− Дочь, ты дома? — слышу, как взбалмошно кричит мама с крыльца.
Я на заднем дворе, пытаюсь посадить вечнозеленые кусты туи. Но садовод я еще тот. То яма мала, то куст такой, что не могу обхватить и ровно поставить. Да уж, озеленила задний дворик. Смотрю на кривую шеренгу кустиков и хохот пробирает.
Ну найми дизайнера с бригадой, сделают все по высшему разряду. Но мне скучно. Решила, что справлюсь не хуже.
− Мама, я здесь, − скидываю резиновые перчатки на ступеньках. — Что с тобой случилось? Приступ что ль прихватил?
Мать не унимается, что−то рассказывает, и ревет. Я вцепилась в косяк, глядя, как старушка убивается, утираясь огромным носовым платком. Что−то про мою дочь, которую на «скорой» увезли.
Я только вчера разговаривала с Юлей, она была настроена ко мне благодушно, даже посмеялись немного. Все было в порядке.
− Мам… Юля же в Англии, − присаживаюсь рядом с ней, обнимаю за плечи.
− Да не была она ни в какой Англии… Я ей квартиру помогла снять, и вообще… Беременная она была, а ты теперь бабка, внук у тебя только что родился! А я прабабка… счастье−то какое…
Первый шок прошел быстро. Вскакиваю и бегу в свою комнату, переодеваться. Мама ковыляет следом, переваливаясь.
− А я тебе все утро звоню, а у тебя не доступно.
− Телефон сел. На зарядку не поставила.
Теперь понимаю, почему дочь от меня шарахалась в последние месяцы. Я бы сразу поняла, что она в положении. Неужели моя маленькая девочка боялась меня? Я же всегда ее поддерживала. Не стала бы я тащить ее на аборт, наоборот, помогла бы.
Наверное боялась, что ей за Англию прилетит. Но я же не идиотка, понимаю, что в восемнадцать лет девочки влюбляются и беременеют. Сама такая. Залетела, когда училась в институте. Родители помогли, и мы со Стасом сразу поженились. У меня была возможность получить образование и профессию.
− В каком роддоме? — спрашиваю, уже направляясь на выход.
− В восьмом. Я вечером приеду… Оля, там вещи надо какие−то…
− Разберемся.
Я все еще ошарашена, мысль — как так? Как я о беременности дочери не узнала?
И сама же отвечаю — закопалась в своих проблемах с мужем. Но я как думала, устроила дочь, выпустила ее во взрослую жизнь, а если помощь понадобится, то она придет ко мне, или хотя бы позвонит. Я не считаю беременность грехом, даже если нет мужчины рядом. В наше время скорее счастье, если женщина родила без мужа, чем позор. Гораздо хуже, если вообще не получилось родить и живешь одна.
И Юля знает о моей позиции. Я с ней разговаривала года два назад, высказала свое мнение. Я против аборта. И если вдруг получилась беременность, а папашка сбежал, то это не страшно. Воспитаем. Моя дочь не должна бояться такой ситуации и скрывать от меня, что беременна.
Здесь таится что−то другое. Раз скрыла, значит причина серьезная. И я докопаюсь.
Пока еду, видео приходит от Юли, внука показывает. Надеется, что увижу так и не приеду? Зря надеется. Пришло время поговорить по душам.
Но мысли мои вылетают из головы, когда вижу свою дочь с малышом на руках.
− Мама… − обреченно роняет моя малышка. Ее губы начинают трястись, руки тоже. Я подхватываю ребенка, пока не уронила и присаживаюсь рядом на кровать. — Мам, я не знала, как тебе рассказать… и папе тоже. Он не знал.
− Юль, ну как так, а? Как гром среди ясного неба — ты стала бабушкой, − смеюсь, вспоминая вопли моей мамы. — Я бы не стала тебя ругать, или осуждать. Эх ты, тихушница!
− Мам, я… − начинает Юля, но в палату входит медсестра.
Мы обсуждаем, что нужно моей дочке и малышу, я иду покупать вещи в ближайший магазин. Забегаю в аптеку, покупая все по списку. Если бы мама не скрыла от меня, что Юле рожать скоро, сейчас бегать бы не пришлось. Я бы устроила дочь в самый лучший роддом города.
Но теперь уже поздно, куда «скорая» привезла, там и останется, до выписки. Как врач сказала, роды прошли без осложнений, ребенок тоже в порядке, дня через три заберу дочь и внука домой.
Я почти час провожу с дочкой и малышом. Юля дремлет, обессилев от родов, а я тихо сижу на стуле. Палата трехместная, но две другие кровати еще ждут своих временных хозяек. Совсем мало стали рожать.
Помню свою палату в роддоме, на шесть коек. И еще не хватило, поставили две к ночи. Пройти негде было, мамочек выписывали досрочно, чтобы другим место освободили. А теперь пусто почти в роддомах.
Ребенок зашевелился, и я подошла к мальчонке. Красивый малыш. Не выдержала, отправила видео сестре. Пусть знает, что стала тоже бабушкой, двоюродной. Но сначала вышла в коридор и позвонила ей, вот только Катя будто не обрадовалась. Голос странный, безжизненный.
Немного подумав, позвонила Стасу. Думала, что застану врасплох, но Исаев уже знал. Ему дочь сама позвонила и рассказала. Меня это задело немного. Меня дочь сама и не думала уведомлять. Зашла в палату, дождусь, пока проснется и спрошу, в чем дело.
− Мама… ты еще не ушла? — встрепенулась Юлька и сразу нырнула рукой под подушку. Вытащила смартфон, глянула в него и снова убрала.
− Надоела тебе уже? Уйду сейчас… кто папашка−то? — вопрос естественный и мучает меня второй час.
− Да… никто.
− Так не бывает, у всех есть отцы и матери. Или, хочешь сказать, что сама не знаешь? — прищурилась. И так бывает. Последствия студенческих вечеринок. — Ну и ладно, воспитаем.
− Да знаю я, кто отец… просто… − Юля побледнела и откинулась на подушку. Закрыла лицо руками. Ей страшно это произнести будто.
− О, боже… тебя изнасиловали? — опускаюсь на край дочкиной кровати, готовая выслушать и пожалеть свою кровиночку.
− Мам, не выдумывай, − усмехается, даже фыркает на мою нелепую «догадку». — Просто тебе не понравится отец моего ребенка… ты будешь злиться.
Смотрю на внука. Рыженький… я ничего не имею против рыжих, лишь бы человек был хороший. Наш разговор прерывает Стас. Протискивается в палату с огромным букетом, кучей шаров и плюшевым белым медведем в человеческий рост почти.
И еще умудряется Егорку держать. Надо же, не меняется, такой же романтик. Он отпускает сынишку на пол, а сам сграбастывает Юльку в охапку, заваливая ее подарками. Как меня, когда она родилась.
− Мама.
Мальчик подошел ко мне так незаметно, пока я любовалась на первую встречу деда с внуком. Даже вздрагиваю. Егорка тянет руки ко мне, просится, чтобы взяла. Отказать не могу, поднимаю его и обнимаю. Вместе смотрим, как Исаев умиляется внуком.
Через полчаса нас выгоняют, мамочке нужно отдыхать. Мы прощаемся с дочкой и малышом. Так непривычно, у меня до сих пор в голове не укладывается, что я бабушка.
− Как тебе статус деда? — останавливаемся, чтобы одеть Егорку, на улице осень и дождь накрапывает.
Мимо нас проходит мужчина в белой накидке, прикрывая лицо букетом. А я слежу за ним, знакомый будто. Он опасливо оглядывается и ныряет в палату моей дочери. Догадка опаляет мозг. Забываю про Исаева. Он говорит что−то, но я уже бегу обратно к палате.
Степка!
Что он забыл здесь? Мужу моей сестры нечего делать у моей Юльки, если только… Вот гаденыш!
Вот почему Катюшка разговаривала со мной сквозь зубы. Этот ее поганец склонился над кроваткой моего внука и делает предположения, на кого он похож.
− Ты чего так рано? Мои еще не ушли, спалят ведь, − шипит на Степку Юлька.
− Да и ладно, все равно узнают. Я ушел от жены, квартиру снял пока для нас. А потом в твою квартиру переедем, снимать дорого.
− Губу закатай, мерзота! — толкаю дверь и делаю шаг через порог. — Вот значит, как, доченька! У любимой тетки мужика увела… А я думала, чего все тихушничаешь, а оно вон как!
Наступаю на Степку, хватаю с кровати букет и замахиваюсь. Мне так больно и обидно сейчас. Горит все внутри. Это предательство высшей категории. А что там теперь с моей сестренкой? Она все по врачам бегает, пытается родить от этого козла похотливого.
А он тут родил уже себе, оказывается. Бью не глядя, сзади меня кто−то тащит, разнимает. Выдохлась и прическа растрепалась, волосы на лицо упали. Букет в лохмотья, и голос осип, орать.
− Оля… да брось. Пошли отсюда, − слышу возле уха голос Стаса и теперь на него злость моя оборачивается.
Кто в грудь бил, что дочь воспитал? Кто укорял меня, что не до ребенка было. Воспитатель!
Юлька забилась в угол кровати и смотрит обиженно. А храбрец−папашка за кроватку с ребенком прячется. Герой!
− Вот тебе, а не квартира Юлькина, − показываю дулю. — Завтра же на продажу выставлю. Сам содержи теперь и ее, и своего…
Смотрю на малыша и мне безумно жаль, что он отец моего внука. Но ребенок рыжий, а Степка светлый.
− Я тест на отцовство сделаю. Не верю, что моя дочь такая дура, чтобы рожать от тебя.
− Женщина, не выйдете отсюда, я охрану вызову, − угрожает кто−то за спиной. — Все отделение своими воплями взбудоражили.
− Да ухожу уже, − бросаю не глядя. Потом снова на Степку смотрю испепеляюще. Отдышаться никак не могу. — А ты… ты у меня попляшешь еще. Чтобы я тебя больше не видела. И тебя, доченька, тоже. Тварь выросла, даже семью не пощадила, распотрошила… не дочь, а одно разочарование.
Иду на выход, чеканя шаг. Мне надо к Катюшке. Она там при смерти, наверное. Астматик же, а тут такой стресс. Названиваю, она трубку не берет.
Едва могу найти свою машину на парковке, хотя стоит перед носом. Вся расфокусированная. Хорошо, что дождь охлаждает лицо и становится легче. В голове горит, дышать тяжело, будто тоже астма началась.
Предательство… оно убивает. А предательство родных, как пули разрывные. На клочки рвут изнутри. Представляю свою сестренку сейчас. Понимаю, что ехать к ней бесполезно, даже не откроет.
Остается надеяться, что ее не сразил приступ астмы. И не сделала с собой ничего. Но вроде не должна, она у нас девочка благоразумная.
− Оль, ты бы за руль не садилась в таком состоянии, − догоняет меня Стас. — Давай я тебя отвезу, а завтра машину заберешь.
Хочется и на него наорать, избить. Поворачиваюсь и желание пропадает. Он тоже в шоке видимо, ребенку шапку задом наперед надел. Подхожу и поправляю как нужно, не терплю, когда что−то неправильно.
Егорка тянется ко мне, собираясь захныкать, кривит губешки. Забираю ребенка, обнимаю его. И тут что−то происходит. Будто кран открыли. Слезы сами бегут по щекам, смешиваясь с дождинками.
Исаев заталкивает меня буквально в свою машину. Отбирает сына, который упирается, не хочет покидать моих объятий. Усаживает его в детское кресло. Потом достает бардачок и протягивает мне пачку салфеток.
− Отвези к Кате, − прошу, вдруг сестра откроет.
Я теперь тоже для нее враг, наверное. Косвенно. И ничего не значит тот факт, что я только что все узнала.
− Ты бы не трогала ее с денек, − Исаев тоже знает повадки моей сестры. — Завтра поговорите, когда отойдет.
Киваю. Если дозвонюсь, то и среди ночи к ней поеду. Пишу сообщение, что я ничего не знала. Но и спустя час оно не прочитано. Стас привозит меня к себе, под предлогом того, чтобы я на мать не наезжала, пока не остыла.
Я сначала сижу в машине, выходить не хочу.
− Мама, поси, − мальчик тащит меня за руку, упирается всеми силами.
А Стасу его усилия только на руку. Ведь ребенок, ему не докажешь ничего. И что не я его мама, тоже не докажешь. Все равно не поймет. Сдаюсь на милость маленького танка.
Он отпускает мою руку, удостоверяясь, что иду следом и бежит вперед, неуклюже подпрыгивая. Падает, у меня аж сердце замирает, бегу, чтобы поднять, но Стас останавливает.
− Сам справится. Мужик же.
Егорка кряхтит, но не плачет, поднимается, смотрит на свою мокрую куртку и цокает. Так смешно, даже немного настроение поднимается. И правда, маленький мужичок.