Ларо: прошлое
— Ты женат? В этом всё дело? А эта студия — твоя якобы холостяцкая берлога, в которую ты водишь девиц?
Он вытаращил глаза в истинном изумлении.
— Никакой жены, клянусь. Детей тоже нет. Я один. А это… это мой дом.
Мы лежали в постели в упомянутой студии. Мой любимый мужчина оказался художником. Он рисовал маслом. И пейзажи, и портреты. Я могла часами наблюдать, как он работает, стоя перед холстом в фартуке, надетом на голый торс. Удивительное дело, люди зачастую ненавидят показывать незаконченные работы. Не любят, когда кто-то следит за процессом. Он же относился к этому абсолютно спокойно. Или дело было во мне. В доверии ко мне. По крайней мере, я хотела в это верить.
Вчера он начал мой портрет. Я не просила об этом. Он сам предложил. Сказал, хочет запечатлеть мою красоту и индивидуальность, чтобы я всегда оставалась с ним. Даже когда покидаю студию. Я согласилась. Мне это польстило. Сегодня мы «работали» большую часть дня. Я сидела в кресле с книгой на коленях, но глядела в окно, выходившее на шумную улицу. А потом… потом я устала, вскочила и отобрала у любимого кисть, чтобы уделил мне иное внимание.
Он уделил. Да так, что мои силы окончательно иссякли…
— Значит, ты — преступник, находящийся в розыске.
Я откинула со лба прядь волос и провела кончиками пальцев по его предплечью.
— И что же я, по-твоему, натворил? — спросил он с мягкой улыбкой.
— Ты мне скажи, — я посмотрела проникновенно, но не сомневалась, что он отшутится.
Так и случилось.
— Однажды я нарисовал обнаженной некую даму. Ее супругу это крайне не понравилось. С тех пор на меня ведется охота. Приходится долго не задерживаться на одном месте. Переезжать из города в город.
Увы, шутка не удалась. Я встревожилась.
— Отсюда ты тоже уедешь?
Я надеялась, что прозвучало не слишком жалко. Юная девчонка влюбилась во взрослого мужчину до беспамятства. Он заставил ее поверить в собственную красоту и исключительность, научил любить лицо и тело. Но без него всё это потеряет смысл. Без него она умрет. Зачахнет, как цветок без солнечного света.
Я ждала новой шутки. Но произошло нечто иное.
— Я всегда буду рядом, — пообещал он совершенно неожиданно, и притянул меня к себе.
Сара: настоящее
Моё утро начинается с мантры. Простой, но важной, чтобы не утратить веру. «Мы встретимся и вернемся домой». Я повторяю ее изо дня в день. Не первую жизнь подряд. Другая давно бы свихнулась от безысходности. Но я всегда была упрямой.
Сегодня особенное утро. Прошел дождь. Нет, ливень. Он только-только закончился, дороги и тротуары залиты водой. Все вокруг ворчат и проклинают небо. Но не я. Я люблю дождь и его последствия. Это напоминает о доме. Потому бегу с улыбкой мимо хмурых людей. Бегу по лужам босиком, в одной руке кофе на вынос, в другой модные туфли. Мне плевать, что я притягиваю взгляды. Я всегда их притягивала. Главное, не уделять никому особого внимания, иначе подпишу смертный приговор. Не себе. Другим. Мой злой ангел не потерпит конкуренции.
— Не заболей, девочка! — кричит седеющий мужчина из внедорожника, рассекающего по проезжей части, как на корабле. Только волны разлетаются в разные стороны.
Я усмехаюсь и бегу дальше.
Девочка…
Земному телу тридцать два года. Юность прошла. Но я выгляжу превосходно. Любая восемнадцатилетняя позавидует. Впрочем, мне нет дела до чужой зависти. Как и до чужого восхищения. Ими упиваются лишь те, кто до конца не уверен в себе. А я уверена. Да, я пленница. Но я пленница высшего существа, которому нечего противопоставить. Рядом со всеми остальными я, по-прежнему, сама не хуже любой богини.
Вот и офис. В небоскребе. В элитном районе.
— Доброе утро, Сара, — здоровается личный секретарь Коул — смазливый белокурый мальчик, не обращая внимания на туфли в руках. Он и не к такому привык.
Я нарочно выбрала его. Из-за ангельской внешности, на которую покупаются клиенты. Но и не только. Коул исполнителен и умен. А еще полностью равнодушен ко мне, что большая редкость. В смысле, он предан, но не испытывает романтических чувств. Ибо давным-давно влюблен в собственную мачеху, с которой у него многолетние отношения за спиной папеньки.
— Какие новости? — спрашиваю я, подойдя к окну.
Город выглядит умытым и свежим. Перерожденным. Небо раскрашивает радуга.
— К вам посетитель. Томми Ли Мортон.
— Тьфу!
Я не сдерживаюсь. Ибо упомянутый клиент — молодой художник-толстячок — моя главная головная боль. Не считая любовника-ангела. Принесла нелегкая. Причем, является Томми Ли вечно без предупреждения и приглашения. Навязчив до жути. Изводит по каждому пустяку. Но когда ты — агент с отличной репутацией, приходится терпеть закидоны.
— Томми Ли, — я улыбаюсь милейшей улыбкой из богатого арсенала.
Ни за что не догадаешься, что жажду придушить паразита. Он, к слову, в отличие от Коула, обожает строить мне глазки.
— Сара, у меня беда! — вскрикивает Томми Ли, кидаясь мне в объятия, как ребенок.
— Творческий кризис? — легко догадываюсь я.
Это мне понятно. Сама художник. Правда, тайный. Мой тюремщик не желает, чтобы я прославилась. Мой удел — превращать в звезд других и оставаться в их тени. Известность агента — это иное. Она не для толпы.
— Не выходит! НИ-ЧЕ-ГО! — жалуется Томми Ли плаксиво.
Мысленно называю его тряпкой, а вслух подбадриваю:
— Это временные трудности, сам знаешь. Ты же талантище.
Самое смешное, это правда. Томми Ли — чертов гений. Иначе давно бы выставила вон. Когда мальчишка в ударе, создает настоящие шедевры. Такие, что станут украшением любой громкой выставки или элитной коллекции.
— Я неудачник, — не соглашается Томми Ли.
— Что тебе мешает на этот раз? — спрашиваю ласково и треплю по пухлой щеке.
— Не знаю, — врет он и смотрит заискивающе. — А можно я вас нарисую⁈
Вот в чем дело. Мальчишка давно жаждет написать мой портрет. Я — предмет обожания. Но это я запретила при первой же встрече, заметив изучающий профессиональный взгляд. Пригрозила, что, во-первых, выставлю вон, а, вторых, сделаю так, что ни один агент на порог не пустит. Это не блажь. Точнее, не моя блажь. Так решил ангел. Он в своем репертуаре. Не хочет делиться. Не только моим телом, вниманием, но и даже моим изображением.
— Давай ты нарисуешь Коула, — я не предлагаю, я приказываю. — Он отлично умеет позировать.
О, да! Секретарь с прелестной внешностью и отличной фигурой — лакомый кусочек для клиентов. Отличное «средство» борьбы против любого кризиса. К тому же, я не сомневаюсь, что мальчишка притащил с собой всё необходимое для работы.
— Коула? — оживляется Томми Ли. — А можно это будет ню?
— Запросто, — я знаю, Коул согласится. Ему это только польстит.
Я вызываю секретаря и сообщаю новости. Он расплывается в улыбке довольного кота и отправляет клиента в тайную комнату, предназначенную для… самый разных случаев. Обещает подойти минуту спустя. А сам делает мне большие глаза и сообщает шепотом:
— Там еще один посетитель.
Я догадываюсь, кто это. А сердце предательски частит. Нет, это не ангел. Он не светится перед людьми. Это человек. Особенный для меня человек. И если о его существовании узнает ангел, прольется кровь.
Ларо: настоящее
Я десятки раз представляла, как впервые окажусь в комнате Перехода, переступлю грань и шагну в забытый дом. Часами сидела перед «окном», разглядывая картинку с заветным коридором. Серебристые, раскрашенные неровными мазками стены, белоснежный чистый пол и двери: шесть нежно-голубых и ещё одна — черная, как непроглядная ночь. Жуткое чужеродное пятно в прекрасной и светлой комнате.
Изначально та дверь располагалась первой по левую руку от порога. Но после апокалипсиса в седьмом Мире, вход переместили в самый конец. Старцы посчитали — лучше так, чем каждый раз ходить мимо. Нет, ангелам ничего не угрожало. Обитатели Поднебесья при всём желании не смогли бы воспользоваться опальной дверью. С тех пор, как Мир погиб, вход не просто почернел, а слился со стеной, став плотным, как скала.
Не менее часто я гадала, с каким настроением войду в коридор. Скорее всего, это будет возбуждение, граничащее с лёгкой эйфорией и толикой страха. Одно дело — изучать Мир Гор и Тумана на экране или путешествовать по нему в симуляторе. И совсем другое — оказаться там по-настоящему. Вдруг, едва вдохну родной воздух, в голову вновь постучатся неуместные обрывки прошлых человеческих жизней? Тех, которые мне не полагалось помнить.
Кто бы знал, что действительность превзойдет любые, даже самые невероятные фантазии!
Случилось нечто иное. В разы страшнее. И в самой комнате. И потом — в пострадавшем городе.
Но обо всём по порядку.
Гала в красном платье до пола ждала у комнаты Перехода в компании трех юношей в традиционных для Поднебесья белых одеждах. Судя по обожанию на лицах и кротким взглядам, это были её подопечные. Двое вытянулись струной, готовые исполнить любое распоряжение госпожи. Третий, самый младший с черными вихрами, падающими на глаза, тревожно переминался с ноги на ногу. Возможно, как и мы, отправлялся в задание не по статусу.
— Ну-ну, — проворчала Гала, придирчиво оглядывая нашу разношерстную компанию.
Торр в ответ выпятил грудь, а Кай игриво опустил ресницы — не мог не покрасоваться перед высокопоставленной и нереально очаровательной дамой. Обстановку разрядила Ши, глянув на наставницу особой группы с яростью. Той, что сама Гала старательно скрывала.
— Слушайте внимательно, стажеры, — перешла Гала к делу, протягивая коробку с рабочими браслетами. — Вы отправитесь в больницы. Ваша единственная задача сортировать пациентов при помощи режима измерения. Помечайте зеленым свечением людей с жизненным статусом выше десяти. Если показатель перешел семерку — цвет синий. Еще ниже — жёлтый. Красный используется для тех, кто не дотягивает до четверки. Этой категорией займутся гробовщики.
— Но… — не удержался от возражения Кай.
— Никаких эмоций! — осадила парня Гала. — Сегодня нельзя тратить энергию зря. Лучше распределить её между десятком зеленых или синих с реальным шансом на спасение, чем истратить на одного красного. Ставьте реальные уровни. Мир, в котором разразилась катастрофа, не место для глупой жалости. Всё ясно?
Мы закивали. После таких наставлений слова не шли.
В зону Перехода заходили, словно пыльными мешками огретые. Смотрели исключительно под ноги. Пока не добрались до нужного выхода — третьего с левой стороны. Тогда-то я и посмотрела на зловещую чёрную дверь. На закрытый путь в мертвый Мир. Посмотрела, готовая увидеть тихий ужас. Но ахнула от неожиданности, шарахнулась назад, отдавив нежную ногу философа.
— Тише, Ларо, — проворчал он, кривясь от боли. — Будто не знала, что она тут. Брр… Смотрится, действительно, жутко. Прямо черная дыра.
— Ага. Дыра. Черная…
Последние три слова я выдавила с трудом. Ибо в отличие от Кая увидела иную картину. Вход в мертвый Мир выглядел точь-в-точь, как все остальные — наполненным голубым свечением и открытым для Перехода. Словно за ним не случилось никакого апокалипсиса, и миллиарды душ не томились в хранилище…
— Какие нервные у тебя стажеры, Тайрус, — иронично заметила Гала, пока её подопечные проходили сквозь нужную дверь в Мир Грёз и Обманов. — Ты забыл им рассказать о Мёртвом мире?
— Не забыл, — процедил наставник, подталкивая к входу Торра. — Первый Переход вызывает много эмоций. А уж тем более внеплановый. Тебе ли не знать.
— А ты не растерял язвительности, — усмехнулась Гала, подарив Тайрусу взгляд полный негодования. Он явно прошелся по больной мозоли.
Я слушала обмен колкостями краем уха, взирая на неправильную дверь и с ужасом понимая, что никто, кроме меня, не видит изменений.
— Всё в порядке, Ларо?
Надо же, а я и не заметила, как мы с наставником остались одни в коридоре.
— Да, — я постаралась, чтобы голос звучал обыденно. — Просто в реальности она ещё ужаснее.
Я приняла решение за секунду. Нельзя ничего рассказывать. Вдруг дело не в треклятой двери, а во мне? По сравнению с нынешней странностью, даже память о собственных смертях меркнет. В Поднебесье не любят говорить о мертвом Мире. А тем более, не терпят, если кто-то рассуждает о причинах апокалипсиса или строит догадки, возродится ли вселенная. Даже представлять не хочу, как быстро меня подвергнут забвению, если заикнусь, что вижу вход «живым» и невредимым.
…Первый в жизни переход не доставил неудобств. Почудилось, что окатили теплой водой. Но то была иллюзия. Едва переступила порог голубой светящейся двери, как глаза ослепило солнце, чуть ярче того, что согревала землю в родном Мире. Я огляделась, щурясь. Ох, теперь понятно, как чувствует себя Ши. Мы стояли на зависшей в воздухе, но невидимой для людей платформе — метров двести в длину и ширину. Посредине располагалась дверь. С этой стороны она была зеленой, но тоже светилась. На одном из уроков Тайрус объяснял, что такие пункты высадки делали неосязаемыми для человечества. Сквозь неё мог легко пройти даже самолет, и никто ни на земле, ни на борту бы не заметил. Главное, чтобы в этот момент на самой платформе не оказалось ангелов. Разумеется, умереть мы не могли, но покалечится — запросто. Поговаривали, сломанные крылья срастались медленно. Поэтому при приближении воздушного судна над опасной дверью в зоне «Перехода» мигала лампочка.
— Так, мои парни, вы дорогу знаете, — раздала распоряжения Гала. — Тайрус, отправляйся в центральную клинику с двумя подопечными. Ещё двое — ты и ты (она показала на меня и Торра) за мной. Будем работать на северной окраине. Один из инцидентов произошел в нескольких кварталах от местной больницы. Там сейчас жарко. Ну, что замерли? Расправляйте крылья и вперед!
О! Легко говорить Гале, она привыкла парить над Мирами. А мы — стажеры — до сего момента пользовались новой частью тела исключительно в учебном летном секторе. И не всем, надо признаться, эта наука давалась на пятерку. Один Кай умудрился взлететь с первого раза, правда, потом с приземлением неувязочка вышла. Но зато как зависал под потолком. Сущее божество! Мне так и простые махи начали даваться к концу второй недели тренировок. Сколько я за это время о себе нового и интересного от Тайруса узнала — страшно вспомнить! Но что поделать, если моё тело не желало уяснять, что крылья и руки — не одно и то же, и махать нужно только первыми, а никак не вторыми.
Я подошла к краю платформы. Глянула вниз. По спине дружной стайкой рванули мурашки. Ох, ну и высота! Этажей сто, не меньше. Отсюда и небоскребы кажутся мелкими. Зато обзор, закачаешься! Слева — за городом — простиралась водная гладь и леса. Справа — возвышался полукруг горных хребтов. Интересно, что за ними? Поля или бесконечная чаща?
— На счёт «три»! — скомандовала Гала.
Торр что-то нервно буркнул под нос. Я сделала глубокий вздох и, когда настал момент, просто прыгнула вниз, понадеявшись на рефлексы. К счастью, они не подвели. За спиной захлопали крылья, со свистом рассекая воздух. Волосы взметнулись волной, сердце радостно затрепыхалось.
Ух! А летать по-настоящему, гораздо увлекательнее. Ощущения абсолютно иные, чем в учебном секторе. Так и тянет разгоняться и переворачиваться, зависать и резко пикировать вниз. На целое мгновение я забыла, для чего оказалась в этом Мире. Из головы вылетели реальные теракты, боль и смерть, наложившая лапу на невинных жертв. Да, души бессмертны (в подавляющем большинстве случаев), но попробуй объясни это человеку, проживающему одну единственную и неповторимую жизнь.
— Не сбиваемся с курса! — потребовала Гала, возвращая меня в реальность.
Она летела строго по прямой, уверенно работая крыльями. Не то, что мы. Торр вон вообще вспотел от натуги, а перья топорщились, словно у петуха после знатной драки. Хм… А я ведь не вижу себя со стороны. Может, выгляжу ещё хуже…
На подлете к больнице я нутром прочувствовала весь кошмар произошедшей трагедии. Боль и страх не имеют запаха, но я могла дать на отсечение голову, что почуяла их. Это была горечь с примесью железа. Как вкус крови. Стоп! От неожиданности я чуть не промазала и не врезалась в окно второго этажа клиники. Вот интересно, откуда ангелу знать вкус алой субстанции, текущей по венам людей⁈
— Аккуратней, стажер! — процедила сквозь зубы Гала, когда я с грехом пополам приземлилась в нескольких метрах от входа в приёмное отделение. Вот оно — отношение к нам «особенным». Руководительница крутой группы даже не считала нужным запоминать наши имена. Для неё, да и для остальных обитателей Поднебесья, мы навсегда останемся пустым местом.
Внутри царил сущий кошмар. Люди, слёзы, крики, кровь — всё смешалось в нечто невообразимое, способное вогнать неподготовленного человека в ступор. Хотя мы с Торром и не были людьми, увиденное произвело жуткое впечатление. Я заметила, как у воина перья встали дыбом целиком. Кинула быстрый взгляд за спину и убедилась, что с моими случилось то же самое.
— Крылья сложили и работать, работать! — взревела Гала, как и мы, невидимая для врачей и пациентов.
Я быстро огляделась, пытаясь сориентироваться. Увы, голова отказывалась включаться. В ушах стоял гвалт от несущихся со всех сторон криков.
— Доктор, помогите!
— Он потерял много крови, зрачки не реагируют!
— Операционные переполнены!
— Сортируйте! Сортируйте!
— Глубокий сон! Запредельный! У нас нет такого оборудования!
— Та-а-ак! — перекрыл остальные крики голос Галы. — Смотреть сюда! — она схватила нас Торром за рукава и потянула к ближайшей операционной, в которую ввозили парня с торчащей железякой из окровавленной груди. — Берете браслет и… — Гала включила рабочий инструмент, обвивающий тонкое запястье, и на ходу измерила жизненные показатели раненого. — Плохо, — прошипела она, взглянув на результат на узкой панели. — Но такова его судьба.
Мы с воином судорожно вздохнули, когда парня охватило красное сияние, а Гала уже уносилась прочь, крича, чтоб не стояли истуканами, а принимались за дело.
Торр первый включил браслет, а я всё рассматривала белое лицо раненного. Сколько ему? Лет двадцать, не больше. Наверняка была уйма планов — карьерных и личных. Вон какие правильные черты, девицы в очередь выстраивались. А теперь… Теперь ни один ангел не подойдет, увидев красный категоричный цвет. Не поделится жизненной спасительной силой.
— Ларо, — позвал воин, пока врачи боролись за жизнь парня, не подозревая, что борьба проиграна, не начавшись. — Идём. Ведь это… мы умирали. Тоже.
Я грустно улыбнулась. Как же странно слышать подобное от Торра. Другое дело Кай. Он любил порассуждать о земном. Например, от чего зависит характер человека — формируется обстоятельствами и окружением, передается от бессмертной души или же складывается из пластов опыта предыдущих жизней.
Когда мы вернулись в приёмное отделение, я настроилась на рабочий лад. В самом деле, расчувствовалась, как распоследняя неженка. Торр прав. За плечами каждого из нас (или крыльями?) с десяток смертей. Ну и что? Мы существуем, не помня ничего о прошлых жизнях и не сожалея о них. Ну, или почти ничего.
Я включила браслет, согревший запястье приятным теплом. Ввела персональный семизначный код. Посмотрела, как разом подмигнули разноцветные лампочки. Быстрым взглядом обвела помещение и шагнула к ближайшей каталке, где лежала белокурая девочка лет четырех. Сквозь бинты на голове просачивалась кровь, бледная ручка безвольно свешивалась вниз. Я нарочно устроила себе испытание. Проверну работу с ребенком, остальное точно нипочем. Ощущая пристальный взгляд воина, я поднесла руку с рабочим инструментом к сердцу девочки. Пока ещё живому и отчаянно бьющемуся. Запястью на миг стало горячее, но браслет мгновенно закончил дело, подарив нам с маленьким человеком не слишком обнадеживающую пятерку.
— Эх, — печально выдохнул Торр. — Желтый. Не повезло.
— Главное, не красный, — объявила я, подражая интонациям Галы, хотя отлично понимала, что у ребенка почти нет шансов. Никто из Поднебесья не станет тратить энергию на третий уровень, когда в городе сотни пострадавших первого и второго. — Давай работать. А то стоим, как две клуши, доказывая правоту Тайруса о наших возможностях.
Забавно, как упоминание наставника повлияло на Торра. Подтянулся, грудь выпятил, волосы пятерней поправил. И крыльями взмахнул заодно. После чего виновато крякнул, и сразу принялся за дело, неуклюже курсируя от одного раненного к другому.
Я постаралась не уступать его прыти. Удивительно, как быстро удалось взять себя в руки. С трудом подходила еще к двоим-троим, а затем началась работа на автопилоте. Браслет — к сердцу, цифра на панели и установка нужного свечения. В целом, нам везло. За час мы с воином выявили всего четверых жёлтых (по два на каждого), остальным же с чистой совестью ставили два верхних уровня.
Дальше с отсортированными пострадавшими работали настоящие ангелы. Спасали тех, кого можно спасти. Игнорировали тяжелых больных. Без эмоций. И сожалений. Я даже залюбовалась ими. Вот какими и нам следовало стать. Непробиваемыми, величественными, несущими пусть не всегда свет, но покой определенно. Но, боюсь, наша нестандартная группа этому никогда не научится. Или очень и очень нескоро. Прав Тайрус, говоря, что умение работать с браслетом не делает стажера истинным посланником Поднебесья.
— Ты думала, кого хочешь в эти… как их? Подопечные. Во! — спросил воин, вытирая широкий лоб рукавом. Он затосковал среди криков и слез. С другой стороны, уж Торр точно не должен реагировать на кровь и стенания. И не такое его душа повидала на поле боя.
— Думала. Старушку, — брякнула я первое, что пришло на ум. — Такую, чтоб сидела дома и не доставляла хлопот.
— Смешно, — проворчал воин. И вдруг прошипел. — Вот дубина треснутая!
— Какая? — чуть не прыснула я, однако вовремя вспомнила, где находимся, и зажала рот.
Но собрат-неудачник и не думал веселиться.
— Двойка, — проговорил он едва слышно и глянул на меня несчастными, как у брошенного пса, глазами. — Смотри, — он повернул руку с браслетом.
Мой растерянный взгляд остановился на лице обреченной девушки, которую тестировал Торр. На пропитавшихся кровью джинсах и футболке. Светлых спутанных волосах. Внешность ей досталась не выдающаяся, но привлекательная. Такие редко остаются одни. Но чаще довольствуются тем, что само плывет в руки, и не пытаются сворачивать горы.
— Что делать? — Торр медлил с решением, хотя понимал, что вариантов не предлагается.
— Ты знаешь, — пробормотала я, продолжая смотреть на девушку.
Было в её облике нечто, заставляющее меня дрожать.
— Что с ней⁈ — громко спросил врач у санитаров.
— Глубокий сон, почти запредельный, ранения брюшной полости, сломано четыре ребра, пробито левое легкое, — отчитался тот скороговоркой. — Машина сбила. В момент погружения. По дороге была остановка сердца. Удалось запустить…
Торр поморщился и нажал указательным пальцем нужную кнопку на браслете. Меня пробрал озноб, хотя ангелы по определению не должны мерзнуть. Девушку, освящаемую невидимым для людей красным ореолом, увозили в операционную. А я стояла не в силах пошевелиться и смотрела вслед каталке. Не понимая, почему хочется повалиться на колени, обхватить горячую голову ладонями и кричать, срывая голос: «Одна! Одна! Одна!»
Ноги сами понесли в операционную. Туда, где суетился медперсонал, и обреченному человеку оставалось жить считанные минуты. Наставник однажды рассказывал, что душу, готовую покинуть тело, можно разглядеть заранее. Она мечется внутри, желая поскорее обрести свободу. Так случилось и в этот раз. Бледная субстанция бурлила в умирающей девушке. Словно в сосуд загнали пар от кипящей жидкости, и теперь он не мог вырваться или раствориться. Оставалось только бесноваться, мечтая о воле.
— Не уйдешь! — приказала я душе, не успев осознать, что творю.
Искалеченное тело затмило всё — и наставления Тайруса, и учебные пособия, читаемые и перечитываемые с экрана, и крохи здравого смысла, хранящиеся в подкорке (или другой части головы ангела). Сейчас я знала только одно — мне нельзя отпускать душу. Я должна разбиться в лепешку, уничтожить саму себя, если потребуется, но спасти эту светловолосую девушку, приговоренную к смерти.
Она просто уснула и не может проснуться. Моя задача — разбудить…
Я не запомнила, как включила на браслете режим передачи и положила ладонь, растопырив пальцы, на живот раненной. Только почувствовала поток энергии, хлынувший от меня к ней. А потом что-то случилось с глазами. Операционная исчезла. Пришла иная картинка. Её обрывок я видела однажды. В капсуле, когда из огонька души рождалось новое существо — ангел-стажер Ларо.
Я стояла на подоконнике и смотрела на простирающийся внизу город. Волосы трепал злой ветер. В лицо хлестали жесткие струи холодного дождя. Но мне было всё равно. Я подчинила тело своей воле, оставался последний шаг. Одно мгновение до свободы. До призрачной надежды вернуть то, что было украдено…
— О, Небо и Миры! Что ты творишь, Ларо⁈
Чужое воспоминание растворилось, и я увидела в дверях Тайруса с перекошенным лицом. Но не от гнева, а отчаянья. И испуганного Торра рядом. Потом собрат-стажер расскажет, что я напомнила ему могущественное божество с дьявольским огнем в глазах. Особенно в миг, когда объявила громогласно:
— Убирайтесь прочь, предатели! Её вы не получите!