, как снег. Как только она исчезает, на стул напротив моего опускается мужчина.

Крейг.

Он единственный человек здесь в нормальной одежде: коричневых брюках и черном кашемировом свитере. Идеальная прическа. Идеальная улыбка. Но в глазах голод, как у крокодила.

Я стискиваю зубы, не веря, как сильно Вселенная любит надо мной издеваться.

– Что ты здесь делаешь?

– Ты избегаешь моих звонков.

– Так точно. Забавно, но я не хочу разговаривать со лживым, развратным придурком.

Если он удивлен моей враждебностью, то этого не показывает.

– Почему я лжец?

– Убирайся.

– А развратник?

– Ты оглох? Я сказала: «Уходи».

Мышца в его челюсти изгибается.

– Хотя бы объясни. После ужина я подумал, что все замечательно. Мне казалось, между нами возникло притяжение.

Я насмешливо смеюсь, от чего его глаза темнеют.

– Ты превосходный актер, отдаю тебе должное. Все твои разговорчики в стиле «я не играю в игры» и «ты всегда будешь знать, чего ждать» наверняка действуют. Женщины точно схавают это дерьмо. В смысле, мне казалось, что все звучало искренне. Браво!

Я останавливаюсь, и смотрю, надеюсь, что с чистым отвращением.

– Уверена, Колин тоже так думает. Скажи, сколько времени тебе понадобилось, чтобы набрать ей, высадив меня у входной двери? Десять секунд? Двадцать?

После паузы он откидывается на спинку стула, скрещивает ноги, складывает руки на колени и улыбается.

– Ты очаровательна, когда ревнуешь.

Он думает, что я ревную? Самовлюбленный эгоистичный петух! Ему повезло, что на столе нет столовых приборов, иначе в его лбу красовалась бы вилка.

– Время свалить, Крейг, – холодно говорю я. – И если ты не хочешь, чтобы я рассказала твоей девушке Колин, какой ты огромный кусок дерьма, сделай это быстро.

– Она не моя девушка.

– Если ты не уберешься с моих глаз в течение пяти секунд, я найду, чем в тебя пырнуть.

Его улыбка становится снисходительной, как будто он имеет дело с милым, шкодливым ребенком.

– Не глупи. Ты не сделаешь ничего подобного.

Я опираюсь на локти, кладу подбородок на сжатые кулаки и улыбаюсь ему, демонстрируя все свои зубы.

– Разве ты не слышал, Крейг? Я-нахрен-чокнутая.

Вот он момент, когда до него доходит.

– О, Крейг! Привет! Не ожидала тебя здесь увидеть! – Сюзанна встает сбоку от стола с двумя напитками в руках и смотрит на Крейга с теплотой айсберга.

Я не рассказала ей о разговоре с Колин в аптеке, так что ее реакция связана с его отказом после первого ужина в «У Бугера». Всегда любила женщин, которые умели затаить обиду.

– Здравствуй, Сюзанна, – мягко говорит он, вставая. – Как приятно снова тебя видеть. Прекрасно выглядишь, – он пялиться на ее декольте, не утруждая себя хотя бы в капельке сдержанности.

Господи. Человек в одиночку подрывает мою веру в человечество.

– Я в курсе, – бросает Сюзанна и проталкивается мимо него, чтобы сесть.

Затем Вселенная решает, что недостаточно повеселилась, и тут как тут появляется Колин.

На ней обтягивающий черный костюм Женщины-кошки, который фантастически на ней сидит. Никакого намека на ребенка в поле зрения.

– Привет, девочки, – улыбается она. Затем смотрит на Крейга, стоящего с искусственной улыбкой на лице. – Вы знакомы с Крейгом?

– Да! – одновременно с Сюзанной сознаемся и награждаем его пристальным взглядом.

Улыбка на лице Колин гаснет от растерянности и странном напряжении в воздухе, в то время как музыка меняется. Попса растворяется в медленном, знойном голосе Этты Джеймс, поющей свою фирменную блюз-песню.

Закрыв глаза, я погружаюсь в страстный вокал и звуки размашистой скрипки. Я снимаю дурацкий фиолетовый парик и опускаю голову в руки, мечтая оказаться где-нибудь в другом месте, чтобы разреветься.

– Милая, – говорит Сюзанна, касаясь моей руки. – Что случилось?

– Песня, – отвечаю ломающимся голосом.

– Что с ней?

Я начинаю хихикать маленькими, мучительными вздохами, которые больше похожи на рыдания, чем на смех.

– Это была наша песня. Моя и Касса. Она играла на радио, когда он делал мне предложение и подарил кольцо, нам тогда было по пятнадцать. Мы танцевали под нее на свадьбе. Каждый раз, когда ее где-то включали, он говорил, что любит меня.

Я люблю тебя, милая. И буду любить до конца времен.

Я слышу его голос так, как будто он стоит рядом со мной. Слезы, горячие и жгучие, быстро скапливаются в глазах. Блин... Я сейчас расплачусь. Мне нужно выбраться из этой комнаты, пока у меня не началась истерика.

Но вместо того, чтобы убежать, я открываю глаза и застываю, импульс бежать испаряется одним жестким, рефлекторным движением.

На входе на танцпол, наполовину скрытый в тени дверного проема, стоит Тео.

Он смотрит прямо на меня.

Он улыбается.