Обратная дорога по буеракам так не пугает. Я расслабленно сижу, слегка держась за кресло, слушаю музыку, и не ойкаю, когда танкообразная машина заваливается набок. Теперь я доверяю шоферу, который привык ездить по этим ужасным дорогам.
− Ну, молодец, − хвалит меня Сергей за что−то, я плечами пожимаю. — Научилась доверять, стала спокойнее. И даже красивее сразу стала.
− А раньше не красивая была? — мне интересно, считает ли меня мужчина красивой, интересной для себя. — Скажи, а я в твоем вкусе? Вообще, какие женщины тебе нравятся?
− Не, не в моем. Мне такие тощие не нравятся. Ты ж субтильная, подержаться не за что. А я пышные формы люблю, и не таких мелких, чтобы ростом не метр с кепкой.
Закусываю губу от обиды. Я стройная, среднего роста, и фигура изящная. Да, на матрешку не похожа, но всегда гордилась своими пропорциями, почти стандартными.
− Тебя ж соплей перешибешь, уж извини. А я помять люблю, чтобы было к чему лапищи приложить не боясь, что сломаю. Да и старовата ты, мне баба нужна такая, которая мне детишек нарожает. А с тебя че взять−то?
− А сам будто не староват, − фыркаю, хочется и его обидеть. Смотрю на огромные ручищи, на пальцы размером с разваренную сосиску. Да, такими меня если сомнешь, то не очнусь уже. — Да и как ты себе женщину найдешь, с такой бородищей? Будто шуба к подбородку прилипла…
− Хах, неравнодушна ты к моей бороде. Я монахом не живу, можешь не сомневаться. Но пока не встретил ту, на которой женился бы. А староват или нет… мужик и в девяносто лет может батькой стать запросто.
− Доживи сначала, до девяноста… − тихо роняю, глядя на дорогу.
− Да я−то доживу, во мне силищи ого−го! А вот тебе собой заняться нужно, а то смотреть на тебя больно…
− Да хватит! Я поняла, что тебе не нравлюсь. Закрыли тему! — меня уже злит разговор, умничает тут сидит.
− Ладно, не ори. И как мужик с тобой столько лет прожил? Горластой такой…
− Нормально прожил! В отличие от тебя, он моей фигурой восхищался, находил, за что подержаться… И на характер не жаловался.
− Святой человек, − усмехается бугай, а я закатываю глаза.
Про Исаева вообще не собиралась вспоминать, а вот же ж, вылезло. Но это чистая правда, я никогда жалоб не слышала, и видела его любящий взгляд.
Вдали уже первые дома показались, подъезжаем к городку, и я замолкаю, планирую свой день. Надо заняться делами, наконец. Хоть бородач меня уверял, что здешним людям можно верить, я лучше проверю отчеты.
Сергей высадил меня у кафе и сразу уехал. Ну вот, надеюсь, я больше с ним не встречусь никогда. Прохожу в свой кабинет, переодеваюсь и вдруг понимаю, что тапочки мои остались в магазине бородача, вместо них на ногах кроссовки. Либо нужно сходить забрать свои любимые тапочки, либо купить новые.
Пошлю за новыми тапками своего админа.
Но на ужин снова приезжает Сергей, он привозит мою обувь, передает ее через официантку.
− Посетитель хочет, чтобы вы присоединились к ужину, − говорит девушка, а я морщусь.
− Скажи ему, что меня нет… уехала… заболела… улетела на луну. Некогда мне!
− Я поняла. Скажу, что вы срочно уехали.
Только кто бы поверил ей. Через минуту в кабинет вломился, даже не постучавшись.
− Что ты… какого черта? Тебе неясно сказали — меня нет? — вскакиваю с кресла, слишком рьяно раскидывая страницы с отчетом, получается целый вихрь. — Ну вот, теперь еще документы в порядок приводить… А все ты, бородатый черт.
− Лечиться надо, а то слишком резкая. Капельки какие попей, успокоительные, − советует нарушитель моего спокойствия, который стоит, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди.
− Чего тебе надо от меня? Мы выяснили, что я не в твоем вкусе. И не родная племянница твоего друга Егора. Отвяжись уже, пожалуйста.
− Да я че сделал−то? Просто по−дружески… Хавать пошли. Надо иногда и о желудке побеспокоиться, а не только о бумажках.
− Иди хавай. Так и быть, за счет заведения. Меня только не трогай больше, − присаживаюсь, собирая разлетевшиеся листки, стараясь сложить их по порядку. Рядом останавливаются ноги в белых кроссовках.
− Сама не пойдешь — на плечо закину и в зал вынесу. А там сейчас народу, как пчел в улье, вот гудеж будет.
Мне хочется распластаться по полу и забиться в истерике, как в детстве. Только тогда за нервный припадок прилетало по заднице от мамы. И я не хочу, чтобы прилетело от этого наглеца, по моей тощей пятой точке. Вот будет потом высмеивать мои «недостоинства», на все лады.
Складываю отчет на стол и иду к двери, молча, закусив губу. Ладно, посижу рядом, пока этот мужлан ест.
Но не тут−то было. Он и меня заставил есть, грозясь учинить скандал. На его зычный голос оборачивались посетители, махали ему рукой, узнавая. Пожалела, что не попросила накрыть стол в кабинке, побоялась пересудов.
− Шустрей вилкой работай, − советует, смачно чавкая котлетами. — У нас по плану танцы, через полчаса клуб откроется.
− Ну нет, − гневно откладываю вилку в сторону. — Мои планы с твоими вообще не сходятся. Ты чего прицепился, как репей?
− Ты зацикливаешься. Зачем тебе знать это?
− Ну здрас−с−сте! Ты меня достаешь, а я не могу узнать, почему? Интрига интриг… Подозреваю, что я тебе все же нравлюсь, иначе не…
− Э−э, нет, не нравишься, − усмехается, а в глазах чертенята бесятся. — Мне скучно просто, а ты такая… тебя доводить одно удовольствие. Взрывная такая, я слово, и ты взглядом готова убить. Супер!
− Игрушку нашел? Сам иди танцуй, − встаю из−за стола, бросая льняную салфетку возле тарелки с недоеденным картофельным пюре. — Еще раз ко мне подойдешь, я полицию вызову.
− Струсила? Боишься, что посрамишься? Или вовсе двигать своими мослами не умеешь красиво.
− Я умею танцевать… и красиво тоже.
− Да ладно? А я не верю. Вот показала бы, тогда поверил бы… но ты же трусиха, в клуб не сунешься, − он провоцирует меня, вальяжно развалившись на стуле и ведя взглядом по моим «мослам». Фыркаю от злости, чем смешу наглеца еще больше.
Ушла в кабинет, но одна мысль грызла меня. Я не люблю пасовать, когда получаю вызов. Почти час пытаюсь сосредоточиться на работе, но не могу. Бросаю свои бумажки и открываю чемодан. Платье сразу отметаю, слишком изящное, такое на званый ужин разве что надеть.
Достаю со дна чемодана джинсовую мини−юбку, в которой планировала совершать вечерние прогулки по городку. К ней подбираю легкую кофточку−лапшу голубого цвета, с глубоким декольте. Одеваюсь, потом смотрюсь в зеркало.
Я выгляжу как девочка. Стройная и красивая. Немного макияжа, волосы распускаю из пучка, они падают светлыми локонами, рассыпаясь по плечам. Я нравлюсь себе. и давно так не выглядела, постоянно носила одежду в деловом стиле, стягивая волосы в строгую прическу.
Меня бьет легкая дрожь, будто в предвкушении чего−то особенного. Надеваю туфли на каблуке, жалея, что нет с собой легких белых теннисок, в них танцевать удобнее, чем на каблуках.
Где клуб, я знаю, вывеска яркая, издалека видно. У входа стоят несколько мужчин средних лет, покурить вышли. Они провожают меня заинтересованным взглядом, аж гордость берет. Могу еще привлекать мужские взгляды.
Захожу в полутемное помещение, ища взглядом того, кто спровоцировал меня на выход в свет. Я его не нахожу, не пришел. Ну и ладно, подвигаюсь и уйду.
Музыка заводит, я будто в юность улетела. Давно, очень давно мы ходили на дискотеку с Исаевым. Будто те же чувства проснулись, чувствую, как что−то горячее разливается по венам, заставляя двигаться быстрее.
− Где твоя унылая половинка? — слышу возле уха знакомый хриплый голос. — Я рад, что ты ее дома оставила, такая ты мне все больше нравишься. Теперь видно, что чуток есть, куда руки пристроить.
Нахал стискивает мою талию, пристраиваясь сзади. Но я поворачиваюсь в его объятиях. И не узнаю. Бороды нет…
Небольшая темная поросль на обветренном лице безумно идет ему. Теперь видны губы, красиво и четко очерченные. А глаза таинственно проблескиваю темнотой, светло−серые радужки будто серебром наливаются.
Залипаю на новый вид нахала, даже забываю нарычать на то, что его лапищи до сих пор на моей талии, чуть повыше пятой точки.