После него

Эпилог

— Летишь в Бразилию со мной или остаешься на две недели с моими сестрами? — вот так обычно спрашивает Тимур.

Как в тех руководствах по воспитанию детей. Будешь сегодня овсяную кашу или манную? А я, может, никакую не буду! Я хочу мороженое на завтрак и три чашки кофе. С корицей. С карамельным сиропом…

Я сглотнула слюну. Кофе мне запретили сразу.

«Слишком возбудимая мамочка».

Мороженое запретили, когда нашли гестационный диабет. И карамельный сироп тоже.

— Лечу с тобой! — заявляю я.

— Учти, что со мной в самолете будет еще четыре мужика, — предупреждает он.

— Здесь их останется гораздо больше… — напоминаю я.

— Замкнутое пространство.

— Зато там есть ты!

— Аргумент.

Приближаться к другим мужчинам, кроме Тимура мне нельзя.

Не потому, что у меня ревнивый грозный муж — хотя он такой!

А потому что маленький тиран, растущий внутри меня, еще на первом месяце своего существования уже мягко намекал, что никаких соперников он не потерпит.

Не зря меня тошнило от Максима во время возвращения в Москву. Я думала — психологическое, а это было начало жесточайшего токсикоза.

Ни от чего в жизни меня так не тошнило, как от мужчин. Неважно, сколько им было лет — грядущий Тимурович испытывал одинаковое отвращение как к пятилетним мальчикам, так и к убеленным сединой старейшинам.

Без шуток.

Со свекром пришлось знакомиться на расстоянии и вцепившись в Тимура мертвой хваткой. Потому что единственным лекарством от непроходящей тошноты был его запах. Лекарством от тошноты, успокоительным, снотворным, жаропонижающим, возбуждающим… Вот только уровень глюкозы в крови он не умел снижать — и то не факт! Возможно, надо было более усиленно принимать Тимура Сафарова внутрь.

Но он, во-первых, страшно боялся повредить мне и сыну, во-вторых, непрерывно работал, чтобы к моменту родов превратить жизнь своего ребенка во вселенную изобилия, такой уж у него был бзик.

В-третьих…

Наверное надо такие лекарства принимать орально, а не интравагинально, да?

Ой, все!

— А вот когда ты родишь, мне обратно всех стюардесс, водительниц и помощниц на мужиков менять, да? — задумчиво спросил Тимур по пути в аэропорт, держа меня за руку на заднем сиденье машины.

В зеркале заднего вида мелькнули задорные синие глаза под рыжей челкой — сегодня нас везла Злата, моя любимая водительница. Именно она — в отсутствие Тимура, конечно! — обожала похулиганить и, врубив спортивный режим машины, разогнаться хорошенько на платной трассе. Этим она мне и нравилась — все остальные носились со мной, как с хрустальной вазой.

Не дай бог, что случится, Тимур убьет!

— Зачем менять? — удивилась я.

— Ты же ревновать начнешь.

— А если на мужиков поменять — начнешь ревновать ты.

— Да, засада…

Я смеюсь, глядя, как он всерьез об этом задумывается. Наши игры в ревность невероятно страстные, но никогда не переходят грань.

Я ревную Тимура бешено, до кровавой пелены в глазах, но знаю, что он никогда не выберет другую.

Зато они его выберут.

А мое чувство собственности бунтует, когда к нему прикасаются другие женщины от пяти до ста лет. Жаль, что у Тимура не может быть токсикоза на них!

Тимур тоже ревнует, но поводов у него все меньше. С каждым месяцем беременности моя реакция на мужчин рядом становится все сильнее. К восьмому меня может стошнить просто от того, что мужчина прошел по другой стороне улицы.

Но муж при этом проводит этого мужика сверкающим взором, пока тот не скроется из виду. Будто и вправду верит, что кто-то будет начнет приставать к глубоко беременной женщине, сражающейся с тошнотой.

При этом никакие мои круизные похождения он умудряется мне в упрек не ставить. На нашу свадьбу была приглашена и Ксюша с Эмералдом, и Сильвия с Энрике — обе мои случайные знакомые неожиданно стали подругами.

— Сколько времени до отлета? — спрашивает Тимур, когда машина сворачивает к коммерческому филиалу Внуково.

— Два часа, — рапортует Злата. — Заедем в аутлет пошопиться?

— Да, заедем… — задумчиво отвечает ей Тимур, глядя при этом на меня. — И ты пойдешь выпьешь кофе.

Если у нее и есть какое-то мнение насчет наших, она никак его не показывает. Просто загоняет машину в самый укромный уголок стоянки и уходит, помахивая модной мятной сумочкой. Не оглядываясь.

Потому что смотреть тут совершенно не на что — как медленно опускаются спинки кресел, превращая задний ряд сидений в достаточно широкий диван? Как щелкает кнопка затемнения, скрывая то, что происходит в салоне? Или как один очень влюбленный мужчина долго и страстно целует свою очень беременную жену? Или как она пальчиками проходится по пуговицам его рубашки, обнажая загорелую грудь, покрытую темными колечками волос…

Или как расстегивает ремень его брюк и ехидно интересуется:

— Ананасовый сок на завтрак?

— Да… — выдыхает этот мужчина. — Не помню, когда что-то другое пил.

Или…

Как он устраивается, нависая надо мной, а я сползаю ниже и, глядя в его темные глаза, медленно скольжу языком по упругой шелковистой твердости его члена. Обнимаю ладонью твердый ствол, пытаюсь обхватить губами головку, впустить ее в рот как можно глубже, но Тимур так стремительно и сильно возбуждается, что это, как всегда, становится нереально.

И тогда он опускается, ловко устраиваясь позади меня на разложенных в широкий диван креслах, прижимается всем телом и медленно проникает внутрь.

Можно было бы и привыкнуть за столько месяцев к его толщине, но я все еще не могу. Приходится глубоко дышать, чтобы он мог войти, даже если я очень возбужденная и влажная. Все очень плотно, сильно — он растягивает меня под себя.

Зато я научилась в первый раз кончать вот в этот самый момент, когда растяжение максимальное, и Тимур толкается, входя до предела, и одновременно прикусывает кожу за ухом и сжимает набухшую грудь.

Ему приходится закрыть мне рот ладонью, чтобы я впилась в его солоноватую вкусную кожу. Потому что даже звукоизоляция машины не спасает от моих криков — уже был опыт.

Это наш любимый «быстрый секс». Всего пятнадцать минут где-нибудь на стоянке, в душе или запертой комнате отдыха аэропорта. Утоление голода перед длинным днем, когда придется постоянно быть в окружении других людей, при которых даже толком не поцеловаться.

Ночью ждет продолжение. Куда более обстоятельное — и мне уже не терпится, хотя я только что кончила.

Тимур втягивает носом мой запах и ворчит:

— У меня опять стояк весь полет будет!

А в туалет самолета на восьмом месяце я и одна-то с трудом помещаюсь…

— Потерпишь! — ехидничаю я. — Нагуливай аппетит!

— Агата!

— Долетим до Бразилии — ты меня ка-а-а-а-ак… — напоминаю я его же слова во время расставания на круизном лайнере.

Еще и года не прошло с того плавания, а кажется — это было так давно!

С той поры случилось слишком много всего.

Во-первых, суд над Максимом — Тимур оказался очень мстительным, прямо как рассказывал мой бывший муж. Только он мстил не тем, что спал со мной. Он нанял аудитора и, не считаясь с расходами и собственной репутацией, нашел все случаи злоупотребления служебным положением Максима Брусницына.

Наскреблось даже на уголовное дело. С условным сроком, но видеть бледного и какого-то сдувшегося бывшего в зале суда было неожиданно приятно. Я даже не подозревала, что такая злопамятная.

Во-вторых, свадьба Ксюши с Эмералдом и Сильвии с Энрике. Никто из них четверых не планировал переводить свои курортные романы во что-то серьезное, но…

«От вас заразились», — ворчала Ксюша, поправляя фату и еще раз проверяя, выпила ли она противозачаточные. Заражаться беременностью она пока не собиралась.

В-третьих, совершенно неожиданное деловое партнерство Тимура с… Верой.

Как-то раз он все-таки рассказал их общую историю — перевранную Максимом всеми возможными способами. Тимур действительно ходил с ней на парочку свиданий, она действительно уволилась из его компании, и он страдал от этого. Но не из-за страстной безнадежной любви, а из-за того, что она была идеальным специалистом в своей области.

Она умела продавать не квартиры и дома — а чувства. Превращать роскошный, но безликий интерьер дорогой недвижимости в эмоциональный аттракцион, подбирая запахи, освещение, музыку, предметы искусства так, чтобы клиенту захотелось как можно скорее начать жить в этом месте.

Теперь и Тимур был женат, и Вера — безумно влюблена, и Максим не маячил на горизонте. Интересы вновь сошлись.

И, в-четвертых, знакомство наших родителей и друзей между собой тоже оказалось тем еще приключением. Тимур коварно и предусмотрительно устроил свадьбу на роскошной яхте, чтобы отметить роль круиза в нашем браке.

Ну и заодно, чтобы никто не мог сбежать раньше времени, потому что мы, так идеально совпавшие друг с другом, оказались из максимально непохожих социальных кругов.

Все закончилось хорошо, но, кажется, только потому, что после «да», сказанного у алтаря из белых цветов, меня стошнило, и я упала в обморок.

Представляю, что бы устроил мне Максим за такой позор.

Однако друзья и родственники с обеих сторон неожиданно объединились в беспокойстве за мое здоровье. Так и подружились.

Я валяюсь на заднем сиденье в объятиях лучшего мужчины в мире и смотрю через панорамную крышу машины в пронзительно голубое небо, думая о том, как приходится помучиться судьбе, чтобы столкнуть двух совершенно непохожих людей

Злата возвращается и протягивает два стаканчика. С кофе Тимуру и с ромашковым чаем мне. Я нюхаю его кофе, а пью при этом свой чай. Увы — обмануться не получается.

А еще прижимаюсь к самому любимому мужу.

До аэропорта совсем ничего, но, разомлевшая от оргазмов, я дремлю на твердом плече Тимура и волей-неволей вспоминаю, как все начиналось.

Как случайно мы познакомились — если бы не моя безалаберность и вечная беготня в последнюю секунду…

Мы бы не встретились никогда.

С другой стороны, я ведь всегда успевала. На поезда и самолеты. Всегда.

Мне везло.

Кроме того единственного раза.

Но получается, что тогда мне повезло даже больше.

Я опоздала на самолет, но встретила Тимура.

Мужчину с темными глазами, в глубине которых скрывается колдовской лес, открывающий свои тайны только под солнечным светом. Страстного, щедрого, безумно влюбленного мужчину, который до сих пор иногда притворяется, что летел через половину мира и плыл через океан только по деловым вопросам.

С Адамом он, кстати, так и не подписал контракт. Что-то там на производстве не понравилось. Почему я и уверена, что все эти слова про совпадение — чушь. Последняя попытка сурового мужчины сохранить лицо и не так уж палиться, что он гонялся за мной, как мальчишка.

— Знаешь, — говорит Тимур неожиданно. — Я вдруг подумал — мы ведь могли бы встретиться раньше. Если бы Брусницын хоть раз взял тебя на корпоратив или в командировку. Я бы тебя увидел.

— И что?! — округляю я глаза, почти не удивляясь тому, как совпадают наши мысли — это случается часто. — Ты бы что, отбил жену у своего подчиненного?!

— Нет, разумеется, — голос Тимура становится холодным. — Как ты могла обо мне так подумать!

Я приподнимаю голову и заглядываю ему в лицо с таким сердитым выражением, что он не может удержаться и ржет.

Ржет, зараза такая!

— Так бы я сказал в любую секунду своей жизни до того, как увидел тебя… — мурлычет он бархатно и проводит пальцами по моему лицу. — Агата… Просто забрал бы тебя себе и унес на плече в пещеру.

— Тимур-р-р-р-мур-мур-мур-р-р! — откликаюсь я.

Потому что знаю — не врет. Забрал бы. В ту же секунду, как увидел. Потому что я была предназначена для него с самого начала. Больше никто так не тащится от моей безалаберности, скандалов, глупостей и придурей.

Больше никто так не гордится, когда я «исполняю».

И только за это его можно любить бесконечно.

Но у меня есть еще много других причин.

Кто-то маленький и тиранистый выбирает именно этот пафосный и трогательный момент, чтобы пнуть меня в печень.

— Тимур-р-р-р! — по привычке рычу я и замираю, прислушиваясь к себе.

Изнутри идет тепло и ласка, словно кто-то бархатно гладит мои внутренности.

— Знаешь… — говорю я. — Мне кажется, я знаю, как зовут нашего ревнивого сына. Весь в отца!

— Тимур Тимурович? — хмурится Тимур старший. — Как-то не…

Кладу пальцы на его губы.

Он целует их — мгновенно, привычно.

Почему-то мне кажется, что этот мужчина точно не перестанет дарить мне цветы и ревновать к другим. И не отпустит, если я вдруг заявлю, что пора развестись.

А еще через месяц, когда я держу на руках Тимура Тимуровича Сафарова, заглядывая в его — уже! — зеленые глаза, Тимур-старший, стоящий рядом с очень грозным видом, за которым скрывается столько ослепительных эмоций, что страшно на него смотреть, вдруг спохватывается и лезет в карман пиджака, брошенного рядом на кресло.

— Знаешь, на рождение ребенка принято дарить драгоценности… — начинает он хриплым голосом, и я удивленно поднимаю глаза.

За полгода с нашей свадьбы этот мужчина, пользуясь тем, что как жена я отказаться не могу, купил мне такое количество драгоценностей, что я могу на них спать как дракон.

— Да, я знаю! Но это особенная вещь, — наконец-то он перестает хмуриться и протягивает мне…

— Откуда?! — я подставляю ладонь, и в нее падает сапфировое сердце в окружении звезд-бриллиантов. — Ты сделал копию?

— Хуже! — ухмыляется мой великолепный муж. — Я его достал из Босфора. Нет, не лично, конечно, но… Не мог же я оставить на дне моря свой первый тебе подарок.

Однажды мне все-таки пришлось рассказать ему про мой истерический порыв. Покаяться, что я опять «исполнила». То, что Тимур меня не ругал за выкинутое «Сердце океана», я восприняла, как еще одно доказательство, что он — мужчина моей мечты.

Но он оказался не просто мужчиной мечты.

После него другие просто перестали существовать.